– Но что я говорю! – воскликнул он. – Ведь мне не только удалось покарать злодея, но и посчастливилось найти человека, который поможет исправить причиненное им зло. Ах, доктор Ноэль! Нам предстоит еще немало потрудиться вместе над этой нелегкой и почетной задачей. И как знать – возможно, к тому времени, как мы ее выполним, вы с лихвой искупите ваши прежние грехи.
– Всей душой надеюсь на это, – горячо проговорил доктор. – А пока, ваше высочество, позвольте мне пойти и предать земле того, кто долгие годы был моим другом…
Таково благополучное завершение этой истории. О том, что принц не обошел своими благодеяниями никого из тех, кто участвовал в этом серьезном деле, нечего и упоминать. Благодаря его авторитету и влиянию, они успешно продвигаются по службе, а дружба с наследником Богемского престола вносит особую прелесть в их частную жизнь.
Но эта история – далеко не последняя из тех, в которых благородный принц сыграл роль провидения, и если начать рассказывать по порядку обо всех приключениях, связанных с его именем, то этими рассказами можно заполнить великое множество книг.
Алмаз раджи
Повесть о шляпной картонке
Мистер Гарри Хартли, как и подобает джентльмену, воспитывался до шестнадцати лет сначала в частной школе, а затем в одном из тех знаменитых заведений, которыми Англия так славится. Но вскоре он стал выказывать положительное отвращение к наукам; и его мать была так слабовольна и так невежественна, что позволила ему совершенствоваться только в пустых светских навыках.
Через два года он остался круглым сиротой и почти нищим. Как по характеру, так и по воспитанию он был не способен к усидчивым занятиям. Он умел петь сентиментальные романсы и немного аккомпанировать себе на фортепиано; он был изящен и робок, он страстно любил шахматы, и природа наделила его самой привлекательной наружностью, какую только можно себе представить. Это был блондин с розовыми щеками, невинным взором и милой улыбкой; выражение лица у него было приятное и одновременно печальное, а манеры самые смиренные и ласковые. И уж точно он был не из тех, кто способен руководить боевыми действиями или же вести государственные дела.
Счастливая случайность и кое-какая протекция помогли Гарри после постигшей его утраты получить место личного секретаря у сэра Томаса Венделера – генерал-майора и кавалера ордена Бани. Сэр Томас был человеком лет шестидесяти, шумным, вспыльчивым и деспотичным. За какую-то услугу, о которой ходили всевозможные сплетни, раджа Кашгара подарил генералу шестой по величине алмаз на свете. Этот подарок превратил генерала из бедняка в богача, из неприметного служаки в одного из светских львов Лондона. Обладателя индийского алмаза принимали в любом обществе, и вскоре он нашел молодую и красивую особу хорошего происхождения, согласившуюся ценою брака с сэром Томасом Венделером завладеть этим сокровищем. Поговаривали даже, что одна драгоценность притянула к себе другую. Леди Венделер не только сама по себе была брильянтом чистейшей воды, но и блистала в свете в дорогой оправе. Многие знатоки считали ее одной из трех или четырех первых модниц Лондона.
Обязанности Гарри были необременительны, но он терпеть не мог никакой систематической деятельности. Он не любил пачкать пальцы в чернилах, а очарование леди Венделер и ее туалетов частенько выманивало его из библиотеки в ее будуар. Он умел вести себя с женщинами, со знанием дела говорил о модах и был вполне счастлив, получив возможность критически разобрать оттенок какой-нибудь ленточки или сбегать с поручением к модистке. Очень скоро корреспонденция сэра Томаса пришла в самый плачевный вид, а у леди Венделер появилась еще одна горничная.
Наконец генерал, человек, отнюдь не отличавшийся ангельским терпением, в страшной ярости вскочил со своего кресла и самым недвусмысленным образом дал понять своему секретарю, что больше не нуждается в его услугах. При этом он воспользовался такими средствами, какие вовсе не употребляются между порядочными людьми. Поскольку дверь была, к несчастью, открыта, мистер Хартли вниз головой скатился по лестнице.
