– Все-таки не понимаю, – сокрушенно сознался Грязнов. – Он же в бегах, без ночлега, без документов, а тут деньги сами на голову свалились – и он их возвращает. Он что – больной, зачем он это сделал?! Ты бы вернул деньги на его месте, а, Федор?
Федор скромно промолчал. Правая рука у него почему-то была сжата в кулак, которым он легонько постукивал о ладонь левой.
– Может, хоть Алина это как-то объяснит? – У Грязнова окончательно испортилось настроение. – Ну ладно. Вернул деньги. И… что еще?
– А все. Попросил Патрушеву написать расписку, извинился за задержку и уехал.
– О господи, ну а расписку-то зачем?
– А я знаю? Может, пошлет в Международный трибунал, в Гаагу.
Грязнов стал медленно, но верно свирепеть:
– Ладно, тогда скажи, зачем меня из дома выдергивал?! Раз все равно делать нечего?! Что, эти приятные новости нельзя было по телефону рассказать?!
Комиссаров отрицательно покачал головой, протянул Грязнову руку и разжал ладонь. На ней лежала металлическая таблетка, нечто вроде кварцевой батарейки. Похоже, но не совсем.
– Это еще что за хренотень?
– "Жук", – с пафосом сказал Леша Дятел, а Комиссаров просто кивнул.
– Прослушка?! И где вы ее нашли?
– В твоем кабинете, Слава, – резюмировал Комиссаров. – Нашли, пока тебя ждали. Тебя прослушивают. Меня прослушивают. Нас прослушивают.
Грязнов поперхнулся. Потом сообразил:
– Но если ты нашел ее только здесь, в кабинете, а меня просил приехать до того, как нашел, то как же ты догадался об этом?!
– Случайность. У меня домашний телефон зафонил. Паршиво они там работают, правда не знаю, кто и где. Ну я позвонил кое-кому, проверили и сказали, что с большой долей вероятности – да.
– И мой – тоже, – вставил Дятел.
– Ладно, – хмуро сказал Грязнов. – Хреновину эту вставьте назад, где нашли. Пусть считают, что мы ослепли. Весь базар теперь фильтруем, в машинах – тоже. Кстати, проверьте-ка мою, раз уж вы такие ушлые. Надеюсь все-таки, что там чисто.
Вышли на улицу, прошли на парковку, залезли в "Ниву" и проверили. "Жучок" был. Его решили тоже не трогать.
Грязнову стало нехорошо. Не может же это быть Рыбак, в конце концов?! Все-таки он пятиборец, а не технический гений… И потом, как бы он залез в муровский кабинет Грязнова… Но если не Рыбак – то еще хуже.
– Значит, кто-то слышит все, что происходит у меня в машине?!
– А что у тебя такое незаконное происходит в машине? – пожал плечами Комиссаров. – Куришь себе и куришь. И Рыбака ловишь между затяжками.
– Это уж мое дело, что происходит, – отрезал Грязнов. – Скажите лучше, господа пинкертоны, какие есть соображения, давно ли нас пасут?
– Вы будете смеяться, Вячеслав Иваныч, но на этих "жучках" стоят пломбы, – весело проинформировал Дятел. – Вот бюрократы, а! Тот, что в вашей машине, поставлен сегодня ночью или утром.
У Грязнова отлегло.
– Федор, проверь телефон Алины, если есть такая возможность.
ТУРЕЦКИЙ
Турецкий сидел у себя за рабочим столом и тер кулаками виски. Не спиртной напиток, а такое место на голове.
Акт вскрытия Штайна подтвердил предварительные выводы экспертов о времени смерти. Причина – перелом шейных позвонков, но на лице и затылке трупа были обнаружены ушибы, нанесенные тупым предметом за несколько минут до смерти. И этот тупой предмет очертаниями очень напоминал рукоятку пистолета.
