* * *
Сознание возвращалось медленно. Сначала в ушах раздался звон, постепенно перешедший в треск и обрывки слов. Затем перед глазами появилась картинка. И лишь потом отец Василий начал отдавать себе отчет в том, кто он и где он.
Теперь Исмаил сидел на полу с завернутыми за спину руками и тревожно поглядывал в сторону разжалованного патриархией священника. Отец Василий скосил глаза вправо. Там, привязанный к стулу, сидел другой персонаж – плохо выбритый, крупный, слегка обрюзгший кавказец. Сам отец Василий полулежал у стены, опершись о нее правым плечом и затылком. В комнате были еще люди, но кто они такие, отец Василий не видел – для этого следовало поднять голову.
Он попытался, и шея моментально отозвалась острой болью.
– Поп очухался, – доложили там, наверху, куда не дотягивался взгляд бывшего священника.
– Да хрен с ним. Пусть лежит.
Отец Василий попытался привстать, но его тут же придавил к полу чей-то ботинок с окованным латунью носком.
– Тебе лежать сказали! Вот и лежи.
– Ты, Махмуд, не понял, куда попал, – продолжил давно идущий разговор кто-то, отсюда не видимый. – Мы с тобой цацкаться не будем.
Привязанный к стулу кавказец приподнял голову и посмотрел куда-то вверх совершенно отрешенным взглядом.
– Переведи ему, Исмаил, если он по-русски не понимает, – предложил тот же голос мулле.
– Он сказал, что может тебя убить, – жутко гнусаво, как видеопереводчик, но на чистом русском языке "перевел" мулла.
Отец Василий хмыкнул – Исмаил был в своем амплуа.
– Ты что, козел?! Смеешься?! – возмутился голос.
– Он понял, – кивнул Исмаил.
– Ты у меня допрыгаешься! – пригрозил голос.
– Ладно, Купон, хорош, мы не за этим пришли, – одернули его.
"Вежливые ребята, – подумал отец Василий. – Даже слушать приятно".
– Значит, так, Махмуд, я повторяю вопрос: у кого товар берешь? – постепенно наливался яростью голос Купона.
– Какой товар? – хрипло спросил Махмуд.
– Те стволы, что ты позавчера саранским пихнул! Вот какой! – взревел Купон. – Что ты целку из себя строишь?!
– Я ничего… про стволы… не знаю, – выдохнул Махмуд и закашлялся.
– Пацанам зеленым будешь баки заколачивать, – устало выдавил сквозь зубы кто-то, до сих пор молчавший. – Стволы были, и ты их скинул саранским. Конкретно – Резаному. Из рук в руки. Он тебя нам и сдал. Ты, козел, лучше колись. Мы не менты. Молчанка с нами не проходит.
– Что… ты… хочешь? – прокашлял Махмуд.
– Откуда стволы взял, мы знаем, – прошелся по комнате Купон. – Брыкаловские стволы… Говори, с кем конкретно работаешь? Кто тебе их дает?
– Кузьма, – обессиленно выдохнул Махмуд.
– Кузьменко, что ли?
– Он.
– А почему он с нами работать не хочет?
– Я не знаю, но вы к нему не суйтесь. Хуже будет.
– Не понял. Ты что – угрожаешь нам?! А, Махмуд?! Ты нам угрожаешь?!
– Нет, Купон. Я правду говору. Кузьма чужих не любит. Ты чужой.
Купон нервно заходил из угла в угол. И вдруг резко остановился.
– Ты ничего не понял, Махмуд. Это ты здесь чужой! Ты!!! Понял?! А я свой! Свой я!!! Свой!!! И это тебя здесь не будет, а я здесь буду всегда!
Купон подлетел к Махмуду, схватил за грудки и принялся трясти, высказывая что-то оскорбительное и совершенно ненужное, пока братва не оттащила его в сторону.
