* * *
На обочине шоссе мелькнул дорожный указатель. Белая стрелка на синем как небо фоне и, рядом с ней, аккуратная надпись: "Nice".
До виллы "Флоренция" было удобнее добираться по объездной дороге, но с Ниццей у меня были связаны особые воспоминания, и я попросила Пьера проехать через город по знаменитому Английскому бульвару.
Слева за широкой набережной лениво плескалось море совершенно невероятного пронзительно-лазурного цвета, оправдывая название Côté d´Asur - Лазурный берег. Такого тона я никогда не видела в Барселоне. Даже в самый солнечный день в Испании цвет воды тяготел к сини, иногда, на мелководье - к бирюзе, но только не к лазури, и каждый раз, приезжая в Ниццу, я гадала, чем именно обусловлен этот изумительный оттенок.
Слева проплыл огромный угольно-черный, как глыба шлифованного обсидиана, небоскреб, целиком составленный из непроницаемых, как ночной мрак, стеклянных прямоугольников. На верхней части фасада странный абстрактный барельеф яркостью красок соперничал с морской лазурью. Он казался гигантской тропической бабочкой, присевшей отдохнуть на сверкающий кристалл черного кварца.
Высотные конструкции из стекла и бетона сменились более солидными и приземистыми зданиями в стиле барокко и романтического неоклассицизма. Морской раковиной засверкал на солнце розовый купол отеля "Негреско". После стремительной гонки по автобану казалось, что мы едва движемся, даже не движемся, а медленно плывем по течению пестрой автомобильной реки.
Поток машин вынес нас к широкой арке отеля. Швейцар в белых перчатках, цилиндре и синей униформе с пелериной услужливо распахивал дверь перед маленьким усатым толстячком.
Ехидно подмигнув зеленым глазом, светофор в последний момент переключился на желтый. Нога Пьера переместилась на тормоз, и "Корветт Кабрио" неохотно застыл у кромки пешеходного перехода.
Швейцар вслед за толстяком скрылся за массивными дверями, и я перевела взгляд на переходящих улицу людей. Мое внимание привлекли пышные золотистые кудри удивительно глубокого и насыщенного оттенка, крайне редко встречающегося в природе. Если бы они принадлежали женщине, я бы, не раздумывая, побилась об заклад, что волосы покрашены, но обладателем роскошной шевелюры был мужчина, и я со свойственным писателям любопытством задумалась о том, естественный ли это цвет, а если волосы покрашены, означает ли это, что парень - педик.
Откинув ладонью упавшую на глаза прядь, блондин повернул лицо в мою сторону. Близорукость мешала четко различить его черты, но и без того было очевидно, что парень просто фантастически красив. Меня охватило странное чувство тревоги, причину которой я никак не могла понять. Еще несколько шагов - и солнечный луч высветил васильковую синеву глаз. Что же меня беспокоит? Парень хорош, ничего не скажешь, но красота его слишком женственна. Такие сахарные херувимчики не в моем вкусе. Тогда отчего вдруг так сильно забилось сердце?
- Херувим, - пробормотала я, и это слово, как пароль, отбросило меня в прошлое.
Мрачный осенний лес, размокшая от дождя тропинка, я в виде грязной бомжихи бреду с рюкзаком за спиной сквозь тошнотворно промозглую сырость. Ручей, хлипкие деревянные мостки и, невероятным контрастом с угрюмым уродством осени - ошеломляюще прекрасное видение - идущий по мосткам златокудрый ангел…
- Твою мать! - от изумления я перешла на русский.
- Что? - непонимающе посмотрел на меня Пьер.
- Нет, ничего, это я сама с собой разговариваю.
Блондин, не взглянув в мою сторону, прошел прямо перед лобовым стеклом и, свернув на набережную, двинулся вдоль моря.
