И вообще, был ли Дэдэ в отделе антропометрии? Проходила ли Люсиль медицинский осмотр? Теперь он в этом сомневался.
А не сомневался он в одном: кто-то из сыскной полиции их уже допросил.
Когда Мегрэ прибыл сюда, прошло не меньше часа с тех пор, как Ле Брет покинул бульвар Ришар-Ленуар.
В это было сложно поверить, но разве сам Дэдэ не дал понять Мегрэ, что его обвели вокруг пальца?
Он вышел из кабинета, и ему показалось, что полицейские стараются сдержать улыбку. Как нарочно, дежурный комиссар вернулся именно в этот момент.
– Ну что, дружище? Можно поздравить? Они заговорили?
– Что вы собираетесь с ними делать?
– Пока не знаю. Жду распоряжений.
– От кого?
– Сверху, как обычно.
– Благодарю вас.
Оказавшись на набережной под проливным дождем, Мегрэ чувствовал себя настолько подавленным, что снова был готов написать заявление об отставке.
"Наивный ты человек!" – сказал ему Дэдэ с ноткой сочувствия в голосе.
А ведь Мегрэ так мечтал стать частью этого учреждения, откуда теперь вышел с низко опущенной головой и отвращением в сердце!
Он зашел в ресторанчик "Дофин", где за кружкой пива всегда сидели несколько инспекторов с набережной Орфевр. Он знал их в лицо, но сам был для них пустым местом.
Сначала он проглотил одну из пилюль, которые дал ему доктор, в надежде, что это придаст ему сил, а затем сделал большой глоток спиртного.
Он смотрел на них, небрежно сидящих за столом, уверенных в себе, и думал о том, что они имеют право бывать повсюду, что они все знают и обмениваются информацией о текущих делах.
По-прежнему ли он хотел стать одним из них? Разве он только что не убедился, что все это время его представление о полиции было неверным?
После второй рюмки он был готов отправиться прямиком к своему покровителю, шефу полиции Ксавье Гишару, и высказать все, что накопилось у него в душе.
Его обманули. Ле Брет в его спальне выудил из него все сведения. У дверей его ждала машина. Наверняка он сразу отправился на набережную Орфевр, уж ему-то там не пришлось ждать, сидя на скамье.
"Мой секретарь не на шутку разошелся. Он сует нос не в свое дело, у нас будут неприятности".
Кто знает, может, он обратился выше, к префекту полиции, например, или даже к министру внутренних дел?
А может быть, министр внутренних дел тоже был частым гостем в особняке на улице Шапталь?
Теперь Мегрэ был уверен, что ему поручили это дело – да еще с такими рекомендациями соблюдать осторожность! – только для того, чтобы он расшиб себе лоб.
"Хотите допросить Дэдэ? Почему бы и нет? Пожалуйста, мой друг".
Только перед этим владельца гаража как следует обработали. Один Бог знает, что ему пообещали в обмен на молчание. Это было несложно. Он привлекался уже не в первый раз. Что касается Люсиль, то в случае, если она отказалась бы молчать, ее всегда можно было бы запереть на какое-то время в Сен-Лазарской тюрьме.
"Наивный ты человек".
Мегрэ горько усмехнулся.
Они все втоптали в грязь, осквернили его полицию. Мегрэ не задевало, что у него отобрали собственный маленький триумф. Все это было гораздо глубже и больше походило на разочарование влюбленного.
– Официант!
Он хотел было заказать третью рюмку, но передумал, расплатился и встал из-за стола с ощущением, что те четверо провожают его насмешливым взглядом.
Он понимал, что отныне в его присутствии все будет подтасовано заранее. Что ему оставалось делать? Только отправиться к флейтисту. Поскольку в его игре единственным козырем был музыкант. Ведь в первый день именно о Жюстене Минаре Ле Брет велел собрать информацию.
Если Мегрэ начнет выражать свое негодование, все еще решат, что он повредился в уме от удара по голове.
