Кто-то снова попытался оттащить Шатова. Дмитрий Петрович? Шатов наотмашь ударил его куда-то в лицо.
Разбить стекло.
Скальпель надрезал мышцы, открывая ребра.
Разбить стекло.
Шатов схватил стоящий неподалеку стул. Металлический, тяжелый стул. Вращающийся, на массивной опоре.
Удар.
Стекло лопнуло и осыпалось вниз крупными сверкающими ломтями.
Стул отлетел в сторону.
– Остановитесь, сволочи! – крикнул Шатов. – Стойте!
Осколки не задели ни жертву, ни убийц.
Скальпель снова двинулся вдоль тела, располосовывая плоть.
– Прекрати, ублюдок! – Шатов ухватился рукой за раму и прыгнул вниз.
До пола было метра четыре. Битое стекло хрустнуло под кроссовками, Шатов удержался на ногах.
Запах крови. Он слишком хорошо помнит этот запах. Запах крови чужой и своей. Они пахнут одинаково приторно.
Один из убийц шагнул навстречу к Шатову, Шатов попытался оттолкнуть его, но не смог. Парень легко уклонился в сторону, зацепил Шатова за плечо и рванул на себя.
Удар пришелся в живот. Шатов вскрикнул, но на ногах устоял. Второй удар пришелся куда-то в район печени, но снова не точно, Шатов всем телом припечатал противника к стене и обернулся к операционному столу.
Скальпель поднялся вверх, на его кончике дрогнула капля крови и отразился свет лампы.
– Нет! – выкрикнул Шатов и рванулся, не обращая внимания на треск рвущейся рубахи.
Скальпель не торопясь опустился вниз.
Шатов прыгнул.
Медленно. Очень медленно.
Блик от лампы на скальпеле порхнул над горлом женщины. Раз. И еще раз. И еще раз.
Шатов ударил убийцу двумя руками в спину, отшвырнул от стола. Скальпель, медленно вращаясь и разбрасывая в стороны алые капли, отлетел к стене, беззвучно ударился о нее и упал на пол.
Не успел. Не успел.
"Если тебе разрешать выбирать казнь – попроси, чтобы тебе перерезали горло!" – так когда-то сказал Дракон. Это одна из самых безболезненных смертей – перерезанное горло.
Шатов оглянулся. Убийцы, семнадцатилетние мальчишки, не торопясь, приближались к нему. Халаты их было залиты кровью. На лицах…
Злость, решимость, угроза? Что было на их лицах? Что? Шатов попятился, оскользнулся в крови и, чтобы не упасть, схватился за операционный стол. За руку убитой.
– Разберитесь с ним! – крикнул кто-то сверху.
– Шатов, беги! – девичий голос.
Светлана?
Шатов рванулся к двери, распахнул ее и вылетел в коридор. Направо или налево?
Куда бежать?
Все равно, лишь бы отсюда.
Выход… Черт, где тут у них выход? Сзади, от операционной, кто-то закричал. Не оглядываться. Бегом.
Ноги скользили по паркету, Шатов несколько раз чуть не упал.
Он на третьем этаже. Шатов мельком глянул в окно. На втором, на один этаж он спустился, когда спрыгнул в операционную. Еще раз выбить стекло и выпрыгнуть…
За спиной кто-то азартно свистнул.
Не успеешь, Жека. Это тебе не кино, чтобы прыгать в стекло головой вперед. Только бежать и надеяться, что дорогу не успеют перекрыть. И до чего скользкие полы.
– Стоять! – это сзади, это кто-то крикнул, чтобы припугнуть Шатова, чтобы сбить дыхание. Нет, он не остановится.
Лестница.
Шатов прыгнул через несколько ступенек, схватился за перила, чтобы не упасть. Только не подвернуть ногу и не грохнуться на ступеньках. Вообще не грохнуться.
Еще один лестничный пролет. И снова никого. Только какие-то голоса сзади. Только бы не закрыли входную дверь. Только бы не закрыли…
Дверь открылась легко, и Шатов выбежал из здания.
Сердце колотилось уже где-то в горле, мешая дышать. Вдох, и словно холодным огнем обдает колотящийся комок сердца.
