Абонент недоступен - Фридрих Незнанский 3 стр.


– Ждите, – сказала Маша, нажимая на красную кнопку кофеварки. – Сейчас будет вам одно.

И тут до Гордеева дошло, какой международный уровень имел в виду Костя Булгарин. Все дело в том, что Маша долгое время прожила с родителями в Египте, где от скуки не только выучила несколько иностранных языков, но – что самое главное – насобачилась варить превосходнейший кофе, не хуже тамошних кейфистов, даже с помощью обычной электрической кофеварки. Только одна Маша знала, какие зерна идут, а какие ни в какую. И теперь кофейный запах из конторы юрконсультации с утра до вечера будоражит Таганку. А клиенты чувствуют себя уже не как в присутственном месте, а, как минимум, в каирской кофейне, что, само собой, настраивает на легкость общения, на непредвзятый тон.

– Готово, – раздался голос Маши, и перед Гордеевым возникла большая чашка волшебного напитка.

Пользуясь отсутствием сотрудников, он позволил себе выкурить сигарету. Под кофеек.

И тут зазвонил телефон.

Маша сняла трубку и через мгновенье произнесла:

– Юрий Петрович, это вас. – И тихо добавила: – Женщина.

Виталий Проскурец, отпущенный следователем Омельченко под подписку о невыезде из Москвы, придя на работу, ожидал встретить со стороны сотрудников что-то подобное легкому презрению. Но, как ни странно, встретил полное понимание.

Впервые после убийства Волкова он собрал большое совещание, на котором подробно прояснил ситуацию, рассказав обо всем, что ему известно о ходе следствия.

Несколько человек выдвинули ряд рациональных соображений относительно того, какую позицию следует принять Проскурцу в этом деле.

– Кто-то желает вывести нас из равновесия, – высказался Михаил Федотов.

– Кто желает, Миша? Конкретизируй, пожалуйста.

– Я имею в виду структуры, для которых "Интерсвязь" – явный конкурент.

– Кого ты имеешь в виду? "Комтрест"? "Бумеранг"?

– Не думаю, что это дело рук "Бумеранга", но там имеется парочка типов, способных пойти на такое. Тем более такая подходящая для темных дел атмосфера.

– Ты имеешь в виду конфликт между мной и Волковым?

– Да, именно это я имею в виду.

Миша Федотов был одним из самых ценных и перспективных членов команды Проскурца, который притащил его из одного серьезного НИИ, где Михаил за компьютером решал глобальные проблемы движения черных металлов и, в перерывах совершенствуясь в традиционный пинг-понг, систематически выигрывал ящик пива.

Это именно Миша придумал для "Интерсвязи" новую систему организации работы с клиентом, пачками привлекая их невиданными льготами, отчего их фирма получала отличные барыши из-за увеличения потока заказов. Благодаря этим и ряду других его разработок начиная с 1996 года "Интерсвязь", по итогам британского еженедельника "Economist", прочно вошла в первую десятку самых преуспевающих компаний постсоветской России, оставив позади себя многих промышленных монстров, уступая разве что только "Газпрому".

– У тебя есть какие-то существенные доводы, Миша? Я имею в виду твои "бумеранговские" соображения, – строго спросил Проскурец.

– Конечно нет. Это только догадки. Просто догадки. Но они небезосновательны.

– Для следствия твои догадки – признак параноидального бреда. Их уже устраивает их собственная версия. Она греет их холодное сердце. Видел бы ты этого следователя… А впрочем, еще увидишь. Тебя и еще нескольких человек Омельченко любезно приглашает к себе.

– Да, мы знаем, – сказал Миша. – Сегодня пришла пачка повесток.

– Кстати, у него в столе кроме убийственных вещественных доказательств – настоящие мексиканские сигареты, твои, кстати, Миша, любимые.

– О! Это уже иной коленкор.

– Можешь покурить, но не очень-то расслабляйся, – Проскурец погрозил пальцем. – Омельченко – хитрая лиса. Возможно, ты таких хитрецов в жизни своей еще ни разу и не встречал.