Он сел в проходивший мимо автобус и остался стоять на площадке с насупленным видом, ощущая запах мокрой шерсти от своего пальто. Ему было жарко. Может, у него поднялась температура?
На улице Шапталь он чуть не повернул назад, вспомнив о Помеле, хозяине "Старого Кальвадоса", который тоже смотрел на него сверху вниз.
Кто знает, может, все они были правы? Возможно, он ошибся на свой счет и у него не было никакого призвания к профессии полицейского?
Тем не менее он прекрасно знал, что бы сделал, будь у него развязаны руки! Он обшарил бы все закоулки этого дома, на который сейчас смотрел с тротуара, изучил бы всех его жильцов, и никто больше ничего от него не утаил бы, начиная от покойного старика Бальтазара и заканчивая Лиз Жандро или Луи.
Узнать, что именно случилось в особняке в ночь с пятнадцатого на шестнадцатое, – отнюдь не самое главное, поскольку это был просто закономерный результат. Изучив намерения и помыслы каждого обитателя дома, он без труда восстановил бы все их передвижения и действия.
Только этот особняк, так же как и тот, что на авеню дю Буа, был неприступной крепостью, двери которой навсегда закрыты для него. При малейшем сигнале тревоги этим людям отовсюду бросались на выручку. Дэдэ неожиданно решил хранить молчание, а Люсиль устояла перед желанием отомстить за своего Боба.
Он поймал себя на том, что идет и разговаривает вслух сам с собой. Пожав плечами, он резко толкнул дверь ресторанчика.
Жюстен был там, стоял у стойки с бокалом в руке. Он стал преемником Мегрэ в обязательном ритуале Помеля, который не выказал никакого удивления при виде вновь прибывшего.
– То же самое, – заказал Мегрэ.
Дверь на задний двор была широко открыта. Ливень заканчивался, в каплях воды уже блестело солнце. Мостовая была мокрой, но чувствовалось, что она быстро высохнет.
– Я знал, что вы вернетесь, – произнес хозяин. – Меня только удивляет, что вы не с теми господами.
Мегрэ резко обернулся к Жюстену Минару, который, замявшись, сказал:
– В доме полно народу. Они приехали где-то полчаса назад.
Машин на улице видно не было. Получается, визитеры прибыли на фиакре?
– Кто они?
– Не знаю; как мне кажется, похоже, что прокуратура выехала на место происшествия. Там какой-то господин с седой бородой в сопровождении молодого служащего, может, прокурор с секретарем?
Судорожно вцепившись в свой бокал, Мегрэ спросил:
– А еще кто?
– Какие-то незнакомые люди.
Жюстен из деликатности не стал озвучивать вслух свои предположения, вместо него проворчал Помель:
– Ваши коллеги. Не из комиссариата. С набережной. Одного я узнал.
Бедный Минар! Он не знал, куда девать глаза. В целом это выглядело так, словно Мегрэ обманул и его, дав понять, что руководит расследованием, и флейтист помогал ему от всей души.
Но теперь оказалось, что Мегрэ – пустое место, его даже не соизволили известить о планируемых действиях.
В очередной раз он хотел развернуться, пойти домой, яростно написать заявление об отставке, а затем улечься в постель. Голова его горела, пронизываемая пульсирующей болью. Хозяин держал на весу бутылку кальвадоса, и Мегрэ молча кивнул.
Что ж! Его надули по полной программе. Они были правы. Он оказался наивным простаком.
– Жермен в доме, – тихо произнес Минар. – Я видел ее в одном из окон.
Черт возьми! И она туда же. Ничего удивительного. Может, служанка и не отличалась особым умом, но, подобно всем женщинам, обладала интуицией. Ей стало ясно, что она встала не на ту сторону и что Мегрэ с флейтистом были лишь марионетками.
– Я иду туда! – внезапно решил он, поставив рюмку на стойку.
Он так боялся передумать, что поспешно пересек улицу. За воротами он увидел двух мужчин, копающих землю в глубине сада. С левой стороны, возле двери, ведущей в холл, стоял на посту инспектор.