Бежать. Бежать не оглядываясь, не обращая внимание на крики. Только не к реке, не к селу. Шатов затравленно оглянулся. От корпуса с дубом перед фасадом двигался Звонарев. Услышал крики или просто вышел погулять – думать некогда, и встречаться с ним не стоит. Значит, вправо.
Шатов побежал. За спиной хлопнула дверь школы. Это преследователи. Семнадцатилетние мальчики с повадками опытных убийц? Не оглядываться.
Шире шаг! И смотреть под ноги. Шире шаг. Как в армии, на марш-броске. Шире шаг. Только здесь нужно не добежать до финиша, а убежать от… От финиша.
Слева река. Нельзя, прижмут. Бросаться вплавь? В одежде и обуви – догонят. Раздеться в воде – куда он потом денется голым? Через луг, к лесу.
Шатов мельком оглянулся. Сзади – двое. В халатах. В белых халатах, испачканных чем-то спереди. Чем-то очень красным.
Бежать.
Не запнуться на низкой оградке. Не споткнуться. Интересно, что подумают дети, увидев дядю, перепрыгивающего через заборчик и убегающего от семнадцатилетних пацанов? Решат, что они играют в догонялки?
Прыжок. Твою мать, толкнулся слишком рано, словно прыгал не в высоту, а в длину. Уже толкнувшись, Шатов понял, что зацепится ногой. Блин. Шатов выставил руки.
Удар болезненно отозвался в суставах, перекат получился не лучшим образом, высокая густая трава хлестнула по лицу.
Встать, скомандовал себе Шатов и поднялся на ноги. Теперь – снова бегом. Бегом, я сказал!
Только бежать по траве не очень удобно. Стебли цепляют за ноги, приходится буквально выдирать ноги при каждом шаге.
Шатов бросил взгляд через плечо – белые с красным пятна маячили где-то на полпути от школы к заборчику. Нормально. Уйду, подумал Шатов. Следующий заборчик, потом метров триста по полю, а там – лес.
Не прозрачный сосновый, а настоящий, с подлеском и кустами. Шатов обратил на него внимание, когда шел к школе за Дмитрием Петровичем и Звонаревым.
Добегу, пообещал себе Шатов. Добегу.
Сзади что-то крикнули. Голос еще не совсем оформился, ломкий голос, не взрослый. Шатов не разобрал, что именно кричали сзади. Требуют, чтобы он остановился?
Фиг вам, а не остановиться. Давненько Шатов не бегал, дыхалка уже сбилась, но он еще сможет…
Шатов успел изменить направление, чтобы не врезаться в десятилетнего мальчишку. Куда тебя несет! Черт, Шатов снова метнулся в сторону, чтобы не затоптать еще одного ребенка.
Третий, белобрысый мальчишка, бросился под ноги, вцепился в Шатова и что-то пронзительно закричал. Черт, да что же ты делаешь?
Удержаться на ногах. Подбежали еще несколько детей и, не раздумывая, бросились на Шатова. Их крики слились в азартный возглас.
В игры играют… Шатов попытался отодрать мальчишку от своих ног. Осторожно, чтобы не повредить…
Десятки рук вцепились в одежду Шатова, в его руки, ноги волосы… Чьи-то ногти скользнули по лицу.
– Разойдись, – крикнул Шатов страшным голосом, чувствуя, что теряет равновесие.
Можно расшвырять их. Всего несколько ударов… Нет, Шатов еще раз попытался вырваться, стряхнуть с себя маленькие цепкие пальцы. Не получится. Не получится.
Шатов упал навзничь, кто-то из детей закричал от боли, но крик этот потонул в общем восторженном вопле. Они победили, они свалили этого взрослого на землю, и он теперь в полной их власти.
По несколько восторженно орущих мальчишек и девчонок навалились на руки и ноги Шатов. Остальные удерживали тело, а одна девчонка, милое создание с громадными карими глазами, стала коленями на грудь Шатова и стала бить его по лицу, часто-часто взмахивая ладошками.
Шатов на мгновение зажмурился, потом с криком рванулся и почувствовал, что маленькие руки, терзавшие его, вдруг разом исчезли. Смолкли и вопли. Только кто-то, Шатов не мог понять кто: мальчик или девочка, тонко плакал неподалеку.
