Узнал Полунин и о том, что Томашевскому достались десять процентов акций Коли Решетова. Все это выяснил Болдин через прежние связи Полунина в Фонде имущества. Также, по сообщениям Болдина, дела компании в этот период шли относительно хорошо.
Шакирыч, обратившись к Крикунову, получил разрешение осмотреть машины, которыми пользовались киллеры.
После осмотра Шакирыч убедился, что это те самые "Жигули", которые Полунин и его компания украли с последующей перепродажей Ивану Лаптеву. Однако с Лаптевым Шакирыч без команды Полунина говорить не стал.
И последнее сообщение, заинтересовавшее Полунина, было от Болдина. Тот встретил массажистку из спортклуба "Зенит", которая сообщила, что ее напарница Ксения исчезла из города вместе с Соловейчиком.
По слухам, они вдвоем отбыли в Израиль, где и проживают в настоящее время. Получив эту информацию, Полунин обратился к Либерзону, у которого были связи как в местной синагоге, так и в центральной московской, с просьбой выяснить место жительства Соловейчика и его координаты.
Либерзон обещал сделать все, что в его силах. Однако поиск информации затягивался.
Все это время Шакирыч сообщал Полунину, что его сын Антон живет у него и, несмотря на то что он очень скучает по отцу, в общем и целом его физическое и, самое главное, психическое состояние Шакирыч оценивал как нормальное.
Мальчик медленно оправлялся от страшного потрясения, а Шакирыч, его жена и Славка Болдин, как могли, поддерживали его.
С каждым разом ожидания визитов Либерзона становились все напряженнее.
По сути дела, Владимир жил этими поступающим к нему сообщениями. Они не только давали ему пищу для размышлений, но, как правило, приободряли его.
Он уже переживал подобные чувства, когда находился в заключении. Там письма и посылки с воли являлись одним из немногих лучиков надежды в мире людей, чья жизнь, по сути, замерла на месте.
Надежда на скорейшее воссоединение с сыном и друзьями была не единственным стимулом, добавлявшим Полунину энергии и жизненной силы.
Жажда мести владела его душой с того самого момента, когда он, выбежав из арки своего двора, увидел расстрелянный киллерами джип.
Полунин ни секунды не сомневался в том, что когда-нибудь вернется в город не только затем, чтобы забрать своего ребенка, но также чтобы отомстить организаторам и исполнителям этого преступления.
Он знал, что это понимают и сами виновники трагедии и готовят ответные меры. И это вселяло в его душу беспокойство и неуверенность. Может, еще и по этой причине он так нервно ожидал приезда Либерзона с очередными новостями.
Когда Ким вернулся поздно вечером в сторожку, он застал Полунина спящим у разожженного камина. На коленях Владимира лежала раскрытая книга.
Лесник, приготовив еду в сенях, где стояла газовая плита, пообедал и уселся рядом чинить порванные сети, при этом подбросив в затухающий огонь камина несколько сухих березовых поленьев.
Неожиданно тишина ночи огласилась длинным и гулким воем.
Полунин мгновенно вскочил на ноги, сунув при этом руку под подушку, где у него хранился пистолет. Однако, увидев невозмутимого корейца, сосредоточенно латающего дыры в рыбной сети, Полунин быстро успокоился и сел на кровать.
– Вот черт, испугался… Что это было? – спросил Владимир.
– Волк завыл, – пожав плечами, спокойно ответил кореец. – Совсем у тебя, Володя, нервы ни к черту. Раньше ты от его воя не просыпался.
– Да, – вытирая пот со лба, согласился Полунин. – Но сегодня он как-то уж особенно громко и угрожающе…
– Просто поближе подошел, – ответил кореец. – Скоро зима, в лесу будет мало дичи. Так что они ближе к человеческому жилью потянутся. Волков вообще в этом году расплодилось немало. Пастухи жаловались, что они стали ягнят из стада таскать, собаку одну загрызли.
– Пусть купят волкодавов, рекомендую кавказских овчарок.
– Где их взять, этих овчарок, и стоят они, наверное, дорого. Да и вряд ли есть собака, которая будет сильнее волка. Собаки волков только стаей отгоняют, а против стаи волки не пойдут. Очень уж умные и хитрые животные. Местные жители их побаиваются, говорят, что это лесные дьяволы, оборотни.
