Водитель-телохранитель, не усекший моего тонкого юмора, выпучил на меня гляделки. Пришлось популярно разжевать ему, что рулить надо в сторону Профсоюзной. Дальше я покажу на пальцах.
Денис Апарин, бывший хахаль моей сучки, жил в девятиэтажке аккурат на углу двух проспектов - Севастопольского и Нахимовского. Вообще Москва славилась мазохистской традицией увековечивать память о проигранных войнах. Переулок Цусимы я видел собственными глазами. Илюшка Милов уверял, будто где-то в районе Выхино точно есть 1-й и 2-й Кабульские тупики. А поскольку недавнюю войнушку на Кавказе мы тоже бездарно просрали, следовало ожидать появления на карте столицы Ялыш-Мартановской и Кара-Юртовской улиц. Или какого-нибудь там бульвара имени генерала Гамаля...
- Оружие с тобой? - спросил я у Дуси, когда мы причалили метрах в ста от девятиэтажки и высадились из машины.
- Сегодня полный набор, - гордо ответил мой охранник.
Для наглядности он задрал куртку, явив на свет божий телескопическую дубинку, газовый пистолет в кобуре и велосипедную цепь. Весь этот арсенал приторочен был к поясному ремню. Одна беда: как показал вчерашний опыт, Дуся был воякой аховым. Ни один крутой боец не позволит опрокинуть себе на голову полную кастрюлю щей. Охранником Дусей можно было испугать врагов только издалека.
- Будешь толпиться у меня за спиной, - приказал я, - и в случае надобности выставишь это железо напоказ.
Сам по себе Денис Апарин - унылая близорукая глиста лет двадцати трех от роду - мне ничем не угрожал. Зато его новые братки из Русской Национальной Лиги, окажись они неподалеку, могли бы добавить синяков моему фейсу.
История Апарина была проще веника. Прежде чем примкнуть к карташовцам, библиофил Дениска подторговывал в "Олимпийце" книжульками, периодически имел Сашку и был страшно доволен жизнью. Патриотом он заделался уже после того, как дрянь предпочла европейски известного писателя и видного политика заурядному очкастому ботану. Вот тогда Апарин, справив себе черную рубаху, подался в карташовский агитпроп. С тех пор газетенка "Честь и порядок" разносила уже не только сионистов, демократов и банкиров, но и "грязных голубых пидорасов, вроде пачкуна Ф. Изюмова". Несмотря на это книги пачкуна Ф. Изюмова хранились у Дениски на видном месте, а сам он при встречах продолжал звать меня на "вы".
- А, здравствуйте! - Очкастая апаринская репа высунулась из квартиры после первого моего звонка. - Заходите, пожалуйста!
Я сделал шажок в распахнутую дверь, готовый тут же отскочить назад, под прикрытие дусиного арсенала. Однако на вешалке я углядел единственную черную пилотку с серебристой черепушкой, а в прихожей унюхал всего одну пару вонючих нагуталиненных сапог. Пилотка и сапоги явно были хозяйскими.
Убедившись, что другими патриотами, кроме Апарина, здесь не пахнет, я отослал Дусю на улицу - стеречь нашу "девятку" - и прошел в комнату следом за хозяином.
С первой секунды мне сделалось ясно: про политубежище в доме отставного хахаля сучке моей лучше забыть. Дениска все-таки преодолел этап острой половой депрессии. У гладильной доски посреди комнаты теперь царствовала незнакомая мадам, на голову ниже самого Апарина и на обхват его толще. Типичная хавронья.
Смена впечатлений пользительна для тонуса, сообразил я. Память о костлявой Сашке следует изживать именно в таком мясистом окружении.
- Это Антонина, - чопорно представил Дениска свою новую подругу. - Антонина, это Фердинанд Изюмов. Тот самый.
- Ой! Вы Изюмов! - возбужденно захрюкала мадам, едва не сбросив на пол утюг. - А я вас читала, мне Денис давал!
Вероятно, Дениска успел ей здорово натрепаться, какой великий писатель и знаменитый политик перешел ему дорогу. Благодаря мне одна строчка в истории мировой литературы ему обеспечена.
