- Есть тут одно такое место, - ответил юноша.
Вскоре мы уже входили во двор большого храма, что меня уже не удивило. В конце концов, если представительства гильдий в этом городе размещались в театре, почему бы гостинице не расположиться в храме? Однако, вместо того чтобы войти внутрь великолепного культового здания с колоннами, мы спустились по ступенькам вниз и тотчас оказались в гигантском подземном склепе, где за длинными столами сидели сотни мужчин и женщин. Никогда прежде я не видел ничего подобного. Рим - город маленьких винных лавок и скромных по размерам таверн. Другое дело Остия. Внутри помещения горело пять или шесть очагов, одновременно служащих как для тепла, так и для освещения. Молоденькие прислужницы сновали между столами с подносами снеди и вина, которое было налито в большие кувшины.
Пока мы пробирались между столов в поисках свободного места, со всех сторон раздавались приветствия в адрес Милона. Обитатели заведения говорили на разных языках, среди которых я различил по меньшей мере дюжину. Представители каждой гильдии сидели за отдельным столом и были облачены в туники и головные уборы особого кроя и расцветки. За одним из них я заметил людей с такими же мускулистыми руками, как у Милона; за другим собрались мужчины с прилизанными волосами и широкими грудными клетками. Я про себя подумал, что они, должно быть, были ныряльщиками.
Наконец мы заняли маленький стол в самом углу комнаты. К тому времени мои глаза уже привыкли к скудному свету, и я смог разглядеть, что зал был высечен из цельной скалы, на которой стоял храм. К тому времени как слуги принесли нам большое плоское блюдо с пышущей паром рыбой, приправленными сыром и луком колбасками, хлебом, фруктами и кувшином вина, я успел задать Милону несколько вопросов относительно скалистой пещеры.
- Говорят, она находится здесь с самого основания города, - сообщил мне Милон. - Образовалась она естественным образом и первоначально использовалась в качестве склада. Потом ее расширили. Как-то раз жрецу во сне явился бог. - Он вздернул большой палец вверх, туда, где находился храм. - Это был Меркурий. Так вот он якобы повелел, чтобы в подполье открыли большую винную лавку.
- Говоришь, Меркурий? Что ж, разумно. Только бог барыша мог внушить своему жрецу мысль основать деловое предприятие под зданием храма. Верно, они и жилье сдают в аренду?
- За храмом у них есть недурные комнаты. Если ты не слишком разборчив в этих вопросах.
- Что ж, это весьма удобно.
Надо сказать, что для такого заведения, как эта таверна, вино оказалось совсем неплохим, а ее обитатели весьма интересными и разнообразными. Здешние моряки и барочники являли собой такую крепко сплоченную команду, какой я никогда не встречал в других местах. Несмотря на то что они были шумными и энергия била в них через край, никто из них не затеял ни единой драки. Это обстоятельство меня так удивило, что я даже не удержался, чтобы не спросить о нем у Милона. В ответ тот указал подбородком в сторону громадного бритоголового мужчины, сидевшего в углу на табурете, прислонив к стене дубинку из оливы.
- Порядок здесь поддерживают профессионалы. Помнится, мне самому тут довелось подвизаться вышибалой. Это было в межсезонье, когда для гребцов нет работы.
Последующие несколько минут мы предавались еде. После того как мы изрядно насытились, слуга отнес пустое блюдо и вместо него поставил чашу с фигами и орехами. Мы принялись их жевать, запивая вином. Милон принялся расспрашивать меня.
- Может, я сую нос не в свои дела, господин, - вдруг произнес Милон, - но мне кажется, что человеку твоего ранга не пристало посещать какого-то пиратского посредника.
- Да, - согласился я, - это не входит в мои повседневные обязанности.
- А этот человек, Клавдий, - продолжал Милон, - почему он пытался заставить тебя прекратить расследование?
- А что, собственно говоря, тебя интересует? - в свою очередь спросил его я. - Почему ты спрашиваешь?
