* * *
Более всего ее утомляла скука. Необходимость заполнять часы, пока дочери в школе, сколь-нибудь осмысленными занятиями. Дела находились всегда: чтобы жизнь Эрика текла ровно, без сучка и без задоринки, приходилось немало потрудиться. В шкафу всегда должны были висеть свежевыстиранные, отутюженные рубашки, приемы для деловых партнеров необходимо было спланировать и провести по высшему разряду, а в доме все должно было блистать чистотой. Правда, у них была нанятая уборщица, которая приходила раз в неделю, но и между ее появлениями постоянно приходилось поддерживать порядок. Миллионы мелочей, которые должны были вовремя оказываться под рукой самым естественным образом, словно за этим и не стояла изрядная доля ее труда. Проблема заключалась лишь в том, что от такой жизни она готова была лезть на стенку. Ей нравилось сидеть дома, пока девочки были маленькие. Она любила возиться с малышами, даже подгузники меняла с удовольствием, чему Эрик не посвятил и секунды своего ценнейшего времени. Но ее все это не волновало, ибо тогда она ощущала себя нужной. Все было исполнено смысла. Именно она являлась центром их вселенной, она вставала по утрам раньше всех и зажигала для них солнце.
Теперь это чудесное время давно миновало. Дочери учились в старших классах, проводили большую часть времени с друзьями или в кружках, а на мать все больше смотрели как на обслуживающий персонал. Как и их отец. К своему глубочайшему разочарованию, она наблюдала, какими избалованными становятся дочери. Компенсируя свое неучастие в их жизни, Эрик вместо этого покупал им все, на что бы они ни указали пальцем, а его презрение к ней постепенно передавалось и им.
Луиза провела рукой по столешнице в кухне. Итальянский мрамор, привезенный по спецзаказу. Эрик сам выбрал его во время одной из своих командировок. Ей мрамор не нравился. Слишком холодный и твердый. Будь у нее возможность выбирать, она предпочла бы дерево, например, темный дуб. Она открыла одну из безукоризненно ровных, блестящих дверей кухонного шкафа. Опять холод, вкус без чувства. К своей рабочей поверхности из темного дуба она выбрала бы белые фасады в деревенском стиле, окрашенные вручную, чтобы следы кисточки виднелись на поверхности, придавая ей жизнь и колорит.
Ладонь Луизы потянулась к большому бокалу для вина. Свадебный подарок родителей Эрика. Разумеется, ручной работы. Прямо за свадебным ужином она выслушала длинную лекцию матери Эрика о маленькой, но эксклюзивной стеклодувной мастерской в Дании, где им сделали эти бокалы по особому заказу.
Что-то в ней встрепенулось, и пальцы сами собой разжались. Бокал разбился на тысячи осколков от удара о черную каменную плитку. Плитка, разумеется, тоже была итальянская. В этом, как и во многом другом, Эрик походил на своих родителей - отечественное его не устраивало. Чем больший путь проделала вещь, тем лучше. Конечно, если она приехала не из Тайваня. Луиза усмехнулась, переступила через осколки стекла и взяла новый бокал, направляясь к картонной упаковке с вином, стоявшей возле мойки. Эрик только фыркал, видя вино в "тетрапаке". Его интересовали только бутылки вина стоимостью в несколько сотен крон. Ему бы и в голову не пришло осквернять свои вкусовые рецепторы вином ценой по двести крон за пять литров. Иногда она втихомолку подливала в его бокал свое вино вместо тех роскошных французских или южноафриканских, которые распивались под длинные рассуждения об их превосходных качествах. Видимо, ее дешевое вино обладало теми же качествами, ибо он ни разу не заметил подмены.
Именно такие мелкие мстительные проделки позволяли ей выносить свое положение, не расстраиваться по поводу того, что он настраивает против нее дочерей и трахается с ее парикмахершей.
