- Умница, Волков, именно так! Напишешь в журнале, что из-за вновь обнаруженных погрешностей магнитных компасов ждал девиатора, или свали на пограничников: не давали, мол, разрешения на выход, словом, придумай сам. А для них, - тут он ткнул пальцем в подволок каюты, - для начальства ты уже в море. Что там сутки туда-сюда, натянешь на переходе…
- А продукты?
- Все доставим, голубчик. Ну пойдем в салон, да скомандуй людей собрать, скажу напутственное слово.
Так мы и отошли. Галка пришла к самому отходу и на судно не заходила, не принято у нас с нею такое. Я сошел на берег и подошел к жене. Минут десять мы стояли молча, потом коротким путем, между штабелями бочек, вывел ее к проходной порта, поцеловал Галкины грустные глаза и вернулся на "Кальмар".
До Приморского рейда добрались без приключений. Бросили якорь. Старпом Валерий Иванович Гуков с боцманом обошли каюты, собрали по рундукам и загашникам непочатые бутылки с водкой и побросали их за борт.
Среди новеньких, впервые идущих со мною в рейс, поднялся было галдеж, но Коля-боцман поднес поочередно к носу каждого из них мохнатый кулачище и предельно вежливо попросил объяснить, чем сия штуковина пахнет и годится ли в качестве флотской закуски.
Может быть, это и в духе капитана Ларсена, но иного средства пресечь пьянство нет. Море же пьяных не любит.
Словом, сутки на рейде мы простояли. Рыбачки мои отошли от старого похмела, а к вечеру другого дня прибыл катер. На нем привезли продукты, Севу Антонова - радиста и усатого дядьку, тралмейстера Конона Трофимовича Молодия, с год назад перебравшегося в наш бассейн из Керчи.
Заместитель начальника по флоту слово сдержал. Ожидали мы только сутки. Теперь все для рейса получили и начальство выручили перед "верхами".
"Кальмар" поднял якорь и вышел на промысел.
…По разработанному отделом добычи плану мы должны были попытать счастья вначале на Северном море. Говорили, что промысловая разведка обнаружила сельдь в старых квадратах, где никто уже и не рассчитывал взять рыбу.
Если взглянуть на правую часть карты Северной Атлантики вниз от белого пятна Гренландии, то мимо иззубренного "лимона" Исландии взгляд не проскользнет. Потом смотрите южнее, не проглядите только пятнышко Фарерских островов. Еще ниже Шетландские и Оркнейские острова. Чуть западнее - Фарлендский архипелаг. Потом - Британия. Этот островной барьер отрезает от Атлантического океана два моря - Норвежское наверху и Северное внизу.
После войны наш флот освоил традиционные для других государств промыслы в Северном море. Сейчас с рыбой здесь не густо, приходится ходить повыше, в Норвежское море, к берегам Исландии. На переход, конечно, уходит побольше времени. Тем интенсивнее работают рыбаки в районе промысла.
Что труд рыбаков нелегок - знают все, это не требует доказательств. Нормальный рабочий день в океане - двенадцать часов. Подкидывают, правда, проценты за переработку, только не в этом суть… Главная проблема - нагрузка на психику.
Теперь с рыбаками выходят в море экспедиции медиков. Изучают, измеряют, прикидывают. Одно из таких заключений мне довелось прочитать. Оказывается, на семидесятые сутки постоянного пребывания в море у некоторых членов экипажа начинаются функциональные расстройства психики. Один и тот же пейзаж, если безбрежную водную поверхность вообще можно называть пейзажем, одни и те же люди, одна и та же работа… Вот и начинается "сдвиг по фазе".
Люди становятся раздражительны, у некоторых развивается агрессивность, былые дружеские привязанности слабнут, возникают неожиданные вспышки беспричинного гнева у людей, отличающихся обычно миролюбивым характером, - словом, долгое общение с морем сказывается.
Разумеется, все это выражается по-разному, и я заметил, что чем тоньше организована человеческая натура, тем труднее приспособиться ей к ритму интенсивного рыбацкого труда.