Искомый злодей с его нетривиальным "модус операнди" не переставал удивлять. Если взял с собой пистолет, то почему не использовал по назначению? Боялся поднять шум и привлечь внимание? Зачем же тогда тащился с пистолетом, взял бы нож. Можно допустить, что хотел только попугать жертву, а убивать не собирался, тогда зачем убил? Случайно? Единственное объяснение: Штайн его узнал или в крайнем случае рассмотрел слишком хорошо, чтобы впоследствии опознать…
Для разнообразия Турецкий побродил по кабинету.
Как– то все не складывается. Обычный грабитель-одиночка не станет убивать, ну не получилось, в другой раз получится, с другим клиентом. Даже если Штайн обратится в милицию, что маловероятно, учитывая пикантность ситуации, в которой происходило ограбление, и даже если лицо грабителя знакомо каждому патрульному в Москве, все равно Москва большая, Россия еще больше, можно забиться в уголок, отсидеться, а не лезть под расстрельную статью. Да и со Штайном не все ясно, какого черта он полез в драку? На добропорядочного бюргера в возрасте это тоже не слишком похоже. Отдал бы деньги, наверняка ведь не последние, или заорал бы во всю глотку, вор бы испугался, сделал ноги. Нет же, он устраивает потасовку, не задумываясь, как объяснит потом, почему он появился на дипломатическом приеме в синяках и ссадинах.
Нет, Штайн мог вести себя так, только если был уверен, что его пришли убивать, и отчаянно защищал собственную жизнь. То есть он знал убийцу. Но почему у него появилась возможность к сопротивлению? Неужели парень с пистолетом, как в плохих боевиках, решил зачитать приговор и обосновать его справедливость, а пока он трепался, упиваясь собственной значимостью, немец собрался с мыслями и кинулся махать кулаками?
Что бы еще поделать для разнообразия? Если бы у меня был камин, подумал Турецкий, я бы поворочал бы в нем дровишки. Но ведь нет же камина!
Единственное, что смогла определить экспертиза в отношении убийцы: он, возможно, был одет в кожаную куртку или плащ. Под ногтями у Штайна обнаружились частички свиной кожи. А может, на него напал дикий кабан?!
Кровь на двери убитому не принадлежит. С отпечатками пальцев эксперты все еще не закончили, и неизвестно, когда закончат: гостиница как бы и новая, и клиенты бывают вполне себе с претензиями, а порядки все те же совковые: пыль вытирают редко и нетщательно. Потому в номере обнаружились пальчики порядка пятидесяти человек, и разбираться, какие из них по делу, а какие просто рядом оказались, можно до скончания века.
Звонок из машины Штайна был сделан накануне утром, номер принадлежит немецкому посольству. Просто звонил человек на работу… Ангелина предпочла воспользоваться автоматом. Сообразила, что звонок проследят? Или вообще никуда она не звонила?
Голова у Турецкого буквально опухла от несоответствий, нестыковок и несовпадений, информации для размышлений было слишком мало, а тут Костя уже торопит с результатами, и его тоже можно понять: на него давит генеральный, на которого давят немцы. Прямо Курская дуга.
Мозговой штурм Турецкого прервал Артур, с лихорадочным блеском в глазах ворвавшийся без стука.
– Александр Борисович, как настроение? Едем брать Ангелину.
– Нашлась?
– Почти. Я звонил в общежитие, где она якобы проживает. Она там действительно числится, но уже год не живет, зато мне объяснили, где ее можно отыскать. Оказывается, она ежедневно появляется на гомеопатическом толчке.
– Где?
– Стихийный рынок средств нетрадиционной и народной медицины. Она там то ли торгует, то ли консультирует.
– Бред какой-то. Погоди, погоди… Вспомнил! "Трава с Вальпургиевой горы"!…
Сикорский с восхищением покрутил головой: вот это реакция! И лишь добавил, подавая Турецкому его куртку:
– Кстати, ее настоящее имя – Елена Константиновна Терновская, а не Тельновская, я сделал новый запрос.
Толчок, то бишь рынок, состоял из одного недлинного ряда палаток. Подозрительного вида, причем явно не отличающиеся здоровьем тетки, бабки и дедки вполголоса предлагали каждому вольно или невольно забредшему прохожему чудесное исцеление от любых болезней практически даром. Панацеи в большом количестве выставлялись на прилавок и в еще большем демонстрировались из-под полы редким покупателям. Порошки, таблетки, настойки, снадобья. От всего в отдельности и одновременно – от всего разом.