Оставив мадам Хрю наедине с гладильной доской, я завел Апарина на кухню, чтобы выведать о дряни. Денис быстро раскололся. Да, моя сучка прибегала вчера к нему, но Антонина ее мигом поперла. Встала в дверях и не пустила внутрь. Где Сашка ночевала, Денис поэтому не знает и знать не хочет. Может, поехала в свою текстильную общагу, на Рублевку. Или к двоюродному дяде в гостиницу.
О Сашке патриот Апарин говорил без сожаления. Пухлая свиноматка заняла последнее свободное место в его сердце. Все другие ниши были уже под завяз набиты пыльным хламом - старыми книжульками, портретами усатого фюрера Карташова и пожелтевшими газетками Русской Национальной Лиги.
- А что ваша Лига? - из любопытства спросил я. - Еще не раздумала голосовать за плешивого?
Вместо ответа Апарин нахмурился. По кислой его мине я сообразил, что между черными и красными внезапно пробежал котяра цвета карташовской униформы. Немного поколебавшись для виду, Дениска приоткрыл мне краешек секрета: сегодня они с фюрером едут к зубатовцам в штаб. Визит внеочередной. Накануне выборов у руководства Лиги закрались сомнения по поводу истинного лица генерального секретаря.
- Какие тут могут быть сомнения? - удивился я. - У меня давно нет никаких сомнений! Лицо папаши Зуба определенно просит кирпича. Вашему фюреру надо быть аккуратнее в связях.
Дениска не заступился за союзника, однако и не сболтнул, какую личину утаил красный генсек - сиониста, банкира или, упаси Боже, демократа? Пришлось мне отступить несолоно хлебавши. Уходя я даже подарил пухлой Антонине размашистый автограф на ее затрепанном экземпляре "Гей-славян". Автографов Изюмов не жалеет, пользуйтесь. Когда-нибудь такая роспись будет стоить на "Сотби" кучу деньжищ.
- Голосуйте лучше за меня, - посоветовал я уже на пороге. - Не прогадаете. Мое творчество вам сексуально чуждо, зато социально близко. К тому же я свой, чистопородный русак. Имя слегка подкачало, а вот фамилия происходит от славянского корня "изюм". То есть сушеный виноград. Любит ваш фюрер виноградное вино?
Апарин осторожно промолчал, не желая выдавать алкогольные пристрастия вождя.
- Пиво он любит, - вместо хозяина хрюкнула Антонина. - Лакает его, как конь. - Видимо, сходки черных рубашек на квартире Дениски ее порядком достали. Даже три-четыре пары черных гостевых сапог могли завонять гуталином весь малогабаритный коридор. Но если уж ты подруга спасителя Отечества, зажми нос прищепкой и терпи...
Выйдя на улицу, я сел в машину и сказал шоферу Дусе:
- Дуй на Рублевку. Там-то мы его накроем.
Серо-коричневый корпус общежития Текстильного института воздвигли в престижном районе на Рублевском шоссе, кварталах в трех от школы на улице Осенней, где был теперь избирательный пункт.
Поначалу текстильный дом населяли будущие ткачи и ткачихи. Однако в перестройку префектура Крылатского так вздула аренду, что общагу уплотнили и публика сделалась очень пестрой - каждой хари по паре. Даже газетчики выцарапали себе кусок. На том этаже, где в десятиместной комнатухе ржавела и сашкина кровать, неплохой двухкомнатный метраж отхватила пара бойких девок из "Московского листка". Одну из них довольно скоро прирезали в подъезде общаги, а другая вмиг захапала себе всю жилплощадь целиком. Потом уж дуралеи из ментуры раскопали какого-то тронутого недомерка и навесили ему убийство первой девки, с целью ограбления. Хотя и ежу было понятно: заказала соседку та, что осталась. Из-за десятка квадратных метров, крейзи! Сон разума, Босх и Дюрер. Ранний Хичкок. В стране отлетающих крыш президентская должность - сущий крест, искупительная жертва, непрерывная Голгофа. Благодарите же, сволочи, писателя Ф. Изюмова, который готов влезть на этот крест и промучиться хоть два срока подряд...
Дуся упрятал авто в ближайшую подворотню, выключил мотор и немедленно загромыхал своими железяками, намекая, что дозрел до операции "Захват Сашки". Даже маленечко перезрел.
- Жди тут, - пресек я инициативу охранника. - Твоя задача - караулить машину.
