– Слышал ли я о нем? – воскликнул сквайр. – Еще бы! Это же был самый кровожадный из всех пиратов, какие только плавали в водах Вест-Индии! Черная Борода был сущим младенцем в сравнении с ним! Испанцы до того боялись его, что, признаюсь откровенно, я порой даже гордился тем, что Флинт мой соотечественник. Я собственными глазами видел его флагман на горизонте – мы как раз выходили из бухты Тринидада, но наш капитан струсил и мгновенно повернул обратно.
– Да, и я слышал о нем, но уже здесь, в Англии, – заметил доктор. – Но главный вопрос заключается в следующем: были ли у него деньги?
– Деньги? – вскричал сквайр. – Но ведь вы же слышали о том, что случилось. Что еще могли искать эти негодяи, если не золото? Стали бы они рисковать своей шкурой ради чего-либо иного?
– Это мы сейчас и узнаем, – ответил доктор. – Но вы так горячитесь, что не даете мне слова сказать. Я бы хотел выяснить следующее: допустим, что в кармане моего камзола находится ключ, с помощью которого можно определить, где Флинт спрятал свои сокровища. Сумеем ли мы до него добраться?
– Разумеется, сэр! – воскликнул сквайр. – Игра стоит свеч. Если действительно в наших руках находится ключ, о котором вы говорите, я немедленно зафрахтую судно в Бристоле, прихвачу с собой вас и Хокинса и добуду этот клад, хотя бы нам пришлось потратить на его поиски целый год!
– Превосходно, – кивнул доктор. – А теперь, если Джим не возражает, мы вскроем сверток.
Он положил его на стол, но клеенка была так крепко зашита, что доктору пришлось открыть свой ящик с медицинскими инструментами и разрезать суровые нитки хирургическими ножницами. В свертке мы обнаружили два предмета – тетрадь и запечатанный сургучом пакет.
– Прежде всего заглянем в тетрадь, – предложил доктор.
Сквайр и я с жгучим любопытством следили за тем, как доктор перелистывает страницу за страницей. На первой были записи, сделанные как будто для пробы пера. Между прочим, была здесь и та, которую наш покойный моряк вытатуировал у себя на руке: "Пусть сбудутся мечты Билли Бонса", и другие в том же роде, например: "Мистер Б. Бонс, штурман", "Довольно рома!", "У Палм-Ки он получил все, что ему причиталось". Много было и других отрывочных записей, неразборчивых и непонятных. Я даже задумался над вопросом – кто таков был этот "он", который получил "все, что ему причиталось"? Может, речь шла просто об ударе ножом в спину?
– Ну, здесь для нас больше нет ничего интересного, – сказал доктор.
Следующие десять или двенадцать страниц были заполнены своего рода бухгалтерией. В начале строки стояла дата, в конце – сумма, как в обычных конторских книгах. Но вместо статей прихода между датой и суммой располагалось только разное количество крестиков. Так, 12 июня 1745 года в приход были внесены шестьдесят фунтов стерлингов, а в качестве пояснения стояли шесть крестиков. Изредка, впрочем, к крестикам прибавлялось название местности – например, "под Каракасом", или же долгота и широта.
Подобные записи охватывали почти два десятка лет, а суммы поступлений становились все солиднее и солиднее. В самом же конце, после многочисленных выкладок и подсчетов, был подведен итог, который сопровождала надпись "Вклад Бонса".
– Я тут совершенно ничего не понимаю, – сказал доктор Ливси.
– А между тем все ясно как день! – воскликнул сквайр. – Это приходная книга негодяев. Крестики стоят вместо названий пущенных ими на дно судов или разграбленных прибрежных городов, а цифры обозначают долю этого негодяя в общей добыче. Там, где он опасался неточности, капитан вставлял пояснения вроде "под Каракасом". Там, очевидно, какое-то несчастное судно подверглось их нападению. Да упокоятся души его команды и пассажиров!
