Бабурин бегло прочитал соответствующую справочку: Михаилу Степанову лицензия на производство частного сыска не выдавалась… Очередная загадка!
Где истоки ненависти, которую испытывает по отношению к хозяину охранник Деев?
Какой "грех" мучает Басова, что он сделал связисту банка Василию Старцеву, за что кается? Почему хотел обязательно, любыми путями, исправить содеянное зло?
Что связывало, или - разъединяло, убитого банкира и сухопарого его конкурента, господина Хвостова? И вообще - кто такой Хвостов? В какой отрасли возникло соперничество, чем оно подкармливалось?
Бабурин откинулся на спинку стула, поправил пальцем усики, потер усталые глаза.
Последний вопрос, пожалуй, относится к числу опасных. Поколебался, поводил жалом шариковой ручки по записи, но вычеркивать не стал - пусть остается. Для счета. Убрать недолго. Авось, никто не поинтересуется записями в блокноте следователя, не обнаружит его "криминальный" интерес к сухопарому очкарику.
Вопросы, кажется, исчерпаны. Теперь - версии, которые на них опираются… вернее, должны опираться. Ибо каждый из вопросов, пусть даже пока безответный, рождает определенную версию.
И вдруг в голову следователя пришла забавная мыслишка. Такая забавная, что он вдруг лукаво усмехнулся. Нет, выстраивать логические "цепочки" в одиночестве не станет, как говорится, совместит приятное и полезное.
Приятное? В муже сестры уживаются чрезмерная наивность, вечная боязнь и доброта. Именно за доброту и ценил свояка Бабурин.
Что касается полезности - главная версия тесно связана с лысым прорабом. Главным "подозреваемым". Или - подозреваемым без кавычек? Ибо в ту ночь на стройке кроме одурманенного охранника и Машкина никого не было.
Бабурин неторопливо снял трубку.
На следующий день после убийства Басова бригада каменщиков в полномсоставе потребовала расчет. Работать на стройке, где обнаружен труп человека, погибшего насильственной смертью, работяги наотрез отказались.
- Ты уж извиняй, Иваныч, - отводя глаза в сторону, пробурчал бригадир. - Оно, конечно, деньги платишь справно, грех жаловаться… Только убитый все мерещится. Положищь кирпичину, а он с-под нее выглядывает… Короче, придется нам жопка о жопку - кто дальше отлетит…
Ничего не поделаешь, пришлось Машкину раскошелиться. Открыл небольшой сейф, стоящий не в прорабке, а в изголовьи койки в спаленке, и выдал трусливым строителям причитающиеся им деньги.
Следующая новость - появление угрюмого охранника-толстяка.
- Выкладывай заработанное, Иваныч, - хрипло провозгласил Деев, вытянув перед собой мосластую руку, похожую на ковш экскаватора малой емкости. - Не желаю охранять вшивый твой дворец. И два Сашки тоже не желают - вот-вот появятся.
Действительно, на следующий же день за расчетом пришли Курцев и Галкин.
Короче, Машкин остался на стройке в полном и далеко не в гордом одиночестве. На всякий случай переписал "материальные ценности" в виде сборного железобетона, столярки, пиломатериала, кирпича, цемента. Кто знает, как поведут себя наследники банкира - вполне могут потребовать у прораба полный отчет по израсходованным материалам и деньгам. Не дай Бог, полновластным наследником Басова сделается жадный детектив Михаил. Наизнанку вывернет, кишки пересчитает - вдруг проглотил прорабишка дорогостоящую… деревяшку.
Что касается денег, можно не опасаться - каждая копейка высчитана, каждый рубль подытожен… Это - фигурально выражаясь, ибо копейки давно приказали долго жить, а на рублевку даже спичек не купишь, на метро не поедешь.
Подсчеты и сверки заняли четверть рабочего дня. Чем прикажете заниматься в остальное время? Бросить все к ядрене-фене да податься на Сретенку? Нет, так поступать не годится - вдруг заявятся банковские ревизоры, кто их встретит и проводит, кто выложит ведомости и расписки, квитанции и накладные? Да и опасно оставлять стройку на произвол судьбы - народ нынче пошел аховый, тащит все, что нужно и что не нужно, сторожей нет - Машкин один за всех: и за работяг, и за охранников.
