- Что же здесь странного, милочка? Представьте себе, меня мучила страшная мигрень, никакие таблетки не помогали. Вот я и подумала, может, на воздухе станет легче. Это ведь так естественно.
- Ну конечно, моя маленькая, конечно! Ты только не волнуйся. Никто с тобой и не думает спорить… - заблеял обеспокоенный супруг.
- Однако мне показалось, что Мишель…
- Дорогая, прошу тебя, не обращай внимания! Мишель сегодня что-то не в духе, уж не знаю почему… Похоже, нынешние девушки все такие - нахальные и невыносимые.
- Может, и нахальные, зато верные! - резво вставила Мишель.
Отец какое-то время молча смотрел на нее.
- Верные? Кажется, ты решила изъясняться загадками? Верные кому?
- Допустим… своим обязательствам…
- Интересно, ну что ты-то можешь в этом понимать? Помолчи-ка лучше, в конце концов ты меня рассердишь! Соня, любовь моя, прости, но я должен уходить - меня ждут клиенты.
- Да, мой толстячок, иди…
- Я приду как только освобожусь, но, если ты заснешь, не стану тебя будить.
- Как ты деликатен, мой дорогой…
Поцеловав еще раз больную в лоб, Альбер попросил дочь немного побыть с мачехой в его отсутствие. Оставшись одни, женщины с нескрываемой ненавистью взглянули друг на друга. Первой не выдержала мадам Парнак.
- Вы терпеть меня не можете, правда?
- Не то слово!
- Вот как? И за что же?
- Святая невинность! Разве не по вашей милости отец оказался в столь жалкой роли?
- Какой еще роли?
- Обыкновенной - рогоносца.
- Какие гадкие слова, - насмешливо бросила Соня, - напрасно вы слушаете сплетни.
- Тут и без посторонних ясно что к чему.
- Ну-ну!
Мишель подошла к постели.
- Вот тебе и ну! Зарубите себе на носу, мадам. На ваших любовников мне плевать. Раз отцу нравится, когда его топчут ногами, то это его личное дело! Но Франсуа вам лучше бы не трогать!
- Франсуа?
- Да-да, того самого Франсуа, с которым вы встречались ночью!
- Хотите сказать, что это он меня ударил?
- Вы же отлично знаете, что не он!
- Тогда… это вы?
- Будь это я, вы бы так легко не отделались.
Соня расхохоталась.
- Приятно видеть, моя крошка, как ревность делает из вас настоящую женщину… безоружную, правда.
- Ничего, у меня есть то, чего больше нет у вас: молодость!
Соня пожала плечами.
- Это быстро проходит.
- Да, в этом нетрудно убедиться, глядя на вас!
Мадам Парнак улыбнулась.
- Неплохо… Но успокойтесь, крошка, я вовсе не желаю зла вашему Франсуа…
- Вот это и настораживает!
- Можете думать все что угодно, Мишель, но я еще не в том возрасте, чтобы связываться с сосунками.
- Поэтому-то он все время и крутится вокруг вас.
- По-вашему, я уж и понравиться не могу?
- Конечно-конечно, Франсуа настолько вам безразличен, что вы, замужняя женщина, назначаете ему ночью свидание!
- Причем здесь свидание? Он сказал, что должен сообщить мне что-то очень важное!
- Какой все-таки дурак!
- Это верно, вы составите неплохую пару… если, конечно, не станет возражать третий, ваш отец.
- Как-нибудь разберемся, только не мутите воду!
- Мне-то зачем?.. Но вы забыли одну вещь, Мишель, - Франсуа не любит вас.
- Главное, чтоб вы не лезли, а это уже мое дело! - закончила Мишель и вышла из комнаты мачехи. В холле она наткнулась на Франсуа Лепито.
- Ах, и вы здесь! - воскликнула Мишель, даже не дав ему времени поздороваться. - Какого черта вас сюда занесло?
- Но… я хотел узнать, как себя чувствует мадам Парнак…
- И вам не стыдно?
- Стыдно? - изумился Лепито.