– Думаю, вы правы, – согласился доктор. – Вот что значит постранствовать по свету! И суммы прихода, я полагаю, росли по мере того, как наш приятель повышался в должности и ранге.
Больше никаких записей в тетради не было, кроме названий каких-то местностей, выписанных на отдельной странице в конце, и таблицы перевода стоимости французских и испанских монет в английские фунты.
– Ловкий парень! – воскликнул доктор. – Его, очевидно, не так-то просто было надуть!
– А теперь посмотрим, что здесь, – сказал сквайр.
Пакет оказался запечатанным сургучом в нескольких местах. Печатью, должно быть, служил наперсток, может и тот, который я обнаружил в кармане капитана. Доктор осторожно вскрыл пакет и оттуда выпала карта какого-то острова с обозначениями его долготы, широты, глубины моря у берега, а также с названиями бухт, мысов и заливов. Там было указано вообще все, что нужно штурману, чтобы подвести судно к берегу и встать на якорную стоянку. Остров имел девять миль в длину и пять миль в ширину и формой напоминал вставшего на дыбы разжиревшего дракона. На карте также были обозначены две закрытые от штормов гавани и холм в центре острова, носивший название "Подзорная Труба".
Кроме того, имелись дополнительные обозначения, сделанные, очевидно, позже. Сразу бросались в глаза три креста, начертанные красными чернилами: два в северной части острова и один в юго-западной. Около последнего теми же красными чернилами мелким и разборчивым почерком, совершенно не похожим на каракули капитана, было написано: "Главная часть клада здесь".
На оборотной стороне карты тем же почерком значилось:
"Высокое дерево на плече Подзорной Трубы по направлению к С. от С.-С.-В.
Остров Скелета В.-Ю.-В. и на В.
Десять футов.
Слитки серебра в яме на севере. Ее можно найти, следуя по опушке с восточной стороны, в десяти саженях к югу от черной скалы, прямо напротив нее.
Оружие в песчаном холме на северной оконечности Северного мыса, держась на В. и на четверть румба к С.
Д. Ф."
Хотя записи эти и показались мне маловразумительными, они привели в восторг сквайра и доктора Ливси.
– Ливси! – вскричал сквайр. – Вы должны немедленно бросить эту вашу несчастную практику. Завтра я еду в Бристоль. Через две-три недели, а если повезет, то и через десять дней в нашем распоряжении окажется самое лучшее судно и самая отборная команда. Хокинс отправится с нами в качестве юнги. Ты, Джим, я верю, будешь превосходным юнгой! Вы, Ливси, станете судовым врачом, а я – адмиралом. Мы обязательно возьмем с собой Редрута, Джойса и Хантера. При попутном ветре мы легко отыщем и остров, и сокровища. Мы будем купаться в деньгах, клянусь вам!
– Трелони, – невозмутимо ответил доктор. – Я готов отправиться с вами. Ручаюсь, что мы – и я, и Джим, – оба оправдаем доверие. Но есть один человек, которому я не могу доверять.
– Кто же он? Назовите имя этого негодяя, сэр!
– Это вы, – со вздохом проговорил доктор, – потому что вы не умеете держать язык за зубами. Помните – не нам одним известно об этой карте. Те злодеи, которые ночью напали на таверну, и те, что остались на борту их судна, тоже знают о ней. Больше того – они во что бы то ни стало попытаются добраться до этих сокровищ. Значит, мы постоянно должны быть начеку и не выходить в одиночку из дома. Поэтому я останусь здесь с Джимом, а вы, отправляясь в Бристоль, возьмете с собой Джойса и Хантера. Но самое главное – никому ни слова о нашей находке!
– Ливси, – отвечал сквайр, – вы абсолютно правы. Клянусь, я буду нем как могила!