Луиза подставила бокал под краник, наполнила его до краев и чокнулась с собственным отражением в полированной стальной дверце холодильника.
* * *
Мысль о письмах не оставляла Эрику. В тревоге она бродила туда-сюда по дому, но в конце концов ей пришлось присесть за кухонный стол, когда ноющая боль в крестце стала невыносимой. Взяв блокнот и ручку, она поспешно записала то, что ей запомнилось из писем, которые она видела дома у Кристиана. У нее была отличная память на тексты, так что ей, скорее всего, удалось восстановить все письма почти дословно.
Снова и снова перечитывая свои записи, она чувствовала, что с каждым разом короткие строчки кажутся ей все более и более угрожающими. У кого могли быть причины так ненавидеть Кристиана? Эрика только покачала головой. Невозможно было определить, кто написал письма - женщина или мужчина. Но что-то в их тоне, в строении фразы и выборе выражений наводило на мысль, что за ними стоит женщина. Это была женская ненависть, не мужская.
Поколебавшись, она потянулась к телефону, но потом отдернула руку. Вероятно, это глупая затея. Но прочтя слова в блокноте еще раз, она все же схватила мобильник и набрала номер, который знала наизусть, - Габи.
Директор издательства ответила после первого же сигнала.
- Привет, это Эрика.
- Эрика! - И без того резкий голос Габи поднялся еще на октаву, так что Эрике пришлось держать телефон на расстоянии от уха. - Как дела, дорогая? Детки еще не собрались выбраться на свет божий? Ты же знаешь, близнецы обычно рождаются раньше!
Казалось, Габи разговаривает на бегу.
- Нет, пока никаких предвестников, - ответила Эрика, стараясь сдержать раздражение. Она не понимала, почему все, как сговорившись, без конца повторяют ей, что близнецы обычно родятся раньше срока. В любом случае она сама это скоро узнает. - Я звоню по поводу Кристиана.
- Да-да, как у него дела? - спросила Габи. - Я пыталась дозвониться до него, но его милашка жена отвечает, что его нет дома, во что я ни капли не верю. Ужасно, когда он вот так взял и рухнул в обморок. Завтра утром у него первая встреча с читателями с раздачей автографов, и мы должны как можно скорее знать, нужно ли ее отменять, что, конечно, было бы крайне нежелательно.
- Я встречалась с ним, и он вполне в состоянии завтра подписывать книги. По этому поводу ты можешь не волноваться, - проговорила Эрика и сделала паузу, готовясь перейти к главной теме. Сделав глубокий вдох, насколько позволял ее сильно сокращенный объем легких, она продолжала: - Я хотела спросить тебя об одном деле.
- Пожалуйста, спрашивай.
- В издательство не приходило ничего такого, что касалось бы Кристиана?
- Что ты имеешь в виду?
- Меня интересует, не приходили ли письма или сообщения по электронной почте для Кристиана или по поводу него. Угрожающего содержания.
- Письма с угрозами?
Эрика все больше чувствовала себя как ребенок, нажаловавшийся учительнице на одноклассника, но отступать было уже поздно.
- Дело в том, что в течение последних полутора лет Кристиан получал письма с угрозами - примерно с тех пор, как начал работать над книгой. И я вижу, что его это сильно беспокоит, хотя он и не желает в этом признаваться. Я подумала, что и в издательство могли прислать что-нибудь в этом духе.
- Боже мой, да что ты такое говоришь? Нет, нам ничего такого не приходило. А там написано, от кого они? Кристиан знает, кто их написал?
- Они анонимные, и мне показалось, что Кристиан не догадывается, от кого они. Но ты знаешь его - не факт, что он рассказал бы, даже если бы знал. Если бы не Санна, я бы вообще ничего не узнала. Его обморок на вчерашнем приеме связан с тем, что открытка на букете была от того же человека, который посылал ему письма.
- Просто безумие какое-то! Это как-то связано с книгой?
