– Это не все! – зло заявила Раиса. – Есть запись и похлеще! Все записано, как ты с этой мерзавкой любовь крутишь! Что ты с ней делал на даче своего директора, негодяй?!
Махмуд вмиг отрезвел и постарался взять себя в руки. Творилось что-то совершенно невообразимое. И в плохом сне такое не увидишь. Он не считал себя идиотом, не понимающим, что происходит. Но спина почему-то покрылась липким потом. Где-то совсем рядом крутился вопрос, который он никак не мог толком сформулировать. Наконец удалось сосредоточиться.
– Подожди кричать, ты мне скажи, откуда у тебя эти записи?
– Добрые люди подсказали!… – И снова бурным потоком хлынули обвинения в неверности, в разрушении семьи, черном предательстве и нарушении всех обычаев предков.
– Кто эти люди? – настаивал Махмуд, будто от этого знания зависела вся его жизнь.
– Есть такое агентство, где ловят таких мерзавцев, как ты!
– Хорошо, я не спрашиваю, как их зовут. Но ты скажи, когда была у них?
– В субботу была! – ответила Раиса, не понимающая еще, какое все это может иметь значение.
– В субботу… – окончательно растерялся Махмуд.
Он вспомнил, что в субботу всего и сделал-то – съездил за своей оставленной в Коптеве "семеркой". А все воскресенье провел дома с дочками. Что же получалось? Значит, он всю прошедшую неделю, с момента возвращения Лины из Америки, был под колпаком у какого-то агентства? Или это она была под колпаком?! За ней кто-то вел пристальное наблюдение, а он, дурак, оказался случайным при ней свидетелем… Ну конечно, а как же иначе! Другого варианта и не могло быть… Но как, как это все могло получиться?! Они же вдвоем были – и в машине, и на даче у этого проклятого Самарина!
– Скажи, как называется агентство?
– Не скажу! Мне достаточно того, что тебя уличили в низкой и грязной измене!
Ну да, с нее теперь что взять? У нее все карты в руках, и такие козыри!
– Я виноват, я признаю свою страшную вину, но я постараюсь все объяснить. Иногда ради большого дела нам, мужчинам, приходится чем-то жертвовать. Но я повторяю: когда дело очень большое. Очень денежное. Да, к сожалению, приходится. Даже с какой-то бабой иногда переспать. Особенно если совсем нет другого выхода. Но ты мне скажи, кто тебя направил к этим людям? – Он ткнул пальцем в магнитофон. – Скажи, для меня это сейчас очень важно! Я все тебе объясню.
– Ну какая разница? – Раисе была непонятна настойчивость мужа, а потом, она ведь обещала не разглашать только название агентства, не больше. – Ну Самарина посоветовала. Людмила Николаевна. Я с ней по телефону разговаривала.
– Ты с ней знакома? – подозрительно спросил Махмуд.
– Познакомишься! Когда горькая нужда заставит…
"Кажется, пронесло", – подумал Махмуд.
Он видел жену академика в аэропорту, где и она тоже вполне могла его видеть. С Линой. После ее прилета. Вот теперь картинка стала как бы проясняться…
Это, вероятнее всего, именно Самарина и установила наблюдение за своей соперницей – об этой же связи все только и талдычат в институте. А все остальное, включая магнитофонные записи, есть результат ее мести Ангелине Васильевне. Махмуд понял, что он совершенно зря "засветился" в аэропорту. Но тем не менее все, оказывается, не так страшно. Знать бы еще, вспомнить, о чем они болтали с Линой в машине и кровати… Но теперь пусть уже она сама это вспоминает.
Родственники, заметил Махмуд, никак не могли врубиться, почему он, после стольких обвинений и их подтверждений, следовавших из записи, вроде бы обрел некое равновесие. А это было и в самом деле так.
Слово взял все время молчавший дядя Ахмет. Сухой и седовласый, с задубелым коричневым лицом, которое ничего не выражало, он сидел на диване, не снимая высокой своей папахи. И вот сделал жест рукой, призывающий к молчанию. Братья Раисы, которые сидели у стола и, мало слушая, что говорил Махмуд, негромко обсуждали какие-то собственные дела, вмиг смолкли и насторожились. Старший говорить хочет!