Глаза у него расширились, как будто мои слова его незаслуженно оскорбили.
- Как почему? Да потому, что я такой же гражданин, как твой приятель Клавдий. И меня так же заботит судьба моего государства.
Он довольно долго сохранял на лице гримасу обиженной невинности, после чего вдруг прыснул со смеху, который был столь заразительным, что я невольно присоединился к нему. Несмотря на дерзость его поведения, Милон обладал такой легкой и располагающей манерой общения, что я не заметил, как стал рассказывать ему всю историю целиком. Разумеется, некоторые эпизоды мне пришлось из нее выпустить, например небезызвестную встречу с Клавдией и Хрисис. Я не видел никакой необходимости ее обнародовать, какой бы загадочной она ни казалась даже мне.
Посвятив Милона в курс дела, я, как ни странно, ощутил огромное облегчение. Ни одному из людей моего социального положения я довериться не мог. А большинство тех, кто на общественной лестнице стоял выше меня, проявлял к моему расследованию какой-то нездоровый интерес, словно в нем крылась тайна, которую мне было не дозволено знать. Поведав Милону обо всех моих несчастьях и сомнениях, я как будто очистил атмосферу от дурманящих ум фантазий. Мой молодой собеседник, ко всему прочему, оказался хорошим слушателем. Во время всего рассказа он был предельно внимателен и перебивал меня вопросами только тогда, когда хотел кое-что уточнить относительно политического положения таких публичных деятелей, как Цезарь, Клавдий, Гортал и даже Цицерон.
- Так, - произнес он, когда я завершил свое повествование. - И на этом история об украденном амулете завершилась?
Я снова поразился тому, как быстро он схватывал суть дела.
- Нет, она еще не закончилась. Потому что амулет своего рода ключ, который может отпереть эту шкатулку с тайнами.
- Тебе следует вести себя поосторожнее с такими шкатулками. Вспомни Пандору. Или товарищей Улисса с мешком ветров.
- Как же, прекрасно помню. Мне не нужно лишний раз напоминать о грозящей опасности. Однако, немного приоткрыв крышку тайника, я не намерен останавливаться, не добравшись до его дна.
Довольный удачно найденной метафорой, я отхлебнул очередной глоток вина - чудесного дара бога Меркурия, когда меня внезапно пронзила одна мысль:
- Интересно, в самом ли деле в статую Лукулла несколько дней назад попала молния? Не мог бы ты это как-нибудь выяснить?
- Да как же это могло случиться? - удивился Милон. - Такой статуи никогда в помине не было. Помнится, несколько лет назад этот город решили удостоить чести, установив в нем бронзовое изваяние Лукулла. Но никто так и не выделил на него средств. Поэтому дальше возведения мраморного пьедестала на причале Юноны дело не дошло.
- Ну конечно. Как же я об этом сразу не догадался! Из этого следует, что Клавдий сам сочиняет знамения.
- К подобным средствам всегда прибегали политики в борьбе за власть, - задумчиво произнес Милон. - Достаточно всего лишь распространить фальшивые слухи об ужасных знамениях, касающихся твоего соперника. Никто не станет разбираться, правда это или нет.
Я в некотором недоумении пожал плечами.
- Значит, это еще один род лжи, порочащей их деятельность, и без того отягощенную ею.
- Странно, - продолжал размышлять Милон, - что даже после восстания Сертория они не собираются порывать с пиратами. Морские разбойники обожают щекотать нервы и хлестать римлян по щекам. Помню, в прошлом году, когда они проходили мимо наших берегов, их паруса было видно с причалов. Причем плыли они так беззаботно, точно им нечего было опасаться. А наш доблестный флот стоял в порту, ничего не предпринимая.
- Какой позор! - возмутился я. - Я бы не удивился, если бы узнал, что кое-кто дает взятки, чтобы наш флот бездействовал, позволяя пиратам свободно орудовать в окрестностях Рима.
Зачерпнув горсть орехов, Милон отправил их в рот, после чего запил вином.