– Ничего, прорвемся, – сказал Миша, показывая сжатую в кулак ладонь – а-ля "рот-фронт".

Проскурец выслушал еще несколько реплик от своих коллег, которые по большей части были обеспокоены судьбой компании, что естественно, а значит, и своей собственной. После чего завершил заседание.

Вернувшись в кабинет, он собрался позвонить Лене, но вспомнил, что та сегодня встречается с адвокатом.

Лена и Гордеев сидели в кафе "Сатурн" друг против друга. Они решили не засиживаться в официальных стенах юридической консультации, даже несмотря на одуряющий запах кофе, а предпочли взяться за старое – продолжить импровизированное застолье, начатое на борту аэробуса. Гордеев отметил, что Лена выглядит хорошо до ослепительности, причем при всей скромности ее нарядов, которые на самом деле только подчеркивали ее естественную привлекательность.

– Послушайте, – начал Гордеев, после того как Лена изложила ему суть дела, – неужели Владимир Волков действительно ваш отец? Это просто невероятно.

– Что невероятно?

– После того как мы с вами виделись в последний раз, ну, то есть в первый, в самолете по дороге в Россию, мой друг случайно включил радио, и на нас обрушилась информация об убийстве именно Владимира Волкова.

– Даже так. Значит, наша встреча – действительно судьба.

– Вам тоже так показалось?

– Да, именно так и показалось.

– Что ж, я ничего не могу сделать, кроме как взяться за защиту обвиняемого. Вам не знакома фамилия следователя?

– Почему же? У Виталия Федоровича она просто не сходит с уст. Омельченко.

– Да ну?

– Что "да ну"? Вы с ним знакомы?

– Еще как! После университета сидел с ним в одном кабинете.

– Как это в одном? У вас же другие приоритеты. Вы же защитник, а он – обвинитель.

– Все так. Но до того как я стал адвокатом, я служил следователем в прокуратуре.

– Вот уж никогда бы не подумала.

– Не похож?

– Еще не решила, но как-то у меня в сознании это не укладывается.

– Ничего, привыкнете.

– Как же вы так быстро переориентировались? Насколько мне известно, в прокуратуре с обвиняемыми не очень-то церемонятся, рубят лес направо и налево. Может быть, вы хотите сказать, что я не права? Тогда скажите.

– Вы действительно не совсем правы. Везде все зависит от людей. Ничего не поделаешь, мы привыкли судить о месте по человеку, который это место занимает. Но это не всегда верная точка зрения.

– Ладно, тогда – разубедите меня. Покажите мне верную точку зрения. А то я что-то совсем запуталась. Заодно расскажите, что на самом деле происходит с нашей страной. Мне из-за бугра ее что-то было совсем не видать, хотя в Чикаго сейчас русских, наверно, больше, чем самих американцев. Плюнь – попадешь в Толика или в Сашу.

– Разубедить вас – сущий пустяк. Другое дело – самому понять. У меня в голове такая же каша, что и у вас. Хотя из уст адвоката это, скорее всего, должно звучать устрашающе. Но уверяю вас, никто не знает, что с нами происходит. Что-то происходит, вот и все. Одни на каждом шагу трубят о жидомасонском заговоре, другие – о большевистском реванше. Но ни у тех, ни у других нет и не может быть никаких основательных доводов для своих обвинительных доктрин. Никому не приходит в голову, что это просто историческое развитие, что человечество развивается в согласии с движением всего мира.

– Цель – ничто, движение – все, что ли?

– Мир стремится к равновесию. Если Соединенные Штаты собрали под свои орлиные крылья все лучшие мировые умы, то тем самым обделили другие места.

– Знаю, я сама жертва brain drain – утечки мозгов.

– Вся Америка – типичный результат утечки мозгов.

– Скорее, не типичный, а уникальный, – добавила Лена.

– Не спорю. Возможно, вы и правы. Даже согласен, уникальный. Кому из здравомыслящих людей сегодня придет в голову обвинять Америку в том, что у нее там так здорово, замечательно и так далее, и что туда каждый мало-мальски способный и не ленивый индивид устремляет свой взор?

