- История, признаться, была бы комической, если б не война, - разоткровенничался министр полиции. - Да вы верно слышали. Я находился при императоре в Вильно. Его величество изволили уполномочить меня на переговоры с Наполеоном. Я отбыл вместе с полковником Михаилом Федоровичем Орловым. Он совсем еще молод, двадцати четырех лет от роду. До аванпостов добрались только на следующий день. Там завязали нам глаза и эдак вот вслепую привели к маршалу Давусту.
- Даву, - невольно поправил я собеседника.
- Даву, так Даву, - согласился он и продолжил: - Я потребовал препроводить меня к французскому императору. Даву же ответил, что не знает, где искать императора. Однако же вроде как отправили посыльного к Наполеону. Четыре дня держали меня в неизвестности, я было подумал, что французы взяли меня в плен, выразил негодование…
- Французы никогда бы не нарушили дипломатической неприкосновенности, - вставил граф Румянцев.
- Действительно, - кивнул Александр Дмитриевич, - Давуст… Даву объяснил, что Наполеон целыми днями разъезжает по позициям, и они решительно не знают, куда направить меня, чтобы я застал его. Наконец меня сажают в карету, везут под конвоем в Вильно, и - каково же было мое изумление! - Наполеон принимает меня ровно в том кабинете, из которого неделю назад на встречу с французским императором отправил меня наш государь.
Министр полиции умолк и вперил в меня жадный взгляд, ожидая, что я выражу изумление или еще какое-ни- будь чувство. Но на меня его история не произвела особого впечатления. Тем более что в Лондоне об этом происшествии стало известно еще до того, как Александр Дмитриевич покинул приемную корсиканского недомерка.
- Случай и впрямь курьезный, - промолвил я ровным голосом.
- Александр Дмитриевич скромничает, - вмешался граф Румянцев. - Знаете, что он ответил, когда Наполеон спросил, как добраться до Москвы?
И об этом давно было известно в Лондоне, но я хотел доставить удовольствие Николаю Петровичу и изобразил неведение.
- Так вот, - продолжил граф Румянцев. - Александр Дмитриевич ответил, что есть одна дорога - через Полтаву.
Николай Петрович разразился болезненным смехом, а польщенный Балашов потупил взор.
- Право, я восхищен! Ваш ответ непременно войдет в историю! - воскликнул я.
Министр нахмурился и сказал:
- Шутки шутками, а мои потуги, к сожалению, оказались неудачными. Ну да бог с ним. Так что скажете, милостивый государь?
- Уверен, ваше высокопревосходительство, что мои успехи на полицейском поприще окажутся намного хуже ваших на поприще дипломатическом.
- Эк вы завернули! - крякнул министр полиции. - Настоящий дипломат! Не скромничайте, граф. Факты говорят об обратном. Помнится, десять лет назад в деле о строительстве акведука вы в одиночку проделали работу за все министерство внутренних дел вместе взятое. А за год до того оказались напрасными все мои усилия по укреплению обороны Прибалтики. Вашими стараниями английская эскадра так и не достигла наших берегов.
- Да уж какие там мои заслуги, ваше высокопревосходительство! Все это было дело случая! - возразил я.
- Не скромничайте, Андрей Васильевич, не скромничайте! - поддержал министра граф Румянцев. - Случай предоставляется каждому, а умеет воспользоваться оным только достойный.
"Не нахожу для себя достойной службу в полиции", - хотел сказать я, но конечно же не сказал.
- Уж не обессудьте, Николай Петрович, - промолвил я. - А только решение мое твердое: я намерен просить перевода в действующую армию.
- У вас появится возможность лично заняться поимкой убийцы, проникшего в ваш дом, - сказал Балашов.
- Я бы предпочел, чтобы его изловило ваше ведомство, - ответил я.