Крепко засела в голове чиновничья пуктуальность и липкая боязливость - никакими реформами и всхлипываниями о правах человека ее не затушевать, не вытравить.
Прораб аккуратно запер ворота и калитку, внимательно оглядел все шесть ниток колючки, натянутые над мощным забором, и отправился в вагончик. Там он уселся за стол и принялся читать старые газеты месячной давности. Читал и умилялся - какое блаженное время наступит в недалеком будущем! Безработица разве-что в кошмарном сне приснится, задержки выдачи зарплаты и пенсий можно будет повидать только в исторических фильмах да в воспоминаниях очевидцев, бандиты, убийцы и рэкетиры перевоспитаются, ворюги всех масштабов и рангов внесут в казну все украденное за последнюю пятилетку и добровольно, не дожидаясь суда, поплетутся в тюрьмы и на зоны.
Тогда он ни за что не наймется в услужение к тем же банкирам - поступит на работу в органы заказчика строительства, станеи уважаемым человеком. Жена, Татьяна, почувствует устойчивый достаток, успокоится, превратится из ржавой пилы в ласковую кошечку
Нынешние мучения - временные трудности переходного периода. Ничего страшного, русский мужик ко всему привычен - выдюжит, не сломается…
Размышления прервал протяжный гудок автомобиля. Так и есть - пожаловали, либо ревизоры из банка, либо наследники. Слава Богу, он не уехал в Москву, не покинул на произвол судьбы об"ект, доверенный его заботе - никто не осмелится упрекнуть, наказать его штрафом либо увольнением.
Возле ворот припаркована хозяйская иномарка. За рулем - не Федоров, а молодой парнишка в зеленой ветровке и в солнцезащитных очках. На заднем сидении - банкирша. В черном траурном платьи в такого же цвета шляпе с вуалью.
- Феденька? - удивилась она. - А где охранник?
Машкин подошел, предупредительно снял кепку-лужковку. Вообще-то, можно было бы вести себя более раскованно, сложившиеся с банкиршей отношения позволяют подобное поведение. Но в Машкине возобладала обычная осторожность. Вдруг…
- Один я, Любовь Трофимовна. Все поувольнялись…
Дама выбралась из салона, взяла прораба под руку и повела его в вагончик. Плетется рядом, будто подследственная, скованная наручниками с таким же кандидатом в преступники. Ну, он, Машкин, - ладно, ее в чем могут обвинить?
А вдруг красотка поддалась на уговоры любовника-детектива, подсунула мужу не сладкое - горькое питье: на стакан боржоми - три капельки яда? Или подставила сонного супруга под нож Михаила?
На душе сделалось муторно, будто туда тоже накапали отравы.
В прорабке женщина сбросила шляпку, невесело улыбнулась.
- Стала я вдовой, Феденька…
Машкин особой горечи в этих словах не уловил - обычная информация, не больше. Не смоченная слезами, не подкрепленная дрожаниями губ. Зато подрисованная слабой улыбкой. Слава Богу, на отравительницу она не похожа, облегченно подумал инженер, ежели бы отравила - вела бы себя по другому: радовалась, веселилась. Ведь они с подневольным инженером стали не просто знакомыми - друзьями, незачем было бы притворяться.
- Примите мои соболезнования, - траурно наклонил лысую голову Федор Иванович. - Время вылечит…
Вдова поводила мизинцем возле носа "друга", дескать, нет, не вылечит. Горько улыбнулась, осторожно, краешком платочка, поводила по накрашенным подглазьям.
- Только сейчас поняла, каким замечательным человеком был Альфред. Внимательным, заботливым… А что до секса - это не главное в жизни, как бы это выразиться… вспомогательное, что ли… Каждый вечер, возвращаясь из банка, муж привозил цветы. А на праздник - наряды, драгоценности… Не ценила… И вот - вдова.