Беглую шимпанзе не обязательно сразу гнать велосипедной цепью и устрашать пальбой из газового пугача. Я все-таки мастер слова, а не рабовладелец с дикого Юга. Или не уговорю ее так?
В подъезде текстильной общаги было сыро, полутемно и совсем безлюдно. Летом, во время каникул, даже простые бабки-вохровки тут не водились: проходи свободно, куда хочешь, и режь, кого душа пожелает. На дверях единственного лифта я углядел бумажку с корявым "Не работает". Дрянь говорила, что в ту ночь, когда зарезали репортершу из "Листка", лифт тоже не работал и девка поднималась пешком. На лестнице ее и встретил хмырь с ножичком. Примерно вот здесь, между вторым и третьим.
Взбираясь вверх по ступенькам, я нарочно задержался на площадке. Провел пальцем по сырой стене и вообразил, как острие финки тихо впивается мне в бок, левее и выше задницы... Брр! Могу понять, почему Сашка при первой оказии плюнула на институт и сдернула отсюда к унылому очковому ботану. Текстильная ее карьера с самого начала не задалась. Не тот темперамент.
Перед дверью с номером "132" я остановился, перевел дыхание. Сучка могла быть только здесь, уже без вариантов. Дядя Моржович и патриот Дениска, дружно трубя в охотничьи рога, сами загнали для меня дичь в клетку ненавистной общаги. Податься твари больше некуда. Сейчас блудная гадина покорно склонит выю у ног своего прекрасного (я извлек из кармана зеркальце и поправил кепарик) принца. Плод созрел, пора подставлять мешок.
Вытянув руку, я легонько застучал в приоткрытую дверь. Другой бы на моем месте вломился и без стука, но кандидату в президенты подобает изящный политес. Моветон ему западло.
- Кто? - спросил недовольный голос.
Сашка. Естественно, одна. В это время года се товарки скопом уезжают на малые родины: домой к коровам и заливным лугам, прочь из вавилона разврата и высоких столичных цен.
- Принц в пальто, - тонко пошутил я.
За дверью ржаво лязгнула панцирная сетка, по полу стремительно зашлепали босые ноги. Я изготовился поймать блудную дрянь, навалять ей пару звездюлей, а потом простить. Фердинанд Изюмов охрененно толерантен. Даже знаменитые прозаики и известные политики бывают терпимы к безмозглым сучкам. Тем более когда эти прозаики и политики не трахались по полтора дня...
С деревянным ударом дверь захлопнулась. Я услыхал, как скрипучая ножка стула быстро пролезла в дверную ручку. Вот пакость! Ножка в ручку - старый школьный фокус. Так мы сами запирали класс изнутри, когда будущему писателю Изюмчику было лет десять, а сучкины папаня-маманя еще и близко не сношались.
- Александра, ну-ка открой! - сурово произнес я. - Кончай придуриваться, я ведь серьезно. Слышишь?
- Иди в жопу, Фердик! - отозвалась дрянь с той стороны. - Можешь проваливать, все равно не пущу! Дрочи всухую, я тебя разлюбила!
Я надавил плечом, однако стул был крепок. Запасы моей толерантности иссякли.
- Доиграешься, чертово отродье, - злобно сказал я. - Выбью сейчас дверь и та-а-ак тебя отделаю!
- Сперва выбей, - хихикнула сучка. - Пупок развяжется.
Раза два я пнул ногою створку, испытывая ее на прочность, затем отбежал подальше для разбега...
И, как баран, попался на другой школьный трюк!
Когда я отскакивал, чтобы прыгнуть, паскудница втихую убрала стул. Не встречая препятствий, я вломился в открытую дверь, ласточкой пролетел по всей комнате и шлепнулся на койку у противоположной стены, на лету раскидав шеренгу пустых кроватей. Взметнулась ржавая пыль, панцирная сетка противно залязгала. Перед моими глазами мелькнуло убегающее красное пятно в дверном проеме.
- Догоню - убью! - Я вскочил, бешено рванулся следом и несколько шагов проволок за собой железную кровать, которая вцепилась сеткою мне в левую брючину.
Пока я освобождал ногу, дрянь успела выскочить из коридора и с громким визгом ссыпалась вниз по лестнице.
- Стой по-хорошему! - проорал я в гулкий пролет, перепрыгивая сразу через три ступени.