Врачи утверждают: вся эта пакость наваливается на человека на семидесятые сутки. Рейсы же судов типа "средний рыболовный траулер", таких, как наш "Кальмар", продолжаются сто пять суток. Большие морозильные траулеры работают в Северной Атлантике сто двадцать дней. И это без захода в какой-либо порт. На юг, к Африке, правда с заходом в Лас-Пальмас или Касабланку, рыбаки идут на полгода…
Итак, мы шли в Северное море за атлантической сельдью. Атлантическая сельдь - самая многочисленная порода в сельдевом семействе. И больше всего добываем ее мы. За год до того, как начался мой последний рейс, наши рыбаки взяли миллионы центнеров атлантической сельди. И основную массу выловили на юрких мореходных СРТ. Хорошо берет селедку и Норвегия.
Говорят, что в средние века европейские государства всерьез воевали из-за сельди. Уже тогда в районе Датских проливов в период осеннего хода рыбы собирались десятки тысяч рыбаков.
И где-то я вычитал, что римский папа Александр Третий в 1169 году определил: не возбраняется ловить сельдь даже в воскресенье и в прочие праздничные дни, мол, грехом сие деяние его святейшество считать не будет…
Когда рассказал об этом ребятам, старпом Валера Гуков сказал:
- Надо же, чего удумал чертов папа… До сих пор его указание действует…
Это верно: ни праздников, ни воскресений у рыбаков в море не бывает. Всем людям на земле нужна селедка…
А сельди становится все меньше и меньше.
Однажды на моем траулере отправилась на промысел научная экспедиция из АтлантНИРО. Во время рейса разговорился я с руководителем - крупным, как мне сказали в нашей конторе, специалистом по сельдяным делам.
- А что вы хотите, - сказал он, - ведь интенсивность вылова постоянно растет… Не секрет, что норвежское стадо сельди уменьшается. Сократить добычу? Это, как вы сами понимаете, исключено. Поголовье взрослой сельди особенно снижается оттого, что норвежские рыбаки берут нерестовую, жирную и малую сельдь, годовичков берут - для тука. Потом значительное количество рыбы они вылавливают в собственных фиордах.
Заключение особой конвенции? В этом норвежцы не заинтересованы. Дайте, говорят, нам данные о том, что именно мы повинны в снижении поголовья. А поскольку получить эти данные норвежцы не жаждут, все остается по-прежнему.
Или другая деталь, - продолжал ученый. - В районе архипелагов Лофотен и Вестеролен участок моря объявлен НАТО полигоном для испытания ракетного оружия. Это самые сельдяные места. Теперь путь нам туда перекрыт. А норвежцы ловят… И конечно же сельдь не выдерживает промыслового пресса. На одно сельдяное стадо приходится только советских пятьсот траулеров, двести пятьдесят норвежских, а еще промышляют Исландия, ФРГ, ГДР, Польша… В пятидесятых годах мы были здесь одни, норвежцы ловили только у своего побережья. Тогда наши рыбаки встречали сельдь в возрасте до двадцати пяти лет, а сейчас экземпляры в семнадцать и восемнадцать лет - редкое явление…
Это все теория - на практике мы увеличивали порядки дрифтерных сетей, значит, матросам прибавлялось работы на их выборке, за косяками бегали из квадрата в квадрат, из Северного моря в Норвежское, от Фарер до Исландии и от Исландии к Фарерским островам.
Дрифтерный лов сельди довольно прост. Находим косяк рыбы и ложимся в дрейф над ним. С вечера начинаем вытравливать сетной порядок. От буя, выставленного нами, идет длинный трос. К нему прикрепляются сетки, одна за одной, образуя в воде забор длиною до двух миль. Выбросили сетки, и все матросы, кроме вахты, заваливаются спать. А ночью сельдь совершает суточную миграцию. Она поднимается на поверхность из глубины, и тут ее ждет дрифтерный забор. Сельдь натыкается на сети и застревает в ячейках. Рано утром играют подъем для всей команды: надо выбирать сетной порядок. Дрифтерные сети с помощью лебедки тянут на палубу, особая машинка трясет их, рыба падает, ее подбирают и укладывают в бочки, пересыпая солью. Бочки закатывают в трюм, чтобы сдать потом на плавбазу. Иногда, если база рядом, сельдь набирают на борт навалом и сдают, как говорится, "свежьем".
