Худощавый водитель с коротким ежиком волос кивнул. Но вместо того чтобы прибавить газу, неожиданно взял право, остановился у бровки тротуара, возле двоих голосующих мужиков.
– Это ты зачем? Мы так не договаривались, – успел проговорить Жало, прижимая к себе кейс.
Дверца распахнулась, его выволокли из машины, приложили пару раз об капот и швырнули на заднее сиденье. Один из мужиков оказался справа от него, другой – слева.
"Форд" быстро взял с места. То, что все это было проделано абсолютно молча, спокойно и хладнокровно, испугало вора больше всего.
– Вы че, мужики? За что?! – Жало шмыгнул окровавленным носом.
– Адрес? – коротко спросил один из бугаев.
– Чей? – как бы не понял вор.
– Адрес, где женщина находится. Соображай по-быстрому, а то заколю тебя как барашка! – В бок уперся нож.
Серьезность намерений мужчины сомнений не вызывала. Жало тут же назвал адрес.
– Гос-с-поди, всего делов-то? Я бы и так сказал, че по роже-то бить? – пытался он хорохориться. – Вас маньяк нанял, что ли? Вы че, мужики, я вам больше заплачу. Баксами!
Жало тут же осекся, сообразив, что дипломат с деньгами могут попросту отнять. Так оно и будет, осенило вдруг его! Этот маньяк ссученный все же в ментовку сообщил, что ли? Иначе как он башли за несколько часов собрал? А он-то, дурень, Муху послушался!
Стоп. А перо в бок? Менты все же ножами не махаются. Значит, бандиты? Стало быть, маньяк бандюганов нанял? Щас они и бабки заберут, и бабу.
Ладно, хрен с ним. Не получилось. Лишь бы не шлепнули сгоряча. А зачем им, с другой-то стороны?
Ход его мыслей был оборван прибытием на место преступления, вернее, содержания пленницы. Сзади затормозила "девятка".
– Выходи, – коротко приказал один из бугаев, продолжая тыкать в бок ножом.
Жало вылез. Из "девятки" выползли Муха и клиент, то есть маньяк. Возле каждого выросло по мужику. Приглядевшись, Жало узнал их – это были те самые "кавказцы", что стояли за столиком пивнушки по соседству с маньяком. Все ясно, сговорились, значит! Все-таки нанял, сука, бандитов! Лучше не рыпаться. Отдать бабу и забыть. Каждый должен своим делом заниматься. Не умеешь похищать – не берись. Не можешь срать, не мучай жопу, самокритично оценивал ситуацию Жало, ковыряясь ключом в дверном замке.
– Где она? – коротко спросил водитель "форда", когда вся компания ввалилась в квартиру.
– Там, – указал Жало на дверь маленькой комнаты.
– Иди покажи, – приказал тот.
Жало прошел вперед, сухощавый мужик за ним.
"А чего этот рыжий приказы отдает, а не маньяк наш?" – подумал Жало.
– Свет включи, темно здесь.
Жало нащупал выключатель. Тусклая, запыленная лампочка осветила комнату. Женщина спала.
Мужик склонился над ней, присвистнул.
– Это не мы! – тут же встрял вор. – Мы ее не били, пальцем не тронули. Клофелинчику дали, врать не буду…
Рыжий, не слушая объяснений, отодвинул его, высунулся в большую комнату, молча кивнул.
Жало услышал вдруг истошный крик маньяка:
– Не убивайте, христом богом…
Негромкий хлопок, и крик оборвался. Жало, не веря своим ушам, попятился к окну. Теперь за стеной заверещал Муха. Второй хлопок.
Жало в один прыжок достиг подоконника.
– Куда? – раздался сзади тихий, спокойный голос.
Пуля впилась вору в позвоночник. Он рухнул на пол, глядя, как рыжий неторопливо подошел, навел ствол "макарова" на его висок.
Легче всех умерла Александра. Она так и не проснулась и не увидела возлюбленного с направленным на нее дулом пистолета.
– Проведите зачистку, – коротко приказал рыжий. – "Жигуль" его отгоните и бросьте где-нибудь. Уезжайте разными машинами. Берите частников, в такси не садитесь. Ждите связи.
