– Никому. Ну это… Я рядом случайно… был… стоял… проходил… Борис Николаевич потребовал, чтобы я ни в коем случае… Короче, с Антоном, с Рыбаком, у него и раньше были проблемы, – Шибанов наконец заговорил связно, – а теперь с Ревазом: тренировочные циклы в "Буревестнике и в сборной не совпадают. Нужно в разное время выходить на пик формы. У Катаняна своя методика, он от нее никогда не отступает. В "Буревестнике" совсем другая. Потом перенесли этот матч. "Буревестник" – "Спартак". Из-за еврокубков. Как раз во время подготовки к переходной встрече с немцами. Решетов выступил на каком-то совещании федерации и сказал, что сборная играет… Ну, в общем, хреново мы играем, а Катанян срывает проведение центральных матчей чемпионата и все такое…
– Понятно. Но сколько уже этой истории?
– Около месяца.
– А в последние дни происходило с Катаняном что-либо необычное, странное, может, он кого-то или чего-то боялся?
– Боялся?
– Ну не знаю, может, ходили слухи о его смещении, он с кем-то крупно повздорил?
– Да нет. Я не слыхал… Ничего.
– У него были враги?
– Враги?
Более ничего вразумительного Шибанов рассказать не смог. Тем не менее Турецкий остался весьма доволен беседой. Во-первых, правый полузащитник "Буревестника" и сборной не учинил смуту. А мог. Во-вторых, обозначился не любовный, отнюдь, треугольник – Катанян – Реваз Резо – Решетов. Хотя тут как бы все ясно: у каждого свой интерес. Пробьются наши в финальную часть чемпионата Европы – все будут жать друг другу ручки. А если сольют (тьфу, тьфу, тьфу, не сглазить), тогда станут поливать друг друга дерьмом. Кто на оппонентов больше дерьма выльет – тот и граф Монте-Кристо…
Илья Иванов ничего интересного не сообщил. Да, с Катаняном они друзья, несмотря на разницу в возрасте. Но виделись редко: он легионер, поэтому сплошь и рядом тренируется по отдельной программе. К тому же у вратаря тренировки преимущественно индивидуальные. Когда Турецкий на всякий случай осторожно спросил, что за скандал был с переносом матча "Буревестник" – "Спартак", Иванов скептически заметил:
– Сколько себя помню и футболом интересуюсь – постоянно все кричат: календарь! плохо составлен календарь! Если бы хоть раз кто-то прописал четко и ясно, что календарь составляется по следующим правилам: первое, второе, десятое. А то каждый тянет в свою сторону. Нужно компьютер использовать, в голове тысячу всяких "если" не удержишь и все варианты не просчитаешь. Но не хотят! Компьютер же по правилам работает, мухлевать не даст. Насчет срыва графика тренировок – я не тренер, судить не берусь. Но чтобы четверо игроков сборной из-за нашего всеобщего бардака застряли в аэропорту и не попали на важнейший матч! Это уже ЧП! Такого никогда не было.
Турецкий помнил прекрасно. Проигрыш немцам со счетом 2:0 в первом переходном матче и скандал с отсутствием в Германии ключевых игроков муссировали по ящику целую неделю. Вот если бы… Характер игры был бы принципиально иным… На его собственный просвещенный взгляд, сказалось только отсутствие основного вратаря сборной Ильи Иванова: он откровенных плюх по крайней мере никогда не допускает. Остальные замены были вполне равноценны. Хуже играли, потому и продули, вот и весь секрет. Нападающие, между прочим, все присутствовали, но делали вид, что они тут ни при чем, голы забивать – это не к ним.
Центральный защитник Виталий Козленок (Турецкий, предупрежденный тренером, сделал правильное ударение – на последний слог, в отличие от большинства комментаторов) в жизни выглядел еще страшнее, чем на футбольном поле. Рожа – зеков в зоне стращать. Шибанов с полным словесным запором по сравнению с ним – Цицерон местного значения. Фактов никаких.
