Дочка генерала-полковника продолжала оглушительно верещать, а я под этот фон едва успевал уворачиваться от злобно клацающих челюстей. Будь овчар действительной службы: матерый, поджарый, вечно голодный мне бы не сдобровать. Всетаки не один год уже прошел, как я последний раз принимал участие в подобной забаве. А с этим управляться было трудно, но вполне по силам. Уворачиваясь, я поддел его ногой, и хоть кроссовка - не сапог, удар все равно получился достаточно сильным, и овчар, скуля, откатился в сторону. А новый его прыжок (верный, честный пес) я встретил прикладом.
Я не хотел его убивать: уважаю преданных собак - постарался смягчить движение, но и этого скользящего удара хватило, чтобы отбросить пса на метр в сторону. Он снова заскулил, попытался встать, однако лапы его подкашивались, из уха текла кровь - он был больше не боец. Впрочем, из-за него я потерялтаки драгоценные секунды, и проснулся наконец прапорщик в будке у ворот; он уже вовсю пылил ко мне, вытаскивая на ходу штык-нож.
Начиная с взвизга дочки генерала-полковника, все шло вразрез с моими планами. Времени разбираться с этим дармоедом у меня уже не оставалось, но и подставлять ему спину в самый ответственный момент особой охоты не было. Нужно вырубить прапорщика и вырубить быстро.
Я наблюдал за его бегом спокойно, выверив мысленно будущие свои движения на тот момент, когда он окажется в пределах досягаемости.
Дочка генерала-полковника продолжала визжать - да прекратит она когда-нибудь наконец? Словно в ответ на мой вопрос к ней присоединилась и мамаша.
С совершенно озверелым выражением на кавказском лице (страха в его глазах я не увидел - только ненависть) прапорщик подскочил ко мне и замахнулся штык-ножом. Я легко увернулся и держа автомат за ствол въехал ему прикладом по лицу. Бил опять же не со всей силы: прапорщика убивать не входило в мои планы тем более. От удара его качнуло и повело в сторону; из разбитых губ заструилась по подбородку кровь. Прапорщик невнятно охнул, но на ногах устоял. Заметим, что это ему не помогло. Я протанцевал прапорщику в тыл и вышиб из него дух на некий, думаю, достаточно продолжительный срок.
Теперь путь был открыт, и я, перешагнув через распростершееся под ногами тело, двинулся к веранде. Краем глаза отметил появившегося на шум из гаража еще одного "бойца" в промасленной хабэшке. Но тот, завидев чужого с автоматом в руках, счел за лучшее вернуться к оставленной работе.
Да, путь был наконец открыт.
Приоткрыв застекленную дверь, на веранде появился некий капитан (видно, из адъютантов, о которых говорил Хватов), но его я проигнорировал: просто отодвинул в сторону (капитан от неожиданности открыл рот) и, все еще удерживая автомат наперевес, прошествовал по короткому коридорчику в просторную ярко освещенную комнату, где развалившись на кожаных диванах, восседала искомая троица: двое - в мундирах, третий - хозяин, в очень похожем на мой тренировочном костюме. Все трое, как на подбор, грузные, обременненые животиками, дряблыми щеками и многочисленными скадками под подбородком. Хозяина, кроме обязательного комплекта, украшала еще массивная бородавка над левой ноздрей. В общем, компания еще та. Прямо бери и рисуй с них иллюстрацию для учебников будущего: "Генеральный штаб на даче, XX век, Century FOX".
Не успел я и глазом моргнуть, как картинка сменила название. Глаза двух генералов в форме вдруг сделались очень круглыми; рука хозяина метнулась к столику, на котором меж восхитительного натюрморта слюнки текут - в комплекте из двух бутылок "Наполеона", полунаполненных рюмок и вазы с фруктами стоял маленький кнопочный телефон. Теперь картинке очень подошло бы классическое: "Не ждали".