Николай Петрович поднял руку, как бы предостерегая меня от поспешного решения, и промолвил:
- Андрей Васильевич, Андрей Васильевич, не торопитесь с ответом. Я понимаю ваши чувства. Русская армия отступает, в такое время кажется, что сидишь сложа руки, а нужно быть на переднем фланге. Но со дня на день произойдут перемены. Только что состоялся совет, мы участвовали в нем, и я, и Александр Дмитриевич. - Граф Румянцев взглянул на Балашова. - Решено сменить главнокомандующего. Тактика Барклая никуда не годится, отступать далее некуда.
- И кто же?.. - я не закончил вопрос.
- На смену ему назначен Михаил Илларионович Кутузов. Весь русский народ за Кутузова, и государь согласился. В ближайшие дни мы погоним врага поганой метлой.
Я разделял мысли Николая Петровича и не сомневался в том, что вот-вот наступит перелом в ходе войны. И все же в душе оставалась тревога. Как вытекало из перехваченного нами сообщения, о котором я намеревался доложить лично его величеству, Наполеон был уверен в победе. Французский император полагал, что уже в сентябре займет Москву. А он, по моему убеждению, был хоть и безумцем, но не глупцом.
- Подумайте, - повторил граф Румянцев. - Время у вас есть. Мы отправляемся в Або. И вы будете участвовать в переговорах со шведским кронпринцем Бернадотом…
- Но… - попытался возразить я.
Канцлер жестом остановил меня и продолжил:
- Пока не завершится встреча в Або, и речи не может быть о вашем переводе. В переговорах участвуют англичане. Мы должны подписать наконец русско-шведский союзный договор! Бьемся над ним с начала года. Ваша помощь как представителя лондонской миссии незаменима. А по возвращении из Або будем решать. Государь сейчас крайне занят. Вряд ли он сможет принять вас до отъезда, - скорее всего, он удостоит вас аудиенции на пути в Великое княжество Финляндское. И к тому же, - собеседник с сожалением вздохнул, - с недавних пор удостоиться аудиенции у его величества стало возможным только после аудиенции у графа Аракчеева.
Я испытывал досаду, но в душе понимал, что граф Румянцев прав. Лондон принимает самое действенное участие в переговорах со Швецией. Британский кабинет выделил миллион фунтов стерлингов на то, чтобы наследный принц Жан Батист Бернадот стал сговорчивее, подписал договор с Россией и предпринял дополнительные шаги, которые развязали бы руки российскому императору на северо-западном направлении. Я хотел поскорее попасть в армию, но в такой ситуации спорить с государственным канцлером было бы ребячеством. Перевод на военную службу откладывался до окончания переговоров со шведским кронпринцем.
Но одна мысль огорчала меня. Мои донесения требовали немедленных действий. Если император удостоит меня аудиенции только на пути в столицу Великого княжества Финляндского, значит, меры будут предприняты лишь по возвращении. А вопрос был из числа таковых, когда промедление смерти подобно.
Что было делать? Доверить сведения кому-то из высших сановников? Но кому? Что, если по случайности я откроюсь именно тому, кто недостоин доверия? Я хотел доложить лично его величеству, а уже он, государь император, пусть решает, кому препоручить следствие.
А тут еще Аракчеев! Я знал, что он сделает все, чтобы я не попал на прием к государю императору!
Глава 2
Уверенный, что граф Аракчеев ни за что не допустит меня до его величества, я уже подумывал о том, чтобы навестить княжну Нарышкину и через нее добиться высочайшей аудиенции.
Однако в предположениях своих государственный канцлер ошибся: государь принял меня на следующий же день. Война ничуть не изменила его манеры держаться. На губах блуждала несколько застенчивая, даже смущенная улыбка, но при этом он выглядел величественно, как и должно повелителю великой империи.
Наш разговор проходил с глазу на глаз. Государь пригласил меня в кабинет и приказал адъютанту принести нам кофия.
