Домоправительница чуть-чуть подняла брови.
"Ну и что? – говорил ее насмешливый и выразительный взгляд. – Мне-то зачем об этом сообщать? Это ваши личные дела!"
– Он умер, – сказала я без экивоков.
– Что?
Впервые за все время пребывания в доме Волоховых, я увидела, как железная домоправительница растерялась.
– Умер? – переспросила она.
– Умер, – подтвердила я охотно.
– От чего?
– От пистолета.
Она быстро отвернулась, чтобы скрыть свои чувства. Но в зеркале, висевшем напротив, я увидела, как на ее лице последовательно сменили друг друга выражения ярости, ненависти, растерянности, сожаления и мрачного торжества.
Минуту длилось напряженное молчание. Затем лицо Марьи Гавриловны разгладилось, на него вернулось обычное корректное выражение.
Она повернулась ко мне и сказала высушенным пресным тоном:
– Нужно сообщить об этом в соответствующие инстанции…
– Нужно, – подтвердила я. – Этим занимается Александр Николаевич.
– Понимаю, – ответила Марья Гавриловна, не меняясь в лице. – В таком случае, нужно поставить в известность Максима Леонидовича.
– И я так думаю.
– Придется его разбудить.
– Придется.
Она развернулась ко мне спиной, собираясь направиться в комнату Колобка. Но вдруг споткнулась, остановилась и нерешительно спросила:
– А… Элла Сергеевна? Ее тоже разбудить?
– Это сделаю я сама, – ответила я мрачно.
– Да, – с облегчением согласилась домоправительница. – Я тоже думаю, что так будет лучше.
Я она неторопливо удалилась. Я проводила ее долгим взглядом.
Да уж. Тайны этого дома весьма прозрачны.
Я пошла в комнату Эллы. Как вы сами понимаете, спальни у них с Максимом были разные. Поэтому стучаться я не стала.
Вошла в комнату, подошла к окну и раздернула плотные шторы, которые горничная всегда закрывала на ночь.
Тусклые лучи раннего мартовского рассвета упали на лицо спящей Эллы. Ее ресницы чуть дрогнули.
– Эля! – позвала я.
Молчание.
– Просыпайся! – снова позвала я, не отрывая спины от подоконника. Господи, как же я не выспалась!
Элла недовольно пожевала губами, пробормотала что-то маловразумительное и перевернулась на другой бок.
Понятно. Без резких мер не обойтись.
Я подошла к кровати и бесцеремонно тряхнула подругу за плечо:
– Проснись!
Недовольное бормотание.
Я посмотрела на ночной столик. Там стояла чашка с водой и лежала упаковка снотворного.
Ясно. Сидим на барбитуратах.
– Стефан умер, – сказала я негромко.
Сначала она никак не отреагировала. Потом медленно перевернулась на спину. Открыла глаза и уставилась в потолок. Их выражение напомнило мне мертвые глаза человека, оставшегося лежать в соседнем доме.
– Повтори, – попросила Элла трезвым голосом. – Ты сейчас что-то сказала…
– Стефан умер, – повторила я очень внятно.
Еще минуту она лежала неподвижно. Потом завозилась и приподнялась на постели.
– Еще раз повтори, – потребовала она.
– Стефан умер.
Она стиснула зубы. Протянула руку в сторону, не глядя, пошарила по тумбочке. Наткнулась на чашку с водой, поднесла к губам.
Машинально допила оставшуюся воду, вернула чашку на место.
Я стояла молча, ожидая истерики.
Но истерики не последовало.
Элла посмотрела на меня абсолютно сухими глазами и рассудительно сказала:
– Тогда нужно подниматься…
– Нужно, – согласилась я, не смея поверить в такое везение. Обошлось!
– И одеваться.
– И одеваться, – согласилась я, чуть ли ни радостно.
– Встаю.
– А я пойду к себе. Умоюсь, – ответила я и направилась к двери.
Элла спросила вслед:
– Максим знает?