– И ты в это веришь? – спросил Полунин, взглянув на корейца.
Тот в ответ с улыбкой произнес:
– Володя, ты забываешь, что я все же ученый. И хотя я по специальности ботаник, животный мир тоже знаю неплохо. Волки очень умные животные, зачастую удивляющие даже человека своей проницательностью. Вот этим их способностям и придается мистическое значение. На самом деле никого страшнее человека не существует.
Кореец засмеялся и, бросив на пол сети, закурил, после чего уже серьезным тоном добавил:
– Кстати, и волки в этом скоро убедятся.
– В чем убедятся? – удивленно спросил Полунин. – О чем ты говоришь?
– Я же сказал, что волков в этом году стало слишком много, охотники в лесничестве решили отстрелять несколько десятков, чтобы снизить их поголовье.
– Ты тоже будешь принимать в этом участие?
– Конечно, – подтвердил Ким. – Это ведь моя работа.
– Что, засядешь в кустах в засаде со снайперской винтовкой и будешь ждать, пока мимо пройдет стая волков?
– Нет, – покачал головой кореец, – волк хитрая бестия. Его просто так из снайперской винтовки не достанешь, можно неделю сидеть, а он так и не пройдет мимо. Это делается по-другому. Волков убивают во время облавы. Выясняют ареал их проживания. Зона ограждается красными флажками, для волков это символ опасности, и они через красные флажки никогда не пойдут. Часть людей с собаками громким шумом поднимают волков с места и гонят на снайперов, которые засели в заранее опеределенном укрытии, поджидая свою добычу. Если красные флажки расставлены правильно и умело, а погонщики действуют грамотно, то стая обязательно выйдет на снайперов. Все они распределены по номерам, и по рации каждому номеру сообщается, куда пошла та или иная стая. Им остается только в упор их расстрелять.
Ким посмотрел на Полунина и спросил:
– Не желаешь принять участие в охоте? Для тебя это будет интересное занятие.
– Нет, – покачал головой Полунин. – Зрелище, по-моему, не слишком приятное – расстреливать в упор загнанных зверей. Боюсь, что я не смогу выстрелить в бегущего на меня волка и упущу его.
– А ты, Владимир, по натуре не охотник, коль тебе жалко зверя, – с улыбкой констатировал факт лесничий. – Охотником движет азарт, а ты рассуждаешь, как пацифист.
– Наверно, ты прав, – задумчиво произнес Полунин. – Я действительно не охотник, в противном случае я бы сидел не здесь, у тебя, а в своем шикарном кабинете в компании, которую я возглавлял.
Кореец перестал улыбаться и, на секунду стрельнув в Полунина внимательным серьезным взглядом, тут же перевел разговор на другую тему.
– Признаться, я тоже не люблю это занятие, мне, ботанику, сподручнее ковыряться в земле, нежели бегать с ружьем по ней. У меня есть давняя мечта: я хочу разбить на этой поляне свой маленький ботанический сад, а к дому пристроить маленькую биохимическую лабораторию. Денег это, конечно, не принесет, но душа у меня давно этого требует…
Ким еще долго рассуждал о своих планах, но Полунин не слушал его. Странный рассказ лесничего о волках заставил его снова вспомнить о событиях недавнего прошлого.
Ему вдруг пришла в голову мысль, что он сам похож на одного из этих загнанных волков. Его так же умело и вероломно заманили в ловушку, в результате чего охотник смог одним выстрелом решить несколько задач – устранить конкурента и прикарманить принадлежащую ему собственность.
"Однако своих конечных целей они не достигли, – подумал Полунин. – Точнее сказать, достигли частично. Да, собственность они у меня отняли и сейчас распоряжаются ею, как своей. Никто из нашей группы не контролирует принадлежащие нам акции. Но устранить меня физически они не смогли. Им кто-то помешал".
Кто этот загадочный Николай Иванович, который организовал побег, Полунин до сих пор не выяснил. В справочной книге номера телефона, который дал ему Николай Иванович, не оказалось. А поручать Шакирычу и Болдину выяснить это по другим каналам Полунин не решился, дабы не подставлять их лишний раз.