"О-хо-хо! – сказал про себя священник. – А дело-то серьезное! Зря я сюда попал, совсем зря! Напрасно, можно сказать, в гости пошел… Ох, Исмаилушка, ну и знакомые, блин, у тебя!" Он пошевелил руками и ничего не понял – они были совершенно свободны!
– Ладно, Купон, давай думай, что с ним делать, – напомнили откуда-то из угла. – Мочить – значит, мочить…
– Не надо… меня убивать, – закашлявшись, попросил Махмуд. – Я против вас ничего не делал.
– Ты на нашей территории работал!
– Я знаю, что с ним сделаю. – Купон остановился посреди комнаты. – Я его в область отдам, Иващенке. Он как раз из Чечни вернулся, злой как черт! Обра-адуется земляку!
"Иващенко?" – мелькнуло у отца Василия смутное воспоминание. Что-то он слышал об этом начальнике отдела УВД области.
– Не надо… Иващенке! – прокашлял Махмуд. – Не надо, брат!
– Точно. Так и сделаю. Скобцов купленный на корню, а Иващенко – мент тухлый, а теперь еще и обстрелянный. Хрен он тебя выпустит – ни за бабки, ни за как.
– Не надо, не сдавай меня, брат! – взмолился Махмуд и задергался на стуле.
– Все! Хорош! – видимо, принял окончательное решение Купон. – Лесик, Мася, грузи чеха в тачку!
– А с этими что? – ткнули отца Василия в бок окованным латунью ботинком.
– Пусть грехи замаливают! – хохотнул Купон. – Да ты не дрейфь, мулла молчать будет, как немой, иначе в подельниках паровозом пойдет! А поп и сам с Кузьменко не в ладах. Так, поп?
Отец Василий нахмурился и промолчал.
Братва отвязала бормочущего Махмуда от стула и поволокла к выходу. Исмаил дождался, когда все выйдут, и метнулся к отцу Василию.
– Как ты, Мишаня?!
– Хреново. Чем это они меня?..
– Трубой, кажется. Давай помогу.
Исмаил осторожно приподнял отца Василия и усадил на диван. Шею и затылок простреливало острой болью.
– Не знал, что у тебя такие знакомые, – хмыкнул бывший священник.
– Махмуд – мой прихожанин, – сурово сказал мулла. – Ты сам сдал бы прихожанина властям?
– Не оправдывайся. Конечно, не сдал бы. Так тебя за это Щеглов напрягал?
– Да, – кивнул Исмаил. – Ты же знаешь, Щеглов с братвой заодно. Посиди, я сейчас воды принесу, рану промоем.
Исмаил исчез, а отец Василий тяжко задумался. Теперь все стало намного яснее. Щеглов заодно с братвой, Кузьменко "работать" с ними не хочет, а платить – тем более… Нормальный конфликт интересов. А тут еще и он со своими свидетельскими показаниями против Кузьменко выперся. Понятно, что его хотели… это… замочить.
Самым паскудным во всей этой ситуации было то, что он оказался как бы по одну сторону баррикады с братвой. С самого начала, еще с того солнечного денька, когда помог кандидату в депутаты Коляну Щеглу отбиться от неведомых "бандюг". Теперь выходило так, что это скорее всего и не были бандиты – с бандитами у Щеглова все было тики-так.
– Я слышал, тебя отстранили временно, – вошел в комнату с аптечкой в руках Исмаил.
– Ох, неплохо бы, если бы временно, – вздохнул священник. – Я так чую, могут и сана лишить.
– Ничего не поделаешь, Мишаня. Если Аллах дал тебе такую судьбу, значит, такова его воля.
– Знаю, – грустно покачал головой священник и ойкнул. – Ты осторожнее там! Щиплется же!
* * *
Отец Василий еще успел обговорить с Исмаилом конфликт слобожан и бугровцев, и оба сошлись на том, что конфликт пустячный и вот именно в таком виде его и надо заморозить.
– Я с ребятами поговорю, – пообещал Исмаил. – Да и с родителями тоже. Неприятности никому не нужны. Ты, главное, со своими бугровцами еще раз потолкуй – что им, во всем Усть-Кудеяре другого места для тренировок не нашлось, кроме как напротив татарской слободы?