– Да, вы правы. Я сама рванула туда, потому что мне надоело смотреть в раздолбанный микроскоп, которым пользовался еще сам Авиценна. А в Америке я получила все новомодные хай-теки. Как бы там ни было, а Америка – это пример человечеству, каким должен выглядеть мир.

– А вот тут-то вы и заблуждаетесь, – сказал Гордеев и положил на стол свою тяжелую ладонь. – Но хватит об этом. Не будем превращать наш деловой разговор в бесконечную дискуссию. Вернемся к нашему делу.

– Да, я с вами полностью согласна. Но только наш разговор мне почему-то не кажется бесконечной дискуссией. Все очень интересно. Я бы хотела его продолжения.

– Как-нибудь потом. Сейчас я должен вести себя как профессионал.

– Хорошо, – улыбнулась Лена. – Ведите!

Гордеев поудобнее уселся на стуле, приняв правильный, по его мнению, вид – прямая спина, чуть приподнятый подбородок.

– Итак, – начал он, – мне и вам пока ясно одно: Проскурца круто подставили. И не может быть, чтобы этого не понимал Омельченко. Этот жучара сечет все на свете.

– Вы так думаете?

– А вы разве нет?

– Во всяком случае, я об этом догадывалась. Но не решалась делать выводы. Да и не было оснований их делать. Мой отец на том свете, вот и весь вывод. Искать преступника – дело следственных органов.

– И мое.

– Ваше?

– А чье же еще?

– А как же защита обвиняемого? Презумпция невиновности и все такое?

– Погодите, дойдем и до этого. У таких людей, как Омельченко, принцип один – тебя подставили, значит, сам и виноват. Виноват в том, что вовремя не предпринял ничего такого…

– Чего "такого"?

– Не знаю. Насколько я понимаю, Проскурец ничего не предпринял.

– Он даже не мог предположить подобной развязки.

– Ну вот и попался. Презумпция же невиновности для следственных органов – пока еще пустой звук. Этим, как правило, очень часто пользуются преступники. Просто сплошь и рядом. На каждом шагу. И если честно, именно эта прореха в нашем законодательстве заставила меня податься в адвокаты. А раньше, тысячу лет тому назад, я был "важняком".

– Кем, простите?

– Это вы простите. "Важняк" – следователь по особо важным делам. Точно такой же, как и Омельченко.

– А разве убийство моего отца – особо важное дело?

– Еще какое важное. Там, где замешаны большие деньги, любое дело из рядового превращается в особо важное. Особенно когда от этих денег зависит состояние государственного бюджета. Можно сказать, что прокуратура имеет только одну-единственную задачу – охрана казны. И любое нарушение закона – подчеркиваю, любое – там рассматривается как посягательство на госбюджет.

– Каким образом, если не секрет?

– Как правило, косвенным образом. Ведь никому же в голову не придет грабить государство напрямую, не в средние же века живем, когда все финансовое богатство державы лежало в каком-то одном царском погребе, а к погребу был приставлен казначей. Сейчас госбюджет рассортирован по разным мешкам, а мешки эти разбросаны по всей стране.

– Или по всему миру.

– Или по всему миру. – Гордеев с уважением посмотрел на Лену. – О! А вы, я вижу, не отличаетесь тугодумием.

Лена усмехнулась:

– Если это комплимент, то спасибо. До сегодняшнего дня я думала, что хорошо разбираюсь только в биохимии, да и то когда стою у кухонной плиты. Но если честно, мне до сих пор ничего особенно не ясно.

– Ладно, как-нибудь проиллюстрирую примером из жизни. Когда я могу встретиться со своим клиентом? Я имею в виду – с Проскурцом?

– Когда нужно? Можно хоть завтра.

– Да, и не забудьте зайти в нашу юрконсультацию внести гонорар и оформить соглашение. Без ордера на защиту я не смогу явиться к нашему "важняку" Омельченко.

– Все сделаю, как договорились. А с Виталием Федоровичем вы можете встретиться прямо у нас.

– У "нас" – это где?

– У меня. Теперь, к сожалению, уже только у меня.