– Марья Гавриловна отправилась его будить, – ответила я на ходу.
Вышла из спальни приятельницы и пошла в свою.
Предстоит долгий и, видимо, неприятный разговор со следователем. Нужно хотя бы для приличия зубы почистить. Да и умыться не помешало бы.
Я открыла дверь своей комнаты и остолбенела.
В спальне царил ужасающий разгром. Ящики комода были вытащены, их содержимое разбросано по всей комнате.
Тот же кошмарный бардак творился и в гардеробе.
Спортивная сумка, в которую я запихала часть своих шмоток, стояла посреди комнаты. Ее содержимое небрежно свалили рядом.
– Ничего себе! – сказала я вслух.
Перешагнула через порог и остановилась.
Наверное, здесь ничего нельзя трогать. Я и не буду. Возьму только зубную щетку.
Я сделала один шаг вдоль стены, и нога моя наткнулась на что-то твердое.
Я шарахнулась в сторону.
У стены валялся обычный одноразовый шприц, наполненный каким-то лекарством.
Впрочем, возможно, это было не лекарство.
Возможно, это был яд.
Мне-то откуда знать? Это не мое!
* * *
– Я этот шприц впервые в глаза видела, – повторила я следователю, приехавшему из города.
Верить в то, что этот мальчик работает следователем, получалось с трудом. Он был едва ли старше меня, но я обращалась к нему по имени-отчеству – "Николай Сергеевич". И это было единственное, что придавало ему некоторую солидность.
– То есть у вас при себе аптечки не было? – уточнил мальчик дотошно.
– Не было.
– А у хозяев дома?
– Не знаю. Спросите сами.
Мы беседовали, сидя в гостиной Стефана. Наверху работали эксперты, или как они называются…
Не помню.
Впрочем, с ними нам еще предстоит тесное знакомство.
Сразу после того, как закончился осмотр спальни убитого хозяина дома, начнется не менее тщательный осмотр мой разгромленной комнаты.
О наличии в ней шприца я следователю сообщила сразу. Поднимать его не стала, не тронула в комнате вообще ничего. На носочках пробралась в ванную комнату и забрала оттуда зубную щетку.
И даже зубы почистила в ванной Эллы, а не в своей, за что удостоилась следовательской похвалы.
– А паспорт у вас с собой?
– С собой, – ответила я и протянула следователю документ.
Тот небрежно изучил содержание этой короткой, но исчерпывающей книжицы.
– Саратов? – спросил он, поднимая на меня глаза.
– Саратов, – подтвердила я.
– В Москве, значит, проездом?
– Не совсем, – ответила я неловко. – Хочу купить здесь квартиру.
– А-а-а, – с уважением протянул мальчик, которого я называла "Николай Сергеевич". – Это хорошо. Уже выбрали?
– Еще нет.
– А у Волоховых вы гостите?
– Ну, да, – ответила я расплывчато.
– Давно?
– С конца февраля. Точную дату не помню, спросите у них.
Честно говоря, я ощущала некоторый дискомфорт, рассказывая о себе. Я до сих пор не решила, нужно ли начинать повествование о моей нелегкой судьбе и частичной потере памяти.
Подумала, и пришла к выводу, что это не имеет никакого отношения к происходящему. А значит, не стоит загружать мальчика Николая Сергеевича ненужной информацией.
У него и так забот хватает.
Поэтому, говоря о себе, я проявляла прямо-таки нечеловеческую скромность.
Следователь еще раз изучил мою фотографию в паспорте.
– У вас тут волосы темнее. Кажется, – уточнил он нерешительно.
– Темнее, – сухо подтвердила я. – Женщины имеют дурную привычку менять цвет волос.
Мальчик Николай Сергеевич недоверчиво посмотрел на меня. Не убедила.
Я наклонила голову, подвинулась ближе к нему и пригласила:
– Посмотрите сами.
– Куда? – не понял он.
– Сюда!
И я поворошила пробор. Слава богу, о существовании перхоти мне известно только из рекламы лечебных шампуней.