* * *
Вечером, за ужином, Ольга подала весьма ценную идею.
– Ты бы съездил, Мишаня, в область да зашел бы в "Губернские ведомости", где тебя пропечатали, поговорил…
– И что я им скажу?
– Объясни, как все было на самом деле. Что ты спасал человека, а выставили так, будто бить помогал. А главное, пусть скажут, как фотографа найти. Глядишь, и перед патриархией оправдаешься.
– Да не собираюсь я ни перед кем оправдываться! – вспыхнул отец Василий.
В воздухе повисла неловкая пауза. Такого напряжения между ними не было, пожалуй, никогда.
– А чем тогда жить будем? – помолчав, спросила Ольга. – И кто ты сам тогда будешь?
– Не пропадем, поди, – угрюмо отозвался отец Василий. – Уж тебя-то с Мишанькой прокормлю – не инвалид пока.
– Ты извини меня, Мишаня, если я что не так скажу, – вздохнула Ольга. – Да только мужик без любимого дела страшнее моджахеда – что бы кто вокруг него ни делал, а все будет не по нему. Я не хочу такой судьбы ни для тебя, ни для себя, ни для Мишаньки. Да и гордыня все это.
"Да, это все гордыня, – не мог не признать отец Василий. – И ничего страшного не случится, если я и впрямь съезжу завтра в "Губернские ведомости" и со смирением в сердце попробую все объяснить. Они же люди, должны понять".
* * *
На следующее утро он надел новенькую, еще ни разу не надеванную рясу и, обняв Олюшку на прощание, поехал в областной центр. Жизнь уже не казалась ему такой тяжелой, а перспективы столь безрадостными. "Они же люди, должны понять! – твердил он про себя. – Должны…" И когда отец Василий вышел из автобуса и ступил на влажный асфальт большого города, тучи над головой внезапно рассеялись и сверху брызнуло теплыми, весенними лучами солнышко. И сразу все заискрилось, заиграло жизнерадостными цветами, и даже нахохлившиеся воробьи перестали дуться на жизнь и судьбу и принялись, поначалу неуверенно, а затем все громче и громче чирикать, уверенно заявляя свои права на существование.
Рядом с отцом Василием торопились по своим делам озабоченные горожане, зазывали в тепло своих отмытых машин таксисты, по-детски радостно улыбаясь, продефилировали мимо наглаженные омоновцы.
Отец Василий запрыгнул в идущий до центра автобус и поехал искать редакцию "Ведомостей". Судя по адресу, указанному в выходных данных, она находилась неподалеку от правительства области.
* * *
Автобус даже не выбрался из привокзального района, когда бывший священник заметил прямо перед собой знакомую фигуру. Он не помнил, откуда знает этого человека, но опущенные вниз плечи и обвисшие щеки расплачивающегося с кондуктором пассажира определенно были ему знакомы.
– А мельче нет? – спросила кондуктор, вздохнула и начала рыться в сумочке. – Подождите немного. Должно хватить.
Пассажир немного повернулся, и отец Василий чуть не свалился с сиденья. Это был Махмуд!
"Не может быть! Его же к Иващенко повезли сдавать!" Он ни секунды не сомневался, что Купон выполнит задуманное и устранит конкурента, пусть и самым непопулярным в криминальных кругах способом – сдаст ментам. Но факт был налицо, а Махмуд стоял прямо перед ним.
Священник приподнялся с сиденья и, расталкивая пассажиров, устремился вперед.
– Махмуд! – позвал он. – Эй, Махмуд!
Торговец оружием вздрогнул, полуобернулся и кинулся к закрытым дверям.
– Куда вы, гражданин?! – взвизгнула кондукторша. – Да что вы делаете?! Прекратите ломать двери!
Но Махмуд не слушал. Он ухватился за створку дверцы и одним рывком оттянул ее в сторону.