Он вышел из квартиры, сел за руль "форда", пощелкал кнопками мобильного:
– Серго, заканчивай там и сматывайся. Жди связи.
Эдик взглянул на часы. Среда, девятнадцать тридцать. Он вел машину неторопливо, уверенно, почти машинально. Все как всегда. Почти неделя томительного ожидания, затем несколько стремительных бросков, несколько часов гона дичи – и вот финал. Свидетелей нет. Все задуманное пока что свершается, слава Аллаху.
Завтра он будет далеко отсюда. Те, кто начнут искать его, не сумеют взять след.
Глава 13. ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ
Турецкий приехал на Петровку в начале одиннадцатого вечера. Грязнов от нетерпения прокурил весь кабинет.
– Если у меня обнаружат рак легкого, виноват будешь ты, – буркнул он.
– Типун тебе на язык! К тебе никакая болячка прицепиться не сможет. Ты ее спалишь своим темпераментом.
– Ладно, давай рассказывай.
– Ну прежде всего. В прошлую среду, накануне взрыва, в цехе по расфасовке питания на борты самолетов был посторонний человек. Худощавый, светловолосый мужчина от тридцати пяти до сорока по имени Эдик.
– Это мы уже знаем. Связь работает. Я его фоторобот видел. Что тебе работницы пищеблока поведали?
– Вот почитай, чтобы мне не пересказывать.
Он достал из дипломата распечатку показаний подчиненных Небережной, протянул Грязнову. Пока приятель читал, Саша еще пару раз набрал домашний номер Каменева. Телефон не отвечал.
Из протокола допроса Голубевой М. Д. (с применением звукозаписи).
Следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры РФ государственный советник юстиции третьего класса Турецкий А. Б. в своем рабочем кабинете с соблюдением требований ст. 157, 158 и 160 УПК РСФСР допросил в качестве свидетеля по уголовному делу No… Голубеву Маргариту Дмитриевну.
Вопрос. Маргарита Дмитриевна, расскажите, что произошло двадцать второго августа в пищеблоке отдела пассажирских перевозок аэропорта Шереметьево во время работы цеха по фасовке продуктов питания для пассажиров?
Ответ. В тот день к нам в цех пришел знакомый Александры Борисовны Небережной.
Вопрос. Это часто так случается, что в цехе бывают посторонние люди?
Ответ. Нет, это было впервые.
Вопрос. Вообще, как мог посторонний человек проникнуть в служебное помещение аэропорта?
Ответ. Он мог пройти через КПП.
Вопрос. Почему вы так думаете?
Ответ. Я слышала, как Александра Борисовна по телефону просила дежурного офицера пропустить ее двоюродного брата. И офицер согласился.
Вопрос. Вы не знаете, почему он согласился?
Ответ. Так я ж говорю, она назвала его двоюродным братом. И потом… она обещала оказать дежурному офицеру некоторые интимные услуги.
Вопрос. Вы были рядом?
Ответ. Нет, я была в цехе. Но дверь в кабинет Александры Борисовны была открыта. Она говорила громко. Мое рабочее место возле ее кабинета. Я слышала.
Вопрос. Как этого мужчину зовут и как он выглядит?
Ответ. Зовут Эдиком. Симпатичный такой. Довольно высокий, вот как вы, товарищ следователь. Блондин такой… Немного рыжеватый. Стрижка короткая, ежиком. Лицо худое. Глаза светлые.
Вопрос. Вы бы его узнали?
Ответ. Конечно! Чего же не узнать, когда он возле меня минуты две терся, пока Александра не выскочила. А потом мы еще шампанское пили, я его хорошо рассмотрела.
Вопрос. Пришедший мужчина действительно брат Небережной?
Ответ. Да ну! Какой он брат! Хахаль очередной.
Вопрос. Что значит "очередной"?
Ответ. То и значит. Она у нас, извините, слаба на передок. Она мужиков как перчатки меняет. А то, что он не брат, – это нам Светлана рассказала. То есть Светлана Степановна. Она нам часто рассказывает про личную жизнь Александры Борисовны. Коллектив бабский, всем интересно. И потом, с братьями так не целуются.
Вопрос. Как?
Ответ. Это вы у Наташки спросите, то есть у гражданки Черкесовой. Она своими глазами видела.