– Это квартира вашего отца, правильно?

– Да.

– Очень хорошо.

– Почему?

– Будет полезно окинуть взглядом некоторые из его личных вещей.

– Хорошо. Я вам сегодня же позвоню. У вас есть мобильный телефон?

– Когда-то был, да и то не мой. Теперь нет. Да он мне и ни к чему.

– Адвокату и ни к чему?

– Пока был ни к чему. Не сваливалось таких дел, чтобы без мобильника хоть криком кричи. Все какая-то мелочевка. Другое дело – ваше дело.

– Заметано. Завтра у вас будет свой собственный телефон. Я думаю, Виталий Федорович расщедрится на один "Эрикссон". Для своего адвоката.

– А то! – рассмеялся Гордеев.

Вернувшись из "Сатурна" в юрконсультацию, Гордеев, как и мечтал, застал некоторых своих коллег, что называется, одним махом. После двухнедельного паломничества в Италию он страшно соскучился по друзьям-коллегам. Несмотря на порой вопиющую разность интересов, Гордеев прикипел к ним настолько, что именовал свое сообщество не иначе как "кланом".

После обмена любезностями, по традиции переходящими в невинные колкости, Гордеев подошел к Косте Булгарину и с ходу вцепился в одну из пуговиц на его новехоньком пиджаке.

– Э, э, Гордеев, – взмолился Костя, – оторвешь же, гад. Только два дня, как ношу.

– Я и сам вижу, что шмотка свежая.

– Если видишь, какого рожна крутишь?

– Хороший костюмчик. Почем брал?

– А тебе какое дело?

– Такой же хочу. Штуку баксов тянет?

– За штуку я еще год назад отоваривался.

– Ого! Две?

– Ну, примерно две, – не без гордости произнес Костя.

– Значит, Генри Резника ты уже настиг. Так надо понимать?

– Понимай как хочешь. А лучше заведи себе достойных клиентов и сам настигай кого вздумается.

– Уже завел такого.

– Да ну! И кто же этот счастливец? Билл Гейтс?

– Не совсем, но где-то там.

Костя уставился на Гордеева своими немигающими глазами.

– Ладно, не тяни резину, рожай скорее – кто?

Гордеев снисходительно посмотрел на Булгарина, отхлебнул из чашки и четко произнес:

– Проскурец.

Лицо Булгарина на какое-то мгновение вытянулось вниз, будто в кривом зеркале.

– Какой Проскурец?

– Сам знаешь какой. Из "Интерсвязи".

– Да ну! Брось.

– Что "брось"?

Костя приблизился к Гордееву и тихо проговорил:

– Не твоего полета птичка.

– Как это не моего? Тебе одному, что ли, клифты за две штуки носить?

– Гордеев, кончай цирк. Ты же капиталистов за семь верст всегда обходил.

– Когда такое было?

– Да всегда. Ты же сам говорил, что у тебя от всех этих… как ты их называешь?

– Кого?

– Ну этих… новых русских…

– А-а, от "лавандосов".

Костя кисло усмехнулся:

– Черт тебя возьми, Гордеев, где ты только таких слов успеваешь нахвататься?

– На улице, друг мой, на улице. Слушай, вообще-то я с тобой не это хотел обсудить. Давай не будем рвать друг у друга кусок мяса. Я бы тебе этого Проскурца сам всего с потрохами отдал…

– Ну так отдай, чего му-му паришь? Я, можно сказать, только и ждал, когда его прижучат. А тут ты…

– Можешь не переживать, – вставил Гордеев, – уже прижучили. Но дело здесь не в самом Проскурце.

– А в чем?

– Понимаешь… Как бы тебе так сказать, чтобы ты все скумекал? Ко мне обратился не собственно Проскурец, я его еще даже в глаза не видел.

– А кто?

– Да погоди ты со своими "кто", "в чем". Дай договорить. – Гордеев заерзал на стуле, усаживаясь поудобнее. – Позвонила дочка Волкова. Ну, того, которого взорвали. А Проскурца теперь жучат как основного подозреваемого в убийстве. Уже обвинение предъявили. Понимаешь?