Шатов выпрямился. Медленно, понимая, что уже можно никуда не спешить. Что теперь нужно просто встать и принять то, что для него приготовили…
Так и есть, те двое, испачканные в крови, стояли напротив Шатова. Их взгляды были спокойны, на губах даже блуждало что-то похожее на улыбки.
– Догнали? – переводя дыхание, спросил Шатов.
– Догнали, – сказал тот, что стоял справа.
У него были черные волосы и очень симпатичная ямочка на щеке.
– Хорошо бегаешь, – сказал второй, русый и сероглазый.
– Мерси за комплиман, – кивнул Шатов, пытаясь успокоиться. – Если бы не спиногрызы – убежал бы.
– Вряд ли, – сказал брюнет, расстегнул пуговицы на халате и, сняв его, отбросил в сторону.
– Мы бегаем лучше, – сказал сероглазый парень. – А если бы не догнали мы, то тебя встретили бы варвары.
– И ты пожалел бы о том, что так хорошо бегаешь.
– Варвары, говорите? – уже почти ровным голосом спросил Шатов.
– Варвары, – сероглазый также отбросил халат в сторону. – Отдышался?
– Да, – автоматически кивнул Шатов. – А что?
– На ногах нормально стоишь? – с недоброй улыбкой спросил брюнет.
– Не падаю пока, – Шатов понял, что основные действия сейчас только начнутся.
Ребята молодые, подвижные, явно тренированные. Но Шатов тяжелее и злее. И Шатов еще помнит, как эти двое миляг резали живое тело.
Брюнет легко подпрыгнул.
Шатов успел заметить начало движения, пригнулся, чтобы уйти от удара ноги, и ему это почти удалось. Если бы они были вдвоем, Шатов и брюнет, то, промазав с первого раза, мальчишка неминуемо нарвался бы на встречный удар.
Но противников у Шатова было двое. И слишком поздно Шатов понял, что первый, высокий удар в прыжке – всего лишь финт, уловка, чтобы заставить Шатова наклониться.
Сероглазый также ударил ногой, без прыжка, без выкрика и без особых выкрутасов. Просто, как по мячу.
В голове у Шатова что-то взорвалось.
Трава метнулась к лицу. Еще удар.
Боли Шатов не почувствовал, просто тело его вдруг дернулось и стало ватным.
Удар, дыхание пресеклось.
– Нравится? – долетело откуда-то сверху.
И вспышка перед глазами.
На это раз – в лицо. Не церемонятся, мальчики. Сволочи. Шатову удалось почти год прожить, не получая ногами в лицо. И вот теперь все началось снова.
Ублюдки.
Шатов перевернулся на живот. Подтянул ноги.
Удар справа.
Больно. Тело завалилось набок.
Встать.
Шатов оперся на руки. Новый удар снова свалил его.
Суки.
Встать.
Опереться на руки, подтянуть ноги. Оттолкнуться от земли.
Удар.
Шатов устоял. Пусть бьют. Нужно только встать. Только встать. Он сможет. Он упрямый. Он упадет только мертвый.
Встать.
Выпрямиться.
Перед глазами плавали цветные пятна. Оттолкнуться от земли. Оттолкнуться и не потерять равновесие. Если бы он мог рассмотреть, с какой стороны последует новый удар. Так было бы значительно легче усто…
Слева, в корпус, хлестко и неожиданно.
Земля больно ударила по лицу. Снова упал? Встать, прошептал Шатов. Встать!
Руки, подтянуть ноги, оттолкнуться от земли…
Удар.
Руки дрожат, но еще удерживают его тело. Подтянуть ноги. Выпрямиться. Только бы земля перестала раскачиваться. Хотя бы на минуту. Он бы успел выпрямиться. Успел…
Удар… Но Шатов устоял. Мальчики притомились. Притомились, суки. Это вам не скальпелями махать.
Шатов помотал головой. Чего же вы не бьете, ублюдки? Вот он я. Стою, не падаю.
Где вы?
Словно сквозь запотевшее стекло Шатов видел два силуэта. Два неподвижных силуэта.
– Суки, – сказал Шатов.
Туман постепенно рассеивался.
– Что ж вы перестали? – спросил Шатов и закашлялся.
Брюнет что-то сказал, но Шатов не расслышал. В голове сухо струился песок, засыпая мысли и чувства.