Часть вторая
Судовой повар
Глава 7
Я отбываю в Бристоль
Чтобы подготовится к отплытию, потребовалось гораздо больше времени, чем предполагал сквайр. Не осуществились и другие наши планы. Доктору Ливси пришлось расстаться со мной и отправиться в Лондон, чтобы найти врача, который подменил бы его на время отсутствия. Сквайр пребывал в Бристоле, а я жил в его доме под охраной старого егеря Редрута, никуда не отлучаясь и уже предвкушая необыкновенные приключения, которые ждут нас на таинственном острове.
Часами просиживая над картой, я изучил остров в мельчайших подробностях. В мечтах я обследовал каждый его уголок, тысячу раз взбирался на возвышенность, которую пираты назвали Подзорной Трубой, и любовался открывавшимся оттуда великолепным видом. Я представлял, как мы сражаемся с обитающими на острове дикарями, как на нас нападают хищники и ядовитые змеи. Но на самом деле наши приключения оказались куда более необычными и опасными, чем все мои фантазии.
Неделя проходила за неделей. Наконец прибыло письмо, адресованное доктору Ливси, с припиской: "В случае отсутствия доктора, разрешается вскрыть Тому Редруту или Джиму Хокинсу".
Следуя этому указанию, мы открыли пакет и прочитали (вернее, я прочитал, так как егерь с грехом пополам разбирал только печатные буквы) следующее сообщение:
"Таверна "Старый Якорь", Бристоль, 1 марта 17… г.
Дорогой Ливси! Я не знаю, где вы сейчас находитесь, в моем поместье или в Лондоне, поэтому одновременно пишу в оба адреса.
Судно куплено и снаряжено. Оно стоит на якоре, готовое к отплытию. Вы не можете себе представить, какая это превосходная шхуна – даже ребенок может с нею управиться в море. Она носит имя "Эспаньола", а ее водоизмещение – двести тонн. Я раздобыл ее лишь благодаря помощи моего старинного приятеля Блендли, который оказался на удивление ловким дельцом. Ради меня он трудился, как каторжник. Впрочем, помогали мне и другие бристольцы, узнав о том, что мы отправляемся за сокровищами…"
– Редрут, – сказал я, прервав чтение. – Боюсь, доктору Ливси это сильно не понравится. Сквайр, оказывается, все разболтал.
– Ну так что же? – проворчал егерь. – Значит, он счел необходимым так поступить, вот и все!
Я не стал с ним спорить и продолжил читать дальше:
"…Блендли нашел для нас "Эспаньолу" и приобрел ее, благодаря своей ловкости, чуть ли не даром. В Бристоле очень многие его недолюбливают и болтают, что Блендли на все готов ради денег, а "Эспаньола", дескать, прежде принадлежала ему самому, и он продал мне ее за баснословную цену. Гнусная клевета! Впрочем, никто из болтунов не отрицает достоинств шхуны. Таким образом, судно у нас есть. Но больше всего хлопот доставил мне подбор экипажа. Я решил, что нам нужны не менее двадцати человек – на случай нападения туземцев, пиратов или французов. С невероятным трудом мне удалось набрать с полдюжины людей, пока по счастливой случайности я не наткнулся как раз на такого человека, который все устроил.
Я без всякой особой цели заговорил с ним на набережной. Оказалось, что он старый мореплаватель, владелец таверны. Он хорошо знает всех моряков в Бристоле, но скверно переносит жизнь на суше и теперь хочет наняться хотя бы поваром на какое-нибудь судно. На набережную он вышел, по его словам, только затем, чтобы подышать морским воздухом.
Я был растроган такой любовью к морю и из чистого сострадания предложил ему место повара на нашем судне. Зовут его Долговязый Джон Сильвер, у него нет одной ноги, но я считаю это лучшей рекомендацией, так как ноги он лишился, сражаясь за родину под командованием бессмертного Хоука. Вообразите, он не получает даже скромной пенсии. Что за несправедливость, что за ужасные времена!