Уже - не бугай и не вонючий козел. Может быть, на самом деле сама себя перевоспитала. Поздно…
- Жизнь, - неопределенно пожалел вдову Федор Иванович. - Она еще не то вытворяет… Конечно, жаль Альфреда Терентьевича, хороший был человек. Но жить-то нужно. Тем более, у вас…
Едва не сказал: любовник, во время прикусил излишне болтливый язык. Стоит ли ковыряться в еще незажившей ране, лезть в женскую душу грязными лапами?
- Ты имеешь в виду Михаила?… Рассталась я с ним… Кстати, следователь ни о чем тебя не спрашивал?
- Что вы имеете в виду? Спрашивал, не без этого…
Машкин хитрил. По свойству характера - так бездарно и неумело, что Басова сощурилась и посмотрела на прораба внимательней обычного.
- О Михаиле говорили?
Странный интерес по отношению к отвергнутому любовнику. Врет, бабенка, определенно врет. Ну, что же, Машкин может и подыграть. Хотя бы для того, чтобы полностью раскрыть вдовушку. Позже расскажет об этом свояку, авось, тот раздумает подставлять несчастного инженера, переключится на более подходящую версию убийства.
Машкин все еще верил в то, что идея засадить его в каталажку не им придумана - замышлена Бабуриным. Федор Иванович, одновременно, и мечтал пострадать во имя торжества справедливости, и боялся подставить многострадльную свою голову.
- Почему я должен был говорить о вашем… друге, кто мне дал на это право? Нет, речи не было… Хочу спросить: куда подевался ваш водитель? Ну, который привозил на стройку Альфреда Терентьевича? Хороший мужик…
- Хорощий, - охотно согласилась вдова. - Вот только не повезло ему - столкнулся в темноте с грузовиком. Машина - в лепешку…
- Погиб? - ужаснулся Машкин. - Как же так? Только позавчера мы с ним разговаривали… Возле сторожки… И вдруг…
- Сейчас - в реанимации. Врачи говорят: выживет, но останется калекой. Ничего не поделаешь, дорога - место повышенной опасности. Не он первый, не он последний…
Убили, наверняка, убили! Врачи темнят, не хотят говорить вдове правду. А на самом деле, лежит сейчас басовский персональный водитель в морге, а убийцы разгуливают на свободе, посиживают в дорогих ресторанах, посмеиваются над бездарными сыскарями и наивными их помощниками. Типа инженера-чиновника.
Прочитанные детективы и зарубежные боевики немедленно всплыли в памяти, подсказывая, наставляя. Господи, да когда же это кончится? Хозяина зарезали, как поганую свинью, водителя задавили… Значит, слишком много знал Федоров, чтобы оставить его в живых… Но и прораб тоже немало знает - хотя бы о связи хозяйки с частным детективом. Подслушал вперемежку с любовными ахами-охами далеко не любовные беседы. О здоровьи банкира, составленном завещании…
Как бы его не отправили вдогонку за водителем. Судя по всему, делается это у них быстро и грамотно… Заманили банкира - ножом по горлу. Водителю подставили грузовик… Чем же "облагодетельствуют" слишком много знающего прораба - ударом ножа, пулей или кирпичем по голове?
Тело Машкина покрылось холодным потом, струйки защекотали бока, побежали по лбу и щекам. Язык распух до того, что с трудом умещается во рту, того и гляди вывалится наружу. Будто у повешенного. Начисто исчезло желание "открывать" банкиршу, пытаться поработать на следствие. Все заменил собой страх.
- Собственно, я вот зачем приехала… В банке сейчас шуруют разные комиссии, счета практически арестованы… Я не могу позволить себе тратить огромные деньги на строительство загороднего дома… Знаешь что, Феденька, давай мы временно законсервируем стройку. Хотя бы на полгода…
- Значит, я - безработный? - отрешенно не спросил - константировал инженер.
Странно, но прежней боязни и безнадежности Федор Иванович не ощутил - все затмил страх за жизнь. Да и что такое безденежье, подохнуть не дадут, на пенсионных бесплатных обедах проживет. А вот от пули киллера никто не защитит, не подставит свою грудь - ни родная милиция, ни жена, ни свояк.
