Толик вздрогнул и посмотрел в зеркальце недоумевающим взглядом.
Элла дернула меня за руку.
– Тихо!
– Молчу, молчу, – зашептала я. – Зачем тебе столько?
Элла смотрела прямо перед собой больными воспаленными глазами и молчала.
– Ясно, – сказала я обреченно. – У него денежные затруднения!
– У него день рождения, – ответила Элла безнадежным ровным голосом. – Я хотела ему подарок купить, а Макс мне денег не дал.
– Правильно сделал, – одобрила я сурово.
Элла повернулась ко мне. Ее лицо было таким несчастным, что желание осуждать пропало само собой.
Я раскрыла сумочку и отсчитала три тысячи долларов.
Протянула Элле и сказала:
– Бери.
– Спасибо, – прошептала приятельница. И на бледных щеках появился румянец. – Я отдам…
– Не в этом дело, – перебила я.
– Тебе денег жалко?
– Дурочка! – ответила я с горечью. – Денег мне не жалко, мне тебя жалко. Он тебя хоть пригласил?
Элла молча опустила голову.
– Понятно, – сказала я. – Без приглашения попрешься?
– Нет, – ответила Элла ровным голосом. По ее щекам покатились слезы. – Не попрусь. Пошлю подарок ему домой, и все.
– Очень трогательно, – съязвила я. – А что дарить собираешься?
Элла пожала плечами.
– Не знаю. Может, золотой портсигар куплю… Поезжу поищу…
Я вздохнула.
– Отговаривать тебя, конечно, бессмысленно?
– Прошу тебя, не надо! – тихо попросила Элла, и я замолчала.
Терпеть не могу произносить занудные сентенции. Особенно для тех, кто в них не нуждается.
– Сама-то что делать будешь? – вежливо поинтересовалась Элла. Получив деньги, она заметно повеселела.
– Еще не решила, – ответила я. – Похожу по улицам, погуляю. Может, что-то вспомню.
– В половине второго подходи к школе, – начала Элла свой обычный инструктаж. – У Генриэтты закончатся уроки, и мы поедем домой. Мобильник у тебя с собой?
Я проверила сумочку.
– С собой.
– Дай блокнот.
– Зачем? – удивилась я.
– На всякий случай. Запишу тебе адрес школы и номер моего мобильника.
– Я помню!
– На всякий случай! – непреклонно повторила Элла.
Я без слов протянула ей записную книжку.
Элла быстро нацарапала в ней нужные адреса и телефоны.
– Вот, – сказала она, возвращая мне книжку. – Теперь я более или менее спокойна. Дать тебе ключи от московской квартиры?
– Зачем?
– На всякий случай, – повторила Элла полюбившееся заклинание. – Если устанешь, зайдешь и отдохнешь.
– Интересно, кто меня в дом пустит? – поинтересовалась я. – Карточки жильца у меня нет!
– Ах, да! – спохватилась Элла. Подумала и нашла выход:
– Ничего страшного! Я позвоню охранникам на пульт и предупрежу! И консьержке позвоню…
– Не стоит, – оборвала я ее порыв. – Спасибо, конечно, но до половины второго я как-нибудь продержусь.
– А если уста…
– Если устану, зайду в кафе и отдохну, – успокоила я приятельницу.
– Точно?
– Точно.
– Ну, ладно.
Элла быстро чмокнула меня в щеку, прошептала на ухо:
– Спасибо тебе.
Отодвинулась и спросила в полный голос:
– Может, тебя куда-то подвести?
– Не нужно, – отказалась я. – Погуляю по набережной.
– Счастливо.
Я открыла дверь и спрыгнула с высокого сиденья.
– В половине второго! – напомнила Элла строгим голосом. – Возле входа в школу! Запомнила?
– Запомнила.
Дверца захлопнулась, и автомобиль укатил.
Я в задумчивости огляделась.
Места проживания, обучения и работы в семействе Волоховых расположены компактно. Точнее говоря, городские места проживания, обучения и работы.