– Видите? Корни темные…
Он наклонился ко мне.
– Да, действительно…
Я подняла голову и отодвинулась. "Пора закрашивать корни", – подумала я мимоходом.
– Значит, сегодня вы ночевали в этом доме?
– В этом.
– Из-за того, что заболела горничная.
– Именно.
Он недоверчиво посмотрел на меня. В его глазах я была "барыня", а барыни, опять-таки на его взгляд, не ухаживают за служанками. Все обстоит противоположным образом.
– А хозяина дома вы давно знаете? – спросил следователь.
Ясно. Он думает, что мы со Стефаном любовники. Ха-ха!
– Я познакомилась с ним две недели назад, – сказала я мягко. – Или чуть больше.
– Ясно, – ответил мальчик Николай Сергеевич.
Что тебе ясно? Отсутствие у меня моральных принципов? Моя поспешная сексуальная неразборчивость?
Глупый! Ой, глупый!
Но ничего этого я вслух, разумеется, не произнесла.
Молча смотрела на собеседника и ждала вопросов.
– Давайте поднимемся наверх, – предложил мальчик Николай Сергеевич.
– Зачем? – удивилась я.
– Покажете, как вы вошли в комнату. Где стояли, и вообще… Все с самого начала.
– Ладно, – покладисто согласилась я.
– Трупа не боитесь? – на всякий случай уточнил следователь.
– Не боюсь, – ответила я, пряча улыбку.
Марийка, с которой десять минут назад следователь решил провести эксперимент, устроила в спальне хозяина очередную истерику.
– А то эта барышня такая…
Следователь поискал слово.
– …слабонервная…
– Она опасается неопределенности своего положения, – объяснила я.
– То есть? – не понял следователь. – Можно не так витиевато?
– Человек без работы остался! – перевела я сердито.
– А-а-а…
Мы поднялись на второй этаж. В спальне Стефана копошились незнакомые мне люди. Наверное, следственная бригада.
– Нашли? – спросил следователь, намекая на что-то неизвестное мне.
Пожилой дяденька в сильных бифокальных очках молча кивнул на тумбочку. Там в прозрачном пакетике лежал один-единственный ключ.
Надо полагать, ключ от спальни Стефана, где деньги лежат.
И какие деньги!
Я вспомнила содержимое кейса, стоявшего возле кровати, и тихо улыбнулась.
Мужчина в сильных очках отвел следователя в сторону и принялся что-то объяснять. В комнате стоял ровный гул от присутствия и движения нескольких человек, но мне удалось уловить кое-что из их разговора.
– От этого замка? – спрашивал мальчик Николай Сергеевич. – Проверили?
– Проверили, – флегматично ответил собеседник. – От этого.
– Отпечатки?
– Только одного человека. Причем, отпечатки не смазаны. Думаю, что дверь открыл и закрыл покойник.
– Почему?
– Потому, что замок недавно смазали. Масло совсем свежее. И это свежее масло есть на ключе.
– Понятно.
Следователь оглянулся на труп, все еще лежавший поперек кровати.
– Самоубийство?
– Похоже. Дверь заперта изнутри, ключ в кармане покойника, под окном никаких следов… Да и невозможно через это окно влезть и вылезти, видишь, как оно открывается…
Эксперт взялся за ручку и приоткрыл окно. Причем, открылось оно не сбоку, а сверху. Образовалась достаточно широкая щель, чтобы проветрить помещение, но недостаточно широкая, чтобы в нее влез даже ребенок.
– Шире не открывается?
– Нет. Тут регулятор не позволяет.
– Понятно.
– Стрелял он стоя, – продолжал эксперт. – Брызги на покрывало упали, видишь?
– Угу.
– И упал логично: колени подогнулись естественно, по сгибу матраса. Если бы его втащили на кровать, то колени были бы выше, и покрывало помялось.
– Гильза?
– В порядке. Отлетела куда положено… Эй! Дамочка! – перебил вдруг эксперт самого себя. – Сюда нельзя! Выйдите!