Близорукость не помешала мне его разглядеть. Я не могла похвастаться хорошей зрительной памятью, но это лицо я запомнила почти с фотографической точностью. Это был он - насильник № 7, с которым я некогда всласть побарахталась в луже размокшей глины.
Моим первым порывом было выскочить из машины и помчаться вслед за блондином. Вряд ли бы я смогла внятно объяснить в тот момент, чего ради мне это понадобилось. Скорее всего, причиной сего странного импульса было мое почти патологическое любопытство. Мне страшно хотелось узнать, почему он тогда набросился на меня, что делает в Ницце, испытывает ли непреодолимую тягу к грязным бомжихам, и, вообще, чем по жизни занимается.
В то же время нестись вдогонку за незнакомым парнем и орать при этом на всю набережную: "Привет! Помнишь, как ты насиловал меня в луже?" было как-то неудобно. В конце концов, попытка изнасилования - не повод для интервью.
Пока я ерзала на сиденье, терзаясь противоречивыми чувствами, на светофоре вновь загорелся зеленый, и "Корветт Кабрио" двинулся вперед, лишив меня выбора.
- Что с тобой? - осведомился Пьер. - Когда Глаша вспоминает Ива Беара, она тоже говорит "твою мать".
- Вот и я кое-кого вспомнила.
- Уж не смазливого ли блондинчика, на которого ты засмотрелась на переходе? Ты с ним знакома?
- Не думаю, - покачала головой я, решив, что попытку изнасилования вряд ли можно считать знакомством. - Просто его вид напомнил мне об одном событии.
- О каком событии?
- Об изнасиловании.
- Ты имеешь в виду Глашу?
- Нет. Себя.
- Тебя тоже насиловали? - изумленно вскинул брови Пьер.
- Пытались, - вздохнула я. - Неоднократно, но, к счастью, безуспешно.
- Это хорошо, - задумчиво произнес Бриали.
Теперь настал мой черед недоумевать.
- Хорошо?
- Нет, конечно же, нет. Я не это имел в виду, - лицо француза порозовело от смущения. - Просто я подумал, что, имея подобный опыт, тебе будет легче найти общий язык с Аглаей.
- Будем надеяться.
Свернув у сада Альберта I, мы оказались на территории старого города. Здесь Ницца была неотличима от любого другого средиземноморского городка - те же беленые домики с маленькими окошками и красными черепичными крышами, те же узкие, нагретые солнцем улочки.
Изрядно попетляв, "Корветт" взобрался на холм, вырвавшись из красно-белого каменного плена к шелестящим на ветру деревьям и зелени травы.
- Вот на этом повороте моя машина задела Аглаю, - сказал Пьер. - Так и началось наше знакомство.
- Ты не жалеешь об этом?
Бриали пожал плечами.
- Есть ли смысл жаловаться на жизнь, если ты уже родился?
- Тоже верно, - согласилась я.
Дорога спустилась вниз, затем, извиваясь змеей, снова поползла вверх, неохотно вскарабкиваясь на очередной холм. Сделав несколько поворотов, "Корветт Кабрио" плавно затормозил у ворот. На высокой, тщательно выбеленной каменной ограде ярким пятном выделялась покрытая глазурью керамическая табличка с надписью "Вилла Флоренция".
- Вот мы и дома, - улыбнулся Пьер.
Его улыбка показалась мне несколько натянутой.
Неожиданно за забором виллы загрохотали выстрелы.
- Merde! - выругался Бриали и, резко толкнув дверцу, выпрыгнул из машины.
Я выскочила вслед за ним, прикидывая, не опасно ли входить в дом через ворота. Если преступник находится в саду, он вполне может изрешетить нас пулями.
Пьер, матерясь по-французски, лихорадочно шарил по карманам в поисках ключей. Не обнаружив их, он выдал недоступную моему уровню французского выразительную тираду и нажал на кнопку звонка.
Ворота распахнулись, открыв нашим взорам невысокую крепко сбитую брюнетку с дымящимся пистолетом в руках. Ноздрей коснулся слабый аромат пороховых газов.