Я стою возле ворот школы, в которой учится Генриэтта. Недалеко от меня торчит верхушка дома, в котором находится городская квартира Эллы и Максима. А офис Максима, насколько я знаю, недалеко от МИДа.
Все в пределах получаса ходьбы пешком. Удобно.
Я почесала затылок.
Интересно, а как далеко от городской квартиры Волоховых находится магазин "Лонжин"?
Глупо, конечно, но меня на этой истории просто зациклило! Головоломка никак не складывалась, и меня это мучило.
Я прошлась по набережной до дома Волоховых и еще раз осмотрела его со стороны.
Вход во двор только один: через будку охранников. Ограда вокруг дома высокая, но человеку тренированному ничего не стоит ее преодолеть. Но опять-таки непорядок: подъезд один, а в нем дежурит консьержка. Войти и выйти незамеченным практически невозможно.
Но Стефану это каким-то образом удалось. Я в этом просто уверена. Осталось только понять как.
Я остановилась у ворот дома. Взялась обеими руками за решетку и внимательно осмотрела парадный вход. Ничего особенного.
Подъезд как подъезд. Над дверью прямоугольный козырек, который поддерживают две опорные балки.
Я обошла дом и осмотрела дверь черного хода.
Симметрично. Точно такая же дверь с точно таким же козырьком. Конечно, если бы Стефан вышел отсюда, то охрана во дворе его бы не заметила.
Да вот незадача: черный ход был заколочен со дня заселения дома. Заколочен наглухо.
Я почесала затылок. Задрала голову и прикинула высоту седьмого этажа.
Кто его знает, может, Стефан альпинист?!
Тоже не получается. Окна и балкон квартиры Волоховых выходит на другую сторону. Если бы Стефан спускался вниз по стене дома, этот хитроумный трюк не смог бы ускользнуть от внимания охраны.
И потом, остается консьержка…
Мимо нее он никак не мог проскочить незамеченным! Ну, никак!
Я тяжело вздохнула.
Остаются два варианта.
Либо я не права и Стефан человек кристальной честности, либо он просто умней меня.
Нужно ли уточнять, что оба этих варианта меня не устраивали?
Впрочем, была у меня кое-какая мыслишка. Небольшая такая. Можно сказать, почти проигрышная. Но ее следовало проверить.
Я подошла к будке охранника и сказала:
– Мне нужно поговорить с консьержкой.
– Кто вы? – спросил голос из динамика.
– Я в гостях у Эллы Сергеевны Волоховой, – ответила я. – Мы вчера здесь были. Помните? Элла Сергеевна просила кое-что передать консьержке.
– Паспорт у вас есть? – спросил металлический голос.
Я с готовностью выхватила из сумки бордовую книжицу.
Замок в двери щелкнул, и голос пригласил:
– Входите…
Боги сегодня были ко мне благосклонны.
"Только бы это была та самая консьержка!" – подумала я.
Отдала паспорт охранникам и пошла через двор к подъезду.
Домой мы вернулись как обычно, в районе трех часов. Элла накормила Генриэтту и попросила меня освободить ее сегодня от занятий: у девочки было много уроков.
Я охотно согласилась, потому что "проигрышная" мыслишка, которую я проверила, принесла неожиданные и отрадные плоды. Мне отчаянно везло, консьержка оказалась та самая, и рассказала она мне одну интересную деталь.
Ее следовало тщательно обмозговать.
– Ты что-нибудь купила? – спросила я Эллу.
– Купила, – ответила она, недоверчиво взглянув на меня: не издеваюсь ли я над ее высокими чувствами. – Ах, да! Чуть не забыла!
Она метнулась к своей сумочке, достала оттуда тощую стопку долларовых купюр и протянула мне.
– Вот. Я обошлась двумя тысячами.
– Скромный подарок! – заметила я, принимая деньги. – Стефан не обидится?
Вообще-то, я ожидала, что на это замечание обидится Элла, но она, к моему удивлению, не обиделась.
– Не знаю, – ответила она задумчиво. – Я не собиралась экономить, просто понравилась эта вещица.
И Элла достала из сумки небольшую бархатную коробочку. Открыла ее и протянула мне.