- Этот вопрос я задала самому Кристиану. Но он решительно заявляет, что никто не может чувствовать себя задетым тем, что написано в книге.
- Да уж, все это просто ужасно. Позвони мне, если выяснишь что-нибудь еще, хорошо?
- Постараюсь, - ответила Эрика. - И, пожалуйста, не говори Кристиану, что я тебе об этом рассказала.
- Разумеется, не скажу. Все это останется между нами. Буду строго следить за корреспонденцией, которая касается Кристиана. Сейчас, когда книга появится в продаже, письма пойдут.
- Приятно, что он получил такие отзывы критиков, - проговорила Эрика, чтобы сменить тему.
- Это просто потрясающе! - воскликнула Габи с энтузиазмом, так что Эрике снова пришлось держать трубку на расстоянии. - Я уже слышала краем уха разговоры, что его собираются выдвинуть на соискание премии Августа Стриндберга. Не говоря уже о том, что десять тысяч экземпляров уже отправились в магазины.
- Невероятно, - пробормотала Эрика, и ее сердце переполнилось гордостью. Она как никто знала, сколько труда вложил Кристиан в эту рукопись, и ее безгранично радовало, что усилия оказались небесплодными.
- Согласна, моя дорогая, - прощебетала Габи. - Прости, не могу больше говорить, мне нужно сделать пару срочных звонков.
Что-то в последней реплике Габи испортило Эрике настроение. Наверное, следовало сначала подумать, прежде чем звонить главе издательства. Подумать, успокоиться. Словно в подтверждение этой мысли, один из близнецов сильно пнул ее под ребра.
* * *
Это было такое странное чувство - счастье. Поначалу Анна долго привыкала к нему и не сразу научилась жить с ним. Но это было так давно, что теперь уже и не скажешь, было ли это на самом деле.
- Дай сюда! - крикнула Белинда и кинулась вслед за Лисен, младшей дочерью Дана, которая с визгом спряталась за Анной, сжимая в руке зубную щетку старшей сестры. - Я не разрешаю брать мои вещи! Дай сюда!
- Анна! - Голос Лисен звучал умоляюще, но Анна вытащила ее из-за спины и поставила перед собой.
- Если ты взяла зубную щетку Белинды без разрешения, то немедленно верни.
- Вот так тебе! - воскликнула Белинда.
Анна бросила на нее строгий взгляд.
- А тебе, Белинда, совершенно необязательно гонять сестру по всему дому!
Белинда пожала плечами:
- Кто берет мои вещи, пусть пеняет сам на себя.
- Вот скоро родится братик, - сказала Лисен, - он все твои вещи раздерет!
- Я все равно скоро буду жить отдельно, так что портить он будет твои вещи! - ответила Белинда и высунула язык.
- Послушай, тебе сколько лет - восемнадцать или пять? - проговорила Анна, не в силах сдержать улыбку. - Почему вы так уверены, что будет мальчик?
- Мама говорит, что когда у тетеньки становится такая большая попа, как у тебя, - значит, будет мальчик.
- Цыц! - прикрикнула Белинда, сверкнув глазами на Лисен, которая не совсем поняла, что именно сказала не так. - Извини, - добавила она, обращаясь к Анне.
- Да ничего страшного, - проговорила Анна, улыбаясь, но в глубине души все же почувствовала себя задетой.
Стало быть, бывшая жена Дана считает, что у нее толстая задница. Однако даже такие комментарии, которые, впрочем, не лишены были доли истины, не могли испортить ей настроение. Она, без всяких преувеличений, побывала на самом дне, и дети - вместе с ней. Несмотря на все, что им довелось пережить, Эмма и Адриан стали спокойными и уравновешенными ребятами. Иногда ей с трудом верилось, что все это не сон.
~~~
- Ты обещаешь хорошо вести себя при гостях? - спросила мать, глядя на него серьезным взглядом.