Последним в четверке особо приближенных к погибшему главному тренеру был Манцов. Он основательно задумался над услышанным, ходил, машинально пинал камушки (видимо, профессиональная привычка), глядел то в небо, то под ноги. Турецкий не торопил. Наконец Манцов созрел:
– Простите, как вас по отчеству?
– Борисович.
– Вы хотите, чтобы я звал вас "Борисович"?!
– Да мне в общем-то все равно, – сказал святую правду Турецкий. – Но если хотите – Александр Борисович.
– Я вам советую, Александр Борисович, следующее. Здесь вы не найдете ничего. Вряд ли. Кто из игроков, тренеров, вспомогательного персонала мог убить Бориса Николаевича? В голове не укладывается. Затем: Катанян был человек… как бы сказать… темпераментный, но организованный, вы меня понимаете?
– Ну-у, – покачал согласно головой Турецкий, демонстрируя полнейшее внимание к словам Манцова.
– У него в кабинете ежедневник, огромный такой талмуд, откуда-то привез, кажется из Израиля. Все, что нужно сделать, с кем встретиться, кому позвонить и так далее, он скрупулезно туда заносил. Проверьте. И наконец, Борис Николаевич в последний год часто общался с Кирсановым. Особенно когда тот выдвигался в президенты Футбольной федерации. Кирсанов ему семь верст до небес обещал, я точно знаю. Даже когда с выборами пролетел. Ничего так и не выгорело, но разговоров много. Насколько мне известно, Борис Николаевич должен был с ним встретиться вечером накануне…
– А о чем именно они собирались договариваться, вы случайно не в курсе?
– Специальная медтехника, дистанционный контроль, все сейчас этим бредят. Еще какие-то прожекты я, честно говоря, уже не помню. Чушь, одним словом. Вот если бы коленные связки сращивать научились, я бы еще поиграл! Года три как минимум. Или голеностоп… – Он с досадой зафутболил очередной обломок гравия чуть ли не за горизонт. – Завтра президиум федерации. Назначение исполняющего обязанности главного тренера. Вы знаете?
– Теперь знаю. А почему всего-навсего исполняющего обязанности?
– Выйдем в финальную часть Европы – сделают главным. Продуем – весь тренерский совет отправят к чертовой бабушке… А Катанян – тот удержался бы в сборной при любых раскладах…
– А кто претенденты?
– Олейник. – Манцов пожал плечами. – Нас не спрашивали.
– Выиграете у немцев? – не утерпел Турецкий и задал вопрос, который давно вертелся на языке, но предыдущие его собеседники как-то не располагали.
– А вы дело раскроете? – с кислой миной поинтересовался в ответ Манцов.
Турецкий реквизировал ежедневник Катаняна и тут же пожалел о содеянном: фолиант был действительно уникальный, размером с чемодан, да и весил примерно столько же. Пианино тоже вещь исключительно стационарная, рассуждал про себя Турецкий, краснея от натуги и вспоминая, как некогда поднимали бесценный для Ирины Генриховны старинный беккеровский инструмент в их квартиру. Но у него хоть ручки были. И колесики.
После общения со спортсменами стала совершенно очевидной необходимость повторно, значительно обстоятельнее, побеседовать с Олейником. Однако форсировать данный разговор Турецкий счел тактически неверным. Олейник и в первый раз обладал практически всеми фактами, известными игрокам, наверняка и многими другими, но делиться не стал. Мотивы его легко объяснимы: он должен стать во главе сборной, положение его достаточно шатко, не хочет человек никакого шума ни вокруг своего имени, ни вокруг имени покойного Катаняна. Пока не припрешь его фактами к стенке, ничего не добьешься.
А вот завтрашний президиум федерации очень кстати. Наверняка там будет большой сбор: можно встретиться со знающими людьми, поиметь интересующие сведения и, не отходя от кассы, застать врасплох виновника торжества – Олейника. А с Решетовым нужно встретиться сегодня, немедленно, постановил слегка окрыленный перспективами Турецкий, иначе завтра к нему не пробьешься.