– Не-а, не понимаю. Чего это дочке потерпевшего вздумалось выгораживать потенциального преступника?

– Да потому, что Волков с Проскурцом были корешами.

– Ну и что с того?

Гордеев, нахмурившись, посмотрел на Булгарина:

– Так, я вижу, тебе с ходу ничего не втемяшишь. Ладно, объясню как-нибудь потом.

– Нет, чего уж тут, объясняй сейчас.

– Короче, ты сам все по ходу дела поймешь. Меня интересует не Проскурец, а, скорее, дочка Волкова.

Глаза Кости моментально сделались маслянистыми.

– Что – запал на девку, кобелюка? Можешь не отвечать, по глазам вижу.

Гордеев демонстративно опустил веки:

– Кто ж его знает, как оно сложится. Тут долгая история. Понимаешь, этот Проскурец ей теперь как бы вместо отца. И я ей пообещал, что вытяну его из этого дерьма.

– Я так понял, ты с ней не в первый раз…

– Угадал, – вставил Гордеев. – Мы еще в самолете спелись.

– Славно, славно…

– Слушай, Костян, мне твои консультации, если честно, в этом деле вот так нужны. – Гордеев "резанул" ладонью по горлу. – Как сало хохлу. Ты же с этими высокими технологиями на коротком поводке гуляешь, да? Расскажешь, что и как… Ну ты понял? За услуги будет заплачено из моего гонорара.

– А как же клифт за две штуки?

– Подождет. Похожу пока в том, что есть.

Гордеев пешком поднялся на пятый этаж, не дожидаясь лифта. Ему всегда казалось, что ноги надежнее техники.

Дверь открыла по-домашнему одетая Лена, а в ноздри ударил сногсшибательный запах жареной птицы. Утка, пронеслось в голове у Гордеева.

– По-пекински? – спросил он вслух.

Лена чуть заметно улыбнулась и пожала плечами:

– Не знаю. А разве не все равно?

– Старый холостяк знает толк в хорошей кухне.

Лена и Юрий некоторое время стояли, уставившись друг другу в глаза, не зная, о чем говорить.

– Где мой клиент? – прервал молчание Гордеев.

– Я здесь. – Донеслось из комнаты, и в прихожую вышел солидного вида мужчина, протягивая ладонь. – Здравствуйте. Моя фамилия Проскурец. Виталий Федорович Проскурец.

– Гордеев. Юрий Петрович, – сказал адвокат, пожимая сухую руку своего нового клиента. – Очень приятно.

За столом, разделываясь с уткой, они предпочли обмениваться несущественными пустяками, благоразумно отложив до конца трапезы обсуждение дел, ради которых они встретились.

Затем, расположившись в кабинете покойного Волкова, Гордеев задал первый вопрос:

– Виталий Федорович, скажите, у вас есть враги?

– Враги?

– Да, именно враги.

– А у кого же их нет? Только полное ничтожество может их не иметь.

– Вы в этом уверены?

– Уверен, не беспокойтесь. Только ничтожество способно лечь под каждого, кто выше его, и не испытывать при этом никакого чувства вины. Враги же помогают нам чувствовать себя собой, если хотите.

– Прекрасно! – воскликнул Гордеев.

– Что прекрасно? Враги?

– Нет, сказано прекрасно. И все же, вы не могли бы вспомнить, кто именно является, ну, или может являться вашим противником?

– Послушайте, неужели вы думаете, что я вот так с бухты-барахты начну тыкать пальцем во всякого, кто когда-то не в том месте перешел мне дорогу?

– А почему бы и нет? У нас это называется методом свободных ассоциаций.

– Свободных ассоциаций, вы сказали?

– Да.

– Но постойте, насколько я помню, свободные ассоциации – это что-то из фрейдизма.

– Вы угадали. Почти так.

– Но вы ведь не собираетесь избавлять меня от эдипова комплекса?

– Упаси Бог! Хотя юрист мало чем отличается от психоаналитика.

– Да? Никогда об этом не думал.

Назад Дальше