– Что ты делаешь?! – встревожился священник. – Подожди!
Мужик явно не соображал, что автобус идет на полном ходу, а значит, можно запросто разбиться.
Священник рванулся вперед, надеясь остановить этого придурка, но Махмуд уже протиснулся в дверь, выбросился наружу и покатился по асфальту под колеса идущей параллельно автобусу легковушки.
Отчаянно завизжали тормоза…
– Остановите! Человек разбился! Водитель! Тормози, братан! Мужика потерял! – вразнобой закричали пассажиры.
Автобус затормозил так резко, что визжащий от ужаса и неожиданности народ потащило вперед по салону. Двери открылись. Отец Василий протиснулся мимо так и застывшей с деньгами в руке кондукторши и спрыгнул на асфальт.
Махмуд уже поднялся и, хромая, бежал прочь.
Позже отец Василий так и не сможет ответить себе на вопрос, зачем он за ним помчался. Может, включился полузабытый спецназовский инстинкт. Но факт остается фактом – он кинулся вслед. Махмуд затравленно оглянулся и, не разбирая дороги, помчался через газоны, ограждения и тротуары.
– Да стой же ты, Махмуд! – кричал отец Василий. – Подожди! Я тебе ничего не сделаю!
Все было бесполезно. И тогда отец Василий перестал беречь свою новую рясу и помчался вслед по лужам и непросыхающей грязи.
– Стоять, я сказал! Посторонитесь, дамочка!
* * *
Они промчались через квартал, потом второй, затем пересекли одну из самых оживленных трасс города, но результат по-прежнему был нулевой – дистанция не сокращалась. Хотя и не увеличивалась.
Отец Василий уже покрылся грязными брызгами с головы до ног и теперь мечтал только об одном: поймать придурка, повалить на асфальт, придавить его коленом, да так, чтоб и дернуться не мог, и в высшей степени невежливым тоном потребовать объяснений.
Махмуд нырнул в очередной двор, и это стало его ошибкой – мужик не знал, что этот дом загибается углом. Священник этот двор помнил, гуляли они здесь по молодости с друзьями, а потому торжествующе выдохнул, срезая путь, рванул вдоль другой стороны и буквально через минуту врезался в Махмуда.
Они покатились по мокрому асфальту, собирая на себя бычки, плевки и ошметки грязи, и, только кувырнувшись вокруг себя полных три раза, остановились. Отец Василий, само собой, был сверху.
– И чего ты от меня бегаешь? – задыхаясь от возбуждения и скорости, поинтересовался он.
– Пусти, – потребовал подмятый Махмуд.
Его голос был тверд и самоуверен.
"А ведь если он связан с Кузьменко, то моя судьба зависит и от него, – осенило вдруг бывшего священника. – Возьмешь одного, выйдешь и на второго…" Острая надежда пронзила его. Если Иващенко и впрямь тухлый, то есть честный мент, да еще обстрелянный в Чечне, он может это дело и раскрутить! В конце концов, уже то, что начальник отдела областного УВД Иващенко никак не подчинен усть-кудеярским властям, давало основание рассчитывать на восстановление справедливости.
Это не была такая уж безумная мысль. Он огляделся. Рядом уже начали становиться в рядок любопытные местные пацаны от шести до двенадцати лет.
– Так тебя отвозили к Иващенко или все-таки нет? – поинтересовался отец Василий и уже примерился, как получше завернуть его руку за спину.
– Пусти, поп, – буквально приказным тоном распорядился Махмуд. – Пусти, пока жалеть не пришлось.
– С какой это радости? – весело поинтересовался священник и, едва заметив какую-то тень сбоку, получил страшный удар ногой в грудь.
– А вот с какой, – веско сказал ему ударивший. Он уже нависал сверху, прикидывая, куда бы заехать ботинком во второй раз.
Отец Василий стремительно откатился и встал на колени. В груди сильно саднило.
– Вставай! – распорядился человек, но руки Махмуду подавать не стал.