Решетов согласился принять его в течение пятнадцати минут, поскольку его ожидало торжественное заседание по случаю юбилея нескольких футбольных ветеранов. Зная способность президента Федерации футбола растекаться мыслью по древу и уходить от прямых ответов, Турецкий прикинул: за отведенное время он не успеет получить ответа ни на один вопрос. Оставалось надеяться, что Решетов постесняется гнать "важняка" в шею и визит продлится столько, сколько потребуется.
Дюжий парень, как оказалось решетовский референт и, вполне возможно, телохранитель, пригласил Турецкого в кабинет своего шефа. Первое, на что обратил внимание следователь, – это большая модель вертолета на столе футбольного президента. На вертолете было написано: "Аэроклуб имени Матиаса Руста". Решетов перехватил удивленный взгляд Турецкого и усмехнулся:
– Да, есть такой в Москве, остроумное название. Это, знаете ли, мое внеслужебное увлечение. Люблю высоту и резкие перемещения в пространстве. Так, чтобы дух захватывало. Что вас ко мне привело?
– Катанян был своевольным человеком, он часто оспаривал мнение федерации, специалистов, ваше лично? – начал Турецкий без предисловий, экономя время. Вопрос подразумевал, что он, Турецкий, как бы находится на стороне Решетова и потому последний не должен вилять.
– Борис Николаевич рулил сборной по собственному разумению, без оглядки на кого бы то ни было. Иногда очень крутые виражи закладывал. На мой взгляд. Был бы результат – никто бы не возражал, знаете, как у нас это бывает, все стали бы рассуждать "об особом тренерском даре", "суровом, но справедливом наставнике нашей футбольной дружины". Особенно некоторые комментаторы старой школы. Это между нами… Но результата нет. В силу целого ряда причин – как объективных, так и субъективных.
– Хорошо, – перехватил инициативу Турецкий. – Как бы вы прокомментировали историю с переносом матча "Буревестник" – "Спартак"?
– Вы уже, наверное, десятитысячный задаете мне этот вопрос. Один из центральных матчей первенства, что ж его, вовсе отменить? До игры с Германией все футболисты успели восстановиться, времени было предостаточно. В той ситуации Катанян занял чересчур собственническую позицию. Футбол не исчерпывается играми сборной, все должны идти на компромиссы.
Турецкий подумал, что, с одной стороны, хорошо, что Решетов вышел на тему компромиссов: можно свести разговор к тому, с кем конкретно и по какой причине Катанян конфликтовал. Но лучше, пожалуй, судьбу не искушать: не стоит ставить Решетову проблемных вопросов.
– Александр Сергеевич, а что вы скажете по поводу самодеятельных проектов Катаняна по "обустройству" сборной и поиску спонсоров. Насколько мне известно, он заручился поддержкой Михаила Кирсанова.
– Здесь изначально была инициатива самого Кирсанова. Все это предвыборные трюки… Он, как действующий лидер регионального масштаба, стремящийся выйти на всероссийский уровень, в таких делах поднаторел. Посудите сами: Кирсанов – деятель от футбола весьма далекий, но у него, как у человека власть имущего, тем более в его медвежьем углу, где он царь и бог, весьма широкие возможности. Финансовые в первую очередь. Раскручивается центральным телевидением как "демократичный и дальновидный политик из глубинки". Захотелось ему стать еще и президентом Федерации футбола. Каким образом, спрашивается? Да самым классическим способом: подмазать достаточно сторонников, а претендентов столкнуть лбами. Если у Рыбака были определенные шансы занять кресло вашего покорного слуги… – Решетов слегка распалился, вспоминая недавние обиды. – Рыбак – тот вытащил на свет божий все наши недуги и объявил: "Решетов виноват! Я принципиально не согласен с заведенными им порядками!" И по пунктам: от первого до двести первого… Можно подумать, вина Президента России, что у нас перед фасадом грунт проседает! Хотя, будь я кандидатом от оппозиции, я бы его за это покритиковал. Кирсанов, знаете, и нашим и вашим, каждому из своих соперников обещал поддержку… Его интересы лежат вне пределов футбола. Если об этом не помнить постоянно, то и действия его разумно истолковать невозможно, вот, собственно, и все, что могу вам сказать по этому вопросу. – Пятнадцать минут истекли, и Решетов безо всякого стеснения выпроводил Турецкого.