- Какой наглец! Только отец в кабинет, а этот уже шасть к его жене? - возмущалась Мишель. - Что вам здесь нужно в конце-то концов? Ну?
- Ничего, обычный долг вежливости. Повторяю, я хотел узнать о ее здоровье.
- Так я вам и поверила! Долг вежливости!.. Вам-то что за дело до здоровья моей мачехи?
- По-моему…
- Молчали б лучше! Одно у вас на уме, развратник! А может, вас, как всякого убийцу, тянет на место преступления?
- Ну что вы несете? Совсем рехнулись? - слабо отбивался Лепито.
- Во-первых, попрошу вас разговаривать со мной вежливо! А во-вторых, нечего из меня дуру делать!
- Совершенно не понимаю, в чем…
- Вы что же, воображаете, будто ваше ночное свидание с мачехой для меня тайна? Это вы ее стукнули?
- Нет-нет, клянусь вам, это не я!
- Жаль! Это единственное, что я охотно простила бы вам! А теперь убирайтесь!
В это время нотариус вышел из своего кабинета и, увидев, что молодой клерк разговаривает с его дочерью, спросил:
- Вы хотели меня видеть, Франсуа?
- Пальцем в небо! - фыркнула Мишель.
- Я… я пришел… вернее, я хотел… узнать, как себя чувствует мадам Парнак.
- Очень мило с вашей стороны, Франсуа.
- Просто нет слов, как мило! - сквозь зубы пробормотала девушка.
Мэтр Альбер рассердился.
- В конце концов это просто невыносимо, Мишель! Какая муха тебя сегодня укусила? Твои замечания нелепы и неуместны.
- Нелепы и неуместны, да?
- Вот именно!
- Что ж, разбирайтесь сами! Почему б тогда не отвести его к Соне? Пусть убедится, что твоя супруга жива.
- Очень хорошо! Как раз это я и собираюсь сделать. Вы идете, Франсуа?
Мишель испустила вопль, похожий на крик бешеного слона, готового вонзить бивни в соперника.
- О-о-о! Полтора идиота!
И, повернувшись на каблуках, она выбежала в сад. Мэтр Парнак покачал головой и повел клерка в комнату жены.
- С моей дочерью что-то неладное. По-моему, она ревнует.
Франсуа показалось, что у него остановилось сердце.
- Ревнует? - прошептал он, побледнев.
- Да, Мишель, наверное, считает, что я люблю ее меньше, чем раньше. Глупенькая! Разве можно сравнивать любовь к жене и любовь к дочери!
Если Соня и удивилась, увидев Франсуа, то никак не выдала своего недоумения.
Эдмон Шаллан и Ансельм Лакоссад разрабатывали план действий на завтрашний день. Неожиданно дежурный сообщил, что с комиссаром хотел бы поговорить мэтр Парнак.
Нотариус снисходительно поздоровался, как и подобало богатому буржуа в разговоре с полицейским.
- Господин комиссар, я позволил себе побеспокоить вас, чтобы просить, не щадя сил, искать виновника покушения, которое едва не стоило жизни моей жене.
- Поверьте, мэтр, мы делаем все возможное, но у нас слишком мало исходного материала. Мадам Парнак не сообщила вам никаких подробностей?
- Нет. Жена ничего не помнит. Она вышла в сад, надеясь облегчить тяжелый приступ мигрени, и неожиданно получила страшный удар по голове и сразу потеряла сознание.
- Крайне скупая информация, мэтр. Согласитесь, что нам будет довольно трудно добиться результата… Я лично считаю, что виновен какой-нибудь бродяга, задумавший ограбить домик мсье Дезире, после того как узнал, что хозяин умер и там никого нет… Внезапно встретив мадам Парнак, он ударил ее исключительно из чувства самозащиты… Впрочем, мог быть и другой вариант…
- Да? Какой же?
- Допустим… кто-то и в самом деле хотел убить вашу жену.
- В конце-то концов, ну кто ж это может так ненавидеть Соню, чтобы желать ей смерти?
- Пока я не могу ответить на этот вопрос, мэтр, и вы сами понимаете почему. У вас есть враги?