– Как тебе? Ничего?
Я покрутила коробочку перед глазами. В ней лежала элегантная золотая булавка для галстука с крупным сапфиром. Камень был густо-синего цвета и ярко переливался в солнечных лучах.
– Красиво, – сказала я.
Захлопнула коробочку и вернула ее Элле.
– Да, мне тоже понравилось, – согласилась приятельница. Открыла коробочку и полюбовалась на дорогую игрушку еще раз.
– Как дарить собираешься? – поинтересовалась я.
Элла присела на подлокотник кресла.
– Поможешь мне? – спросила она тихо.
– Я? – испугалась я. – Приди в себя! Нашла почтальона!
– Да ничего особенного тебе делать не придется! – убеждала меня Элла. – Просто отнеси булавку Стефану и скажи, что я его поздравляю. И все.
– Почему я? – отбивалась я. – Попроси Марью Гавриловну!
– Тогда Максим узнает, – ответила Элла несчастным голосом. – Она ему все докладывает.
– Ну, горничную попроси…
– Она доложит Марье Гавриловне…
– О господи!
Я тяжело вздохнула.
– Ну, Анечка, здесь же всего несколько шагов! – упрашивала Элла, умильно заглядывая мне в глаза. – Ну? Прошу тебя! Умоляю!
– Ладно, – сдалась я неохотно. – Только вручать булавку лично ему не стану.
– Почему?
– Не хочу! – отрезала я.
Глаза Эллы наполнились слезами.
– Почему он тебе не нравится? – спросила она с укором.
– Потому, что мне нравится Максим, – откровенно ответила я. – И вообще… Ты ставишь меня в дурацкое положение. Я все-таки живу в доме твоего мужа. Мне не хочется совершать поступки, которые он не одобрит.
Элла всплеснула руками.
– Он же ничего не узнает!
– Это и гнусно, – пробормотала я сквозь зубы.
– Что-что?
– Говорю, давай свою булавку, – ответила я неохотно, повысив голос. – Отнесу. Только отдам ее не Стефану, а Марийке. Пусть она передаст.
– Ты с ума сошла! – возмутилась Элла. – Передавать подарок через его домработницу!
– Ничего, не сдохнет, – высказалась я в обычном непочтительном тоне, которым говорила о сиятельном Стефане.
– Дело не в этом!
– А в чем?
Элла споткнулась.
– Я хотела… открытку написать…
– О боже! – сказала я. – Только не это! Умоляю, не делай глупостей!
Элла махнула рукой.
– Какая разница? У Стефана десяток моих писем.
У меня перехватило дыхание.
– Ты с ума сошла!
– Ну и что? – ответила Элла дерзко. – Может, мне приятно, что он их хранит! Может, он их перечитывает!
– Ага! – подтвердила я иронически. – По вечерам. Вместе с Викой.
Элла остановилась на полуслове. Подняла на меня потемневшие от гнева глаза, спросила очень тихо и угрожающе:
– Что ты хочешь этим сказать?
И тут мое терпение лопнуло.
– Сама догадайся! – закричала я. – Что будет, если твои послания попадут в ручки издательницы дамских журналов? Да еще такой стервы, как Вика?! Да если учесть, какие прекрасные у вас отношения…
Элла приложила ладонь к губам.
– Дошло? – продолжала бушевать я. – Слава богу!
– Стефан никогда не покажет ей мои письма, – тихо сказала Элла.
– Ну, конечно! Твой Стефан – такая же беспринципная сволочь, как и Вика! Если ему это будет выгодно, он маму родную продаст!
Элла решительно поднялась с кресла.
– Прекрати!
– Разуй глаза! – посоветовала я все еще в повышенном тоне. – Сделай это хотя бы ради Максима, если на себя наплевать! Он такой пощечины не заслужил.
– Ты передашь мой подарок? – сухо спросила Элла, не ответив на мой страстный монолог.
– Подарок передам, – согласилась я ворчливо. – А письмо передавать не стану.
Несколько минут Элла задумчиво смотрела на меня. Потом она вдруг рассмеялась и сказала:
– Знаешь, мне в голову пришла интересная мысль.