Кирсанов – самая неясная фигура в деле, но заниматься им вплотную пока рано, рассуждал Турецкий, выходя из здания на Лужнецкой набережной. На него указывают два факта, причем весьма косвенно. Катанян имел с ним дела и встречался накануне собственной гибели. Кроме того, Кирсанов находится в одной весовой категории с Яриловцом. Что, кстати, вполне объясняет нежелание последнего играть в открытую, не имея на руках неопровержимых доказательств! Да, но что радоваться-то, дела из этого не сошьешь…
Повторная патологоанатомическая экспертиза, проведенная по требованию Турецкого, подтвердила его подозрения. "…Причиной смерти, как установлено ранее, является остановка сердечной деятельности в результате поражения электрическим током. Кроме характерного ожога на указательном пальце правой руки, в результате контакта с оголенным токоведущим проводом, имеется обширный малозаметный след в области шеи, внешне напоминающий хроническую кожную аллергическую реакцию на соприкосновение с шерстяной тканью… В указанной области обнаружены следы глубокого воздействия электротока напряжением порядка 1000-2000 вольт. Имевший место газоразрядный контакт и напряжение характерны для устройств типа "электрошок" (имеется в виду не реанимационный прибор, а самооборонительный, компактный). Однако все производимые типы подобных устройств, несмотря на высокое напряжение, вызывают лишь непродолжительный паралич и не могут стать причиной смерти взрослого человека вследствие незначительности поражающего заряда (иными словами – кратковременности воздействия). В данном же случае заряд превосходил обычный по крайней мере в десятки раз…"
РЫБАК
Он буквально валился с ног, и Зина это видела. И только успела ему сказать:
– Антон! Здесь два входа в квартиру. Так что, если снова будешь от кого-то убегать, можешь воспользоваться.
– А соседи? – спросил практически засыпающий Рыбак.
– Остальные комнаты занимает профессор какой-то. Кислых щей. Химик, короче. Да его вечно нет дома. Торчит в своем НИИ.
– Надо же, – вяло удивился Рыбак, – "кислых щей". Еще есть, оказывается, такое выражение.
– А ты что, думал, совсем уже старенький? – Она ласково потерла ладошкой его выпирающую грудную мышцу.
– Ну не так чтобы очень… Кто с ним еще живет? – совсем уже во сне пробормотал он.
– Да один он. И вообще, странный какой-то тип. От женщин шарахается. Сама видела.
Не так давно Зина узнала, что кошки, как и люди, делятся на "сов" и "жаворонков". Кошки-"совы", ну надо же!
Уехавшая на годик-другой в Прагу любимая подруга Галка оставила ей на попечение свою восемнадцатиметровую комнату в коммуналке и в нагрузку – усатое четвероногое по имени Ксюша. И вот эта самая Ксюша была классическая "сова". То есть спала она, конечно, как всякая нормальная кошка, в сутки часов пятнадцать, но зато оставшиеся семь бодрствовала непременно ночью. Иногда это служило источником крупных неприятностей и постоянно – дискомфорта. Потому что именно ночью Ксюшу надо было подкармливать и выпускать во двор. Зина даже стала подозревать, что именно кошка оказалась причиной подружкиного отъезда в не столь уж далекое зарубежье, а вовсе не чешский красавец дальнобойщик, в которого упомянутая подружка якобы втрескалась по самые ушки.
На улице возле дома стоял большой рефрижератор и маленький "фольксваген". Рядом с легковым автомобилем была видна чья-то тень. Тень курила и нервничала. Через несколько минут к ней присоединилась вторая тень. И глупо спросила:
– Ты уже здесь?
Первая зло скосила на вторую внимательные и холодные глаза и сказала:
– Ты опоздал.