Вот и все, вот так и ловим…
А еще промышляют селедку тралом и кошельковым неводом. Но в тот рейс мы брали рыбу лишь дрифтерными сетями…
Когда заштормило у юго-восточного побережья Исландии и неделю проплясали в изматывающем душу дрейфе "мурманчане" и "рижане", "эстонцы" и "калининградцы", с берега - им там виднее - примчалась депеша: "Поскольку, дескать, подъемы в Норвежском незначительные, всем судам передвинуться в западные квадраты Северного моря". Промразведка, оказывается, что-то там обещает. А если есть у кого груз, то южнее Фарлендских островов ждет траулеры плавбаза.
Вот так мы и отправились к Фарерским островам: груз у нас был.
Третьим помощником-штурманом шел в том рейсе со мной совсем зеленый парнишка из нашей мореходки, Колчевым его звали, Сергеем. Делал он первый свой штурманский рейс, с непривычки терялся, бывало, и знаки путал при исправлении и переводе румбов. Поэтому вахту стояли вместе. Обычно вахту третьего штурмана, опекуном которого является сам мастер, она проходит с восьми до двенадцати дня и с двадцати часов до конца суток, так и называют "капитанской", или "детской"…
Когда стемнело, третий штурман Сережа Колчев сказал мне, протягивая руку к горизонту:
- Смотрите, Игорь Васильевич, вроде самолет, вон огонек движется… Видите?
- Вижу. Почему ты решил, что это самолет?
- А движется он…
- Ты бы лучше вправо посматривал, там скоро откроется маяк Норд-Унст. "Привяжемся" к нему и обойдем архипелаг с оста.
- Слушаю, - сказал третий штурман.
Мы надолго замолчали, но я-то видел, как он украдкой поглядывает на огонек, плывущий в небе на траверзе "Кальмара".
Так вот, наверное, рождались легенды о знамениях сверху. Ну, Колчеву простительно, молодой еще штурман… А я тоже хорош… Смотрел на огонек и ломал голову: почему он меняет цвет от голубого до оранжевого? На самолет непохоже - огонь ведь один, только он движется, черт его побери, и это меня сбило с толку.
Сережа осмелел и снова заговорил:
- Вроде как преследует нас, а, товарищ капитан?
Не получив ответа и расценив мое молчание как поощрение к беседе, Колчев продолжал:
- А вдруг это пришельцы, Игорь Васильевич? Космический корабль откуда-нибудь… Из дальней галактики. Я читал, что именно так оно начинается…
- Что начинается?
- Ну нашествие инопланетян из космоса.
Договорились. До борьбы миров, до летающих тарелок договорились. А как Норд-Унст открылся, мой младший помощник не заметил. Тут я малость озлился, больше, правда, на самого себя, потому что вообразил, будто в словах Сережи есть определенный резон, и уже задумался над этим, когда вдруг неожиданно понял: странный огонек, меняющий цвет, не что иное, как Сириус, альфа созвездия Канис Мажор - Большого Пса, звезда номер сорок шесть - по Морскому астрономическому ежегоднику.
"Ну и тип, волос нечесаный, - подумал я о себе, - дал мальчишке увлечь себя… Как не сообразил?"
Действительно, рефракция или еще какой атмосферный эффект - вот движение огня и смутило меня.
- Маяк, Сергей Христианович, уже открылся, - сказал я. - Будьте повнимательнее на вахте. Не следует отвлекаться. Возьмите пеленг Норд-Унста, "привяжитесь" к нему. Потом измерьте высоту сигнального огня марсианского фрегата и поищите его место на звездном глобусе.