- Сомневаюсь. Дело в том, что эти пираты не слишком трепещут перед римским флотом даже в его полном составе. Поэтому не вижу никакого смысла платить за то, чтобы от него отделаться.
- Ты прав. А не собираются ли они нанять пиратов, чтобы использовать в качестве дополнительного флота? Такие случаи неоднократно имели место в прежние войны.
В глубине моего сознания - там, где обычно гнездились мои худшие подозрения, - уже начала обретать очертания новая мысль.
- Нет, - пробормотал я, - даже они до этого не опустятся.
Глаза Милона загорелись неподдельным любопытством.
- Ты, кажется, уже убедился, что существует не так уж много вещей, до которых они не дерзнут опуститься. Тогда что же тебя в их поведении удивляет? Вернее сказать, почему ты что-то в их поведении считаешь невероятным?
- Нет, я даже говорить об этом не хочу. Оставим эту тему до тех пор, пока у меня не будет доказательств.
- Как скажешь. Может, пойдем присмотрим комнату для ночлега?
- Да, пожалуй, пора идти.
Только поднявшись на ноги, я ощутил всю глубину своей усталости. Наконец-то подошел к завершению невероятно долгий и исполненный множества событий день, начавшийся с тяжкого пробуждения в наркотическом дурмане в любовном гнездышке Клавдии. В этот день произошло убийство Павла, я получил практический урок удушения у Асклепиода, потом столкнулся на улице с Клавдием и его головорезами, после этого приплыл по реке в Остию и, совершив небольшую прогулку по городу, закончил знакомство с ним в подземной таверне. Самое время было подумать об отдыхе. Выбравшись на свежий воздух, мы с Милоном отыскали жреца, который показал нам комнату, и я, даже не став ее разглядывать, просто рухнул без сил в кровать и тотчас забылся сном.
ГЛАВА 8
Пробудившись наутро, я чувствовал себя несравненно лучше. Сквозь застекленную дверь сочились первые солнечные лучи - предвестники рассвета. За нею явственно вырисовывались очертания мужчины, стоявшего, облокотившись на балюстраду. Вскочив с койки, я отыскал таз с водой и щедро из него плеснул себе в лицо. Когда я вышел на галерею, Милон обернулся ко мне и сказал:
- Ты встал как нельзя вовремя, господин. Розовоперстая Аврора как раз покидает свою постель, в которой она нежилась со своим мужем Тифоном, или как там его зовут.
- А ты ранняя пташка, как я погляжу, - ответил я.
Мы стояли на галерее четвертого этажа, которая тянулась вдоль фасада здания. Как ни странно, у меня совершенно не отразилось в памяти, как мы прошлой ночью поднимались по лестнице. С нашего места открывался великолепный обзор окрестностей. За крышей храма виднелась гавань, располагавшаяся всего в нескольких сотнях шагов от нас. Набирающий силу свет выявлял в ней множество новых очертаний, а свежий ветер доносил до нас дыхание моря. Городские рынки, словно приступая к очередному подношению богам, посылали в небо свой привычный гул. От большого храма Вулкана вздымалась струя дыма: очевидно, совершалось утреннее жертвоприношение. Пора было начинать очередной долгий день, исполняя свой долг перед Сенатом и народом Рима.
- Пошли, - обратился ко мне Милон.
Мы спустились по шатким ступенькам и направились к причалу Юноны. По дороге мы остановились только раз, чтобы побриться у уличного цирюльника. Моего спутника то и дело кто-то окликал, чтобы поприветствовать, и я в недоумении задавал себе вопрос, что заставило его оставить город, в котором он обрел столь широкую известность. Должно быть, Остия для него стала слишком мала, решил про себя я.