Следователи немного потолкались у прилавков, для вида поинтересовались возможными вариантами лечения, ну хотя бы… ну, скажем… насморка, простатита, радикулита, ревматизма, и были не рады обрушившейся на головы информации.
– Замечательно. Но нам бы Ангелину, – вежливо вопросил Турецкий наименее жульнического вида костлявую тетку, которая при их приближении сразу подобралась и запричитала что-то с умным видом над пучком сена с громкой надписью "От зубов".
– Это которая афродизиаками торгует?
– Чем?
– Так у меня тоже есть очень действенное средство: привораживает, отвораживает…
– Нет, нам Ангелину.
– Не было ее сегодня. На службе она.
– А где ее служба?
– Да рядом тут, в Центре половых болезней… А то, может, возьмете все-таки у меня "верблюжье ушко"?
– И кем же она там работает, постоянной пациенткой? – возмущался Турецкий, топая по грязи к обозначенному костлявым теткиным пальцем приземистому зданию.
Центр размещался в помещении бывшей бани и носил громкое название "Люди". В предбаннике имелись три двери, из надписей на которых можно было сообразить, на какие же группы, собственно, делится человечество: слева – "Мужчина", справа – "Женщина", а посредине – "Д-р мед. проф. Уткин А. П.". Именно из этой двери навстречу Турецкому с Сикорским выкатился светящийся гостеприимством толстяк в больших очках и халате нараспашку, надо полагать, сам Уткин А. П.
– Добго пожаловать в центг "Люди", – комично прокартавил он дежурную фразу. – Здесь вам пголечат все угологические заболевания, заболевания матки, яичников, пгедстательной железы. Ваш доктог – цветное УЗИ, а я доктог Уткин. Итак, чем могу служить?
– Ангелина, она же Елена Терновская, здесь? – помахав корочкой, спросил Артур.
– У нее сеанс.
– А она что же, лечит…ся? – одним словом оформил двоякий вопрос Сикорский.
– Вообще-то она ассистигует пги угологии, но сейчас ей самой понадобилась квалифицигованная помощь. Я позову.
– Нет, нет, спасибо, мы как-нибудь сами, – отмахнулся Турецкий и решительно направился к двери "Женщина".
"Доктог" Уткин проявил неожиданную прыть, попытавшись заслонить собой проход:
– Что вы, что вы, туда нельзя, пгегывать пгоцедугы категогически запгещается!
– Нам можно, – веско ответствовал Артур, предъявляя документ, наделяющий его соответствующей властью.
Внутри женская половина лечебницы представляла собой натуральную баню с камнями, грубыми полатями, обилием пара и чада. Только по стенам висели набухшие от влаги медвежьи шкуры, что придавало помещению сходство с чумом. Ангелина в самой непринужденной позе лежала на полатях в любимом костюме – костюме Евы.
По дороге в прокуратуру она непрерывно крестилась и бубнила заклинания, весьма далекие от Евангелия, на вопросы не отвечала – только делала страшные глаза. Турецкий не стал торопиться: знал по опыту, с подобными личностями необходимо терпение, нужно дождаться просветления – и быстренько дожимать, пока снова не началось.
В кабинете уже дожидался ответ на запрос (Сикорский дал его от имени шефа). "…Терновская Елена Константиновна, 1974 г. рождения…" Биографические данные он пропустил. Ага… "…В 1997 г. совместно с гр. Кирпичевым В. М., ранее судимым, фотография прилагается, привлекалась судом г. Клин Московской области в качестве обвиняемой по делу о незаконном присвоении чужой собственности путем мошенничества…" Так… "…Дело прекращено – потерпевший забрал свое заявление".
– Где Кирпичев?! Когда ты его видела в последний раз?! – резко спросил Турецкий, подсовывая снимок Ангелине под самый нос.
Она отшатнулась, и сразу же взгляд ее стал более осмысленным.