- Рассказывайте, Андрей Васильевич, рассказывайте по порядку. - Александр Павлович улыбнулся. - Во-первых, что у вас случилось вчера?
- Посыльный, ваше величество, явился от генерала Вилсона, и пока камердинер докладывал, неизвестный проник в дом и убил посланника. Думаю, несчастный мог что-то добавить к некоторым имеющимся у меня сведениям.
- А что же полиция? - спросил Александр Павлович.
- Расследование ведется. Но пока, насколько мне известно, результатов нет. Ни имени убитого господина, ни где он проживал, - пока ничего неизвестно.
- Что ж, жаль человека, но расследование - дело времени. Думаю, в ведомстве Вязмитинова догадаются послать запрос Вилсону, и тот прольет свет на случившееся. А теперь, граф, слушаю вас внимательнейшим образом. - Государь чуть-чуть наклонился в мою сторону.
- Ваше величество, я имею устные донесения, - начал я. - Одно из них касательно французского шпиона. Сведения представляются мне крайне важными. Уверен, вчерашнее убийство как-то связано с ними. Все остальное - сведения о шведском кронпринце… - Здесь я позволил себе усмехнуться и продолжил: - Жане Батисте Бернадоте.
- Бернадот, - с улыбкой произнес государь. - У меня голова занята предстоящими переговорами с ним. Давайте с него и начнем.
Я кивнул.
- Англичане крайне заинтересованы в том, чтобы русско-шведский союзный договор был подписан, - сказал я. - Швеция не сможет сохранять нейтралитет. Бернадот должен занять чью-то сторону - России или Наполеона. Он до сих пор избегал подписания договора, что отражает его колебания. Но сейчас наступил момент, когда он не может более откладывать решение. У нас есть достоверные сведения, что Бернадот принял нашу сторону. Лондон выплатил семьсот тысяч фунтов…
- Да, я знаю, - прервал меня государь.
- В действительности, - продолжил я, - британский кабинет выделил миллион, а семьсот тысяч - это та сумма, что дошла до кронпринца.
Александр Павлович повел бровями, побуждая меня к дальнейшей откровенности.
- Триста тысяч фунтов поделили между собою камергер его высочества Веттерштедт и гофмаршал Адлеркрейц. Они прибудут в Або в свите кронпринца и будут сообщать графу Румянцеву о малейших нюансах в настроении Бернадота. Они подскажут, если что-то пойдет не так…
- Что-то пойдет не так… - задумчиво повторил государь.
- Маловероятно, но вдруг в последний момент кронпринц изменит решение, - пояснил я. - Как я знаю, ваше величество, вы пригласили участвовать в переговорах лорда Кэткарта. Блестящий ход! Лорд Кэткарт одним своим присутствием напомнит Адлеркрейцу и Веттерштедту, что триста тысяч фунтов стерлингов, утаенные от Бернадота, должны придать ему, Бернадоту, твердости.
- Если эти проходимцы обманывают своего государя, то что стоит им обмануть англичан? - саркастически заметил Александр Павлович.
- С этической точки зрения - ничего, - подтвердил я сомнения императора. - Но есть и финансовая сторона дела. Англичане держат векселя, выписанные Веттерштедтом и Адлеркрейцом. И они будут предъявлены незамедлительно, если вдруг кронпринц решит, что союз с Наполеоном для него выгоднее, чем с Россией. В случае же подписания русско-шведского договора англичане обещали уничтожить векселя.
- Это хорошо, - улыбнулся государь.
- Впрочем, ваше величество, - продолжил я, - полагаю, что в этой части наши рассуждения носят гипотетический характер. Я уверен в том, что Бернадот принял окончательное решение встать на сторону России. Осмелюсь утверждать, ваше величество, намерение шведского кронпринца настолько твердое, что не изменится ни при каких обстоятельствах. Таким образом, теперь речь идет не о том, подпишет или не подпишет Бернадот союзный договор - он непременно подпишет, - а о том, как добиться от него еще больших уступок и не дать ничего взамен.