Священник огляделся. К месту схватки быстро направлялись еще двое мужчин, а из серой "Мазды" внимательно смотрел еще один, с пристальными начальственными глазами. Махмуд уже начал подниматься.
– Вы кто такие? – спросил отец Василий и встал.
– Меньше знаешь, дольше живешь, – даже не оборачиваясь, проронил тот, что его ударил.
Священник вгляделся. Это не был бандит. Но это не был и мент. Такую уверенность в своих действиях он встречал только у Кузьменко. Формально все правильно – свой своего покрывает, но отец Василий никогда не мог предположить, что майорская власть достает даже до области. Впрочем, ничего еще не закончилось.
– Я требую объяснений, – сказал он, старательно обшаривая подошедших "спасителей" глазами и запоминая мельчайшие приметы.
– На том свете объяснят, – спокойно пообещал тот, что его бил. "Светловолосый, рост метр восемьдесят, физически крепкий…" – запоминал священник.
Молодой человек повернулся. "Лицо квадратное, лоб широкий, брови дугообразные, глаза серые, нос прямой, подбородок с ямочкой…"
– Все в порядке, Макс? – подошли наконец остальные.
– Небольшое недоразумение, – кивнул в сторону попа Макс.
– Понятно, – кивнула подмога и решительно двинулась на отца Василия.
Махмуд уже поднялся и, не обращая внимания ни на своих спасителей, ни на священника, похромал к машине. "Уйдет!" – испугался отец Василий.
– Никаких недоразумений! – выставил он ладони перед собой и бочком-бочком двинулся в сторону уходящего Махмуда. В принципе, если его быстро обездвижить, то…
– Куд-да?! – встал у него на пути один из "спасителей". – Здесь стоять!
– Вы не понимаете, – мягко попытался обойти его священник и едва упел поставить блок. Эти ребята били без предупреждения.
Пацанва отбежала подальше, но за схваткой следила с неослабевающим интересом.
Махмуд уже садился в машину. Отец Василий попытался-таки прорваться вслед, но подлетел второй "спаситель", и ему стало не до шуток.
Парни наносили и наносили удары, и если бы не крепкая конституция священника, он давно бы уже валялся на асфальте. Машина с Махмудом внутри тронулась, оставив их всех разбираться самих.
– Да хватит же наконец! – озверел от своей патологической неудачливости отец Василий, перехватил ближайшего за руку и насадил его носом на свой крепкий, словно крышка канализационного люка лоб. Что-то хрустнуло, боец жалобно вякнул и осел вниз.
Второй попытался ударить, но отец Василий почти на автомате сделал парнишке подсечку и аккуратно уложил его личиком в асфальт. Теперь на ногах оставался только Макс.
– Кто вы такие? – спросил его отец Василий, глядя прямо в немигающие глаза последнего противника.
– Я же тебе говорил, – холодно ответил Макс и сунул руку в карман. – Меньше знаешь, дольше…
Окончание присказки отец Василий дослушивать не стал, а просто подхватил полы рясы и метнулся в сторону. Здесь, за гаражами, он помнил это, хоть и был здесь восемь лет назад, есть щель, ведущая в соседний двор.
"Ну вот кто они такие? – твердил он, протискиваясь в словно ставшую в два раза уже дыру. – Зачем им этот Махмуд?! Ведь русские же все! Славяне! А может быть, и православные даже".
* * *
Только минут через десять, когда убедился, что никто за ним не гонится, поп остановился и критически осмотрел рясу. Видок был еще тот. "А я ведь в "Губернские ведомости" собирался зайти! – тоскливо подумал он. – Хорошее впечатление хотел произвести…" Отец Василий печально вздохнул и присел на врытую в землю покрышку.
Он подробно вспоминал происшествие, пытаясь выстроить цельную картину и понять, что теперь следует делать, но даже после получаса тяжких размышлений так и не решился что-нибудь предпринять. Махмуда нет, в редакцию не заявишься, надо ехать домой. Он встал и побрел в сторону автовокзала.