Сероглазый шагнул к Шатову.
– Ну, давай, – сказал Шатов и попытался сжать кулаки.
Не получилось. Руки плетями висели вдоль тела. Вдоль тела, которое не хотело слушаться приказов.
– Хорошо стоишь, Евгений Шатов, – сказал сероглазый.
– С-стараюсь, – выдавил из себя Шатов.
– Это тебе не за спины ментов прятаться, Шатов. И не безоружному в лицо из пистолета стрелять.
– Это ты о ком?
– Ты знаешь о ком.
– А… – протянул Шатов, – так ты из общества друзей Дракона…
– Нет. Я из общества врагов Охотника, – сероглазый усмехнулся. – Обидно, что тебе наваляли семнадцатилетние пацаны?
– Козлы… – прошептал Шатов.
– Сейчас будет еще обиднее. Готов?
– Пошел ты… – Шатов попытался плюнуть в лицо противнику, но не успел.
Удар согнул его вдвое и швырнул в траву.
Шатов захрипел, пытаясь вздохнуть.
Удар. В лицо. Не очень сильный. Еще один. И еще. В спину, в лицо, в грудь…
Град ударов, частых, словно капли дождя. Удары, удары, удары…
Они были несильные, эти удары. Словно били дети…
Так оно и было. Мальчишки и девчонки обступили лежащего Шатова и сосредоточено, словно выполняя какой-то обряд, били его ногами.
Шатов попытался закричать, но вырвалось из груди только нечто, похожее на рычание.
Унижение? Нет, чушь, не унижение. Ужас, вот что испытывал Шатов. Ужас от того противоестественного, что сейчас происходило с ним и с этими десятилетними мальчишками и девчонками.
Это невозможно. Этого не должно быть. Это неправда.
Кто-то ударом рассек Шатову бровь. Брызнула кровь. Кто-то из детей радостно закричал. Прикрыть лицо. Шатов с трудом подтянул руки к лицу.
Вдруг удары прекратились.
Пришли взрослые и отобрали у детей игрушку?
Шатов осторожно открыл глаза. Дети оставили его и снова с палками в руках принялись бегать по траве.
Серьезные дети. У них практикум по биологии. Попинали дядю, развлеклись и хватит. Нужно заняться делом. Шатов сел. Дотронулся до рассеченной брови и задумчиво посмотрел на окровавленные пальцы.
Милые детские забавы. Куда ушли эти сволочи? Шатов посмотрел в сторону школы. Двое семнадцатилетних парней, подобрав свои халаты, не торопясь, шли к зданию. Не оглядываясь. И, как показалось Шатову, о чем-то переговариваясь.
Шатов перевел взгляд. Светловолосый мальчишка, тот самый, что первым бросился ему под ноги, сидел, прислонившись к ограде, и тихо скулил, прижимая к груди руку.
На внешней стороне его предплечья вздулась уродливая шишка. Перелом.
Перелом, понял Шатов. Это я его, когда падал. Что же они все его бросили… Шатов попытался встать. Мальчишке нужно к врачу. Даже если врач этот – Илья Васильевич Звонарев. Даже если врач этот вчера почему-то был в милицейской форме. Даже если…
Что-то серое побежало по траве, примятой Шатовым.
– Есть! – тонко закричал кто-то из детей и бросился следом.
Кролик замер на секунду, потом прыгнул, прижимая длинные уши. И совсем по-детски взвизгнул, когда подбежавшая девчушка ударила его палкой. Еще удар, по голове. С радостным выкриком. Почти таким же, с каким била девчушка лежащего Шатова.
Удар, удар, удар… Кролик еще раз взвизгнул и замер. Только длинные задние лапы его несколько раз судорожно дернулись.
Девчушка восторженно закричала, схватила кролика за задние лапы и с трудом подняла. Кролик был крупный и, видимо, тяжелый.
От его носа потянулась тонкая кровавая паутинка.
Шатов почувствовал, как все поплыло перед глазами. Как все смешалось разом, будто кто-то взболтал Вселенную.
Мертвый кролик. Восторженное выражение детского лица. Багровеющая шишка на руке у хнычущего мальчишки. Шатов, пытающийся удержаться на самом краю сознания. Кролик. Мальчишка. Шатов. Девчонка. Шатов. Кролик. Перелом. Слезы на лице. Боль во всем теле. Ужас. Унижение. Отвращение.