– Ты совершил большой грех, Махмуд, – медленно заговорил на родном аварском языке старый Ахмет. – Ты оскорбил жену, которую послал тебе Аллах, и значит, оскорбил всех нас. Что говорит священная книга Коран? "А кто приобретет грех, тот приобретет его против самого себя: поистине, Аллах – знающий, мудрый!" Совершив оскорбительный поступок, ты уже сам наказал себя. Но этого мало – понять свой грех! Ты, Махмуд, должен ответить за него. Перед своей женой и детьми. Перед нами, которые сели в самолет и, не считаясь с собственными заботами и здоровьем, прилетели сюда, чтобы направить тебя на путь истинный. И ты, как глава своей семьи, должен немедленно сделать суровый для себя вывод и дать торжественную клятву, что никогда не коснешься этой неверной женщины, которая, как мы видим, уже не одного тебя сбила с праведного, истинного пути. Ты немедленно забудешь ее, отвратишь от нее свое лицо. Вот на ковре висит кинжал твоего деда, который был очень уважаемым человеком. Потом кинжал перешел к твоему отцу – тоже мудрому человеку, которого все уважали. Сейчас этот кинжал возле твоих рук. Но ты еще не обрел достоинства владеть им. Ты ушел от родных гор, живешь в большом городе, в котором много своих обычаев, непонятных нам. Мы не хотим отрекаться от тебя, Махмуд, если ты сам не заставишь нас это сделать…
Махмуд встал и виновато опустил голову, признавая все обвинения в свой адрес.
– Мы не можем обагрить кровью той презренной женщины лезвие этого кинжала, закон гор запрещает нам это делать! Но у нас есть много других способов наказать и тебя, и ее. Помни об этом, Махмуд. И пусть всемогущий и справедливый Аллах не лишит нас своей милости.
Старый Ахмет замолчал и словно ушел в себя.
– Раиса, – мрачно сказал Махмуд, – поверь мне, я больше не обижу тебя. Что еще говорить? – Он пожал плечами и сел. Немного подумал и добавил: – Надо дорогих гостей как следует угостить. С дальней дороги наша родня. Тебе помочь?
– Сиди уж, – буркнула Раиса и поднялась, сунув под мышку злосчастный магнитофон, – сама управлюсь.
– Пойду руки помою, – сказал Махмуд и отправился в ванную.
Его догнал младший из братьев – Максуд. Лукаво глядя в глаза провинившемуся родственнику, зашептал:
– Слушай, она так кричит! Сатана, а не баба. В самом деле от нее нет покоя?
– Да нет, – неохотно ответил Махмуд, – Раиса просто сорвалась. Нелегко ей тут, я понимаю.
– При чем здесь Райка? Я про ту, что на пленке! Не познакомишь?
– А как же дед? – насмешливо спросил Махмуд.
– Так я неженатый, мне все можно…
– Да, – вздохнул тяжко Махмуд. – Ты все можешь…
"Какая великая несправедливость судьбы, – печально думал он. – И старик еще этот… Черт их всех принес, радетелей…"
Застолье прошло спокойно, без укоров, а хмурость Махмуда все посчитали за его искреннее раскаяние. Лишь ложась спать, он едва удержался, чтобы не сорвать на жене свою злость.
– И сколько же ты заплатила за это? – Он пренебрежительно кивнул в сторону стоящего на книжной полке магнитофона. Она поняла, о чем речь, и обидчиво поджала губы.
– Целых сто долларов. А могла и гораздо больше.
– Смотри-ка, – хмыкнул он, – совсем, оказывается, и недорого. А я тебе собирался принести в тысячу раз больше, понимаешь? Да вот и не знаю теперь, как получится.
Он вздохнул. Жена обиженно промолчала.
…Родственники прожили два дня и благополучно уехали. Старик сидел перед телевизором с каменным выражением на лице и наблюдал за событиями на Северном Кавказе, а братья носились по Москве: воспользовались случаем и решали какие-то свои торговые дела.
Младший, Максуд, еще пару раз попробовал было намекнуть, чтоб Махмуд познакомил его с Линой, но, не встретив сочувствия, отстал. Махмуд отвез их на вокзал, проводил и забыл о том, что они тут были.