На ноги он поднялся весь в синяках и ссадинах, притом глубоко оскорбленный. Жизнь в доме генерала ему нравилась; он находился хотя и в сомнительном положении, но в прекрасном обществе, ровным счетом ничего не делал, превосходно ел, а в присутствии леди Венделер испытывал некое теплое и приятное чувство, которое в глубине души именовал более пылко.
Тотчас после генеральского пинка он бросился в будуар и поведал о своем несчастье.
– Вы отлично знаете, дорогой Гарри, – отвечала леди Венделер, которая звала молодого человека просто по имени, как ребенка или слугу, – что никогда не исполняете того, что требует от вас генерал. Вы можете возразить, что и я поступаю так же. Но ведь это совсем другое дело. Женщина может заслужить прощение за целый год непослушания всего одной ловкой уступкой, да и, кроме того, личный секретарь – отнюдь не жена. Мне будет жаль лишиться вас; но уж если вы не можете остаться в доме, где вам нанесли оскорбление, я желаю вам всего хорошего и обещаю, что генерал жестоко поплатится за свой поступок.
Гарри пал духом; глаза его наполнились слезами, и он с нежным упреком взглянул на леди Венделер.
– Миледи, – сказал он, – зачем говорить об оскорблениях? Плох человек, не умеющий прощать. Но покинуть друзей, лишиться привязанностей…
Он не мог продолжать, так как задохнулся от волнения, а затем расплакался.
Леди Венделер с любопытством посмотрела на него.
"Этот дурачок, – подумала она, – вообразил, что влюблен в меня. Но почему бы ему не перейти от генерала на службу ко мне? Он кроток, расторопен и понимает толк в нарядах, кроме того, это его самого удержит от дурных поступков. Он слишком хорош собой, чтобы оставаться без присмотра".
В тот же вечер она поговорила с генералом, уже жалевшим о своей горячности, и Гарри перешел в подчинение к хозяйке доме.
Теперь жизнь казалась ему раем. Гарри всегда был изысканно одет, в его петлице всегда красовалась свежая гардения, к тому же он с любезностью и тактом умел занять гостей любого ранга. Он гордился службой у прекрасной женщины, и, как особую милость, принимал приказы и распоряжения леди Венделер. Другие мужчины сторонились его и презирали за роль не то горничной, не то модистки. С нравственной точки зрения Гарри ничего дурного в своей жизни не видел. Все порочное он приписывал грубым мужчинам, проводя дни с хрупкой женщиной и занимаясь преимущественно тряпками, он словно спасался от жизненных бурь на очарованном острове.
В одно прекрасное утро он пришел в гостиную и начал прибирать разбросанные на фортепиано ноты. Леди Венделер, сидя в другом конце комнаты, о чем-то с жаром беседовала со своим братом, Чарли Пендрегоном, молодым человеком, изрядно потрепанным беспутной жизнью и к тому же хромавшим на одну ногу. Личный секретарь миледи, на присутствие которого они не обращали внимания, слышал все до последнего слова.
– Сегодня или никогда! – проговорила леди Венделер. – Нечего раздумывать, это должно быть сделано именно сегодня.
– Сегодня так сегодня, – вздохнув, отвечал брат миледи. – Но это шаг ошибочный и опасный, Клара, мы всю жизнь будем в этом раскаиваться.
Леди Венделер пристально и несколько странно взглянула на брата.
– Ты забываешь, – сказала она, – что любому человеку в конце концов предстоит умереть.
– Клянусь честью, Клара, – сокрушенно покачал головой Пендрегон, – такой бессердечной и бездушной негодяйки, как ты, не найти во всей Англии.
– Как вы, мужчины, – воскликнула она, – странно устроены! Вы никогда не понимаете тонких намеков. Вы капризны, вспыльчивы, развратны, неразборчивы в средствах, а между тем, если женщина начинает думать о будущем, вас это тотчас шокирует. Мне этот вздор надоел. Вы даже в простом работяге-поденщике не потерпели бы такой глупости, какой ждете от нас.