"И все же, – думал Полунин, – этому человеку зачем-то нужно было, чтобы я прошел сквозь строй стрелков и скрылся в безопасности. Впрочем, что толку размышлять об этом. Думаю, что когда-нибудь я это выясню".
Полунин закрыл глаза и под неторопливую речь корейца задремал. Тот, заметив, что Владимир уже спит, нисколько не обиделся. Он посмотрел на часы и, решив, что время уже позднее, сам тоже отправился спать, предварительно разворошив угли в камине, чтобы добавить тепла.
* * *
На следующий день в обед, когда Полунин колол дрова во дворе, он услышал звук работающего мотора и увидел старенькую "Ниву", принадлежащую Либерзону. Как обычно, ею управлял сын Либерзона Виталий, а его отец сидел рядом.
Полунин воткнул топор в полено и направился встречать гостей. Ким тоже вышел из дома, услышав шум мотора.
Две лайки, жившие вместе с Кимом, уже вовсю облаяли "Ниву", бегая вокруг нее. Когда гости поприветствовали жильцов, Изя отвел Владимира в сторону и сообщил:
– Тебе пришло письмо от Шакирыча. Там, наверное, новая информация. Но кое-что есть и от меня.
Полунин, удивленный тем, что Шакирыч впервые прислал письмо – до этого он ограничивался разговорами по телефону, – принял из рук Изи конверт и, вскрыв его, принялся читать содержимое.
Уже через несколько секунд лицо его побледнело, брови нахмурились. Он плотно сжал челюсти, но при этом продолжал чтение. Закончив, он протянул конверт Изе и произнес:
– На, прочти. Я не хочу это повторять вслух.
– Не надо, – отвел руку Полунина с письмом Либерзон. – Я знаю его содержание. Мне сообщили об этом десять дней назад по телефону. Для меня было тяжелым испытанием сказать тебе об этом лично.
– Ты хоть понимаешь, что это означает?
– Понимаю, – кивнул Либерзон. – Но, в конце концов, ничего страшного не произошло. Ребенок жив-здоров, просто его поместили в детский дом. Это рано или поздно должны были сделать, ведь он живет не с родней, а с чужим человеком.
– Нет, Изя, ты не понимаешь, этот Савеловский детский дом, в который его поместили, не простой дом.
Изя непонимающе уставился на Полунина.
– Там что, плохо содержат детей?
– Нет, содержат там достаточно хорошо, но спонсором у них является не кто иной, как господин Сатаров, мой кровный враг. Теперь ты понимаешь, что это означает?
Изя молчал, задумчиво глядя на Полунина. Затем он наконец произнес:
– Ты думаешь, это знак?
– Да, – подтвердил Полунин, – это сигнал мне, означающий, что они взяли заложника на случай, если я буду предпринимать какие-либо действия.
Некоторое время мужчины молчали, Изя присел на лавочку, стоящую у задней стены дома, Полунин в задумчивости вышагивал по двору около него. Наконец, когда Владимир присел рядом с Либерзоном, тот сказал:
– У меня есть еще и другая информация, которую скорее можно отнести к положительной. Я нашел Соловейчика.
Полунин медленно повернулся к Либерзону и спросил:
– Где он?
– Он действительно в Израиле, – ответил Либерзон. – Живет в Хайфе.
– Адрес точный есть? – нетерпеливо спросил Полунин.
– Нет, адреса нет, – как-то уклончиво ответил Либерзон. – Все дело в том, что этот твой бывший партнер купил себе морскую яхту и живет на ней, – сказал Либерзон и тут же спросил: – Он что, большой любитель моря?
– Не знаю, – ответил Полунин. – Никогда не замечал за ним этого. Скорее, он любитель морских русалок.
– Яхта называется "Вента". Порт ее приписки, как я уже сказал, Хайфа. Там его видят достаточно часто.
– Спасибо, Изя, – произнес Полунин. – У меня к тебе будет еще одна просьба.
– Какая? – тут же заинтересованно спросил Либерзон.
– Мне нужны документы. В частности, загранпаспорт. Сможешь сделать?