- Не слишком ли излишня ваша уверенность? - спросил император.
- Осмелюсь повторить, ваше величество, я уверен: Бернадот не изменит решения, - стоял я на своем.
- Но почему? - строго спросил государь.
- Ваше величество, я много думал о характере и складе личности Жана Батиста Бернадота, Сопоставлял сведения о нем, которые приходили по дипломатической и секретной линиям и пришел к выводу: наступил момент, когда он решился окончательно порвать с Наполеоном, а при необходимости выступить против французского императора.
Государь вышел из-за стола - я поднялся и вытянулся в струнку. Он сделал несколько шагов по кабинету и недовольным голосом произнес:
- Так вы полагаете, что император должен руководствоваться тем, что вы себе измыслили о характере шведского кронпринца?
Я не успел ответить, как Александр Павлович продолжил с сомнением в голосе:
- Впрочем, изложите свою точку зрения. Будет любопытно послушать.
Он вернулся за стол и жестом разрешил мне сесть. Откинувшись на спинку кресла, император вытянул вперед руку и принялся выбивать беззвучную дробь по столешнице.
Душевный трепет охватил меня. Что, если и впрямь мои соображения о характере шведского кронпринца - всего лишь плоды воображения, не имеющие ничего общего с настоящим Бернадотом? Я смутился, но вдруг словно со стороны услышал собственный голос:
- Ваше величество, Бернадот - единственный из маршалов Наполеона, который не обязан тому своим возвышением. Он получил полковничьи эполеты в августе 1793 года. Через год получил высший чин французской революционной армии - чин дивизионного генерала. Он из тех военачальников, которые считали Наполеона "паркетным" генералом. Бернадот необыкновенно энергичен, владеет непревзойденной силой убеждения и при этом тщеславен сверх всякой меры. Он прославился как бесстрашный и мудрый полководец. Полководец, который сперва думал о жизни своих солдат, а потом уже о победе! И солдаты боготворили его. Брось он клич, и его армия безоговорочно пошла бы за ним. Оглядываясь назад, он не вспоминает о тех, кто оказался в опале или - хуже того - был казнен. Он думает о том, что, будь у него в нужный момент чуточку больше дерзости, он бы занял в истории то место, которое занял Наполеон. В течение длительного времени его терзает жгучая обида на судьбу, а за этой обидой скрывается обида на себя самого, он не может простить себе того, что упустил свой шанс взойти на французский престол. Он вынужден признать, что из-за собственной промашки на всю жизнь остался на вторых ролях. Драма военной карьеры усугубляется перипетиями в личной жизни. По иронии судьбы Бернадот женится на Дезире Клари, красавице, первым мужчиной которой был Наполеон.
Александр Павлович усмехнулся и наклонился ко мне. На мгновение я прервался, но государь не проронил ни слова, и я продолжил:
- И вдруг случилось невероятное! Судьба предоставила ему еще один шанс: сын юриста и фермерши стал наследным принцем шведского короля! Но и тут новая обида. Когда во Франции стало известно об избрании Бернадота преемником бездетного Карла XIII, Наполеон объявил решение шведского риксдага своей победой. Мало того, он заявил, что Бернадот, став кронпринцем Швеции, поспособствует распространению его, Наполеона, славы.
Александр Павлович покачал головой и промолвил с укоризной:
- Андрей Васильевич, ближе к делу. Ближе к делу, прошу вас.
- Я перехожу к сути, ваше величество. Больше всего Бернадот желает выйти из тени Наполеона. Он понимает, что должен действовать наверняка. Когда Наполеон начал войну против России, Бернадот не решался выступить против французского императора, а напротив - склонялся к союзу с Францией, поскольку тень Наполеона - все же меньшее зло, чем вторжение его армии. Бернадот не сомневается, что Россия одержит победу в этой войне. Но он опасается, что Наполеон успеет дойти до Балтики и вторгнуться в шведские пределы, если Швеция не поддержит его. Когда Наполеона изгонят за пределы России, он останется в Швеции.