Тяга к ярким цветам подкузьмила сучку. Упустить из виду огненно красный сарафан не смог бы даже дальтоник. Выбежав из подъезда, я заприметил вдали красный лоскут и бросился за ним. Коррида, свирепо подумал я на ходу. Час быка. Забодаю паршивку голыми руками.
Как назло, подворотня вместе с машиной и Дусей остались в другой стороне. Но и без машины я сумел развить очень неплохую скорость. Злость покинутого мужчины несла меня вперед, как на крыльях. Гордость обманутого кандидата в президенты придавала мне свежих сил. Новенькие брюки, подло израненные железом сетки, стучали в мое сердце.
Примерно через квартал яркое пятно сарафана исчезло за углом. Минуту спустя я резко свернул в том же направлении...
Ох и ни хрена себе пейзажик!
Я невольно сбавил скорость, на миг забыв про корриду и про погоню. Обычная московская толпишка меня вряд ли бы остановила: я умею ходить по головам, отдавливая носы и уши. Но эта толпа была сюром чистейшей воды, бредом пожирателя мухоморов, картинкой полоумного Дали.
Штук сто празднично прикинутых хохлов - усы, чубы, шаровары - торжественно открывали мемориальную доску Джона Леннона!
Дрогнув, я попятился от бреда. Хохлы и битлы, екнуло в мозгах. Бузина и дядька. Кобзарь forever.
Атас, испуганно сказал себе я, это уже не прикол. Это уже полная пурга! Такие штучки бывают от ЛСД, но я-то с кислотою давно завязал, клянусь мамой! Неужто спонтанный рецидив? Чтобы победить глюк, я больно ущипнул себя за задницу.
Чубы, доска и кобзарь Джонни не растаяли в воздухе. Я ущипнул себя вторично. Глюк снова не пропал.
Только когда в устье толпы мигнуло, удаляясь, знакомое красное пятно, я опомнился и с криком: "Сашка! Сашка! Стой, паскуда!" - начал локтями продираться сквозь заросли чокнутых тарасов бульб на ясный огонь сучкиного сарафана.
Но темп уже был потерян. Переулок, куда скрылась дрянь, впадал в другой переулок, а тот раздваивался на хилые рукава - правый и левый. Я прыгнул влево, проскакал вдоль исписанного забора и уткнулся в глухую кирпичную стену. Тупик! У самой стены на узком ящике скрючилась старуха, карауля газетку с расставленными на ней банками.
- Тварь лысую... - выдохнул я, - не видели?..
- Творожку? - шамкнула в ответ абсолютно глухая ведьма. - Бери, внучек, все свеженькое, от своей коровки...
Покрыв старуху бесполезным матом, я развернулся на сто восемьдесят и помчался вон из кирпичного аппендикса, прямо ко второму из рукавов. Сучки, естественно, уже след простыл. С упрямством ишака я обежал все окрестные дворы, нарвался еще на нескольких ведьм-спекулянток и даже сгоряча купил у одной мятый соленый помидор, в надежде раскрутить ее на информацию. Однако промазал: старая до того была рада первому покупателю, что теперь умильно соглашалась с каждым моим словом. Лысую девку? Видела, как не видеть? И лысую, и волосатую, и в сарафане, и в портках. Всяких она видела, за восемьдесят-то лет!.. Если бы я пожелал узнать, не пробегало ли мимо стадо мамонтов, бабка с радостью подтвердила бы и мамонтов.
Это был классический облом, фиаско из фиасок. Пуганую дрянь до вечера искать бесполезно, все подъезды в Москве не обойдешь. Гениальная операция "Захват Сашки", забойно начатая, в финале накрылась медным тазом. После такой неудачной облавы мне смело можно поступать в ментуру - там за глупость сразу дают не меньше майора плюс денежную надбавку за идиотизм.
По правде говоря, скорбно признал я, вся моя затея попахивала ментовской дурью от начала до конца. Не стоило видному политику и кандидату в президенты носиться за упрямой тварью. Тоже мне занятие накануне выборов! Только харизму себе уронишь. Фердинанд Изюмов горд, велик и неприступен, словно гора Юнгфрау. Загонять обезьян должен тот, кто масштабом помельче и извилиной попрямее.
