Сонечка Владимировна ответила мне без слов: жестом римских патрициев, призывающих добить раненого гладиатора. Это означало "сердит".
Когда я вошел в кабинет шефа, Голубев с угрюмым видом перебирал коллекцию сувенирных зажигалок, расставляя их то так, то эдак. Были здесь зажигалки в виде Триумфальной арки, Колизея, Биг-Бена, статуи Свободы, египетской пирамиды - все подарки зарубежных коллег. Для полного счастья не хватало, пожалуй, такого же сувенира в виде главной мечети города Багдада. После войны в заливе иракские чекисты перестали быть нашими добрыми друзьями, а после свержения Саддама им вообще стало не до подарков, и шеф искренне жалел, что не успел обзавестись подобным сувениром вовремя. При этом любовь к зажигалкам сочеталась у Голубева с равнодушием к изысканному табаку; он покуривал допотопное "Золотое руно". Вот и сейчас кабинет был наполнен сладковатым мятным дымом.
- Здравия желаю, - сказал я, подходя к столу. - Вызывали?
- Вызывал, - неприветливо обронил Голубев. Его лысина окружена была легкой табачной дымкой, как нимбом. - Еще двадцать минут назад. Я смотрю, ты не поторопился.
- Задержался внизу, - покаялся я, выставляя перед собой папку с докладом, как гладиаторский щит. - Был в буфете, а по пути сюда попал в пробку... Возле лифта, - на всякий случай уточнил я. - Теперь ведь у нас не протолкнешься...
Произнося эти слова, я перевалил свою вину за опоздание на плечи главы государства. А заодно и Голубева.
Идея слить президентскую Службу безопасности с нашей конторой на Лубянке исходила лично от Президента и по пути в народ обросла множеством убедительнейших объяснений. Однако никто не сомневался: главной причиной стала отставка Сухарева, бывшего начальника СБ. Склонность Президента к развязыванию узлов по методу Македонского была общеизвестна. Когда надоел госсекретарь, упразднилась его должность. Когда поднял ералаш усатый вице, в России исчезло вице-президентство как таковое. Когда зашевелились олигархи, Президент разогнал их профсоюз, а половину общака забрал в бюджет. Ведомству Сухарева также пришлось разделить судьбу своего начальника. У нас в ФСБ ходило несколько версий о подлинных причинах его быстрого изгнания "по состоянию здоровья, в связи с тяжелым расстройством нервной системы". В быстрое помешательство главохранника мало кто верил; все копали глубже. Одни шепотом намекали на внезапную нелояльность самого Сухарева, проявившуюся в некоем интервью некой французской телекомпании. Другие во всем видели тонкую интригу нашего генерала Голубева, всегда мечтавшего прибрать к рукам сухаревскую службу. Третьи поговаривали, что-де интрига была, но шла не с Лубянки, а откуда-то изнутри СБ, и главной шестеренкой являлся один из Сухаревских замов. Так или иначе вопрос о снятии главного президентского телохранителя решился в кратчайшие сроки. А месяца через два была ликвидирована и СБ. Голубев стал главчекистом и главохранником в одном лице, на нас же свалились эсбэшные кадры и обязанности по обеспечению безопасности Президента. И так всегда; генералам - лишние звезды, их подчиненным - головная боль. Русская народная забава "Вершки энд корьешки".
- Ты это прекрати, - буркнул шеф, делая вид, будто не понял моих тонких намеков. - В пробку попал, видишь ли... Почему же я никогда не опаздываю?
Потому что у вас собственный лифт, хотел сказать я генералу - и сказал. Про себя, конечно.
Посчитав, что беседа о дисциплине завершена, Голубев оторвался от коллекции зажигалок, протянул руку и взял мою папку с докладом. С одним-единственным абзацем по делу "Мстителя" в том числе. Я уже приготовился оправдываться, однако разговор вдруг принял неожиданный оборот.
- Ты вот что, - произнес шеф. - Кончай заниматься этим психом.