Он кивнул. Никогда в жизни ему не пришло бы в голову вести себя плохо - так чтобы матери стало за него стыдно. Единственное, чего бы ему хотелось, - всегда и во всем угождать ей, чтобы она продолжала любить его.
Зазвенел дверной звонок, и мать резко поднялась.
- Они пришли!
В ее голосе ему послышалось радостное возбуждение - новый оттенок, встревоживший его. Иногда мать преображалась до неузнаваемости после этого мелодичного звука, который сейчас отдавался вибрацией в стенах ее спальни. Но ведь необязательно, чтобы и в этот раз все было именно так.
- Давайте повешу ваше пальто, - донесся из холла голос отца, сопровождаемый неразборчивым бормотанием гостей.
- Иди к ним, я сейчас приду.
Мать махнула ему рукой, и он ощутил запах ее духов. Она присела на пуфик перед туалетным столиком и еще раз проверила, в порядке ли прическа и макияж, с удовольствием разглядывая свое отражение в зеркале. Он замер на пороге, с восторгом глядя на нее. Когда их глаза встретились в зеркале, между ее бровей пролегла недовольная морщинка.
- Разве я не сказала тебе, чтобы ты спускался вниз? - спросила она строго, и он почувствовал, как чернота на мгновение снова сжала его в своих объятиях.
Смущенно опустив голову, он стал спускаться в холл, откуда доносилось гудение голосов. Матери не придется за него краснеть.
~~~
При каждом вздохе горло обжигало холодным воздухом. Он обожал это чувство. Все считали, что только сумасшедший может совершать пробежки зимой. Но он предпочитал тренироваться зимой, чем летом в гудящий зной. А в выходные, как сегодня, он пользовался случаем, чтобы пробежать лишний круг.
Кеннет бросил взгляд на свои часы. В них имелись все функции, необходимые для успешной тренировки: измеритель пульса, шагомер, даже память на результаты предыдущей пробежки.
Сейчас его целью было пробежать Стокгольмский марафон. Он уже участвовал в нем дважды, так же как и в Копенгагенском марафоне. Двадцать лет он регулярно бегал, и если бы его спросили, как он хочет умереть, он предпочел бы через двадцать-тридцать лет упасть прямо на бегу. То чувство, которое его охватывало, когда он бежал, когда ноги несли его вперед, отбивая четкий ритм, постепенно сливающийся с биением сердца, - это чувство невозможно было сравнить ни с чем. Даже усталость, тяжесть в ногах, когда выделялась молочная кислота, стала привычной вещью, от которой он с годами научился получать удовольствие. Когда он бежал, то чувствовал, что живет. Лучше он и не мог бы это объяснить.
Приближаясь к дому, он замедлил темп. Прямо перед своим крыльцом некоторое время совершал бег на месте, затем, взявшись за перила, сделал растяжку. Воздух вырывался изо рта белым облаком, и он чувствовал себя чистым и сильным, пробежав в быстром темпе двадцать километров.
- Это ты, Кеннет? - донесся голос Лисбет из гостевой комнаты, когда он хлопнул входной дверью.
- Да, это я, моя дорогая. Я сейчас быстренько приму душ и приду к тебе.
Повернув кран горячей воды до предела, он встал под жесткие струи. Этот момент был, пожалуй, самым приятным. Он испытывал такое блаженство, что только усилием воли мог заставить себя выйти из-под душа. Вылезая из душевой кабины, он поежился. По сравнению с атмосферой там, внутри, в ванной было холодно, как на Северном полюсе.
- Ты принесешь мне газету?
- Конечно, моя дорогая!
Джинсы, футболка и джемпер - и он готов. Засунув ноги в кроксы, купленные летом, он побежал к почтовому ящику, висевшему на заборе. Вынимая газету, заметил письмо, прилипшее к ее сгибу. Должно быть, не заметил его вчера. Когда он прочел свои имя, написанное черными чернилами, в животе у него все сжалось. Только не это!