– Поделишься?
Элла еще одну минуту рассматривала меня прищуренными глазами.
– Нет, не может быть, – отказалась она от каких-то своих размышлений.
– Что не может быть? – не поняла я.
– Ты так яростно сражаешься за интересы Максима, что я подумала: а не нанял ли он тебя? Может, твое появление здесь было хорошо разыгранным спектаклем.
– Что-о-о?
Я на минуту утратила дар речи.
Потом развернулась и кинулась в свою комнату, перепрыгивая через ступеньки.
Ворвалась к себе, распахнула створку шифоньера и принялась выбрасывать на кровать груды разноцветных тряпок.
– Аня!
Я не ответила.
– Извини меня!
Я упала на колени, нагнулась и вытянула из-под кровати свои дорожные сумки.
Не обращая никакого внимания на Эллу, начала неаккуратно запихивать в них свои вещи.
Она села на кровать прямо передо мной.
– Анечка!
– Все, – ответила я сквозь зубы. – Загостилась я у вас. Пора и честь знать.
Элла крепко схватила меня за руки.
– Прости, прости! – повторила она с раскаянием. – Я ляпнула глупость.
– Нет, – ответила я. – Ты не глупость ляпнула. Ты меня оскорбила.
– Прости меня!
– У тебя это входит в привычку, – продолжала я. – Предположим, твой муж по каким-то причинам терпит оскорбления… А я не стану терпеть.
– Прости!!
Элла съехала со стеганного покрывала и встала на колени.
– Прости меня! – повторила она со слезами. – Если ты уедешь, я… я…
Она поискала нужные слова.
– Я просто не знаю, что будет, – сказала она наконец.
Но меня это не тронуло.
– Это уже не мои проблемы. Жили же вы как-то до меня… И дальше проживете.
– Аня!
Элла снова взяла меня за руки.
– Если бы ты только знала, – сказала она безнадежным голосом.
Отпустила мои руки и тихо всхлипнула.
– Хватит! – сказала я жестко. – Не дави из меня слезу. Не люблю.
– Тебе всего двадцать пять, – продолжала Элла, не слушая меня. – Где тебе понять… Мне в сентябре будет сорок четыре. Да, конечно, это еще не старость… Но жизнь проходит. Женская жизнь, я имею в виду, – пояснила она.
– Так уж и проходит, – возразила я неуверенно.
Элла посмотрела на меня с грустной усмешкой.
– Я же говорю, ты не поймешь…
И она уставилась прямо перед собой невидящим взглядом. Лицо ее, как в первый день нашего знакомства, опустилось и постарело. Настоящий возраст проглянул сквозь ухоженную маску благополучной женщины с беспощадной ясностью. По щекам скатились две мокрые дорожки.
– Сейчас тоже зарыдаю, – сказала я все так же неуверенно, потому, что мне вдруг стало ее жалко. – Такая тяжелая у тебя жизнь! Такие серьезные проблемы! Просто-таки ежедневно решаешь вопросы бытия: купить костюм от Кардена или платьице от Ив Сен-Лорана?
Элла отмахнулась.
– Да я не об этом…
Она вытерла ладонью мокрое лицо и размазала косметику.
– Любви не было, – сказала она строго. – Настоящей, счастливой любви. Максим, он хороший… Я понимаю… Только он какой-то виртуальный: вроде и есть муж, а вроде его и нет. Сначала Ритка без конца болела… Думала, вылечу ребенка, начну жить… Ни фига.
Она тихо всхлипнула и снова вытерла слезы.
– Говорю же, в двадцать пять этого не понять. Как это можно, лежать ночью в кровати и подсчитывать, сколько дней осталось до следующего дня рождения… А я каждую ночь считаю.
Элла вздохнула и повторила:
– Проходит жизнь. Вытекает из меня, как кровь. Еще год-другой, и кому я буду нужна? Растолстею, расплывусь, морда морщинами пойдет, растрескается… А!
И она безнадежно махнула рукой.