Я чуть усмехнулся и покачал дулом автомата справа налево и слева направо. Хозяин понял и отдернул руку.
Я отступил в сторону от двери, чтобы, возможно, уже очухавшийся от потрясения капитан не додумался шандарахнуть меня чем-нибудь тяжелым сзади по голове. И удерживая под прицелом генералов, взглянул на часы.
Уф! Еще целая минута в запасе.
- Здравствуйте, товарищи заговорщики! - сказал я бодро.
Генералы обменялись быстрыми взглядами.
- Кто вы такой?! - загремел хозяин ("командирский" голос у него поставлен что надо). - Немедленно убирайтесь с территории! Это государственный объект.
- Знаю, - кивнул я, откровенно уже веселясь. - И даже знаю, как вас зовут. Вы - генерал-полковник Проскурин. К сожалению, не имею чести быть знакомым с вашими коллегами. Или лучше сказать, соучастниками?
- Вы за это ответите, - пригрозил Проскурин менее грозно: видно, что-то там успел про меня понять.
- Я уступлю вам место на скамье подсудимых, - заверил я его примирительно. - В память о вашем боевом прошлом...
- Что тебе нужно?
- Я жду одного звонка.
- Мальчишка, - прошипел генерал-полковник. - Безмозглый, дерзкий мальчишка!
Я покивал сочувственно:
- Наверное, в чем-то вы правы, но на вашем месте я бы придержал столь лестные эпитеты в адрес того, кто держит вас на мушке АКМа.
Проскурин заткнулся. И вновь переглянулся с молчавшими всю перепалку гостями.
Секунда в секунду, ровно в 21.00, ожил стоящий на столике телефон. Генерал-полковник снова предпринял попытку поднять трубку, но я опередил его:
- Извините, товарищ Проскурин, это, кажется, меня.
Сейчас и только сейчас должно выясниться, правду ли говорил Хватов, посылая меня сюда. Сейчас и только сейчас должно выясниться то, над чем я бился двое суток бесплодных метаний по городу, из-за чего вел сумасшедшую разрушающую психику жизнь то ли охотника, то ли дичи.
Я поднял трубку левой рукой, правую удерживая на автомате и не спуская глаз с Проскурина. Тот откинулся на диване и развел руками, как бы давая мне понять, что никаких эксцессов не будет. Я поднес трубку к уху:
- Але.
Знакомый - да, это он! - чертовски знакомый голос медленно, отчетливо выговаривая каждое слово, как запись на автоответчике, назвал адрес: город, улицу, дом, этаж, квартиру.
"Герострат - ноль..." - вспомнилась мне фраза, выплюнутая умирающим комитетчиком. Конечно же, Герострат - ноль. Марионетка в большей степени, чем вся его Свора.
Я рассмеялся, я положил трубку на рычаг и продолжал смеяться, разглядывая развалившегося на диване Проскурина. Глаза генерала-полковника вдруг сфокусировались на чем-то за моей спиной.
Ну, меня на такую элементарщину не купишь, подумал я и тут же получил весьма ощутимый удар по голове.
Чертов капитан!
Глава тридцать седьмая
Все-таки вырубил он меня неумело. То ли неверно рассчитал силу удара, то ли просто переоценил возможности рукоятки своего макарова. Сразу видно, что из штабных стратегов. Так или иначе, а через минуту я прочухался, но вида, конечно, не подал. Требовалось сначала оценить обстановку: кто где стоит, кто чем занят.
Падая, я опрокинул стол с телефоном и натюрмортом. Коньяк, естественно, разлился по всему полу, и трикотаж моментально им пропитался. Веселенькое дело - заявиться под утро домой, распространяя вокруг себя известные ароматы. Что подумает мама?! Хотя сейчас это не важно, сейчас для меня важно сосредоточиться.
Капитан "шуршал" справа: звенел осколками, отволакивал в сторону столик. Один из генералов - уж не знаю кто - вполголоса матерился. Видно, все-таки напугал я их. И напугал здорово.