Войдя в дом, он тут же вскрыл конверт и прочел письмо, стоя в холле. Текст был краткий и странный.
Кеннет перевернул карточку, чтобы посмотреть, нет ли там еще чего-нибудь. Но нет, ничего. Только две загадочные строчки.
- Ты чего так долго, Кеннет?
Он поспешно спрятал письмо.
- Мне тут надо было кое-что проверить. Уже иду!
Держа в руках газету, он направился к двери ее комнаты. Белая карточка, исписанная причудливым почерком, жгла задний карман брюк.
* * *
Это уже стало дурной привычкой - почти зависимостью. Она не могла обходиться без того чувства восторга, которое охватывало ее, когда она читала его почту, рылась у него в карманах, скрупулезно проверяла его счета. Каждый раз, не обнаружив ничего предосудительного, она буквально расслаблялась всем телом. Но этого хватало ненадолго. Вскоре ее снова охватывала тревога, напряжение нарастало, и в конце концов все ее рациональные аргументы, что так нельзя, что надо сдерживаться, рушились. И она снова садилась за компьютер. Вводила адрес и пароль от его почтового ящика, который давно раскусила. У него везде был один пароль - дата рождения, чтобы легко было запоминать.
На самом деле у нее не было никаких оснований для подозрений, которые жгли ей грудь, царапали ее изнутри, так что временами ей буквально хотелось кричать. Кристиан никогда не давал ей никакого повода. За все эти годы постоянных проверок она ни разу не обнаружила ничего странного. Казалось, он ясен, как открытая книга, но это было не так. Иногда у нее возникало чувство, что он находится где-то совсем в другом месте, в другом мире, куда она не имеет допуска. И почему муж так мало рассказывал о себе? Сказал, что его родители давно умерли, и ей ни разу не довелось встречаться хоть с кем-нибудь из его родственников, которые у него все же должны быть. Друзей детства у него тоже не было, и никакие старые знакомые никогда не проявлялись. Создавалось впечатление, что он начал существовать в тот самый миг, когда познакомился с ней и переехал во Фьельбаку. Она даже не видела никогда квартиру в Гётеборге, где он тогда жил - Кристиан нанял фургон и поехал туда один, чтобы привезти свои немногочисленные пожитки.
Санна пробежала глазами новые сообщения в папке "Входящие". Несколько писем от издательства, несколько газет, которые хотели взять у него интервью, общая рассылка от муниципалитета касательно его работы в библиотеке. Ничего особенного.
Как всегда, на душе у нее было светло и легко, когда она вышла из его почтовой программы. Прежде чем отключить компьютер, она по привычке проверила список последних посещенных сайтов, но и там не обнаружилось ничего необычного. Кристиан заходил на сайт "Экспрессен" и "Афтонбладет", на сайт издательства, да еще искал новое детское автокресло в интернет-магазине.
Но что все-таки за странная история с письмами? Он упрямо повторял, что понятия не имеет, кто стоит за этими загадочными строчками. Однако что-то в его тоне противоречило словам. Санна не могла точно сказать, что именно, и это доводило ее до полного отчаяния. Что он скрывает? Кто посылает ему эти письма? Может быть, они от любовницы? От бывшей любовницы?
Она сжала кулаки, потом разжала их и заставила себя дышать спокойно. Краткое ощущение облегчения ускользнуло, и она напрасно внушала себе, что все в порядке. Уверенность. Вот и все, что ей нужно. Она хотела знать, что Кристиан любит ее.
Но в глубине души она осознавала, что на самом деле он никогда ей не принадлежал. Кристиан всегда искал что-то другое, кого-то другого - все годы их совместной жизни. Она знала, что он никогда не любил ее. Во всяком случае, по-настоящему. И в один прекрасный день он найдет то, что искал, - ту, которую он на самом деле полюбит, а она останется одна.