Вопрос. Если Александра Борисовна так часто меняет кавалеров, почему же она провела в цех именно этого мужчину? Как вы думаете?
Ответ. Думаю, она в него влюбилась очень. Это видно было. Он, когда в цех вошел, стал с нами шутить, балагурить. Со мной, в частности. Я уже про это говорила. Так Александра из кабинета вылетела, аж покраснела вся. И напустилась на меня. До конца смены, мол, полчаса, а я, дескать, не работаю. Только это ерунда. У меня язык болтает, а руки делают. Это просто она от ревности. А Эдик ее урезонил, что, мол, нехорошо так с подчиненными обращаться. И взялся нам помогать.
Вопрос. В чем заключалась его помощь?
Ответ. Он ящики, упакованные готовыми контейнерами с едой, перегружал на тележки и отвозил к холодильникам. А потом мы их вместе в холодильники перекидали.
Вопрос. Когда это "потом"?
Ответ. После собрания. Она, то есть Александра Борисовна, собрала нас в кабинете на пятиминутку. Ну, там, что заместителем остается Светлана Степановна, потом за премию разговор был. Мы под приказом расписывались.
Вопрос. В кабинете Небережной был весь ваш коллектив? Или кто-нибудь остался в цехе?
Ответ. Не, все были в кабинете. Там же денежный вопрос – премия.
Вопрос. А где в это время был Эдик?
Ответ. Он как раз ящики и перетаскивал.
Вопрос. То есть он был в цехе?
Ответ. Да.
Вопрос. Один?
Ответ. Получается, что один.
Вопрос. Как долго?
Ответ. Ну не знаю. Думаю, минут… Да минуты четыре, не больше. Потому что Александра Борисовна вдруг вышла в цех, пока мы под приказом расписывались.
Вопрос. Почему она вышла? Ее что-то обеспокоило?
Ответ. Не знаю… Она, правда, как вышла, так вдруг закричала, кто, мол, паковал ящик… вот номер не помню. Его Наташка Черкесова паковала. Она выскочила, а они там целуются. Но это вы у нее спросите. Я не видела, врать не буду.
Вопрос. Что было потом?
Ответ. Мы все вышли, стали раскидывать ящики по холодильникам. Александра Борисовна бирки вешала – какой ящик на какой рейс пойдет, а мы запихивали.
Вопрос. Ящики с питанием, которые предназначались на рейс 2318, были известны заранее?
Ответ. Нет. То есть мы ящики делим на две кучи: в одной с завтраками, в другой – с обедами. Это от длительности полета зависит. А потом Александра Борисовна берет список рейсов и сколько билетов продано. Вот и отсчитываем, сколько нужно ящиков. Отсчитали, она опечатала, бирки повесила – и порядок.
Вопрос. А как она их опечатывает?
Ответ. Да просто лентой самоклеющейся. И печать сверху. Вроде штампа.
Вопрос. Вы закончили работу, что потом было?
Ответ. Потом Александра шампанским нас угощала. Это у нас всегда так. Кто в отпуск уходит, выставляется.
Вопрос. О чем разговаривали во время застолья? Небережная говорила, как собирается провести отпуск?
Ответ. Говорила, что в понедельник к маме уезжает в Житомир.Мы ее спрашивали: "А что до понедельника делать будете?" А она: "Исчезаю в неизвестном направлении, не ищите!" Что-то вроде этого. И смеялась так… Она, знаете, очень такая… счастливая была.
Вопрос. Вы же говорили, она ревновала Эдика, злилась.
Ответ. Ну это одна минута, это ерунда. Вообще было видно, что она в него влюблена очень. Она с нами разговаривала, а смотрела только на него.
Вопрос. А он? Он в нее влюблен?
Ответ. Как сказать… И да, и нет. То есть он с ней так ласково, нежно. А глаза… Холодные у него глаза. Но очень такие… властные. Бабы от таких мужиков головы напрочь теряют.
Вопрос. Когда вы уходили, кто-нибудь видел, как Александра Борисовна уехала? На автобусе или как?
Ответ. Видели, конечно. Нам же интерсно. Но мы так незаметно. Мы на автобусной остановке стояли, отвернувшись. А Александра с Эдиком прошли дальше, на платную стоянку. А Наташка в зеркальце от пудреницы смотрела. Они сели в темно-синий "форд" и уехали.