Ничего-ничего, утешил себя я, жуя прохладный помидор. Гостиницу "Националь" обороняет от дряни купленый дядька, апаринскую хату сторожит ревнивая Антонина. Тварь побегает-покрутится - да и опять придет в общагу, к дырявой железной сетке. Надолго гонору у нее не хватит. На продавленной койке в сырой конуре любые капризы проходят быстро. Каждая ночь в этом клоповнике хуже десятка не полученных от меня оплеух. Через сутки-другие поглядим, кто кого разлюбил и кому куда дрочить. Она еще в ногах будет валяться, шнурки зубами развязывать.
А я буду холоден и молчалив. Как этот бывший помидор.
На выходе из переулка я не застал уже толпы самостийных глюков, но мемориальная доска висела по-прежнему. Портрет из мрамора удался на славу, особенно тонкие круглые очки. Даты жизни певца, конечно, переврали. Да и фамилию выбили по-своему, на хохляцкий манер: "Лазарчук" вместо "Леннона". Вот хитрожопый народ, вдруг сообразил я. Взяли и присебякали чужую покойную знаменитость! Нагло стырили битла у англичан. Эдак я помру - и меня посмертно в хохлы перепишут. Сделают каким-нибудь Доценко, Бабенко или Савенко...
Машину вместе с шофером я отыскал в той же подворотне, где оставил. Дусю Кораблева запросто можно было взять врасплох. Несмотря на приказ неусыпно бдить, мой телохранитель открыл все дверцы настежь, а сам, шевеля губами, внимательно разглядывал нечто вроде карманного календарика. Легко было подкрасться к его уху вплотную и гаркнуть погромче:
- Едем!
Дуся подпрыгнул на сидении, роняя под ноги календарик. С обратной стороны картонки мудро заулыбался нынешний Президент, обнимающий надпись "Сделай правильный выбор". У меня возник хороший повод избежать разговора о непойманной Сашке.
- Ну и ну! - строгим голосом произнес я. - Вражескую агитацию разводим? Очень интересно!
- Да нет... - стушевался охранник. - Это я так, вчера у ресторана его подобрал, случайно... Туг гороскоп есть, на завтра.
- И что же обещают звезды? - иронически спросил я. - Давай-ка, глянь на моего Овна.
Дуся поднял свою дребедень и стал водить кургузым пальцем по строчкам.
- У Овнов неприятности, - виновато поведал мне он. - Вот здесь написано: "Вас подстерегает беда. Не старайтесь быть похожими на других".
- Прямо так и говорится? - хмыкнул я, забираясь в машину.
Все-таки Дуся обладает счастливым свойством поднимать мне настроение. Приятно сознавать, что здоровый рукастый мужик рядом значительно дурее тебя.
- Прямо так, - растерянно сказал мой голубой телохранитель.
- Тогда все о’кей. - Я отобрал у него дребедень с гороскопом и выкинул из окна автомобиля. - Этот совет не для меня, милый Дуся. Фердинанд Изюмов - экземпляр штучный, сработанный Богом по спецзаказу. Ничего похожего в мире нет... Заводи-ка мотор и поехали жрать.
47. СОРАТНИК ГЕНЕРАЛА ПАНИН
Немцы наступали. Сначала мелкими ударными группками они прощупали наши передовые части, затем жестоко потрепали нервы авианалетами и артподготовкой, а уж только потом ввели в действие основные силы. Мощный кулак из четырехсот пятидесяти тяжелых танков генерал-фельдмаршала Манштейна с размаху врезался в наши позиции, легко сминая 52-ю гвардейскую стрелковую дивизию. Сладил черт с младенцем! Четыре сотни "тигров" с усиленной лобовой броней - это вам не дюжина мраморных слоников на полке! Таких зверюг обязаны были встречать реактивные пэтээры, но вместо них подразделения комплектовались обычными мухобойками системы Симонова. Всего за один день нас выдавили из Березова, Козьма-Демьяновки и еще десяти населенных пунктов, в том числе важного укрепрайона в Черкасском, откуда после фланговой немецкой атаки отошла с потерями 67-я гвардейская. Обстановка накалилась до предела. В любой момент танковый клин противника мог отрезать первый эшелон обороны от основных сил...
- Товарищ полковник, немцы! - В дверях возник мой адъютант капитан Дима Богуш.