- Что-то я вас не пойму, Андрей Васильевич! - Император наморщил лоб. - Минуту назад вы уверяли, что Бернадот заключит с нами союз, а теперь из ваших слов выходит, что он побоится разозлить Наполеона.
- Только что Бернадот сделал окончательный выбор в пользу союза с Россией, - сказал я.
- Только что? - переспросил государь.
- После битвы под Клястицами, - уточнил я. - В то время как вся русская армия во главе с Барклаем-де-Толли отступает, граф Витгенштейн дал французам сражение, победил и не пускает их дальше Двины. Уверившись, что французы до Балтики не дойдут, шведский кронпринц решился на союз с Россией, чтобы окончательно избавиться от влияния Наполеона и стать первым. Первым! Пусть не во Франции, так хотя бы в Швеции!
- Да, он прав, - промолвил государь. - Без сомнения. Знаете ли вы, Андрей Васильевич, что я запретил любые переговоры с Наполеоном и с его представителями до тех пор, пока последний иностранный солдат не окажется за российскими пределами? Балашов - вот последний парламентер, которого видел Наполеон! Более того, мы не остановимся до тех пор, пока не отстраним Бонапарта от власти. В этом мире нам сделалось невыносимо тесно. Либо я, либо он.
Вероятно, по моему лицу пробежала тень. Александр Павлович на мгновение умолк и спросил:
- Что-то не так, Андрей Васильевич? Вы как-то странно смотрите. Словно вы не согласны со мной.
- Могу ли я осмелиться дать вам совет, ваше величество? - попросил я.
- Извольте. На то вы и нужны, чтобы советовать.
В голосе его величества не было сарказма, он смотрел на меня с дружеской теплотой. Осмелев, я произнес:
- Ваше величество, я бы советовал вам в переговорах с Бернадотом занять совершенно противоположную позицию.
- Что значит - противоположную?
- Ваше величество, он хотя и твердо решил подписать союзный договор с Россией, но до конца будет делать вид, что не согласен на подписание, и постарается поставить свою подпись, только добившись серьезных уступок с вашей стороны.
- А каких уступок он хочет? - спросил государь.
Теперь в его голосе звучала уверенность в том, что мне
известны все потаенные мысли шведского кронпринца.
- Во-первых, Бернадот опоздает на встречу с вами в расчете показать, что не придает договору важного значения. А во-вторых, взамен на подписание договора он попросит вернуть Швеции Великое княжество Финляндское.
- Вот уж дудки! - неожиданно по-простецки воскликнул император.
- Так вот, ваше величество, - продолжил я, - вам и следует в разговоре с Бернадотом сделать вид, что вы крайне удручены успехами наполеоновской армии и намерены вступить с Наполеоном в переговоры, чтобы его армия остановилась на достигнутом…
- Да вы соображаете, что говорите?! - вскипел государь.
Он вновь вскочил из-за стола и принялся расхаживать по кабинету. Я поднялся и следил за государем, поворачиваясь вслед за его перемещениями. Но отступать было нельзя.
- Осмелюсь продолжить, ваше величество.
- Продолжайте! - Император махнул рукой с таким видом, словно говорить мне осталось ровно до той секунды, как за мною явится конвой.
- Ваше величество, вы сможете предложить шведскому кронпринцу такие уступки, от которых он и сам откажется. Таким манером вы добьетесь от него подписания союзного договора, не дав ничего взамен. Если вы внушите ему, что намерены вступить в переговоры с Наполеоном, он и сам откажется от Финляндии, лишь бы убедить вас сражаться с Наполеоном до победного конца…
- Почему вы так в этом уверены? А что если он развернется и отправится заключать союз с французами? - в голосе государя зазвучало раздражение.