- Да перестаньте вы, Владимир Миронович, - оборвал его Проскурин. - Нужно решать, что с этим наглецом делать.
Интересно, у кого из них автомат?
- Что делать, что делать, - отозвался матерившийся. - Придавить суку и дело с концом.
Знакомые разговорчики, ох знакомые!
- Легко сказать, - снова Проскурин. - А если мы уже под колпаком? А он - подсадной.
- Да е... ть я хотел всех сраных гэбешников. Что они нам теперь могут сделать? Они же теперь Ф-С-К, - аббревиатуру Владимир Миронович воспроизвел с особым презрением.
Они вдруг замолчали. И Проскурин после небольшой паузы спросил:
- Что это у него за узел под мышкой?
Медлить больше было нельзя. Я оттолкнулся руками (в ладонь тут же впился зазубренный осколок) и вслепую лягнул возившегося рядом капитана. Тот покатился вместе со столиком. И еще в этом прыжке я выхватил из узла пистолет и выпустил очередь в том расчете, чтобы она прошла над головами генералов. Раздался дребезг разлетающихся оконных стекол.
После этого я чуть приоткрыл один глаз.
Генералы лежали вповалку. Осколков на полу заметно прибавилось. Прямо взрыв в мастерской стеклодува. В углу под выключенным цветным телевизором тяжело ворочался поверженный капитан. Я шагнул к нему и наступил на ищущие пистолет пальцы.
- Где у вас книга жалоб и предложений? - поинтересовался я со смешком, когда капитан взвыл от боли.
Проскурин поднял голову. Я заметил, что у него под рукой лежит автомат и для острастки выстрелил одиночным в его сторону. Пуля вжикнула и застряла в обивке под дерево, проделав там изрядное отверстие. Проскурин уткнулся носом в пол. Крики на веранде возобновились. Истерики в них поприбавилось. Хотя женщины у генерала-полковника подобрались благоразумные: ни одна пока еще не рискнула появиться в поле моего зрения. Как бы там не оклемался наш решительный прапорщик.
Я надавил на пальцы капитана посильнее и чуть повернул каблук. Хоть я и не садист, но, сознаюсь, получил некоторое удовольствие, слушая, как он завывает. В конце концов, и ты, штабист, принимал участие в веселенькой травле Бориса Орлова. Конечно, вина твоя не доказана, и, скорее всего, мала, как маковое зерно, но и наказание не столь велико, как можно подумать, слушая твои вопли: походишь недельку с забинтованной рукой, а там смотришь - и орден дадут. За храбрость.
Я убрал наконец ногу, поднял макаров. Засунул его за пояс. Потом, осторожно ступая, приблизился к генеральской свалке. Мечта двух незабываемых кошмарных лет - увидеть подобное зрелище.
- Передайте мне, пожалуйста, автомат, товарищ Проскурин, попросил я мягко. - Одной рукой и прикладом вперед, если вас не затруднит.
Проскурин послушно исполнил мое распоряжение. Довелось хоть на минуту почувствовать себя маршалом.
Я получил автомат и сразу стал этаким вооруженным до зубов советским коммандо в тренировочном костюме, пропитанный коньяком и с кровоточащими ладонями. Но времени любоваться собой у меня не оставалось.
- Мальчишка, - прохрипел генерал-полковник. - Тебе все равно не успеть.
Я пожал плечами.
- Может быть, и не успею. Кстати, чуть не забыл спросить: вы автомобиль водить умеете?
Глава тридцать восьмая
Я посадил генерала-полковника за руль.
Он, что вполне понятно, долго отказывался. Но я популярно на пальцах объяснил ему, что все равно поехать со мной ему придется, только не на месте водителя, а сзади, на мягком диванчике, с простреленными ногами. Прозвучало это убедительно, и Проскурин без охоты, но согласился.
За полчаса мы добрались до города, минут пятнадцать колесили по улицам на приличной скорости: благо светофоры перешли на режим ночного желтоглазого перемигивания, а автомобильных пробок в это время не встретишь.