Нужную нам лавку мы отыскали без труда. Она располагалась, как нам и сказали, между судовым помещением и заведением торговца подержанными амфорами, от которых, кстати говоря, невообразимо несло вонью прокисшего вина. Внутри лавки Гасдрубала запах был довольно приятный, хотя и несколько странный. Я определил, что его источали ткани, выкрашенные пурпурной краской. Она была особо популярна на Востоке, а в Риме использовалась главным образом для окрашивания широкой каймы на сенаторских туниках и узкой - на туниках всадников. Наряд, целиком окрашенный в пурпурный цвет, подобный тому, какие носили этрусские правители, разрешалось надевать только в честь празднования Триумфа полководца-победителя. Не то чтобы это было непременным условием украшения одеяния в такие дни, но на Италийском полуострове было множество старых служителей культа, которые выдвигали особые требования к облачению, и Гасдрубал, по всей вероятности, строил свое дело преимущественно на том, чтобы обеспечить их потребности.
Гасдрубал стоял напротив своей лавки, поправляя некоторые из самых дорогих тканей, чтобы показать их в наиболее выгодном свете. Увидев нас, он улыбнулся, но когда в одном из нас узнал Милона, улыбка его заметно померкла. Это был долговязый, мрачный на вид мужчина с черной заостренной бородой. На голове у него был колпак - такие обычно носят представители его народа.
- Добро пожаловать, мой старый друг Тит Анний Милон. А также ты, господин…
Он вопросительно замолчал.
- Я Деций Цецилий Метелл из Комиссии двадцати шести, а также Комиссии трех римского района Субуры. - Надеясь, что длинным перечислением своих должностей впечатлил его, я продолжал: - Я расследую безвременную смерть твоего бывшего коллеги, Парамеда из Антиохии.
- О да, как же. Я слышал, что он умер. - Гасдрубал сделал несколько сложных движений руками, не иначе как призванных умиротворить духов смерти или какого-то злого восточного бога. - Мы были с ним коротко знакомы. Чисто деловые отношения. Тем не менее я искренне скорблю о его кончине.
- Дело в том, что его кончина не была ни случайна, ни добровольна. Именно этим и объясняется необходимость моего расследования.
- Я целиком к твоим услугам.
Приложив руку к груди, Гасдрубал отвесил мне низкий поклон.
- Отлично. Сенат и народ Рима будут тебе за это весьма признательны. - В выражении любезности я не уступал самым медоточивым восточным купцам. - Какого рода дела связывали вас и Парамеда с пиратами?
- Обычно это касалось переговоров о выкупе. Случалось, что пираты захватывали корабль или нападали на поместье, в котором жила какая-нибудь важная персона - богатый купец или даже, - он позволил себе тихонько хихикнуть, - простите меня, римский магистрат. Если родственники такой персоны, его гильдия или сообщество находятся в районе Рима или Остии, то один из нас должен был взять на себя переговоры о передаче выкупа. Многие мореходные гильдии в Остии, например, содержат специальную казну для выкупа их членов, захваченных пиратами. В большинстве случаев его сумма зависит от того, кто захвачен в залог: купец-хозяин, или кормчий, или еще кто. В случае с богатой или важной персоной она определяется путем договора между заинтересованными сторонами.
- Ясно. Тебе или Парамеду случалось вести переговоры между пиратами и гражданами Рима по каким-нибудь крупным или особенным сделкам?
- Особенным? - с недоумением переспросил он. - Что ты имеешь в виду?
- Ну, скажем, несколько лет назад, во время восстания Сертория в Испании, между ним и правителем Митридатом Понтийским было достигнуто определенное соглашение, при котором пираты выступали в качестве посредников. Кто-нибудь из вас принимал участие в нем?
В знак протеста он широко развел руками. Его беспрестанная жестикуляция начинала действовать мне на нервы. Хорошо, что римляне не сопровождают свою речь подобными телодвижениями.
- Эта сделка находилась далеко за пределами моих полномочий. Мы всего лишь местные посредники и к пиратскому сообществу не принадлежим. Сомневаюсь, чтобы кому-то из нас вообще могли доверить дело подобной важности.
Его слова повергли меня в разочарование.