Я молчала. Скажу честно, мне стало ее по-настоящему жаль.
– А Стефан? – спросила я осторожно.
– Что Стефан? – не поняла Элла.
– Ты говоришь, что любви не было. Вот я и спрашиваю, как же Стефан?
– Стефан…
Глаза Эллы потеплели.
– Это любовь, – сказала она нежно. – Только несчастная любовь. Ущербная какая-то. Видеться нормально, и то не могли…
И она замолчала.
Проползли томительные пять минут.
– Не уезжай, – попросила Элла, поднимая голову. – Я знаю, что я скотина. У меня и характер испортился потому, что никакой жизни нет. Ни хорошей, ни плохой. Честно тебе скажу: когда приходилось самой за существование бороться, я была в сто раз счастливей, чем сейчас. Не пойму почему. Времени, что ли, не было на всякие раздумья?
Она пожала плечами и посмотрела на меня.
Я молчала.
Элла робко потянула к себе сумку, в которую я небрежно бросила часть вещей.
– Нет! – сказала я.
– Пожалуйста, не надо! – взмолилась она. – Не уезжай!
– Я не уеду, – ответила я. Элла сделала радостное движение. – Пока! – уточнила я. – Если ты меня еще раз обидишь, я даже разговаривать на эту тему не стану. Молча соберусь и уеду. Так что пускай вещи на всякий случай останутся в сумке.
– Остальные можно в шкаф повесить? – спросила Элла очень робко.
– Можно, – ответила я.
Встала на ноги и сказала:
– Ладно, покончим с неприятностями разом. Давай свой подарок, отнесу прямо сейчас. Мне не хочется делать это при Максиме.
– Конечно! – засуетилась Элла. – Коробка внизу, в моей сумочке! Сейчас спустимся, все достанем…
Мы подошли к двери. Я резко распахнула створку и от неожиданности отшатнулась назад.
– Ой!
– Простите, – любезно извинилась Марья Гавриловна, которой я чуть не заехала по лбу. – Я пришла спросить, какие будут распоряжения насчет ужина.
– Я зайду на кухню, – ответила Элла.
– Хорошо, – ответила домоправительница и развернулась к нам спиной, собираясь уходить.
– Марья Гавриловна!
Железная леди вопросительно обернулась.
– Повесьте, пожалуйста, вещи в шкаф, – распорядилась Элла по-хозяйски властно.
– Хорошо, – коротко ответила домоправительница и скрылась в моей комнате.
Я проводила ее подозрительным взглядом.
Если она только что не подслушивала под дверью, то я ничего не понимаю в этой жизни!
Мы спустились вниз. Элла раскрыла сумочку, достала оттуда коробку с булавкой.
– Скажи, что я желаю ему счастья, – прошептала она.
Я скривилась, но все же пообещала.
– Скажу.
– Пойду на кухню, – сказала Элла. – Поговорю с поваром.
Я вздохнула, критически оглядела ее зареванное лицо с размазанной косметикой. Подвела к зеркалу и посоветовала:
– Умойся для начала.
* * *
К дому Стефана я топала на негнущихся ногах.
Да, тяжела ты, шапка Мономаха… Хотя, при чем тут шапка? Просто дали гадостное поручение, а я, как болонка, не смогла воспротивиться.
"Ну, ничего, – пообещала я себе для очистки совести. – Это в первый и последний раз".
Но совесть отчего-то не очистилась и осталась такой же мутной.
Я подошла к калитке дома Стефана и нажала на кнопку звонка. Щелкнул динамик, и голос Марийки сверху спросил:
– Это кто?
Я подняла голову и осмотрела динамик, укрепленный над калиткой.
Странно, но в отличие от остальных домов, видеокамеры рядом с ним не было.
– Это я, Аня.
– Аня!
Замок щелкнул.
Я толкнула дверь и вошла во двор. Марийка ждала меня на крыльце.
– Вы ко мне? – спросила она не то радостно, не то испуганно.
– К сожалению, нет, – ответила я.
– К Стефану Викторовичу? – спросила Марийка, понизив голос.
– К нему. Дома?
– Дома.