Гаишников я не опасался: кто из них рискнет тормознуть ЗИС за превышение скорости? Превышает - значит, положено.
- Вон туда во двор сверните, пожалуйста, - подсказал я генералу-полковнику.
Проскурин послушно свернул.
- Ну, желаю всяческих благ, - усмехаясь, сказал я и полез из машины.
- Ты покойник, - бросил напоследок Проскурин. - Можешь заказать себе венок на могилу.
- Не стройте из себя второсортного крестного отца, - посоветовал я. - Вам это не к лицу, - и, засмеявшись, добавил: - Вы же советский офицер.
Генерал-полковник сердито газанул, разворачивая неуклюжий ЗИС на маленьком пяточке.
Я же, не оглядываясь, устремился к нужному дому. Пятый этаж, квартира двадцать семь. Действовать быстро, на максимальных оборотах. Чтобы этот выдумщик не успел состряпать очередной фокус. Да-а, довели тебя, Игл: не человек - машина смерти.
Я с разбегу высадил хлипкий замок, проскочил махом прихожую, но когда впереди показался свет, что-то вдруг больно ударило меня по ногам чуть ниже колен.
Неумолима сила инерции. Я совершенно бездарно растянулся на полу. Автомат вылетел из рук; чуть подсохшие раны на ладонях раскрылись. А когда я услышал над собой жизнерадостный смех, то понял с чувством полной опустошенности: кажется, все, последняя твоя карта бита.
Я медленно встал.
Наверное, существует в мире нечто, называемое ясновидением. Я попал в ту самую комнату, которую видел в моменты паники и во сне: неухоженная, пыльная, без мебели, словно хозяева выехали отсюда давно, и никто больше не пожелал ее заселить.
На полу здесь кое-где валялись скомканные бумажки, а у стены напротив меня стоял одинокий предмет мебели, старенький и простенький письменный стол. Я увидел и узнал угол правее стола: пыльный, со сгустившейся там тенью, и как будто действительно была там натянута паутинка, а над ней чернел точкой на потертых обоях паучок. И главное - фигуры горкой лежали там, шахматные фигуры: черные и белые, как в моем сне, заброшенные туда Геростратом.
Сам он восседал за столом, и перед ним была шахматная доска, а рядом - телефонный аппарат сложной конструкции, изящный образчик передовых японских технологий.
И тут же я понял, что есть все-таки отличие: второй двери с надписью "ARTEMIDA" в комнате не было: за спиной Герострата я увидел глухую стену.
- Да, Боренька, - с язвительной ноткой в голосе начал Герострат, не ожидал я от тебя. Попасться на такую элементарную уловку.
Я обернулся, чтобы взглянуть, что имеется в виду. Поперек дверного проема на уровне колен оказалась натянута стальная проволока. Куда уж элементарнее.
Я, прикидывая, посмотрел в сторону автомата.
- И не думай даже об этом, - в руках Герострата появился пистолет. - Я не промахнусь: был в армии как-никак отличником боевой и политической подготовки.
- Политической - особенно ценно, - вставил я из соображения хоть что-нибудь сказать.
- А все ж вышел ты на меня, - похвалил Герострат. - Молодец. Поздравляю. Не расскажешь, как это у тебя получилось?
- Где Елена?
- А ее здесь никогда и не было. Еще одна, дорогой мой, элементарная уловка. Я, как ты знаешь, компьютерному миру человек не чужой: организовал ей командировку. А голос - он голос и есть - запись на ленте. Не было нужды мне с ней возиться. В конце концов, не она ты мне нужен был.
Да, подобного потрясения я давненько не испытывал. Оказывается, все это время он блефовал, водил меня за нос, как мальчишку! ФОКУСНИК! Но откуда мне было знать?