Сперва я даже не понял, о ком идет речь, и вопросительно посмотрел на генерала.
- Психом, который письмо Президенту написал, - сумрачно пояснил Голубев. - Мало ли у нас сумасшедших? Наше дело - разбираться со здоровыми. Усвоил, Макс?
Я по-прежнему ничего не понимал. Не далее как вчера шеф сам передал мне это дело, назвал его сверхважным и срочным. Он даже намеревался доложить о письме террориста в администрацию Президента. "Любая провокация перед выборами, - торжественно внушал мне Голубев, - может нанести ущерб избирательной кампании. А если кто-нибудь задумает совершить теракт... Сообрази, что тогда начнется. Короче, приступай немедленно. Усвоил, Макс?"
Генерал наш не из тех, кто меняет свои мнения ежедневно. Скорее, напротив, старик из числа упирающихся рогом. Кто же его так здорово переубедил?
Голубев счел нужным удовлетворить мое невысказанное любопытство. Иногда на него вдруг нападал приступ откровенности. Тоже, наверное, синдром пожилого возраста.
- Мне звонили оттуда, - хмуро сообщил он, кивком указывая на потолок. - Дали понять, что мы не тем заняты. Накануне выборов мы должны обеспечивать порядок и спокойствие, не запугивать народ всякой ерундой. А малограмотных психопатов пускай отслеживает Институт Сербского...
По слову "малограмотный" я легко вычислил, кто именно позвонил Голубеву. Учитель чистописания в Кремле у нас один, ошибиться мудрено. Сам Глава администрации Президента. Железный Болек, как все его называют за глаза.
- Ты все понял, капитан Лаптев? - спросил генерал. Обычно в разговоре он называет меня по имени. Появление фамилии означает, что ни в какие пререкания с подчиненным Голубев вступать не намерен. Он приказал - я исполнил.
Странное дело: пять минут назад я злился на генерала, взвалившего на меня этого "Мстителя". Но когда ноша была снята, никакого облегчения я не почувствовал. Ничего, кроме тревоги.
- Так ведь... - начал было я.
- Разговорчики! - жестко оборвал меня шеф. - Возьмись за другие дела, и без выкрутасов! - Он открыл мой доклад на первой попавшейся странице, наугад ткнул пальцем. - Вот с Хатангой твоим не все ясно, с его здешними связями. Или Заточника доведи... Есть чем заняться. Иди.
Главе администрации, конечно, виднее, как проводить выборы, подумал я. Однако в террористах все-таки лучше разбирается Лубянка. На тысячу идиотских писем с ошибками может прийтись одно от настоящего террориста, пусть и чокнутого. Мне лично попался однажды друг-приятель, чуть не разнесший пол-Москвы. На ядерный грибок он хотел полюбоваться.
- Иди, - с нажимом повторил Голубев.
- Есть! - Я щелкнул каблуками и выполнил команду "кру-у-у-гом". Когда чувство долга конфликтует у меня с субординацией, я стараюсь разрешать конфликт мирным путем: не спорить с начальством, но и не во всем его слушаться. Официально я кладу "Мстителя" под сукно. А неофициально... Мои проблемы. У чекистов тоже бывают хобби.
И, кстати сказать, у нас ненормированный рабочий день.
4. ПРЕМЬЕР УКРАИНЫ КОЗИЦКИЙ
- ...Тогда он поднимает флаг над четвертым энергоблоком. А на флаге вместо нашего трезубца - двуглавый хохол! Ха-ха-ха-ха!
Сердюк досказал анекдот и смачно хохотнул. Дмитро и Олесь переглянулись и тоже захихикали. Даже Яша на переднем сиденье издал звук, напоминающий конское фырканье. Один лишь я только дипломатично улыбнулся. Увы, что дозволено референту, охранникам и шоферу, то премьер-министру делать возбраняется. Должность мешает. Вот уйдут меня в отставку, буду частным лицом - тогда пожалуйста. Смейся сколько влезет над любой непатриотической глупостью.