Когда Колчев вышел из штурманской рубки и, запинаясь, произнес: "Сириус это, Игорь Васильевич…" - признаюсь, усмехнулся про себя. В педагогических целях следовало выступить перед юношей эдаким всевидцем, не знающим промахов капитаном. Таким, впрочем, и должен быть капитан, по крайней мере, все на корабле должны так о нем думать.
Значит, разгадали мы тайну "пришельцев", миновали Норд-Унст, стали обходить с востока Фарлендские острова. Начались новые сутки, вахту принял второй помощник Володя Михеев. Колчев, сделав запись в журнале, отправился спать, а "Кальмар", постукивая двигателем, продолжал идти намеченным мною курсом.
Мне нравятся суда типа СРТ. Небольшие, верткие, эти довольно мореходные суденышки работают во всех наших морях. И через океан они ходят исправно, держатся против любой волны, хорошо "отыгрывают" на ней.
Первые суда этого типа появились сразу после войны. Строили их поначалу в Германии и называли "логгерами". Потом возникли модификации отечественных заводов. "Кальмар" был одной из последних моделей. Четыреста лошадиных сил движок и двадцать два человека команды. Магнитный компас, эхолот и радиолокатор "Створ". Вот, пожалуй, и все. И была у "Кальмара" еще одна особенность: он хорошо слушался руля, на швартовках никогда не подводил меня, вовремя гасил инерцию, лихо осаживаясь у причала, когда я врубал задний ход. Мы понимали друг друга, траулер доверял мне, а я - ему.
Во втором часу ночи Михеев сказал:
- Не спится, Васильич? Решил и со мной вахту отстоять?
Володя - почти мой однокашник. Был уже капитаном, да попал в неприятность. С капитанов Володю сняли, а я взял его на "Кальмар" вторым.
Сейчас почувствовал некую обиду в тоне помощника. Не доверяешь, а ведь я тоже капитан. Но мне на самом деле не спалось, может, предчувствие было какое…
- Ночка уж очень хороша, - сказал я Михееву. - А впрочем, ты вовремя подсказал. Пойду-ка выпью чайку в салоне и завалюсь до утра. Завтра к плавбазе выйдем.
С этими словами, добавив "Доброй вахты", я стал спускаться с мостика. Вниз можно было пройти двумя путями: по внутреннему трапу и по скоб-трапу на переборке кормовой надстройки. Почему выбрал второй путь - понятия не имею. Выбери я первый путь - лежать мне в стальной утробе "Кальмара" на дне морском…
Повернувшись спиной к морю, я ухватил руками поручни и нащупал ногой скобу трапа. Вот одна, вторая, третья… До четвертой коснуться не успел. Внезапно почувствовал, будто оглох, потом в ушах зазвенело и последним моим ощущением было, как разжимаются пальцы рук, охватившие поручни трапа.
Потом долго висело надо мной малиновое солнце… Очнулся я на галечном пляже необитаемого острова.
Наверно, в воде приходил в себя, куда-то плыл, что-то делал, но все это осталось за пределами моего сознания.
Когда очнулся и понял, что лежу на берегу, то подумал: по всей вероятности, хватил меня на трапе удар, в беспамятстве упал я в море, и теперь на "Кальмаре", сбиваясь с ног, ищут своего капитана. Но когда повернулся и увидел Денисова позади, то стало мне понятно: с "Кальмаром" случилось несчастье.
В первый же день я расспросил Денисова, но мало чего добился. Он знал не больше моего.
- На вахту я шел, капитан, - сказал он, - ну и вышел из носового кубрика…
- Постой, - сказал я, - ведь это было уже в первом часу ночи, а тебе заступать с нуля.