– Да машина, зараза, барахлит. Аккумулятор сел, никак не мог завести.
– Как же ты приехал?
– Обыкновенно, – пожала плечами вторая тень. – На такси.
– На такси?!
– На такси.
– Ты рехнулся!
– Почему?
– В два часа ночи ты едешь сюда на такси! – возмутилась первая тень. – На место будущего убийства! Да ведь назавтра, после этого дела, всех таксистов начнут опрашивать, не возили ли сюда кого-нибудь. И в конце концов, получат твои приметы, кретин. Тебя возьмут, обработают, и ты выдашь меня. Тогда меня возьмут, обработают, и я выдам босса. Тогда…
– Таксист ничего не скажет, – успокоила вторая тень.
– Это почему?
– Он уже труп.
– Идиот!
– Я пошутил, – призналась вторая тень. – Доехал на частнике.
Первая тень вздохнула с облегчением и не нашлась что сказать.
– А это что такое? – спросила вторая тень, показывая пальцем на парочку в подъезде.
Парочка целовалась и хихикала не переставая.
– Тебе надо объяснять, что это такое?
– Мне не надо объяснять. Но надо подождать, пока они уйдут.
Парочка исчезла в недрах подъезда через три минуты.
– А ментов нет? – снова спросила вторая тень.
– Нет.
– Ты уверен? Ты абсолютно уверен?
– Ты что, глухой? Я же сказал: нет. Зачем мне тебе врать?!
– Ну мало ли… Может, ты просто не заметил… Так где наш клиент?
– Там.
– Где? Где – там?
– Вон там. Видишь то окно? Пошли. Вперед.
– Ты уверен?
Ксюша бегала под кроватью, тихонько мяукала и заснуть не давала.
Осторожно, стараясь не разбудить Антона, Зина встала покормить кошку. Ксюша сразу поняла, что к чему, и поскакала за ней, буквальным образом наступая на пятки. Было щекотно, и Зина немного похихикала.
Чтобы из комнаты попасть на кухню, надо было миновать длинный коридор, который с обеих сторон упирался в две входные двери. Кухня размещалась рядом с одной из них, первая дверь налево.
Зина достала из холодильника литровый пакет лианозовского молока (жирность полтора процента – другой капризная Ксюша не признавала), налила в блюдечко. Подумала и добавила туда сухой корм.
Кошка тут же посерьезнела, сиганула к жратве и стала уписывать ее с неимоверной быстротой.
Зина взяла себе баночку кока-колы и, присев у стенки рядом с лакомящейся кошкой, сделала пару глотков. После чего задумалась о смысле жизни. По всему выходило, что смысл есть. Никогда только не знаешь, где именно он свалится тебе на голову. Это может случиться на дискотеке, в ресторане, на море, а может – в примерочной джинсового магазина.
Через пару минут Ксюша вдруг отпрянула от миски и утробно заурчала. Но это отнюдь не было знаком довольства и насыщения. Ксюша тоненько замяукала. Зина увидела, что миска ее еще полна, и несказанно удивилась. Обычно кошка не реагировала на внешние обстоятельства, покуда не расправлялась с едой. Впрочем, после этого она обычно заваливалась на боковую.
– Кошка-кошка, я – хозяйка, прием?
Стоит ли упоминать, что кошка не ответила. Есть она больше не хотела и из цепких Зининых рук вырывалась. И царапалась. Хозяйка была несколько озадачена. Сон пропал.
И в эту секунду она услышала легкое поскрипывание в замке.
И снова тишина.
Было лишь отчетливо слышно, как с интервалом четыре секунды капает вода из плохо завинченного крана.
Кап.
Зина посчитала про себя до четырех.
Снова – кап.
Так что же – показалось?
Кошка опять заурчала, и это было похоже на слив воды в умывальнике. Словно из крана накапало там приличную лужицу.
Снова скрип, щелчок, и входная дверь явно отворилась, – этого слышно не было, но слегка потянуло сквозняком, и занавески на окне зашевелились.