– Я из комиссариата квартала, – сказал Мегрэ.
– Придется подождать.
– Подождать чего?
– Пока эти господа закончат свое дело.
– Но расследование вел я!
– Возможно. У меня инструкции, дружище.
Еще один с набережной Орфевр!
"Если я когда-нибудь буду служить в сыскной полиции, – пообещал себе Мегрэ, уже забыв о своем твердом намерении уйти из службы, – клянусь никогда не относиться пренебрежительно к беднягам из комиссариатов".
– Прокурор тоже здесь?
– Все здесь.
– А мой комиссар?
– Я его не знаю. Как он выглядит?
– В сером пиджаке. Высокий, худощавый, с тонкими светлыми усами.
– Не видел такого.
– Кто приехал с набережной?
– Комиссар Бародэ.
Это тот, чье имя, пожалуй, чаще всего мелькало в газетах. Для Мегрэ он был, наверное, самым авторитетным человеком в мире, всегда гладковыбритый, что делало его похожим на дворецкого, с маленькими любопытными глазками, которые, казалось, постоянно смотрят мимо вас.
– Труп?
Полицейский отвечал на вопросы не торопясь, явно оказывая снисхождение.
– Ришар Жандро в доме?
– Как он выглядит?
– Брюнет с длинным кривым носом.
– Да, он здесь.
Значит, Жандро либо не пошел на работу, как обычно, либо в срочном порядке оттуда вернулся.
Как раз в эту минуту на улице остановился фиакр. Оттуда вышла молодая женщина и направилась к двери, возле которой беседовали двое мужчин.
Должно быть, она не заметила Мегрэ.
– Мадемуазель Жандро, – сквозь зубы произнесла она.
Инспектор поспешно открыл перед ней дверь и объяснил Мегрэ:
– У меня были указания.
– Ее ждали?
– Мне просто велели ее пропустить.
– Вы видели дворецкого?
– Он сейчас как раз с этими господами. Вы знакомы с делом?
– Немного, – ответил Мегрэ, проглотив свою обиду.
– Похоже, он был гнусным типом.
– Кто?
– Тот, кого застрелил слуга.
Мегрэ уставился на него, разинув рот.
– Вы уверены?
– В чем?
– Что Луи…
– Да я даже не знаю, кто такой Луи. Просто слышал обрывки разговора. Знаю только, что нельзя допускать скопления народа.
Один из мужчин, копавших в саду, несомненно, тоже полицейский, поравнялся с воротами; второй мужчина, судя по всему, был из здешней прислуги. Руки и ботинки полицейского были перепачканы землей, на его лице застыла гримаса отвращения.
– Ну и видок у него! – произнес он на ходу.
Ему открыли дверь, и он исчез в доме. За то короткое время, пока дверь была приоткрыта, Мегрэ заметил стоявших в холле Лиз Жандро с братом, которые о чем-то разговаривали. Сотрудники прокуратуры, должно быть, находились в одной из гостиных, двери которой были закрыты.
– Вам назначено? – спросил полицейский у Мегрэ, проявлявшего нетерпение.
– Не знаю.
На глазах его выступили слезы. Еще никогда он не чувствовал себя таким униженным.
– Думаю, больше всего они боятся журналистов. Именно поэтому принято столько мер предосторожности. Забавно, мы с женой пьем кофе "Бальтазар". Кто бы мог подумать…
Из дома, видимо, много звонили, так как часто слышались щелчки соединения и телефонные звонки.
– Если вас прислал ваш комиссар, я могу пойти доложить, что вы ждете.
– Не стоит.
Инспектор пожал плечами. Он уже ничего не понимал. Увидев, что Мегрэ проглотил пилюлю, осведомился:
– Нездоровится?
– А вы не знаете, как все это началось?
– Что именно?
– Вы были на набережной Орфевр?
– Да. Я как раз собирался в засаду в квартале Ла-Виллет. Комиссар Бародэ в это время допрашивал одного типа.
– Невысокого, в клетчатом костюме?