Я быстро обернулась.
На пороге стояла Виктория. Не обращая никакого внимания на окрик эксперта, она, как зачарованная, приблизилась к постели и впилась взглядом в лежащего на ней мужчину.
– Вы кто? – строго спросил следователь.
Вика, не отвечая, продолжала смотреть в лицо бывшего любовника.
Потом вдруг расхохоталась и беспечно сказала:
– Вот сволочь! Сбежал-таки, не заплатив!
– Кто вы?! – повторил следователь уже на повышенных тонах.
Вика соблаговолила нас заметить.
– Привет, – сказала она мне.
– Привет.
– И ты тут?
– Как видишь…
– Неплохое начало дня.
– Что делать…
– Да кто вы такая?! – заорал мальчик Николай Сергеевич, окончательно потеряв терпение.
Вика перевела на него взгляд насмешливых глаз.
– Я тут живу.
– Прямо тут? – удивился следователь.
– Боже сохрани! Я имела в виду, в этом поселке. Дом напротив.
– Пройдемте, – привычно пригласил следователь. – У меня к вам есть вопросы.
Вика кокетливо расширила глаза.
– А если я откажусь отвечать без моего адвоката? – спросила она лукаво.
Следователь растерялся. Но ему на выручку тут же пришел умудренный опытом эксперт.
– А вам есть что скрывать? – спросил он небрежно.
Вика фыркнула.
– Резонно, – согласилась она. Подумала и решила:
– Ладно, пошли. Сегодня я добрая.
– Можно мне уйти? – спросила я под шумок.
– Нет, вы подождите, – распорядился следователь. – Вы мне еще будете нужны.
Мы спустились вниз.
– Может, я пока поставлю чайник? – предложила я.
– Ну, поставьте, – согласился следователь.
– И пару бутербродов?
– Можно, – снова согласился мальчик Николай Сергеевич, чуть покраснев.
Я отправилась в кухонный отсек, Вика упала в кресло. Следователь осторожно уселся на край дивана, стоявшего напротив.
– Вы хорошо знали покойного? – спросил он.
– Я думала, что да, – ответила Вика и снова рассмеялась. На это раз злым смехом.
– Вот сукин сын, – пробормотала она себе под нос.
– Вы его недолюбливали?
Вика пожала плечами.
– В последнее время я относилась к нему равнодушно.
– А раньше?
Вика оценивающе прищурилась, разглядывая собеседника.
"Бедный мальчик!" – отчего-то подумала я про следователя.
– Раньше мы были любовниками, – ответила она мягко.
– То есть, раньше вы его любили? – запутался следователь.
– Нет, – все с той же провокационной мягкостью ответила Вика. – Я его никогда не любила. Видите ли, любовь и секс – разные вещи. Секс – это вопрос техники, чувства тут ни при чем…
– Я знаю, – перебил мальчик Николай Сергеевич. Его уши страшно покраснели.
– А, ну тогда не буду объяснять, – согласилась Вика.
Я прикусила губу, чтобы не расхохотаться, и поспешно отошла к окну.
Вот стерва!
Она не перед следователем, она передо мной выкаблучивается! А мальчик – это так… Вспомогательный прибор.
Чайник вскипел и отключился с деликатным негромким звоном. Я разлила по чашкам заварку, добавила кипяток, поставила на поднос тарелку с бутербродами, сахарницу и отнесла все на журнальный столик между диваном и креслом.
– Мне не нужно, – отказалась Вика от предложенного угощения. Я молча унесла ее чашку назад.
Мальчик Николай Сергеевич медлил со следующим вопросом. В качестве отсрочки служила чашка с горячим чаем, который следователь отхлебывал с простодушным удовольствием человека, не успевшего позавтракать.
Но тут Вике наскучила затянувшаяся пауза, она сменила кокетливое выражение лица на деловое и начала расставлять над "i" увесистые каменные точки.