- Верно. Только Вася Пименов мне часик должен был, а потому стоять ему полагалось больше… Иду я, значит, по палубе, подошел к борту. Чуял, наверно. Потому и не торопился лезть в машину. А за бортом вода светится, красиво так. Нагнулся я над планширем, любуюсь, значит. Вдруг чувствую, как "Кальмар" из-под меня рвануло, а сам я оказался в воде. Когда вынырнул, огляделся, кругом темно, тихо, звезды только. Я и поплыл куда глаза глядят, все надеялся, может, заметят с борта, повернут и вытащат. Плыл поэтому чуть-чуть, лишь бы на воде держаться. А когда обессилел, ноги вниз потянуло, тут и почувствовал под собой землю. Так и на остров этот выбрался, капитан. А потом и вас увидел…
…Но если б Денисов мог сейчас свидетельствовать, мог рассказать о наших злоключениях, то его показания ничего нового не добавили бы к моему рассказу. И Денисов, и я могли оказаться за бортом по одной и той же причине: нас могло выбросить взрывом, но могли мы упасть за борт и при столкновении траулера с рифами на полном ходу…
…- Интересная история, - сказал следователь, - прямо чистый Майн Рид или, скажем, Джек Лондон. Между прочим, любимый мой писатель. Я, знаете ли, тоже в юные годы мечтал о море, да вот не пришлось…
Он развел руками.
- И чем вы объясняете все это? - продолжал Прохазов теперь уже деловым тоном.
- Не знаю, - ответил я, - с первого дня ломаю голову…
Конечно, кое-что прояснилось для меня в разговоре с Коллинзом, но ведь тот же Коллинз предупредил, что сделает все для сокрытия того, что произошло в действительности. А если это был организованный шантаж? Многие, может быть, не поймут меня, скажут, почему, мол, ты, капитан Волков, не выложил следователю всего сразу. А ведь намеревался сделать это, но колебался, потому что и рапорту смотрителя маяка с мыса Норд-Унст, о котором говорил мне Коллинз, тоже не верил до конца. Поэтому и не спешил, пытаясь еще раз - не для следователя, для себя, - проследить последний путь "Кальмара".
- Может, налетели на подводные камни? - осторожно вставил следователь.
- Нет, это исключено. На сдаче вахт в ноль часов я лично проверил счисление пути судна и обсервованное место. Мы были в стороне от опасности.
- Но в непосредственной близости к берегу?
- Да, берег был относительно недалеко.
- А вот в лоции говорится, что в тех местах действуют течения и плавать ночью у островов Кардиган, идти сквозь Фарлендский архипелаг южным проливом не рекомендуется. Что вы скажете по этому поводу, капитан?
Я усмехнулся:
- Плавать человеку вообще не рекомендуется. Проще и безопаснее сидеть в кабинете и задавать вопросы. А если по делу, то я торопился сдать рыбу на плавбазу. Разве вам не известно, что и у рыбаков существует план?
- Э, нет, так не пойдет, Игорь Васильевич. Вы сердитесь, а это значит, что вы не правы, - улыбаясь, сказал следователь Прохазов. - Я ведь не поддеть вас хочу, поймите, а истину установить. Значит, допустим, что штурманская ошибка в данном случае места не имела. Что же еще? Может быть, произошло столкновение судов? - неуверенно сказал он.
- Нет, погода была отличная, и никаких огней перед этим мы не видели…
- Да-да… - Следователь сочувственно покивал головой.
- А если "Кальмар" налетел на плавающую мину? - спросил я вдруг Прохазова.
Надо было сейчас же сказать об угрозе мистера Коллинза, уж коли я не сделал этого раньше… Но обещанная Коллинзом ловушка, его шантаж сдержали первый порыв рассказать следователю все. И это сразу изменило положение.
А потом, когда следователь, сам того не зная, показал мне, как загнал меня в сети Коллинз, то рассказ о встрече с ним, Коллинзом, и о его угрозах в Бриссене был бы расценен следователем, да и всяким, наверно, на его месте, как попытка оправдаться любым способом. Потому я и промолчал…
- Вы говорите, что шли у берега? - сказал Прохазов. - И населенные острова там поблизости есть?
- Есть, - ответил я. - Островов там много.
- Взрыв мог быть услышан на островах? При хорошей погоде такой взрыв далеко, наверное, слышен?
- Конечно.
- Тогда читайте вот эту бумагу. Тут по-английски. Прочтете или дать перевод?
- Не нужно.