Зато он испытал почти сладкое чувство мести, когда, встретив Лину в институте, отвел ее в сторонку и небрежно заявил, что за ней следят, что их встречи были зафиксированы и даже чуть не стали поводом для развода в его семье. Ангелина испугалась, хотя пыталась скрыть свою растерянность за наигранной беспечностью. Но заметила тут же, что их договор остается в силе, просто теперь придется быть крайне осторожными. И снова в ее глазах вспыхнула знакомая и щемящая сердце готовность возобновить прежние отношения. Но Махмуд проявил суровость, отвечая на ее немой призыв тем, что должен подумать, что у него практически не остается свободного времени, так как испытания изделия с порядковым номером "68" намечены совсем скоро, может быть, в течение недели-другой. И Козлов уже в буквальном смысле копытом бьет, торопя завершение работ. Он – военпред, с него и спрос. И вообще, глядя как бы со стороны на свои отношения с Ангелиной, он не понимал, какие могут быть страдания! Ну красивая баба, ну удобная во всех смыслах, однако разве это все для настоящего мужчины? Какая может быть ревность, если эта женщина пользуется собой как хитрым инструментом для достижения собственной же цели! И все-таки было приятно осознавать, когда видел, как она шла по коридору, как на нее оглядываются мужчины: ты один знаешь, что можешь в любой момент проявить свою власть над ней. Нет, надо обязательно найти ту кассету, которую куда-то хорошо запрятала Раиса, и выбрать момент, послушать, что у них там было и почему у Максудика так разгорелись глаза?… Ведь именно эту часть записи почему-то не разрешила ему услышать жена на том идиотском судилище. Значит, было что скрывать…
Глава седьмая. ДЬЯВОЛЬСКАЯ СИТУАЦИЯ
Всеволод Мстиславович велел секретарше пригласить Ангелину Васильевну. Та явилась немедленно, вся светясь ожиданием. Он хмуро взглянул на нее и опустил глаза к документам, лежащим перед ним на огромном письменном столе.
– Присаживайся, – сказал как посторонней, а сам продолжал пальцами левой руки бегать по клавиатуре компьютера, поглядывая на экран монитора.
У Лины было ощущение, что он чем-то либо смущен, либо озабочен и теперь размышляет, с чего начать. Это было странным для Самарина: уж она-то знала прекрасно, что за словом он никогда в карман не лез.
– Есть новости? – спросила осторожно.
– Вот именно, – буркнул он и отмахнулся от компьютера, как от надоевшего собеседника.
Он внимательно, поверх узких квадратных очков в золотой оправе посмотрел на нее и спросил:
– Ты когда в последний раз была в Бору?
Ах вон оно что! Кто-то уже успел донести…
– С неделю, наверное… А, да вот когда мы возвратились! А что, появились вопросы?
– Чего ты там забыла? – Юмора в его взгляде не было, это уж точно.
– Как обычно… – она пожала плечами. – Требовалось одну беседу провести. В связи с интересующей нас проблемой. Я сделала ошибку?… Просто тогда другого места не нашлось. Да и времени было в обрез. Сам знаешь. Но я повторяю: у тебя трудности?
Он не ответил, откинулся в кресле, скрестил пальцы перед собой на столе, словно бы невидящими глазами уставился на Лину. И в его взгляде она не увидела обычной живости, веселого огонька, который появлялся всегда, когда она садилась вот так, напротив него, беспечно закидывая ногу на ногу.
– Ключи с собой? – спросил наконец.
– В сумочке. Сказал – я бы захватила. Принести сейчас? – Она с готовностью поднялась.
– Да сиди, – поморщился он, а она открыто улыбнулась.
– Вопрос: меня увольняют?
– Почему? – Он еще больше нахмурился. – С чего ты взяла?
– Это не я, – продолжала беспечно улыбаться Лина, – это из анекдота… Секретарша видит, как из кабинета ее шефа рабочие выносят диван, и в панике кидается к своему начальнику: "Вы меня увольняете?!"
Он мрачно хмыкнул:
– И откуда у тебя столько берется?… Одни глупости на уме… Ты права, есть некоторые новости, причем не самые приятные. Я тут днями встречался с одним… покупателем, понимаешь?
– Ах, он уже прилетел? А почему ж я не знаю?
– Будет лучше, если мы избежим разговора на эту тему.
– Даже так?
– Не перебивай, пожалуйста. Повторяю, я, – подчеркнул он, – встретился с ним. Провел соответствующую локацию. В общем, он готов согласиться, что к оговоренной сумме, ввиду новых обстоятельств, вполне реально может добавиться еще сотня. Ты понимаешь?
Она кивнула.
– Но одновременно возникли некоторые сложности. Вот какого рода. Ну… мы же знаем, что фирма "Нептун", занимающаяся разработками близкой нам тематики, на мировом рынке известна, мягко говоря, не очень. Я полагаю, что ее профиль – скорее сбор и анализ разработок, подобных нашей. Впрочем, нас с тобой это не должно волновать, живем уже, слава богу, в открытом мире, идеи носятся в воздухе, сегодня – ты, а завтра – я, как поется в известной опере. Проблема в другом. Фирма готова, имея в виду финансовую сторону, пойти нам навстречу, однако по-прежнему ставит довольно жесткие условия. Ты о них уже знаешь. Вчера я был на Арбатской площади, в министерстве, ты понимаешь… Третьим собеседником был представитель Росвооружения. У них уже имеется, как он выразился, своя программа по поводу "шестьдесят восьмой".
– Ну молодцы! – вырвалось у Ангелины.