– Расстались мы со Стефаном мирно. Претензий морального порядка у нас друг к другу не было. Это, во-первых. Во-вторых: ночью я спала не здесь, а в своем доме. Причем спала не одна. В третьих, – продолжала Вика, не обращая внимания на покрасневшие уши следователя, – Стефан был должен мне большую сумму денег. И обещал расплатиться сегодня вечером. Так что убивать его накануне возвращения долга было бы довольно глупо. С моей точки зрения, во всяком случае…
Вика остановилась, покачала головой и сказала вполголоса, сменив деловой тон на злобно-восхищенный:
– Ушел, гад! Прямо между пальцев ушел! Ну, ничего…
Тут она оборвала себя и посмотрела на следователя холодным прицельным взглядом:
– Еще вопросы есть?
– Есть, – храбро ответил мальчик. – И не только к вам. К вашему… приятелю тоже.
– Тогда заходите к нам попозже, – пригласила Вика. – Мой приятель еще спит.
Она встала, поправили ремень на брюках привычным заученным жестом. Бросила на следователя еще один лукавый взгляд и томно пояснила:
– Утомился, бедняга. Я, знаете, особа требовательная…
Мальчик Николай Сергеевич поперхнулся чаем.
Вика удовлетворенно улыбнулась и пошла к выходу.
– Пока! – бросила она мне на ходу.
– Пока, – ответила я.
И снова подумала: "Вот стерва!"
Но уже без прежней злобы. Скорее даже с восхищением.
– Отнести вашим коллегам чай с бутербродами? – спросила я деморализованного следователя, деликатно приходя ему на помощь.
– Ели вам не трудно, – ответил он с признательностью.
– Мне не трудно.
Я загрузила большой поднос доверху и потащила его наверх. Угощение было встречено одобрительными возгласами.
– Только не здесь! – громко призвал эксперт своих коллег к порядку.
– Куда поставить? – спросила я. – Тяжело ведь!
Кто-то из мужчин перехватил у меня поднос.
– В коридор? – спросил он коротко, оборачиваясь к главному.
– Тут напротив есть открытая комната, – предложила я гостям свою вчерашнюю спальню. – Хотите, можно вниз спуститься… только поднос сами несите, он тяжелый.
– Спасибо вам, девушка, – ответил мне пожилой дяденька в бифокальных очках. – Мы разберемся.
Я поняла это, как приказ удалиться, что и сделала. С удовольствием.
– Можно, я пока домой пойду? – попросила я следователя, как школьница, оставленная после уроков.
– Можно, – невнятно ответил он, торопливо доедая бутерброд. – Только в комнате у себя ничего не трогайте. Мы закончим тут и придем.
– Не буду трогать, – пообещала я. Оделась и вышла во двор.
Во дворе меня подкараулила Марийка.
– Аня!
Я обернулась.
Она быстро подбежала ко мне.
– Как там? – спросила Марийка, кивая на дом.
– Работают, – ответила я неопределенно.
– Долго еще будут?
– Не знаю.
– А ты домой?
– Да. Я тут пока не нужна.
– Понятно, – приуныла Марийка.
Я посмотрела на ее осунувшееся лицо и решительно сказала:
– Пошли к нам.
– Так не разрешает мне, – начала Марийка и тут же осеклась.
– Вот именно, – сказала я деревянным голосом. – Раньше было все нельзя, а теперь все можно. Пошли.
Марийка подумала.
– Я попозже, – сказала она. – Дом закрою и приду…
– Ладно, – согласилась я. Вспомнила про Сашу и спросила:
– Александр Николаевич давно ушел?
Марийка махнула рукой.
– Давно! Милицию вызвал и ушел. Даже дожидаться не стал.
– Понятно.
Мы немного помолчали.
– Странно это, – сказала Марийка.
– Что странно?
Она посмотрела мне в глаза.
– Не нем были старые перчатки.
– На ком? На Стефане? – уточнила я.
– Ну, да! – нетерпеливо подтвердила Марийка.