– Да. Ловкий парень.
– И комиссару позвонили?
– Нет. Его вызвал к себе главный. В это время я присматривал за парнем. Такой весельчак! Попросил у меня сигаретку, а я их не курю.
– А дальше что?
– Когда месье Бародэ вернулся, то снова заперся ненадолго с этим парнем в клетчатом костюме, а нам велел быть готовыми к выезду.
– Кому – вам?
– Ребятам из бригады. Нас трое, не считая комиссара. Двое других в доме. Тот, что копал – Баррэр, его недавно подстрелили. Месяц назад, при задержании поляка на улице Коленкур.
Для Мегрэ было важно каждое слово. Он представлял себе кабинет инспекторов, дружеское покровительство Бародэ, который ласково называл их "ребятишками".
Почему с ним так несправедливо обошлись? Разве он совершил какую-то ошибку? Или, может, не так взялся за дело? Разве он не старался действовать как можно осторожнее?
Покидая бульвар Ришар-Ленуар, комиссар Ле Брет сделал вид, что дает ему карт-бланш. А сам бросился на набережную Орфевр? А потом, возможно, приехал сюда?
– Дворецкий признает себя виновным?
– Насколько я понял, да. Во всяком случае, физиономия у него неприятная.
– Я уже ничего не понимаю.
– А почему вы считаете, что должны что-то понимать?
Это был, наверное, первый настоящий урок скромности, который получил Мегрэ. Инспектор был старше его, ему уже было за тридцать. В нем ощущалось спокойствие и нечто вроде безразличия, свойственного много повидавшим людям. Он курил свою трубку мелкими затяжками, не пытаясь прислушиваться к разговорам, доносившимся из дома.
– В любом случае это лучше, чем сидеть в засаде бог весть сколько времени в каком-нибудь тупике Ла-Виллет.
У тротуара остановился автомобиль. Оттуда выскочил молодой врач с темной бородкой, держа в руке чемоданчик. Мегрэ узнал его по фотографиям из газет. Это был доктор Поль, судмедэксперт, уже почти знаменитость.
– Где все?
– Сюда, доктор. Труп в саду, но, думаю, вы сначала хотите переговорить с прокурором?
Все проникали в святая святых, кроме Мегрэ, обреченного стоять у ворот.
– Вот увидите, – произнес инспектор, – в газетах этому посвятят всего три строчки.
– Почему?
– Потому!
И действительно, вечером в "Пресс" можно было прочесть:
"В ночь с 15 на 16 этого месяца в частный особняк семьи Жандро-Бальтазар на улице Шапталь проник грабитель. Дворецкий Луи Вио, пятидесяти шести лет, уроженец Ансеваля, Ньевр, убил его выстрелом в грудь".
Мегрэ в это время лежал с температурой тридцать девять, и мадам Мегрэ не знала, как выпроводить флейтиста, который сидел в спальне и более чем когда-либо был похож на потерявшегося пса.
Глава 9
Обед за городом
Это продлилось три дня. Сначала он надеялся, что свалится всерьез и надолго, и это заставит их помучиться. Но все, что он обнаружил у себя в первое утро, осторожно открыв глаза, был обычный насморк.
Тогда он решил сжульничать. Даже перед своей женой было нелепо лежать в постели с насморком, и он принялся стонать, кашлять, жаловаться на боли в груди.
– Я поставлю тебе горчичник, Жюль. Это поможет избежать бронхита.
Она по-прежнему была жизнерадостна и нежно ухаживала за ним. Можно даже сказать, что она его холила и лелеяла. Тем не менее его не покидало ощущение, что она обо всем догадывается.
– Входите, месье Минар, – донесся ее голос из прихожей. – Нет, ему не стало хуже. Просто не слишком утомляйте его, хорошо?
Это означало, что она включилась в игру.
– Какая температура? – озабоченно спросил флейтист.
– Не очень высокая.
Мадам Мегрэ специально не называла цифру, поскольку она была скорее ниже тридцати семи, чем выше.