Но вместе с поваром я получил в придачу целую команду! С помощью Сильвера я в несколько дней сколотил экипаж из настоящих морских волков, не слишком привлекательных с виду, но, судя по их лицам, отчаянных храбрецов. С такой командой мы сможем взять на абордаж даже тридцатипушечный фрегат!
Сильвер посоветовал мне также рассчитать двоих нанятых раньше матросов, доказав, что они годятся только драить палубу и станут помехой в нашем опасном плавании.
Я чувствую себя и телесно, и духовно превосходно, ем, как волк, сплю, как бревно. Жду не дождусь того момента, когда наконец мои морячки кое-что подлатают и заштопают на судне. Море, только оно манит меня! К дьяволу сокровища! Не они, а дальние странствия кружат мне голову! Одним словом, Ливси, приезжайте скорее, не тратя ни минуты лишней, если вы меня уважаете.
Пусть Хокинс в сопровождении Редрута немедленно отправляется проститься со своей матерью, а затем пусть оба немедленно выезжают в Бристоль.
Джон Трелони.
Р. S. Я забыл сообщить вам, что Блэндли, который, кстати сказать, обещал отправить нам на помощь другое судно, если мы не вернемся в конце августа, подыскал нам отличного капитана. Это человек чертовски упрямый, но превосходный во всех остальных отношениях. Долговязый Джон Сильвер нашел отменного штурмана по имени Эрроу. А у меня уже есть на примете боцман, который умеет играть на боцманской дудке. Словом, у нас на "Эспаньоле" все будет, как на заправском военном корабле.
Я забыл также упомянуть, что Джон Сильвер – вполне состоятельный человек. У него, по моим сведениям, текущий счет в банке, и немалый. Хозяйничать в таверне он оставляет жену. Она не принадлежит к белой расе, и я как старый холостяк подозреваю, что именно она, а не пошатнувшееся здоровье, гонит его в открытое море.
Д. Т.
Р. Р. S. Хокинс может провести один вечер вместе со своей матерью.
Д. Т."
Вы и представить не можете, как взбудоражило меня это письмо. Я был вне себя от восторга и всей душой презирал старого Тома Редрута, который только и знал, что ворчать да жаловаться. Любой из его подручных согласился бы отправиться вместо него, но таково было повеление самого сквайра, и никто не решился его нарушить.
На следующее утро мы оба пешком отправились в таверну "Адмирал Бенбоу", и я наконец-то увиделся с матушкой. Она была здорова и весела, так как с кончиной капитана завершились и наши неприятности. Сквайр велел отремонтировать за свой счет нашу таверну и даже прибавил кое-что из мебели. Теперь за стойкой стояло удобное кресло, в котором посиживала моя матушка. В подмогу ей он нанял мальчишку, который должен был исполнять те же обязанности по хозяйству, которые прежде исполнял я.
Только увидев этого паренька, я окончательно осознал, что надолго расстаюсь с родным домом. До этой минуты я помышлял только о предстоящих приключениях и совсем забыл о доме. При виде неуклюжего подростка, занявшего мое место, я даже прослезился.
На следующий день после обеда мы с Редрутом пустились в обратный путь. Я простился с матерью и с заливом, даже с добрым старым "Адмиралом Бенбоу", который после ремонта казался мне слегка чужим. Невольно вспомнил я и о капитане, бродившем по берегу в своей потертой треуголке, с медной подзорной трубой под мышкой. Но вскоре мы перевалили через холм, и наш дом исчез из виду.
Уже смеркалось, когда мы с Редрутом сели в почтовый дилижанс, который останавливался у "Таверны короля Георга". Меня втиснули между егерем и каким-то пожилым толстяком. Несмотря на тряску и холодную ночь, вскоре я заснул как убитый, проспав все остановки. Когда я наконец очнулся от толчка в бок и открыл глаза, карета стояла перед большим зданием на городской улице. Уже давно рассвело.
– Где мы? – спросил я.
– В Бристоле, – отвечал Том. – Пора выходить.