– На работе должен быть, в центре… В бане… Он сегодня с двенадцати, но почему-то опоздал.
– Штайна вместе обрабатывали?
– Нет, – она замотала головой, – это не Вовик. Он только забрал меня. Оттуда… Я позвонила ему… Из автомата.
– Где он живет?!
– Там же, через дорогу.
– Все понял, Александр Борисович! – Сикорский схватил со стола фотографию и рысью покинул помещение.
Турецкий силой усадил Ангелину на стул, не хватало, чтобы грохнулась посреди кабинета и что-нибудь сломала, предложил ей сигарету, точнее – сам прикурил и вложил в рот. Она сидела некоторое время, сложив руки на коленях, с сигаретой во рту, глядя на ее тлеющий конец. Затем выплюнула окурок на пол и раздавила каблуком.
– Извините. Мне бы кипятку. У меня есть особая заварка, – она извлекла из кармана бумажный пакетик.
Особая заварка оказалась столь же зловонной, сколь чудодейственной. Буквально через пять минут она настолько пришла в себя, что даже смогла сфокусировать взгляд на Турецком. А еще через пять минут ее прорвало:
– Никогда не занимаюсь сексом с мужчинами только ради денег. Мне важна астральная близость. Гюнт оказался очень продвинутым, и, хотя он исповедовал другую философию, у нас, несомненно, была общность.
– Давайте поближе к делу.
– Я не концентрировалась на обыденности, помню, что мы пили – слияние требует большого количества жидкости. Потом я уединилась в ванной, мне нужно было подготовиться. Я медитировала, когда услышала крики, они были такие приглушенные, как будто исходили из глубины моего "я". И я стала слушать голос, он взывал о помощи, я стала перемещаться по комнате и тогда увидела его. Очертания были зыбкими, он склонился над Гюнтом и, протянув руку, произносил заклятие. Почувствовав мое присутствие, он обернулся, и тогда я увидела его лицо – лицо зверя. Он просто пригвоздил меня взглядом к земле, и я почувствовала, как он пытается войти в мое тело, я сопротивлялась, кричала, а он входил и входил, а потом растворился в воздухе.
Турецкий нервно вскочил, приоткрыл форточку, чтобы проветрить мозги, и сделал несколько кругов по кабинету, настраиваясь на соответствующий лад.
– То есть его лицо вы видели?
– Немца?
– Немца!
– Я его все еще вижу. Малейшие черточки, каждую складку, каждый зуб.
– А что было потом?
– Гюнт был мертв, а он был во мне. Он овладел мной, и я совершила обряд очищения, дальше я перестала осознавать себя и не помню ничего до того момента, как свершился второй, и окончательный, обряд.
– А первый-то в чем заключался?
– Знаки, начертанные кровью, и заклинания в определенном порядке.
– Чьей кровью?
– Жертвы.
– То есть Штайна?
– Моей. Он не может войти в мертвое тело.
– А были ли на теле после его ухода, скажем часы, вы, конечно, не помните?
– Нет.
– А не мог он, произнося заклинание, рыться в бумажнике жертвы?
– Ему деньги не нужны, у него есть власть над душами.
– А вам нужны деньги?
– Нужны. Но я не ворую.
Турецкий захотел напомнить ей про случай в подмосковном городе Клин и уже открыл было рот, но в последнюю секунду передумал: пока не время. Начнет завираться – тогда.
– А простите за любопытство, заплатить он вам успел?
– Немец?
– Немец!
– Нет.
"Важняк" усмехнулся.
– И еще исключительно из любопытства, у покойного обнаружена трава со смешным названием…
– Д-да. – Она слегка запнулась. – Я ему подарила оберег. Но его это не спасло…
Турецкий отчаянно закашлял в кулак, чтобы не расхохотаться.
– Хорошо. Когда и при каких обстоятельствах вы познакомились?
– В тот же день. Я шла по бульвару, он шел навстречу, когда мы увидели друг друга, нам захотелось близости.
– И что было дальше?
– Он спросил, не занят ли у меня вечер, потом посадил в свою машину.
– В котором часу это было?