- Не годится, - забраковал я сердюковский анекдот.
- Почему, Василь Палыч? - удивился мой референт. - По-моему, ничего. Смешно. Глядите, Яшке - и то понравился. А до него доходит как до жирафа.
- Це добрэ, - отозвался шофер, пропустив "жирафа" мимо ушей. Яша был единственным из нас, кто даже в неофициальной обстановке разговаривал на государственном языке.
- Потому, - вздохнул я. - Существуют, шановний пан Сердюк, правила Большой Политики. Правило первое: без крайней нужды не ставить партнера в затруднительное положение.
- Не улавливаю, Василь Палыч, - наморщил лоб Сердюк. - Анекдот ведь не пистолет... - По его понятию, затруднить партнера можно было одним способом - сунуть под нос ствол. Иногда бывший атташе по культуре посольства в Москве и нынешний референт премьера Козицкого делался туп в элементарных вещах. Сказывалась служба в посольской Безпеке, которую он лет пять сочетал со служением национальной культуре. С явным ущербом для последней.
- Скажите мне, Сердюк, - мягко поинтересовался я у референта, - а куда мы, собственно, едем?
Сердюк озадаченно наклонил голову. Затем вернул ее в прежнее положение. Опять наклонил. По его гренадерскому лбу вновь прокатилась складка. Вопрос был слишком прост, чтобы не содержать подвоха.
- Как - куда? - проговорил он наконец. - Понятно куда. В Кремль. На встречу с ним... - Мой референт ткнул пальцем куда-то в сторону окна "Чайки".
Я посмотрел в указанном направлении. Автомобиль уже отъехал на приличное расстояние от нашего особняка в Гагаринском переулке, однако пейзаж за окном ничуть не изменился. По обеим сторонам дороги седовласый Президент России, как и прежде, исправно помахивал рукой с предвыборных плакатов. Вместо официального пиджака на Президенте теперь был свитер домашней вязки - темно-зеленый, неброский, уютный. Когда сегодня утром я ехал из аэропорта в наше посольство, картина вокруг была точно такой же: улыбка, свитер, взмах рукой, ласковое пожелание не ошибиться в выборе. Казалось, на всех российских дорогах в окно заглядывает твой добрый родственник, почти дедушка. Решившись отдать голос за кого-нибудь другого, ты как будто совершал предательство, отправляя родного деда в богадельню. Имиджмейкеры из администрации сработали замечательно, высший пилотаж. На тех, кому за сорок, такие штучки должны подействовать. И подействуют, можете не сомневаться. Этот непотопляемый выскочка Болеслав умеет подбирать команду. Дважды его задвигали в правительство, дважды отправляли в отставку, но всякий раз перед выборами возвращали обратно в Кремль. Вот кого нам в Киеве так не хватает: мастера-администратора суперкласса. С ним можно было двинуть в президенты кого угодно, хоть черта с рогами. Хоть Сердюка.
Сердюк все еще озадаченно вертел головой, не догадываясь о моих мыслях. Мысли премьер-министра Безпека читать не научилась. Она даже анекдоты для премьер-министра подбирать не научилась. Квалификация не та. Искусство дипломатии - не игра в солдатики, головой тут не вертеть, а думать надо.
- Правильно, угадали, - сказал я референту. - Мы едем в Кремль. Встреча на высшем уровне, протокол, разговор тет-а-тет, неофициальная часть. Теперь представьте, что я рассказываю ему эту вашу шутку, про четвертый блок... Его реакция?
- Засмеется, - уже не слишком уверенно произнес Сердюк.
- Нельзя, - сразу возразил я. - Получится, что президент одной страны смеется над национальной трагедией другой страны. Нам про Чернобыль еще можно шутить, а им - недипломатично. Согласны?
- Ну, значит, не засмеется, - подумав, предположил референт. Складка на его лбу разгладилась. Не "да", так "нет" - проще галушки. - Значит, он сделает вид, что не понял юмора.