- А Парамед? - спросил я.
- Тоже маловероятно. Он служил посредником дольше меня. И не только в этих краях, но и в других местах Средиземноморья. - На мгновение он запнулся. - Конечно, если бы римлянин захотел привлечь одну или несколько пиратских флотилий к подобному делу, он мог бы вполне использовать для установления первоначальной связи с ними кого-нибудь из нас.
Это было уже лучше.
- И что же, тебя использовали?
- Лично мне никогда не выпадал подобный жребий. А насчет Парамеда ничего сказать не могу.
- К сожалению, сам он тоже не может за себя ничего сказать. Ты, часом, не слыхал, кто вел переговоры от имени пиратов во время тайного сговора между Серторием и Митридатом?
Это был грубый ход, но я решил, что игра стоит свеч.
- Капитаны пиратов, как правило, люди своенравные. Это большая редкость, когда кому-то из них позволяется выступать в роли посредников в сделке, касающейся объединения флотилий. Для ведения переговоров они обычно нанимают людей образованных, имеющих высокое положение в обществе. Думаю, что в упомянутом вами случае эту роль выполнял молодой Тигран, сын армянского правителя.
Должно быть, весть подействовала на меня так сильно, что это отразилось у меня на лице.
- Господин, что с тобой? - осведомился Гасдрубал.
- Со мной все в порядке. Мне даже лучше, чем ты можешь себе вообразить. Гасдрубал, позволь мне тебя отблагодарить от имени Сената и народа Рима.
Он просиял в ответ:
- Не забудь обо мне, когда станешь претором и тебе понадобится пурпурная кайма на тоге.
- И последний вопрос, если позволишь. Во время восстания рабов Спартак договорился с пиратами, чтобы те переправили его войско из Мессины в какое-то место. Точно не знаю какое. В назначенный день пираты не явились. Кто-то их подкупил.
Очевидно, Гасдрубалу стало не по себе.
- Да, - неуверенно произнес он. - Хотя это на них совсем не похоже. В последний момент отступать от данного слова.
- Нравственная сторона дела меня мало интересует, - сказал я. - Мне хотелось бы знать другое. Вел ли Тигран те переговоры?
Погладив бороду, тот кивнул:
- Да.
Я встал, собираясь уходить.
- Гасдрубал, если мне придется покупать пурпур, я буду приобретать его только у тебя, - на прощание заверил его я.
Провожая нас, купец вновь разразился бурными возгласами, щедро сопровождаемыми жестикуляцией.
- К причалам, - сказал я Милону, когда мы вышли на улицу. - Я должен вернуться в Рим как можно скорее.
- Будет сделано, господин. В такой ранний час нетрудно поймать баржу, идущую вверх по реке. - Он усмехнулся, словно им все уже было устроено. - Ну, что скажешь? Не зря мы с тобой сюда прокатились?
- Не зря, - согласился я. - Кажется, кое-что начинает вырисовываться. Все оказалось даже хуже, чем я предполагал. Они оба в этом замешаны, Милон. Не только Помпей, но и Красс.
На причале Юноны мы и минуты не потратили на то, чтобы договориться о местах на барже, груженной амфорами с сицилийским вином. И это я счел большой удачей, поскольку никакие обстоятельства не заставили бы меня плыть на судне, перевозящем рыбу. Едва мы уселись на носу баржи, как та отчалила, и мы двинулись вверх по реке к ее устью, которое покинули прошлым вечером. Какое-то время Милон свысока поглядывал на гребцов, затем обратил свое внимание на меня.
- Вряд ли мне хотелось бы находиться в твоем окружении, - произнес он. - Человек, наживший себе врагов в лице сразу двух консулов, притягивает молнию, как крыша храма. Почему ты думаешь, что Красс тоже замешан в этом деле?
- Потому что именно Красс в Мессине окружил Спартака. Заключив соглашение со Спартаком, Тигран сразу бросился к Крассу - а что, если тот предложит ему больше?