– То-то и оно, – вздохнул Самарин. – И они ждут испытаний, чтобы, как я понял, немедленно запустить свой проект. Ну, естественно, там премии, то, другое… Как обычно. Словом, как ты однажды заметила, отдай жену дяде…
– А сам – в гости к бляди, – в тон ему добавила Лина.
– Ох, ну что мне с тобой делать?…
– Что обычно, – лукаво подмигнула она.
– К этому мы еще вернемся, я не забуду, – многообещающе сказал он. – Словом, я кое-что продумал…
– Мы уже, кажется, обсуждали эту тему?
– Ее придется обсуждать до тех пор, – строго сказал Самарин, – пока у нас не будет стопроцентной уверенности, ясно?
– Слушаюсь, мой шеф.
– Не паясничай, проблемы гораздо серьезнее, чем тебе представляется. Но они, ко всему прочему, кажется, крупно осложнились. По непонятной для меня причине. Точнее, я думаю, мне удалось разгадать эту причину…
– Ну говори же, не томи. Я, что ли?
Самарин с каким-то новым интересом – в этом Лина могла бы поклясться – посмотрел на нее.
– Воистину женщина – вечная загадка… Скажи мне, за последнее время ты не заметила за собой… ну, наблюдения, слежки?
– Ах вон в чем дело! Я не заметила, но мне об этом уже сказали.
– Та-ак… – выдохнул Самарин. – И что же? Вернее, кто?
– Ты будешь сильно смеяться, но заказчиком слежки выступила ревнивая сверх меры супруга нашего Мамедова, который, как тебе, вероятно, известно, встречал меня тогда в Шереметьеве. А дальше – внимание: она это сделала с подачи твоей уважаемой Людмилы Николаевны. Не больше и не меньше. Выводы можешь сделать сам.
– Та-ак… – уже зло выдохнул Самарин. – Это точно?
– Точнее быть не может, мадам Мамедова целый спектакль устроила у себя дома. С привлечением кавказских родственников. И соответствующими угрозами в мой адрес. Вот такие дела, любимый…
– Ч-черт знает что!
– А у тебя дома тоже возникли проблемы?
– Какой, к дьяволу, дома?! Но теперь-то мне уже совсем понятно…
– Может, поделишься?
– К чему бы тогда я затевал этот разговор!… Так вот, мы встретились, как я тебе уже говорил, там у нас, в Бору. Накоротке, я бы сказал. Собственно, вся информация свелась к лишней сотне. Ну и плюс соответствующие условия. На них он особенно настаивал. А я долго не мог понять почему. И только вчерашний разговор у заместителя министра поставил наконец все точки. Нас опять хотели, как говорится, женить. А мы и не знали, что уже и невесту успели уговорить. Оказывается, нашей "шестьдесят восьмой" даже и место предопределено на ближайшем салоне в Рабате, в сентябре нынешнего года. Но последним условием участия должны быть успешные испытания. Их и приурочили под учения, которые ВМС буквально днями начинают на Севере. Однако нас господа военачальники и иже с ними ставят об этом в известность буквально накануне. А вот там, – Самарин кивнул за окно, – у Эрика, понимаешь, все давно известно и разложено по своим полочкам. Видишь теперь, какая игра наметилась?
– Пока я вижу лишь одно: нам опять хотят натянуть нос. Иначе говоря, одни хотят захапать крупный куш, оставив нас в стороне, а другие намерены сорвать наше участие на салоне в Рабате, чтобы успеть сделать соответствующий прыжок самим, так?
– В принципе верно. Но если в первом случае, как ты сказала, мы можем иметь или, точнее, рассчитывать на утешительный приз, на который расщедрится наш "арбатский Пентагон", то во втором случае… короче, сама знаешь, все будет зависеть от того, примем ли мы условия Эрика. Осознаешь ситуацию?
– Пока я осознаю только одно: академик в замешательстве. Но никак не могу понять, чем оно вызвано? То, о чем ты сейчас мне поведал, мы уже обговаривали, и не раз. И пришли к определенному решению. Тебя смущают испытания?
– Не только! Мне гораздо больше не нравится вся эта история со слежкой. Ты меня уверила, что с этими твоими мужиками все будет чисто…
– Они такие же мои, как и твои. И, кстати, они не мне, а именно тебе подчиняются. А я просто стараюсь. По мере сил. Ты бы лучше сам поскорее решил вопрос со своей дражайшей половиной. У меня лично такое ощущение, что ты своей нерешительностью и мягкостью довел дело до того, что твоя мадам решилась идти ва-банк. И не только сама, она теперь и все наше дело может поставить под удар. Однако не пора ли вернуться к нашим баранам?