Она обожала готовить травяные настои, ставить влажные компрессы, варить бульоны и взбивать яйца с молоком. Она также любила тщательно задергивать шторы и ходить на цыпочках, иногда приоткрывая дверь, чтобы убедиться, что он спит.
Бедняга Минар, ставший нежеланным гостем! Мегрэ злился на себя. Флейтист ему нравился, и он был бы просто счастлив доставить ему удовольствие.
Музыкант приходил к девяти-десяти часам утра. Он не звонил в дверь, а осторожно скребся в нее на тот случай, если Мегрэ еще спит. Затем раздавался его шепот, и он входил в комнату, прижимаясь к двери, и робко приближался к кровати.
– Нет-нет, не вставайте! Я просто зашел узнать, как дела. Может быть, вы мне что-нибудь поручите? Я с радостью вам помогу!
Речь уже не шла о том, чтобы играть в детектива. Он был готов оказать любую услугу. Мадам Мегрэ он тоже предлагал свою помощь.
– Давайте я схожу за покупками? Я в этом хорошо разбираюсь, можете не волноваться.
В итоге он "на секундочку" усаживался на краешек стула у окна и оставался там на несколько часов. Если ему начинали задавать вопросы о жене, он бойко отвечал:
– Это не имеет значения.
Вечером он забегал уже во фраке, перед тем как отправиться на работу. Теперь он играл в бальном зале на бульваре Сен-Мишель, и не на контрабасе, а на корнет-а-пистоне , что, наверное, было не так-то просто, судя по розовому следу у него на губах.
Каждое утро Ле Брет присылал за новостями дежурного из комиссариата. Консьержка была очень разочарована: она знала, что ее жилец – государственный служащий, но он никогда не говорил ей, что работает в полиции.
– Комиссар просил передать, чтобы вы как следует лечились и ни о чем не беспокоились. Все в порядке.
Он лишь глубже зарывался в свою влажную постель, вдыхая умиротворяющий запах пота. Это был один из способов погрузиться в себя. Он еще не знал, что со временем это войдет у него в привычку и он часто будет так поступать в моменты уныния или затруднений.
Сбой происходил почти по команде. Мысли утрачивали ясность и начинали путаться, как в лихорадочном бреду. Он мягко проваливался в полудрему, и реальность приобретала новые формы, переплетаясь с детскими воспоминаниями; свет и тени в комнате тоже играли в этом свою роль, вплоть до цветов на обоях, запахов с кухни и приглушенных шагов мадам Мегрэ.
Он начинал все время с одного и того же момента, расставлял персонажей, словно шашки на доске: старого Бальтазара, Жандро, отца, Лиз и Ришара, замок д’Ансеваль, Луи, Жермен, маленькую служанку Мари.
Он передвигал их, менял местами. Затем наступал черед Ле Брета, который, покинув квартиру на бульваре Ришар-Ленуар, садился в свою коляску и бросал кучеру: "Набережная Орфевр".
Интересно, как он обращался к большому боссу, Ксавье Гишару, – на "ты"? С этой минуты Мегрэ начинал волноваться. Что говорил ему Ле Брет в просторном кабинете, в котором Мегрэ был всего пару раз и который был для него самым волнующим местом на свете?
"Мой секретарь, этот молодой человек, которого вы мне рекомендовали, занимается одним делом. У меня не было другого выхода, как поручить расследование ему. Боюсь, он наломает дров".
Мог он такое сказать? Вполне возможно. Ле Брет был прежде всего светским человеком. Он каждое утро занимался фехтованием в клубе Оша, посещал салоны, присутствовал на всех премьерах, и его светло-серый цилиндр виднелся на лучших местах ипподрома.
Но Ксавье Гишар?.. Он же дружил с отцом Мегрэ, они были людьми одного круга. Он жил не в престижном Монсо, а в небольшой квартире Латинского квартала, и обществу красивых дам предпочитал чтение книг.
Нет, он не был способен ни на подлость, ни на компромисс!
Однако он вызвал Бародэ. Какие указания тот получил?