– Не знаю.
– И вы поехали прямо в гостиницу?
– Нет, он сказал, что ему нужно кое-куда заехать.
– Куда именно?
– В ГУМ.
– Вы заходили с ним внутрь?
– Нет.
– Вы ждали в машине?
– Нет. Гюнт дал мне немного денег и попросил купить ему жвачку и себе что захочется.
– Ну и?
– Я не успела, он вернулся, и мы поехали.
– Он что-нибудь купил?
– Не знаю. Не похоже.
– Может, он встречался с кем-то? Он ни с кем не разговаривал, когда вышел, не прощался?
– Нет. Наверно.
В кабинет заглянул Артур. Турецкий оставил задержанную собираться с мыслями и пулей выскочил в дверь, спеша не столько разузнать об успехах помощника, сколько отдохнуть от общения с Ангелиной.
– Как дела?
– Никак, – вздохнул Сикорский, пребывающий в расстроенных чувствах.
Выяснилось, что Кирпичев исчез. Со вчерашнего вечера никто его не видел. Медицинский центр, в котором работали Терновская и ее дружок, оказался заведением весьма занимательным. Например, женщинам, страдающим бесплодием, доктор Уткин обещал исцеление всего за каких-то пятьдесят долларов. Процедура включала в себя посещение парилки "вдыхание целебных испарений древних лечебных растений со всех уголков мира", а также сеанс (на самом деле секс-услуги) "народного целителя, члена ассоциации белых магов и колдунов России Владимира Касьянова (Кирпичева)". Посетительниц было много, поэтому народному целителю ассистировали два помощника.
Пока Кирпичев в бегах, у них там вакансия образовалась, ухмыльнулся про себя Турецкий, устроиться, что ли, на полставки… Бр-ррр, мерзость какая!
С большим трудом он заставил себя возобновить допрос.
– Осталась всего пара вопросов, гражданка Терновская. Как вы попали в машину после убийства? Она была открыта?
– Нет. Гюнт забрал ключи с собой. Совершив обряд, я оглянулась и увидела связку рядом с телом.
Турецкий чуть не поперхнулся.
– А больше ничего рядом с телом вы не увидели? Бумажник, например?
– Нет. Вы уже спрашивали.
– Допустим. Вы сели в машину Штайна…
– Потом доехала до телефона-автомата и позвонила Владимиру.
– А почему не воспользовались телефоном Штайна, в машине? Вы что же, так и стояли в телефонной будке в одном полотенце?
Она только пожала плечами:
– Да. Наверно. Он еще не подходил долго.
– Сейчас вас проводят в лабораторию, и вы поможете составить фоторобот, – с огромным облегчением от окончания допроса выдохнул Турецкий. – В целях вашей же безопасности я задерживаю вас на трое суток.
Фоторобот удался на славу.
С распечатки на ошарашенных сыщиков смотрел граф Дракула собственной персоной. С клыками, с красными глазами, с развивающимися космами, со всеми делами.
– Она что, издевается? Это же маска, я лично видел такую в "Детском мире", – возмутился Сикорский.
– Обыкновенная идиотка. Насмотрелась сериалов про пси-энергию, начиталась лабуды о том же, все это наложилось на недостаток образования и общую скудость ума, а нам с тобой расхлебывать.
– То есть свастики, как я понял, она намалевала сама, и фашистов с сатанистами можно оставить в покое. Хотелось бы только знать, что из того, что она нам рассказала, правда, а что чистый вымысел?
– Если абстрагироваться от ее спецтерминов и перевести сказанное на нормальный язык, получится следующее. Пока Терновская была в ванной, в номер вошел неизвестный и убил Штайна, а при ее появлении испугался и убежал. Выглядит вполне правдоподобно. А дальше она либо перепугалась до смерти, либо действительно вошла в транс и, порезав ладонь, размалевала дверь кровью.
– Обобщаем, Александр Борисыч? Подозреваемый мужчина – высокий, крепкого телосложения, очевидно не старый, иначе со Штайном бы не справился, был в маске. И как прикажете его искать?
– А что у тебя с пленкой?