- Тоже нельзя, пан Сердюк, - объяснил ему я. - Вообразите: премьер-министр одного государства во время встречи в верхах рассказывает анекдот, а глава другого государства никак не реагирует, молчит. Это либо бестактность, либо выражение открытого недоброжелательства. У нас с Россией не такие блестящие отношения, чтобы провоцировать их Президента.
- Что же делать? - захлопал глазами Сердюк, сраженный моей безупречной логикой. - И так плохо, и эдак. Безвыходная получается ситуация, Василь Палыч.
- Что делать? - переспросил я. - Тщательнее готовиться к высокой встрече, вот что. Дипломатический анекдот необходим, но он должен быть смешным и одновременно безобидным. Чтобы веселил и никак не задевал присутствующих. Есть ведь анекдоты про тещу, про ГАИ, про домашних животных...
- Ага, - обрадовался Сердюк. - Понял. Тогда вот этот наверняка сгодится, очень безобидный. Едет в поезде ксендз и везет с собой козла. Заходит в купе раввин и гово...
- Вы с ума сошли! - ужаснулся я, прерывая рассказчика на полуслове.
- А что... что такого? - поперхнулся от неожиданности Сердюк. - Там дальше как раз про тещу... как вы и просили, Василь Палыч... - Политические тонкости были выше его понимания.
Я постарался взять себя в руки. Сам виноват: не надо было экономить на кадрах и совмещать малоприятное с бесполезным. Раз уж держишь в референтах знакомого "дятла", так терпи, премьер. С Сердюка ведь и спроса нет, Безпека есть Безпека. Задача перевозки в одной лодке волка, козы и капусты - не по его ведомству.
- Опомнитесь, пан Сердюк, - печально сказал я своему личному гэбэшнику. - Какой ксендз? Какой, к дьяволу, раввин? У Президента России Глава администрации - поляк, министр финансов - еврей... Что обо мне подумают? И какие могут быть нормальные переговоры после таких намеков?
Мой референт сник.
- Жалко, Василь Палыч, - потерянно пробормотал он. - Шикарный анекдот, обхихикаешься. В принципе можно заменить раввина муллой, а ксендза...
- Мулла отпадает, - не дал я ему договорить. - Личный врач Президента России - татарин. Сразу предупреждаю, что их третий первый вице-премьер родом из Анадыря. Поэтому и не пытайтесь заменить ксендза чукчей-шаманом. Вообще выбросьте эту историю из головы, если уж взялись мне помогать. Черт с ними, с козлом и раввином. Забудьте.
В салоне нашей "Чайки" установилось затишье. Сердюк беззвучно зашевелил губами, выбирая из числа анекдотов необидный и политически надежный. Не желая смущать референта, я отвернулся к окну. Российский дедушка-Президент в знакомом свитере по-прежнему помахивал с плакатов каждые полкилометра. Ближе к Новому Арбату по краям дороги стали, однако, попадаться и другие лица. У лидера оппозиции Товарища Зубатова были строгий темный костюм и сурово-официальное лицо человека, не то явившегося на похороны, не то вот-вот пришедшего со свежих похорон. На его плакатах не хватало только медного блеска труб духового оркестра. Их отсутствие отчасти искупалось наличием золотисто-блестящих колосьев, серпа и молота, на манер солнца всходивших где-то за спиной Товарища Зубатова. Залысина вождя оппозиции располагалась на месте макушки земного шара. Издали вся картина очень напоминала бывший герб СССР, у которого внезапно отросли ноги. Имиджмейкеры оппозиции были классом пониже, это чувствовалось сразу. Такая наглядная агитация могла возбуждать лишь пенсионеров с ослабленным зрением. Впрочем, зубатовские шансы на выборах были довольно высоки: пенсионеры одинаковы - в России или в Украине. Умрут, но придут к урнам.
Сердюк за моей спиной горестно завздыхал. Должно быть, он вспомнил хороший анекдот, который, увы, был не вполне дипломатичным. Я не стал оборачиваться к нему. Пусть поработает мозгами, полезно.