– Может, ты и права, – отвечал ее брат, – впрочем, ты всегда была умнее меня. В любом случае, мой девиз тебе известен: "Семья прежде всего".
– Знаю, Чарли, – сказала она, беря его за руку, – девиз твой я знаю лучше, чем ты сам, но его вторая половина – "а Клара важнее семьи". Верно? Ты и в самом деле лучший брат на свете, и я ужасно тебя люблю!
Мистер Пендрегон поднялся, несколько смущенный этим изъявлением родственных чувств.
– Будет лучше, если никто меня здесь не увидит, – сказал он. – Я назубок выучил свою роль и с твоего котеночка глаз не спущу.
– Будь начеку, – ответила она. – Это жалкое существо может все испортить.
Она послала брату воздушный поцелуй, и тот покинул ее будуар по лестнице черного хода.
– Гарри, – сказала леди Венделер, как только они с секретарем остались одни, – я хочу послать вас кое-куда нынче утром. Но поезжайте в кебе – я не желаю, чтобы мой секретарь покрылся веснушками от солнца.
Она произнесла последние слова с горячностью и как бы даже с материнской гордостью, что весьма польстило бедному Гарри. Он тут же заявил, что всегда рад услужить миледи.
– Это станет еще одной нашей с вами тайной, – лукаво продолжала она, – и никто, кроме моего секретаря и меня, не должен знать о ней. Сэр Томас непременно учинил бы скандал, а если б вы только знали, как мне надоели все эти сцены! Ах, Гарри, Гарри, не могли бы вы объяснить мне, почему мужчины так суровы и несправедливы? Впрочем, я знаю, что вы не сможете объяснить – ведь вы единственный человек в мире, не знающий этих позорных страстей. Вы такой хороший и добрый, Гарри; вы способны быть другом женщины, и, знаете, мне кажется, что в сравнении с вами другие выглядят только хуже.
– Нет, это вы слишком добры ко мне, – учтиво перебил Гарри. – Вы относитесь ко мне, как…
– Как мать, – в свою очередь перебила его леди Венделер. – Я стараюсь быть для вас матерью или, – поправила она себя, улыбнувшись, – почти матерью. Боюсь, что я слишком молода, чтобы быть вам настоящей матерью. Тогда скажем, что я ваш друг… близкий друг.
Она сделала паузу, чтобы эти слова произвели должное впечатление на сентиментального Гарри, но не дала ему вставить ни слова.
– Впрочем, все это не относится к делу, – продолжала миледи. – В левом ящике дубового шкафа вы найдете шляпную картонку; она прикрыта розовым шелковым чехлом, который я надевала в среду под кружевное платье. Картонку эту вы немедленно отвезете по этому адресу, – и она подала молодому человеку конверт, – но ни в коем случае не отдавайте ее, пока не получите расписку, написанную моей собственной рукой. Вы поняли меня? Повторите дословно! Это чрезвычайно важное дело, и я попрошу вас быть предельно внимательным.
Гарри успокоил ее, точно повторив инструкции, но в ту минуту, когда леди Клара хотела еще что-то добавить, в комнату влетел пунцовый от гнева генерал Венделер, размахивая внушительным счетом от модистки.
– Не угодно ли вам, сударыня, ознакомиться с этим? – закричал он. – Будьте так добры, взгляните на этот документ. Я знаю, что вы вышли за меня по расчету, но, по-моему, ни один человек во всей британской армии не дает своей жене столько на расходы, сколько я даю вам. Клянусь Богом, я положу конец вашей бессовестной расточительности!
– Мистер Хартли, вам ясно, что надо сделать? – невозмутимо проговорила леди Венделер. – Не задерживайтесь, прошу вас.