- Насколько мне известно - нет. Завистники наверняка есть, но вряд ли кому-то из них может прийти в голову убить мою жену.
- Позвольте задать вам несколько нескромных вопросов, мэтр. Уж простите, но это необходимо.
- Прошу вас. Мне нечего скрывать. Жизнь Альбера Парнака прозрачна как горный хрусталь.
- Вы богаты, мэтр?
- И впрямь странный вопрос, но я все же отвечу. Да, я богат, особенно теперь, когда получаю наследство брата - его состояние гораздо значительнее моего.
- Вы уже составили завещание?
- Разумеется. Оно лежит у мэтра Вальпеля.
- Не согласились бы вы сообщить мне его содержание? Обещаю хранить профессиональную тайну.
- Право же, не вижу никаких причин напускать туману. Все мое состояние в равных долях переходит жене и дочери, а после смерти одной из них все получит другая. Но откуда такой интерес к моему имуществу и наследникам?
- По правде говоря, еще не могу сказать точно, почему это нас заинтересовало. Мы бредем на ощупь и, как слепые, то и дело останавливаемся, ожидая, пока кто-нибудь подскажет дорогу.
- В таком случае будем надеяться, что сострадательный прохожий скоро появится… Мне было бы весьма жаль, господин комиссар, если бы пришлось просить ваше начальство несколько оживить ход расследования. До свидания, господа.
- Будьте осторожны, - бросил вслед нотариусу Шаллан, - особенно по ночам. После того как с вашей женой случилось несчастье, лишние предосторожности не повредят.
- Предосторожности?
- А вдруг тот, кто напал на вашу жену, вздумает приняться за вас?
- Какая ерунда!
Однако в голосе мэтра Альбера не было уверенности. Когда он ушел, комиссар обернулся к Лакоссаду.
- Что вы думаете об этом типе?
- Могу лишь с удовольствием повторить фразу Публия Сира: "Лишь людская алчность сделала из Фортуны богиню".
- Да, кажется, наш нотариус - хорошее тому подтверждение.
Франсуа Лепито возвращался домой в полной растерянности. Ссора с Мишель, а потом свидание с Соней так потрясли молодого человека, что на некоторое время он совершенно утратил способность размышлять. Клерк даже не заметил, что Софи Шерминьяк поджидает его у порога, и обратил на нее внимание, лишь когда не в меру страстная вдова крепко схватила его за руку и втянула к себе в комнату. Франсуа почувствовал себя так же, как, видимо, чувствует себя рыба в щупальцах осьминога. Софи усадила его на стул, заставила проглотить стаканчик "Аркебюза", от которого молодой человек мучительно закашлялся, и, пока он переводил дух, бросилась в атаку.
- Ну, Франсуа, пора с этим кончать!
Тот ошарашенно уставился на вдову.
- Кончать? С кем?
- Как это с кем? Со всеми, кто решил вас извести: с полицейскими, конечно, но прежде всего с этой бесстыжей распутницей.
- Мадам Шерминьяк! - округлив глаза, выдохнул Франсуа.
- Ни слова больше! Я знаю все! Мадам Парнак заманивает вас в сети. Но я этого не допущу! Она еще не знает Софи Шерминьяк!
- О чем? Я ни слова не понимаю…
- О, я знаю, у вас душа дворянина и вы не можете обвинить женщину! Но вы не должны угодить в ее ловушку. Тем более что любите другую и любимы ею!
Лепито подумал, что, наверное, к вдове приходила плакаться Мишель.
- Откуда вы знаете? - спросил он.
- По некоторым признакам. Они никогда не обманывают! Да, Франсуа, можете не сомневаться - вам платят взаимностью… или, если хотите, чтобы я поставила все точки над i, - вас любят! От вас ожидают лишь слова или жеста, чтобы открыть объятия! Одно движение - и вы сможете прикорнуть у нее на груди!
Все еще думая, что вдова имеет в виду Мишель, молодой человек возразил:
- Прикорнуть! Не такая уж у нее большая грудь!
- Для вас она станет огромной, ибо любовь способна на все! Ну, теперь вы верите мне?