Кроме Президента в свитере и Зубатова в колосьях на внимание проезжающих претендовал еще и Генерал с тяжелым квадратным подбородком. На плакате Генерал изображался в пятнистой камуфляжной форме и фуражке с орлом. И у этого претендента были недурные шансы. Люди с квадратными подбородками готовы были голосовать за своего обеими руками. Позицию же Генерала по русско-украинскому вопросу до сих пор узнать не удавалось - ни дипломатам, ни Безпеке, ни даже журналистам. Возможно, Генерал еще не выработал взглядов на сей счет: как политику ему было меньше годика - младенец, да и только. Его агуканье было грозным, но пока неразборчивым... Зато уж позиции остальных претендентов нам были известны. Мы знали, например, что Товарищ Зубатов активно настаивает на перекройке границ и переделе земель и вод. Все воинственные заявления Думы провоцировались зубатовской фракцией. Наша Верховная рада не успевала давать отпор каждому зубатовскому чиху, хотя занималась уже исключительно этим, с утра до вечера, делая только перерывы на обед и пресс-конференции. Вечный двигатель демократии, работающий вхолостую...
Мимо окон "Чайки" проплыл еще один черный костюм Товарища Зубатова, за ним - пятнистый генеральский комбинезон. Потом сразу три президентских свитера подряд. Три седых пробора, три дедушкиных улыбки, три добрых совета сделать правильный выбор. Киев уже выбрал. Было решено, что победа Президента России все-таки больше отвечает интересам Украины, чем выигрыш любого из остальных кандидатов. К нынешнему мы притерпелись. С нынешним мы договоримся. Он хоть не потребует от нас всего, сразу и быстро. Меньшее зло - уже почти и не зло с точки зрения БПЦ, Большой Политической Целесообразности.
Потому-то сегодня я и еду в Кремль: выразить поддержку официального Киева официальной Москве. Только дружелюбие, ничего кроме. Дела финансовые прибережем до после выборов...
- Вспомнил! - воскликнул из-за спины Сердюк. - Самый подходящий. Ни раввинов, ни чукчей, ни Чернобыля. Ничего взрывоопасного. Анекдот о жопе. Приличный.
Я обернулся. Референт лучезарно улыбался. Мои хлопчики-охранники Дмитро и Олесь ерзали на сиденье. Они не знали теперь, как вести себя, если им сердюковский юмор понравится, а высокому охраняемому начальству - нет. Должны ли они смеяться или правильнее будет не смеяться?
- Жопа, - с удовольствием начал Сердюк, - обращается с жалобой в Совет Безопасности ООН. Она жалуется, что, во-первых, разделена на две части. Во-вторых, к голосу ее никто не прислушивается...
Не выдержав, Дмитро хихикнул. Олесь еще сдерживался.
- ... И в-третьих, пресса до нее доходит в самую последнюю очередь.
Презрев свой высокий должностной ранг, я захохотал. Анекдот был грубоват, но остроумен. Для тех, кто сталкивался хоть раз с ооновскими документами, он имел дополнительную прелесть. И, кажется, его можно рассказать в Кремле, не рискуя накликать межгосударственный скандал. Глядя на меня, Олесь и Дмитро стали радостно смеяться. Они были счастливы, что их мнение рядовых охранников совпало с мнением премьер-министра республики Василя Козицкого. Народ и власть продемонстрировали свое единство.
- Хороша шуточка? - с торжеством спросил Сердюк, оглядывая салон "Чайки". Он подтвердил свое право называться референтом и давал мне понять, что готов к более сложным и ответственным поручениям председателя Кабинета министров.
- Це не гарно, - вдруг сказал тяжело молчавший шофер. - Чому Крым называты сракою? Недобрэ.
Сердюк вздрогнул и переменился в лице.
- Какой Крым? При чем тут Крым?! - воскликнул он, чувствуя, как победа выскальзывает у него из рук. - Я ему про жопу, а он про Крым! Василь Палыч, не слушайте этого дурака! Рулишь - вот и рули.