Вопрос. Номер не запомнили?
Ответ. Я – нет. И вообще, машина далеко стояла. Думаю, и Наташка его не видела. Но это вы у нее спросите. То есть у гражданки Черкесовой.
Вопрос. Спасибо, Маргарита Дмитриевна. Пожалуйста, прочтите и распишитесь на каждой странице. А вот здесь, что с ваших слов записано верно.
Ответ. Пожалуйста. Это нам не трудно. Товарищ следователь, а у вас сигаретки не найдется? Ужас как курить хочется!
Из протокола допроса Черкесовой Н. А.
Вопрос. Наталия Анатольевна, назовите вашу должность и расскажите, пожалуйста, что входит в ваши служебные обязанности?
Ответ. Я разнорабочая. Что в обязанности входит? Я перегружаю контейнеры с питанием в ящики. Потом тележки отвожу к холодильникам. Потом, когда Александра Борисовна их опечатает и бирки развесит, перегружаю ящики в холодильник.
Вопрос. Вы все это одна делаете?
Ответ. Почему одна? Ящики тяжеленные, попробуй их одна перетаскай! Нас четверо подсобниц. Мы парами работаем. Двое на конвейере с соками и колбасой всякой. А двое на горячих блюдах. Я – на горячих. С Таней Ярошенковой.
Вопрос. А загружаете ящики тоже вместе?
Ответ. Нет, с конвейера контейнеры загружаем поодиночке. Они же легкие – тефлон и фольга сверху. А когда ящик наполнен, защелкиваем, там замки такие… Как на чемодане. Потом вдвоем перетаскиваем на тележку. Потом, когда на тележке восемь ящиков накопится, перетаскиваем к холодильникам. Там на подставки такие ставим, тоже друг на друга. Потом Александра Борисовна их опечатывает…
Вопрос. Это понятно. Скажите, пожалуйста, в среду, двадцать второго августа, когда Небережная работала последний день, к ней в гости кто-нибудь приходил?
Ответ. Да, мужчина приходил. Немолодой такой.
Вопрос. Пожилой?
Ответ. Ну-у… Лет под сорок.
Вопрос. Вам известно его имя?
Ответ. Он Эдиком назвался. И Александра Борисовна его так называла.
Вопрос. У вас с ней какой-то конфликт в тот день произошел?
Ответ. Да никакого особого конфликта. В общем, так было. Мы с девчонками были в ее кабинете, она нас собрала на летучку. Светлана Степановна принесла приказ на премию. Нужно было расписаться, ну что согласны с суммой. У нас такой порядок. Вот. Мы, значит, расписываемся по очереди, а Александра Борисовна вдруг вышла в фасовочный зал.
Вопрос. Почему, не знаете? Она ничего не сказала при этом?
Ответ. Ничего не говорила. Только там, в зале, этот ее знакомый находился. Он нам помочь вызвался ящики перетаскивать. Может, она забеспокоилась, что он там один, я уж не знаю. Она, значит, вышла и вдруг оттуда как закричит, нервно так очень: "Кто двадцать седьмой ящик паковал? Замок не защелкнут!" А я его и паковала. Все нормально было. Все было защелкнуто. Мы это всегда проверяем. Не защелкнешь как следует, так оттуда все вывалится при перегрузке. Так что за этим строго смотрим. Я четко помню, что защелкнула и проверила крышку. Ну я, значит, выскакиваю в зал, говорю, что это я паковала двадцать седьмой, смотрю – они вдвоем стоят у холодильников и целуются.
Вопрос. Кто?
Ответ. Ну как – кто? Александра Борисовна и ее ухажер.
Вопрос. Что было потом?
Ответ. Потом мы стали все вместе перегружать ящики. Небережная вешала бирки с номером рейса, а мы их совали в холодильники. Все как всегда. Эдик, ухажер ее, он нам помогал.
Вопрос. Вы не обратили внимание, на какой рейс попал ящик под номером двадцать семь?
Ответ. Как раз обратила! Я уже за этим ящиком наблюдала. Нормально он был закрыт! А рейс – на Ларнаку. Тот, что разбился. А что, вы думаете?…
Вопрос. Еще раз повторите, пожалуйста, на какое число и на какой рейс попал ящик с питанием под номером двадцать семь?