- Право же…
- Надеюсь, вы не заставите порядочную женщину совершить насилие над собственной стыдливостью и первой кинуться в ваши объятия?
- Нет, конечно, нет…
- Так решайтесь же!
- Вы думаете, надо?
- Чем раньше - тем лучше!
- Вы находите?
- Послушайтесь наконец веления своего сердца!
Но, вопреки тому, на что, вероятно, надеялась вдова Шерминьяк, веление сердца толкнуло Лепито не к ней на грудь, а на лестницу, ибо молодой человек мечтал сейчас только об одном: лечь спать и хотя бы на время забыть о кошмарном лабиринте, в котором он окончательно заблудился.
Лакоссад только собрался попрощаться с комиссаром и отправиться домой, как дверь неожиданно распахнулась, и в кабинет ввалились дежурный полицейский и Альбер Парнак. Что касается последнего, то это был уже не тот самоуверенный буржуа, совсем недавно свысока беседовавший с полицейскими, а бледный, растерянный и вконец перепуганный человечек. Прежде чем дежурный успел открыть рот, собираясь извиниться за подобное вторжение, нотариус воскликнул:
- Вы были правы, господин комиссар! Кто-то преследует всю мою семью! Я лишь чудом избежал смерти!
Мэтра Парнака усадили в кресло, дали стакан воды, и, когда он немного пришел в себя, Шаллан спросил:
- Так что с вами случилось?
- В мою машину подложили бомбу!
- Бомбу?
- Да, и она разнесла машину через несколько минут после того, как я из нее вышел!
- Надо думать, не рассчитали время, - меланхолично заключил Ансельм Лакоссад.
IV
Комиссар поудобнее устроился в кресле.
- А что, если вы расскажете нам все поподробнее, мэтр?
- Хорошо… В первую пятницу каждого месяца я езжу в Польминьяк к вдове Форэ. У этой дамы весьма значительное состояние, и я веду ее дела с незапамятных времен. Точнее говоря, еще мой отец взял на себя заботу об интересах этой семьи. И вот сегодня я, как обычно, поехал навестить свою клиентку. У мадам Форэ очаровательная вилла чуть в стороне от деревни. Мы с мадам Форэ разговаривали, как вдруг услышали ужасный взрыв. Я бросился к окну и увидел охваченные пламенем обломки моей машины. Можете мне поверить, я был потрясен до глубины души!
- Охотно верю.
- Мадам Форэ всегда отличалась завидным хладнокровием, а кроме того, она в том возрасте, когда все волнения далеко позади. Поэтому она нисколько не утратила присутствия духа и немедленно позвонила пожарным. Они примчались довольно быстро, но все уже было кончено. Таким образом, меня спасла лишь счастливая случайность!
- Мэтр, вы помните слова Макиавелли: "Случай управляет лишь половиной поступков, остальное - в наших руках"? - не замедлил вставить Лакоссад.
- И что с того?
- Легче всего объяснить все как случайность, мэтр.
- По-прежнему не понимаю, куда вы клоните.
- Скажите, каждую первую пятницу месяца вы выезжаете в Польминьяк в одно и то же время?
- Точность - моя болезнь, инспектор, поэтому я выезжаю ровно в восемнадцать тридцать - ни минутой раньше, ни минутой позже. К своей клиентке я приезжаю в восемнадцать пятьдесят, покидаю ее в девятнадцать тридцать и в девятнадцать пятьдесят возвращаюсь домой.
- А когда произошел взрыв?
- В восемнадцать сорок.
- Но если вы приезжаете в Польминьяк в восемнадцать пятьдесят, то должны были находиться в дороге?
- Да, но сегодня я выехал на пятнадцать минут раньше. Мне хотелось вернуться еще до того, как моя жена уснет.
- По-видимому, это решение спасло вам жизнь, мэтр. Теперь вы видите, что случай управляет далеко не всем.
- Вы правы. Я сам себя спас.
- Вот именно.
- Блестящие логические построения Лакоссада, - заметил, в свою очередь, комиссар, - вполне очевидно доказывают, что преступник прекрасно знает все ваши привычки и имеет возможность, не привлекая внимания, подойти к машине. Иными словами, мэтр, это кто-то из вашего окружения.