- Такие хорошие планы ты разрушил, Боренька, - с укором продолжал Герострат. - Все было так тщательно продумано, и ты поначалу, вроде бы, вполне оправдывал доверие. Шел верным путем, как предписывалось, все делал правильно, а тут надо же... Хватов, небось, подсобил? Мы же договаривались: никаких рокировок...
- Я с тобой не договаривался.
Что бы предпринять? Он же сейчас меня пристрелит, как рябчика. Покуражится и пристрелит. Я снова скосил глаза на автомат. Нет, далеко - не успеешь.
- Ну и что ты этим добился? Ну отыскал меня, а дальше? Партия твоя все равно проиграна, - Герострат кивнул на доску. - Ферзь под угрозой, на левом фланге "вилка", через три хода тебе мат. Увы, и юношеским разрядникам свойственно ошибаться!
- Ты в этом уверен?
- В чем?
- В том, что партия мной проиграна.
- Сам смотри.
- За мной еще ход.
- Ты думаешь, это тебе поможет?
- Просто я вижу то, чего ты замечать не хочешь.
- Ну, Борька, ты нахал. Давай топай сюда. Посмотрим на твою агонию, полюбуемся. И без глупостей.
Я шагнул к столу и аккуратно переставил ферзя: Е6-D6.
- Мат, - сказал я, чувствуя, что совершенно по-идиотски ухмыляюсь.
Герострат дернулся. Глаза у него полезли на лоб, сразу утратив однонаправленность взгляда. В бешеном темпе менялась мимика. Рот его искривился, а пятна на голове (возможно, мне это показалось) вдруг стали темнее. Это был очень подходящий момент для действия, и я уже собрался, внутренне напружинился, но Герострат вполне осмысленно и многозначительно помахал дулом пистолета, не отпуская пальцем курка. И момент оказался упущен.
Наконец лицо Герострата разгладилось, приобрело болееменее устойчивое выражение.
- Мат, - произнес он, словно бы прислушиваясь к тому, как звучит это слово. - Мат!
Он засмеялся. Захохотал, да так громко, что я невольно отступил на шаг, опуская руки. Герострат смахнул фигуры с доски; они покатились по полу, а он продолжал смеяться.
- Мат! Мат! Нет, Борька, ты все-таки самый замечательный противник из всех, с кем мне приходилось иметь дело. Принять условия игры и выиграть! ВЫИГРАТЬ! Недооценил я тебя, недооценил. Каково? Мат!
Он оборвал смех. Взгляд его снова на мне сфокусировался. Теперь это был твердый жестокий взгляд.
- Ты был самым достойным противником на моем многотрудном пути, сказал Герострат. - Мне жаль тебя убивать.
Я понял, что сейчас он выстрелит. Умирать вот так, стоя безоружным лицом к лицу с мерзавцем от его руки было глупо. До омерзения глупо. Но еще я понимал, что шанса спастись, как-то избежать пули у меня нет ни малейшего: Герострат, когда надо, способен невероятно быстро передвигаться, и уж чего-чего, а продырявить он меня успеет прежде, чем я доберусь до автомата или до двери. И все-таки в тот момент, когда я осознавал, что смерть близка, когда чувствовал каждой клеткой своего измученного тела ее неумолимое приближение, все-таки я не испытывал страха, как бывало раньше. А наоборот даже, испытывал некий эмоциональный подъем, повышение тонуса, какое испытываешь порой, охватывая взглядом только что выполненную трудную и ответственную работу. И ХОРОШО выполненную работу. Герострат готовился пристрелить меня, но несмотря на это, я был победителем: я выиграл дурацкую партию, которая вполне могла довести меня до сумасшествия, я справился, я победил!..
Мелодично промурлыкал образчик новейших японских технологий.
- Отсрочка, - сообщил мне Герострат перед тем, как поднять трубку.
А я с трудом сдержал ликующий возглас.
Да теперь я не просто выиграл: теперь я выиграл и остался жив. Потому что сейчас, сейчас...
Он - ноль, он - марионетка...
Он - ноль...