– Постойте-ка, – сказал генерал, обращаясь к Гарри, – два слова, прежде чем вы уйдете! – он снова повернулся к леди Венделер. – Куда вы посылаете этого бездельника? Я доверяю ему не больше, чем вам, так и знайте. Будь у него хоть на грош порядочности, он не пожелал бы остаться в этом доме, а за что он получает свое жалованье – для меня великая тайна. Какое поручение вы ему дали, миледи? И почему вы так спешите отослать его?
– Я полагала, что вы предпочтете поговорить со мной наедине, – ответила она.
– Нет, вы дали ему какое-то поручение! – настаивал генерал. – Не пытайтесь обмануть меня, я и без того вне себя. Вы сказали, что он должен куда-то поехать!
– Если вам угодно, чтобы слуги присутствовали при этих унизительных размолвках, – отвечала леди Венделер, – я могу попросить мистера Хартли присесть. Не хотите? В таком случае, можете идти, мистер Хартли. Полагаю, вы запомнили все, что услышали здесь? Это может вам пригодиться.
Гарри тотчас испарился из гостиной. Взбегая по лестнице, он слышал громовой бас генерала и нежный голосок леди Венделер, ледяным тоном вставлявшей ядовитые колкости между сыпавшимися на нее обвинениями. Он искренне восхищался своей хозяйкой. Как ловко она обошла неприятный вопрос! Как хладнокровно повторяла свои наставления прямо под артиллерийским огнем противника! И как в этот миг он ненавидел грубого солдафона – ее супруга!
В этом утреннем событии не было ничего необычного, он частенько исполнял тайные поручения леди Венделер, в особенности те, что касались модисток. В доме давно бродил грозный призрак, и он это знал. Отчаянная расточительность и тайные долги жены давно поглотили ее собственное состояние и теперь грозили поглотить состояние мужа. Раз или два в год раскрытие этой тайны становилось, как казалось, неизбежным, и Гарри бегал по магазинам и мастерским, лгал, изворачивался и раздавал небольшие суммы в счет погашения крупных долгов, пока не добивался отсрочки. После этого леди Венделер и ее верный секретарь получали передышку. Гарри стоял горой за свою хозяйку, и не только потому, что обожал леди Венделер, а ее мужа боялся и ненавидел, но и потому, что от всей души сочувствовал любви к нарядам: он и сам не знал удержу, когда дело доходило до портных.
Он отыскал шляпную картонку в указанном месте, тщательно нарядился и вышел из дома. Солнце светило ярко, дорога предстояла дальняя, и он с огорчением вспомнил, что внезапное появление генерала помешало леди Венделер дать ему денег на кеб. В такой знойный день цвет его лица мог действительно пострадать, а тащиться через весь Лондон со шляпной картонкой в руках юноше казалось унизительным. Гарри остановился и стал раздумывать. Венделеры жили в Итон-плейс, а идти надо было к Ноттинг-Хиллу, следовательно, лучше всего пройти через парк, избегая людных аллей. Он поблагодарил судьбу за то, что время было еще сравнительно раннее.
Спеша отделаться от своей ноши, он шел быстрее обычного и уже почти миновал Кенсингтонские сады, как вдруг на одной из глухих аллей лицом к лицу столкнулся с генералом.
– Прошу прощения, сэр Томас, – проговорил Гарри, учтиво отступая в сторону, ибо тот преградил ему путь.
– Куда вы идете, сэр? – спросил генерал.
– Просто прогуливаюсь, – ответил Гарри.
Внезапно генерал ударил тростью по картонке.
– С этой-то штукой? – вскричал он. – Вы лжете, сэр, и знаете, что лжете.
– Право же, сэр Томас, – ответил Гарри, – я не привык, чтобы со мной говорили в таком тоне.
– Вы забываетесь, – отрезал генерал. – Вы у меня служите и, кроме того, внушаете мне серьезные подозрения. Почем мне знать, может, в этой картонке лежат серебряные ложки?
– В картонке я несу цилиндр одного моего приятеля, – сказал Гарри.