- Уж не намекаете ли вы, что преступником может быть кто-то из моих родных? Невероятно! Подобное предположение просто чудовищно!
Ансельм Лакоссад не мог упустить случай прочесть нравоучение:
- У датчан есть такая пословица: "Нет худших друзей, чем родня, - говорила лисица преследующей ее собаке".
- Плевать мне на датчан и на их пословицы! Из всей родни со мной живут только жена и дочь! Вы ведь не станете утверждать, что…
- Не волнуйтесь так, мэтр, - успокоил его комиссар, - я говорил не о родственниках, а об окружении. Кроме того, ваша жена и дочь, раз уж вы сами о них упомянули, не могли не знать, что вы решили выехать пораньше. Кстати, когда вы приняли это решение?
- Почти перед отъездом.
- Стало быть, преступник не знал об этом и полагал, что вы, как обычно, уедете в восемнадцать тридцать. Кто, кроме жены и дочери, может подойти к вашей машине, не вызывая недоумения?
- Боже мой…
- Позвольте ответить за вас: прислуга…
- Абсурдно!
- …или кто-то из служащих конторы…
- Вы отдаете себе отчет, комиссар, что, по сути дела, обвиняете одного из моих клерков в попытке меня убить?
Зазвонил телефон, и Шаллану передали, что с ним хочет поговорить жена.
- Я слушаю… что случилось, Олимпа?
- С чем тебе приготовить на ужин телячью отбивную - с лисичками или со сморчками?
- Я занят и…
- Занят ты или нет, но на вопрос-то ответить можешь. Так с чем?
- Со сморчками.
- Ладно, только если я положу сморчки…
И пока нотариус обсуждал с инспектором леденящую кровь историю неудачного покушения, открывшую перед мэтром Альбером самые мрачные перспективы, Эдмон Шаллан и его жена ушли в дебри одной из тех бесчисленных кулинарных бесед, которые доставляли так много удовольствия им обоим. Когда комиссар наконец повесил трубку, глаза его блестели, словно он уже сидел над тарелкой и видел золотистую корочку котлетки, покрытой белым соусом бешамель, а сморчки распространяли тот волшебный аромат, от которого у любого гурмана заранее слюнки текут. Возмущенный таким равнодушным отношением комиссара к своей особе нотариус раскричался:
- По правде говоря, я вас не понимаю! На мою жизнь покушались, и я все еще в опасности, ибо ничто не доказывает, что убийца отступится…
- Можете не сомневаться, он не отступится, - вкрадчивым голосом перебил Шаллан.
- …и вместо того, чтобы защищать, вы ведете разговоры о кухне? Неужели у вас совсем нет сердца?
- Позвольте не согласиться с вами, мэтр, - возразил Ансельм Лакоссад, - и напомнить слова Вовенарга: "Только у человека с душой может быть хороший вкус".
- Когда мы имеем дело с преступным умыслом, - снова заговорил комиссар, - самое главное, мэтр, - не утратить хладнокровия, только тогда есть шанс остаться в живых. Этот разговор с женой для меня своего рода профессиональная уловка. Таким образом я восстанавливаю равновесие и даю другим возможность обсудить положение. Теперь, мэтр, мой помощник и я сам, мы нисколько не сомневаемся, что по какой-то пока неизвестной причине (впрочем, некоторые подозрения у нас уже есть) кто-то вознамерился устранить одного за другим почти всех членов вашей семьи. Сегодня мы можем вам признаться, что инспектор Лакоссад всегда питал глубокие сомнения относительно самоубийства вашего брата.
- Сомнения?
- Инспектор считает, что его убили. Должен признать, то, что произошло вчера с вашей женой, а сегодня с вами, побуждает меня разделить его точку зрения.
- Но это же безумие! Послушайте, ведь доктор Периньяк высказался вполне определенно!
- Доктора Периньяка могла ввести в заблуждение тонко продуманная инсценировка. Вспомните, выстрела ведь никто не слышал!
- Но доктор сказал, что мой несчастный брат обернул пистолет простыней.