– Постараюсь, – задумчиво ответил Изя, растирая ладонью свой лысый череп. – Был у меня один знакомый, большой мастер подобных дел. Правда, и брал немало.
– Не волнуйся, все расходы я оплачу, – ответил Полунин. – Только устрой все как можно быстрей.
– Хорошо, не беспокойся. Думаю, что недели через две все будет готово. …Когда Либерзон наконец уехал, Полунин еще некоторое время сидел на лавочке у задней стороны дома. Немного погодя к нему присоединился кореец. Прикуривая свою крепкую сигарету без фильтра, Ким посмотрел на угрюмое лицо Полунина, затем на конверт в его руке и спросил:
– Что-нибудь случилось?
– Да, – ответил Владимир. – Я скоро уезжаю, Саша. Спасибо тебе за гостеприимство.
– Жаль, – с грустью в голосе произнес кореец. – Честно говоря, я рассчитывал, что ты у меня и зиму переживешь. Мне было интересно с тобой общаться. Даже когда ты молчал.
Он улыбнулся и посмотрел на Полунина.
– Но я же все время сидел здесь угрюмый и злой…
– Все дело в том, что от тебя исходит какая-то странная аура. Аура порядочного человека.
– У тебя не было возможности в этом убедиться, – скептически ответил Полунин.
– Здесь, в лесу, вдали от городского шума, человека определяешь очень быстро, даже если общение с ним сведено к минимуму. Недавно я читал новый научный журнал. Японские ученые установили, что растения тоже общаются, разговаривают между собой на языке запахов. Наверное, и каждый человек имеет свой запах – добрый, злой, жадный, великодушный, – все пахнут по-особому. Здесь, среди живой природы, у людей обостряется чувство, способное улавливать эти запахи. Если ты вдруг когда-нибудь захочешь вернуться сюда, один или с друзьями, я всегда буду рад видеть тебя здесь.
– Спасибо, Саша, – поблагодарил Полунин Кима. – Если б ты только знал, как я мечтаю когда-нибудь вернуться сюда уже не в качестве беглеца. И еще я очень хочу привезти сюда сына…
* * *
Через две недели Либерзон, как и обещал, сделал для Полунина документы, передав ему обыкновенный и заграничный паспорта, по которым Полунин становился Борисовым Андреем Дмитриевичем. На следующий день после этого Полунин улетал в Москву, чтобы оттуда отправиться за границу.
Провожали его Либерзон вместе с сыном Виталием. Пока последний выяснял в справочной, где будет производиться посадка, Изя протянул Полунину записочку, в которой были указаны имя и телефон.
– Кто это? – удивленно спросил Полунин.
– Там же написано – Равикович Семен Израилевич.
– Кто он, и зачем это мне надо?
– Перед приездом в Израиль позвони ему, он тебя встретит и поможет найти нужного человека.
– С какой стати он будет на меня работать?
– Он будет работать на меня, – ответил Либерзон. – Этот Равикович должен мне триста баксов. И никак не может их отдать, мотивируя тем, что пересылать такую маленькую сумму очень дорого. Поэтому он жалеет о том, что не взял у меня взаймы тысячу долларов. Так что пусть теперь отработает, если не может отдать, – заключил Либерзон с суровым выражением лица.
– Изя, – неожиданно спросил Полунин. – А почему ты до сих пор не уехал в Израиль? Наверное, там бы тебя ожидала безбедная, спокойная старость.
– Я и здесь не бедствую, а спокойной жизнью я никогда не жил, и вряд ли стоит к ней привыкать, ведь впереди нас ждет вечный покой.
Либерзон замолчал, тяжело вздохнув, а затем, вскинув свои умные глазки на Полунина, произнес:
– А еще я не хочу туда ехать потому, что там много евреев.
– Изя, – поразился Полунин, – ты что, стал антисемитом?
– Как ты мог такое подумать? – возмутился Либерзон, но в следующую секунду, смутившись, добавил: – Я просто опасаюсь, что если уеду, то стану им непременно.
Когда уже объявили посадку, Либерзон порывисто обнял Полунина и произнес:
– Берегите себя, Вова, поверьте, я на самом деле сильно огорчусь, если с вами что-то случится. Ведь вы – один из немногих людей, которые делали для меня только хорошее…