Встать.
Тело нехотя выполнило приказ.
– Уходи отсюда, Шатов, – произнес Шатов вслух и сам себе ответил, – ухожу.
Я ухожу. Шатов сделал шаг, качнулся, удерживая равновесие, сделал еще шаг. Возле ограды остановился. Как он переберется? Здесь целый метр металлической сетки. Целый метр.
За спиной опять кто-то радостно завопил. Глухие удары и тонкий кроличий выкрик. У деток практикум по биологии. У самых маленьких – по зоологии. У самых старших – по анатомии. Все логично. Все правильно. Детки должны знать, откуда берется еда. И что выжить можно, только отняв жизнь у другого. Очень правильный подход.
Шатов неловко полез через сетку, уже перебравшись, зацепился джинсами и упал.
Совсем ты, Жека, ослаб, укорил себя Шатов. На ногах не стоишь. Мало каши ел, видать. Шатов поднес к лицу левую руку. Опять не успел на обед. И как быстро летит время – еще совсем недавно до обеда оставалось полчаса, а теперь уже час, как он должен был состояться.
Праздничный обед в школе. А потом – встреча с выпускниками. Они хотели поковыряться в живой легенде.
Шатов хмыкнул и поморщился от боли. В легенде они как раз поковырялись. Легенда была не так чтобы совсем живой, но встреча с выпускниками прошла в теплой и дружеской атмосфере.
Общество врагов Охотника. Именно с большой буквы – Охотника. Есть, оказывается, и такое общество. Причем здесь Шатов? При том, что Шатова бьют. За то, что он прятался за спины ментов и стрелял в лицо безоружного. В Дракона. В безоружного.
И ведь точно – в безоружного. Пистолет Дракон к тому моменту выронил. Нож… Шатов коснулся лица, ощупал пальцами шрам. Нож тоже, наверное, выронил, после того, как понял, что не достал до горла Шатова. И не понял – Шатов нажал на спусковой крючок сразу, как только нож располосовал ему лицо.
Общество врагов Охотника. И члены его очень не любят Шатова. Или это они обозвали его Охотником?
Чушь. Он Шатов. Евгений Сергеевич Шатов. И он сейчас встанет и пойдет. И пусть они попытаются его остановить.
Встанет и пойдет. Встанет.
Шатов встал.
И пойдет. Шатов сделал первый шаг и вскрикнул.
Боль. Боль разорвалась у него в мозгу как бомба, разорвав на клочки весь мир вокруг, разметав его мысли. Расколов его сознание.
И боль эта была не той, что он испытывал от побоев. Та боль была внешней, пыталась пробиться к его сердцу через кожу и мышцы, а эта, новая боль, полыхнула, разом охватив все тело, каждую его клеточку.
Он был словно нанизан на боль и распят ею.
Он уже не чувствовал стоит или упал, не видел и не понимал извивается его тело, пытаясь стряхнуть с себя хоть чуточку боли, или лежит неподвижно, стиснутое ужасом.
Шатов кричал, но не слышал ни звука. Шатов рвал на себе одежду, словно это она пропитана смертельной болью.
Это была не смерть, это было страшнее смертью, смерть по сравнению с этим могла казаться избавлением.
Адское пламя. Из багровых сполохов, заполнивших весь мозг Шатова, словно прогоревшее полено выпала мысль.
Ты думал, что попал в рай? Что после смерти тебе было дано жить в раю? А если ты ошибся? Если на самом деле это не рай, а ад. Адское пламя.
И рядом с тобой, в этом адском пламени корчится Дракон, которого ты убил. Ты хотел, чтобы он попал в ад? Он попал. Но ценой этому было то, что и ты попал сюда вместе с ним.
В адское пламя. На вечные времена. Вместе с Драконом.
А это значит, что тебе еще суждено с ним встретиться. Здесь, в аду…
…Шатов провалился в огненную яму. И у ямы этой не было дня. Было бесконечное тягучее падение сквозь жадные пряди пламени, сквозь жалящий рой огненных искр, прожигающих тело насквозь, сквозь яростную, режущую боль.
Вниз и вниз.