Ответ. Он попал на рейс 2318, который должен был идти на Кипр, на Ларнаку, на следующий день – двадцать третьего августа.
Вопрос. Спасибо. Теперь прочтите, пожалуйста, и распишитесь на каждой странице…
– Ни хрена себе! – Грязнов взъерошил шевелюру. – То есть накануне взрыва никому не известный Эдик остается в полном одиночестве среди упаковок с питанием! Почему-то ящик, попавший на Ларнаку, оказывается не закрыт. Хотя его закрывали. Вот тебе и способ заминировать самолет!
– Он был в зале один всего три-четыре минуты. Если минер – Эдик, он должен был принести с собой нечто уже готовое, не привлекающее внимание. Например, такой же точно тефлоновый контейнер с питанием, только начиненный не завтраком, а взрывчаткой.
– Следовательно, он имеет отношение к самолетам. Нужно прошерстить весь личный состав Шереметьева. Я ж говорил, у Сосны наемных убийц что грязи…
– Что касается работников Шереметьева – ими уже занимаются. А касаемо Сосновского… ты опять замыкаешься на одну версию. Из показаний Черкесовой следует, что ящик под номером двадцать семь попал на рейс 2318 случайно. Он мог попасть с таким же успехом на другой борт. Вспомни, как распределяется питание: Небережная берет список рейсов и количесто проданных билетов. Обе эти бумаги у нее в руках. Она и отсчитывает коробки.
– Он был в ее кабинете до загрузки холодильников?
– Нет. Он все время до окончания работ находился в зале.
– Ну… Нельзя же ответить на все вопросы сразу. Вообще имеет смысл провести нечто вроде следственного эксперимента, дабы установить возможность попадания "шара в лузу". Кто-либо из оперов, исполняющий роль Эдика, пытается "заминировать" заранее оговоренный, но неизвестный работницам пищеблока рейс, действуя так же, как и подозреваемый.
– Принимается. Далее. Как ты уже извещен своими сотрудниками, Небережная, которая могла бы что-нибудь рассказать о своем друге Эдике, исчезла. Опера твои давно с Глаголева вернулись?
– Да, часа два назад. Отчитались уже. Впечатление такое, что тезка твоя вышла из дома на минутку. Постель не заправив, в которой, кстати, кто-то побывал. Возможно, той же ночью.
– Судмедэксперт изучил следы пребывания?
– Да. Предварительно. Сказал, что "живых" нет. То есть это событие как минимум пяти-семидневной давности.
– И вот выскакивает она в тапочках на босу ногу, влюбленная в своего Эдика до невозможности…
– … А там ее искомый Эдик и поджидает. И уводит в ближайший лесок, где и закапывает. Искать ее теперь не переискать, – мрачно закончил Грязнов.
– Похоже, что не так, Слава. Похоже, что ее увез другой мужчина. Давний поклонник по имени Глеб, владелец вишневой "девятки", на которой госпожа Небережная, видимо, и покинула дом. Надо эту машину вычислить. Номер, место пребывания.
– Подожди, расскажи поподробнее. Мне Левин звонил, вкратце просветил насчет этого Глеба.
– Наша Александра Борисовна особа до мужчин падкая и пользующаяся у них успехом…
– Надо же! Кого-то она мне напоминает!
– Ну, мне до нее далеко, – отмахнулся Саша. – Так вот. Среди череды меняющихся поклонников есть давний, постоянный воздыхатель по имени Глеб.
– Зубной врач.
– Именно. Точнее, протезист. Похоже, он нашу Александру и увез.
– Откуда такое предположение? И куда это ты с Глаголева усвистал? Колобянин слышал, как ты некоей даме назначал свидание.
– Представляешь, выянилось, что у меня есть знакомая, которая дружит с этим самым Глебом.
– Когда же это выяснилось? Ты уже своих знакомых и не упомнишь всех? – съехидничал Слава.
– Ладно, ладно, не завидуйте, а достигайте. А если серьезно, то тут, Слава, тот самый господин случай.
Турецкий рассказал о знакомстве с Надеждой и разговоре, состоявшемся в концептуальном ресторанчике.
– Ну, Турецкий! Даже легкий роман на фоне моря обращаешь на пользу дела! Это уметь нужно.