- Что ты, что ты! Ни за что!… Выплачу тебе скромное выходное пособие, зарплату, премии - тысяч пятнадцать набежит. Незаметно пройдет время и мы с тобой снова займемся этим дворцом…
Любовь Трофимовна подошла к инженеру так близко, что он ощутил ее взволнованное дыхание, втянул в себя терпкий аромат французских духов. Ласковые руки легли на плечи прорабу.
Кажется, предстоит… оплата натурой. Дополнительно к обещанным тысячам. Машкин был не прочь получить и то, и другое, причем "натуры" - побольше. У него уже закружилась голова, в руках появилось нечто вроде жжения. Обнять податливое женское тело, перенести вдовушку в соседнюю комнату, где наготове стоит удобная кровать. Судя по подслушанным всхлипываниям в прорабке, где банкирша забавлялась с любовником, ему предстоят сладкие минуты. Возможно даже - часы.
И все же не верилось - чем мог покорить красивую женщину, наследницу огромного состояния лысый, немолодой, вдобавок - трусливый мужик? Умом? А ценится ли этот самый ум в обществе, в котором блистает вдовушка? Скорей всего, он - бесплатное приложение к другим достоинствам, которых Машкин лишен.
Федор Иванович нерешительно обнял женщину за талию, привлек к себе. В последний момент Любовь Трофимовна отшатнулась.
- Не надо, Феденька, успокойся, хороший мой… Не могу я так - сразу после похорон мужа… Да и вообще не могу… Прости, милый, не держи на меня зла…
Надежда на оплату "натурой" растворилась, будто выдуло ее сквозняком в приоткрытое окно вагончика. Вдруг точно так же расплывутся в воздухе пятнадцать обещанных тысяч, успокаиваясь, с тревогой подумал Машкин. Все женщины щедры на обещания и скупы на их выполнение.
Басова - не исключение.
Любовь Трофимовна походила по комнате, перелистала альбом чертежей. Внимательно изучила развешанные картинки. Будто видела их впервые. Потом повернулась к несостоявшемуся любовному партнеру.
- Собирайся, Феденька, отвезу тебя в Москву… Избавлю от толчеи в электричке…
- А как же объект?… Материальные ценности?
Банкирша отмахнулась. Дескать, пусть все проваливается в преисподнюю, главное потеряно - Альфред погиб…
Машкин хотел сесть рядом с водителем, но Басова заставила его занять место рядом с собой. Видимо, не обо всем распросила прораба, хотела до конца вызнать о допросе у следователя. Какие вопросы тот задавал свидетелю и какие ответы получал.
Не успели от"ехать, как женщина открыла походный бар, достала из него две рюмки и узорчатую бутылку коньяка.
- Помянем Альфредушку. Бугайка, - предложила она. - Каким бы он не был, но - муж.
Выпили. Машкин осторожно пригубил, будто ему налили не дорогое бренди, а отравленный напиток. Вдруг преступники приговорили его не к пуле или ножу - к отравлению. Женщина выпила по-мужски, опрокинула в жадный рот все содержимое своей рюмки. Подержала ее в перевернутом состоянии, задумчиво прослеживая стекающую каплю. Бесшабашно тряхнула головой.
- Пьешь ты, Феденька, словно не мужик - невинная барышня, - засмеялась,, оглядывая прораба захмелевшими глазами. - Неужели с бабами такой же недотрога?… Успокоюсь, минуют траурные дни - проверим, - пообещала, слегка понизив голос и положив ручку на грудь прораба.
Инженер в очередной раз испугался. Вдруг бесстыдная бабенка забудет о недавней нерешительности и даже стыдливости, захочет проверить "недотрогу" немедленно, прямо в машине. А что ей стоит приказать водителю не поворачиваться и заткнуть уши? Парнишка и без хозяйкиного приказания не вертит головой и, похоже, не прислушивается.
Нет, Федор Иванович не боится опозориться - из головы не выходит Федоров. Возможно, сексуальная дамочка и его "проверяла", а потом отправила на смерть, "родил" он очередную версию.
- Не бойся, Федя, не откушу, - продолжала резвиться красотка. - Не люблю пользовать мужиков в машине - и неудобно, и водитель может полюбопыствовать… Отложим. Лучше скажи - кого подозревают сыскари, на кого глаз положили?