Мистер Трелони поселился в таверне неподалеку от доков, чтобы следить за ходом работ на шхуне. Нам пришлось довольно долго идти пешком по причалам мимо кораблей самых различных видов, оснастки и национальности. На одном судне матросы слаженно распевали за работой, на другом висели в снастях, как пауки в паутине. И хоть я всю жизнь прожил на берегу, море в порту показалось мне таинственным и удивительным, словно я увидел его впервые. Воздух был словно пропитан дегтем и солью. Я видел резные форштевни кораблей, побывавших за океаном, старых морских волков с походкой вразвалку, серьгами в ушах, рыжими бакенбардами и косичками. Я впадал в восторг от одной мысли, что и сам скоро выйду в море, услышу свист боцманской дудки и голоса матросов и устремлюсь к таинственному острову в поисках невиданных сокровищ.
Погрузившись в эти мечты, я и не заметил, как мы добрались до большой таверны и предстали перед сквайром Трелони. На нем был синий суконный мундир, какие обычно носят морские офицеры, вдобавок он вышел нам навстречу, довольно ловко подражая качающейся походке моряков.
– А, вот и вы! – воскликнул он. – Доктор накануне уже прибыл из Лондона. Отлично! Теперь вся команда в сборе!
– О сэр, – вскричал я, – когда же мы отчаливаем?
– Как когда? – отвечал он. – Разумеется, завтра!
Глава 8
Под вывеской с подзорной трубой
После того как мы позавтракали, сквайр дал мне записку, чтобы я отнес ее Джону Сильверу в таверну "Подзорная Труба". Он сказал, что я легко найду ее, если буду идти прямо по набережной, пока не увижу большую медную подзорную трубу на вывеске. Я отправился в путь, радуясь возможности снова поглазеть на корабли и моряков. С трудом пробираясь между людьми, толпившимися между повозок и тюков с товарами, я наконец разыскал таверну. Это было довольно чистое и уютное заведение с новенькой вывеской, красными занавесками на окнах и полом, посыпанным песком. Таверна располагалась на углу и выходила на две улицы. Обе ее двери были распахнуты настежь, и в просторной столовой с низким потолком было довольно светло, несмотря на клубы табачного дыма.
Таверна была полна моряков. Сидя за столиками, они так громко беседовали, что я остановился на пороге, не решаясь войти.
Из боковой комнаты вышел человек, и я сразу понял, что это и есть Долговязый Джон Сильвер. Его левая нога отсутствовала по самое бедро. Он опирался на костыль, с которым управлялся с невероятной ловкостью, подпрыгивая на ходу, словно птица. Он был высок и широкоплеч, с широким и плоским, как окорок, бледным, но умным и оживленным лицом. Настроение у него, по-видимому, было отменное. Насвистывая, он разгуливал между столиками, шутил и дружески хлопал по плечам завсегдатаев.
Правду говоря, когда сквайр упомянул в своем письме одноногого моряка, я с ужасом подумал, уж не тот ли это одноногий, которого я так долго караулил в нашей таверне по просьбе покойного капитана. Но при первом же взгляде на Сильвера мои подозрения рассеялись. Я видел капитана, Черного Пса и слепца Пью, и этого мне хватило, чтобы составить представление о том, как должен выглядеть морской разбойник. Ничего похожего не было в этом веселом и приветливом трактирщике.
Набравшись духу, я переступил, наконец, порог и направился прямо к Сильверу, который, опираясь на костыль, беседовал с каким-то посетителем.
– Это вы мистер Сильвер? – спросил я, протягивая записку.
– Именно, мой мальчик! – ответил он. – Конечно, это я. Но ты-то кто такой?
Но при виде записки сквайра он необыкновенно оживился.
– О! – воскликнул он, протягивая мне руку. – Понимаю… Значит, ты наш новый юнга? Рад познакомиться!
И он крепко пожал мне руку своей огромной лапищей.