– Превосходно! – вскричал генерал Венделер. – В таком случае, я желаю видеть этот цилиндр. Я ужасно люблю, – мрачно прибавил генерал, – рассматривать всевозможные шляпы и, надеюсь, вы помните, что я не охотник до шуток.
– Извините, сэр Томас, мне очень жаль, – отвечал Гарри, – но это мое личное дело.
Генерал грубо схватил его за плечо и замахнулся тростью. Гарри решил, что окончательно погиб, но в эту минуту судьба послала ему неожиданного защитника в лице Чарли Пендрегона, который вдруг появился из-за деревьев.
– Полноте, полноте, генерал! – воскликнул он. – Такие вещи недостойны мужчины и воина.
– Ага, – рявкнул генерал, оборачиваясь к новому противнику, – мистер Пендрегон! Неужели вы думаете, что если я имел несчастье жениться на вашей сестрице, то позволю дерзить мне всякому обесчещенному и разоренному моту? Мое знакомство с леди Венделер отбило у меня всякую охоту иметь дело с остальными членами ее семьи.
– Неужели вы вообразили, генерал Венделер, – парировал Чарли, – что если моя сестра имела неосторожность выйти за вас замуж, то она лишилась всех своих прав и привилегий светской дамы? Я знаю, сэр, что этим браком она уронила свое достоинство; но для меня она по-прежнему остается мисс Пендрегон. Я считаю своим долгом защищать ее от оскорблений, и будь вы хоть десять раз ее мужем, я не позволю лишать ее свободы и наносить оскорбления человеку, выполняющему ее личное поручение.
– Что же это такое, мистер Хартли? – язвительно осведомился генерал. – Похоже, мистер Пендрегон разделяет мое мнение. Он тоже подозревает, что леди Венделер имеет самое прямое отношение к цилиндру вашего приятеля.
Чарли, поняв, что допустил непростительную оплошность, поспешил ее исправить.
– Что такое, сэр? – вскричал он, – Вы сказали – я подозреваю? Да ничего я ровным счетом не подозреваю. Но когда я вижу, что при мне злоупотребляют физической силой и издеваются над подчиненными, я беру на себя смелость вмешаться.
Произнося это, он подал знак Гарри; но тот был слишком расстроен и напуган и ничего не понял.
– Как мне расценивать ваше вмешательство, сэр? – поинтересовался Венделер.
– Как вам будет угодно, сэр, – отвечал Пендрегон.
Генерал опять взмахнул тростью и хотел было нанести удар по голове Чарли, но тот, несмотря на хромоту, ловко парировал удар зонтиком, бросился вперед и сцепился со своим противником.
– Бегите, Гарри, бегите, – пропыхтел Чарли. – Бегите же, чертов болван!
Гарри застыл как вкопанный, глядя на схватившихся врагов. Затем очнулся и бросился наутек. Оглянувшись, он увидел поверженного Чарли, пытавшегося выбраться из-под туши противника. Зеваки сбегались со всех концов парка. При виде такого зрелища у секретаря словно выросли крылья, и он не останавливался, пока не добрался до Бейзуотер-роуд и не свернул в какой-то пустынный переулок.
Признаться, вид двух знакомых джентльменов, вступивших на улице в драку, сильно смутил Гарри. Он старался выкинуть это зрелище из головы, но, главным образом, стремился очутиться как можно дальше от генерала Венделера. Думая только об этом, юноша совершенно забыл, куда направляется: охваченный страхом и волнением, он стремглав мчался вперед. Когда же он вспомнил, что леди Венделер приходится женой одному из драчунов и сестрой другому, его сердце наполнилось сочувствием к женщине, чья жизнь сложилась столь несчастливо. Даже его собственное положение в доме генерала уже не казалось ему столь приятным ввиду неприятных событий.
Так, размышляя, он шагал и шагал, и вдруг едва не столкнулся с каким-то прохожим. Это заставило его вспомнить о шляпной картонке.
– Боже правый, – вскричал он, – да где же моя голова? И куда я забрел?