Странное любопытство женщины, потерявшей только позавчера супруга! Ей бы плакать, горевать, а она то намекает на физическую близость с для чего-то нужным мужиком, то распрашивает о поведении сыщиков.
Странно все это, а все странное чревато скрытой опасностью.
- Почему молчишь? - не унималась вдова. - Мы с тобой сейчас - близкие люди: я потеряла мужа, ты, судя по всему, состоишь в чисто формальном браке. Поэтому, Феденька, не таись, откройся. Я не останусь должником - расплачусь щедро. Признаюсь, нелегко мне сейчас, до чего же нелегко! Да, я не любила Альфреда, мало того - ненавидела. А вот ушел он и - будто чего-то не хватает… Не ценила раньше мужней заботы, не замечала букетиков, которые он всегда дарил, возвращаясь из офиса… А уж драгоценности и наряды сыпались, как из рога изобилия… И вот - все в прошлом… Что мне остается? Вдовья жизнь, без радостей и ненависти? Но не привыкла я к этому. Одно осталось - месть. Но что может сделать слабая женщина? Поэтому и интересуюсь ходом следствия…
В который уже раз поминаются жалкие букетики и баснословно дорогие драгоценности… Зачем? Шалишь, красавица, подумал Федор Иванович, не месть тебя гложет - чего-то боишься. Вдруг зацепит Бабурин за какую-нибудь неумело спрятанную тобой ниточку и вытащит на поверхность целый "клубок"… Неужели банкирша в чем-то виновата? Хотя бы в пособничестве убийце, вспомнил книгочей недавно прочитанный детектив с аналогичной ситуацией…
Нет, открываться вдове, пусть даже в малом, не только нежелательно, но и грозит непредсказуемыми последствиями. Беседы со следователем должны оставаться за "кулисами", на сцене нужно разыграть совсем другое "представление".
А вот играть-то инженер не умел!
Он отделывался малозначащими ответами, ссылался на плохую память, вскользь напоминал о погибшем хозяине. Вот, дескать, убитый не сват и не брат, не друг и не недруг, а на душе - будто кошки переночевали. Никак не могу вспомнить о чем спрашивал следователь, а вот забота Басова о ничем не примечательном прорабе сидит в памяти колючей занозой.
Хитрость не удавалась - все потуги Машкина просвечивались, как просвечивается женское тело через прозрачную одежду, выглядели по мальчишески наивными.
В конце концов, женщина отстала от безнадежного глупца. Откинулась на спинку сидения, освободила от заколок пышные волосы, распустила их. Машкин невольно залюбовался красавицей, проглотил скопившуюся во рту слюну.
- Хороший ты человек, Феденька, жалко матушка в детстве ушибла тебе головку… Вылечишься, поумнеешь - приходи, продолжим разговор.
Она опрокинула одну за другой две рюмки обжигающего напитка и, не обращая внимание на попутчика, задремала.
А Федор Иванович, поколебавшись, решил рассказать свояку о странном поведении Басовой. Естественно, со своими выводами и предложениями…
Для Машкина наступило "допросное" время. То покопался в душе инженера свояк-следователь, то попыталась выудить у наивного прораба невесть какие сведения аппетитная вдовушка, теперь наступило время "допроса" законной супругой.
Татьяна терпеливо подождала пока супруг не переоденется в тапочки, чмокнет ее в щечку. Проводила на кухню. На столе - полный набор "деликатесов", начиная с винегрета, обложенного кусочками малосоленной селедки и кончая компотом из сухофруктов. Все эти лакомства будто кричат: видишь, бездельник, как тебя ожидают дома!
Пришлось вторично облобызать заботливую половину. На этот раз в губы.
После сытного обеда Машкину, как обычно, захотелось поспать. В гостиной его уже ожидал диван с мягкой подушкой в изголовьи. Тоже - традиционная форма проявляемой заботы. Но на этот воспользоваться ею главе семьи не удалось.
Татьяна придвинула к дивану стул, склонилась к сидящему супругом.
- Зачем ты понадобился Сергею? Какие у вас таинственные дела?