- Merde, - повторил Бриали. - Ты меня напугала.
Аглая Стрельцова выглядела старше и мрачнее, чем на фотографиях, помещенных на обложке ее книг, что было вполне естественно для женщины в плохом настроении и без макияжа.
- Привет! - жизнерадостно поздоровалась я.
- Привет, - кивнула Аглая с таким видом, словно мое появление ничуть ее не удивило.
На мгновение я задумалась, узнала ли она меня. Внешность друг друга мы представляли лишь по снимкам на обложках. Встретив Аглаю на улице, вряд ли бы я сообразила, кто передо мной.
- Что случилось? В кого ты стреляла? - спросил по-французски Пьер.
- В "Бесконечное падение", - так же по-французски ответила Глаша. - Я приговорила их обоих к высшей мере наказания.
- Обоих? - по-английски уточнила я. - Что ты имеешь в виду?
- Автора и его грязный плагиат, - объяснила Аглая. - Кстати, каким ветром тебя занесло в наши края?
Значит, все-таки узнала.
- Так, проезжала мимо и решила заскочить, - пожала плечами я. - Ты же меня не раз приглашала в гости.
- А как ты оказалась в машине Пьера?
- Я позвонила, он подошел к телефону, вот я и попросила встретить меня. Пьер тебе ничего не сказал, потому что мы решили сделать тебе сюрприз.
- То есть ты уже в курсе?
- В курсе чего?
Аглая подняла пистолет и задумчиво посмотрела на него.
- "Дезерт Игл", - с уважением произнесла я, решив перевести разговор на более безопасную тему. - Крутая штучка. Излюбленная игрушка израильских военных. Прицельная дальность до двухсот метров, оснащен нерегулируемым прицелом открытого типа, но допускает установку оптического прицела. Помимо обычных, может стрелять мощными револьверными патронами.357 Магнум.
В процессе написания детективов я время от времени заглядывала в справочники по стрелковому оружию и, как ни странно, даже ухитрилась что-то запомнить.
- Молодец, - оценила мою квалификацию Глаша. - Почти все угадала. Только это - модификация калибра.41 Экшн экспресс.
- Тоже неплохо. Где ты его взяла?
- У меня в столе, - раздраженно произнес Пьер. - Зачем ты это сделала? Я же просил тебя не играть с оружием.
- Я и не играла, - пожала плечами Аглая. - Ладно, пойдемте в дом. На ужин у нас луковый пирог.
- Луковый пирог - это прекрасно, - сказала я.
В углу у забора белели рассыпавшиеся листки изуродованной пулями книги. Я подошла к ним и, нагнувшись, осторожно вытащила из розового куста оторванный кусочек обложки. С поцарапанной шипами фотографии обаятельно и беззаботно улыбался Ив Беар.
* * *
Во время ужина мы болтали обо всем и ни о чем, старательно избегая опасных тем и вопросов. Французская и испанская кухня, книжные новинки, креативная живопись, проблемы нелегальной эмиграции, кризис на Ближнем Востоке…
Луковый пирог оказался превосходным, так же как вино и десерт. Свет за окном незаметно угас, над черными листьями магнолии завис тонкий сияющий серп новорожденного месяца, песни цикад слились в мощный торжественный хор.
Пьер вспомнил про научную статью, которую ему необходимо просмотреть до завтрашнего дня, и удалился в свой кабинет, а мы с Аглаей перебрались в гостиную.
Предложив мне устроиться на софе, Глаша опустилась в массивное кожаное кресло. Откинувшись на спинку, она завела руки за голову и медленно потянулась с нарочито томной манерностью. Позвоночник изогнулся дугой, вздымая вверх тяжелую крепкую грудь. Столь откровенное телодвижение должно было воздействовать на представителей сильного пола весьма недвусмысленным образом.
Жест был отнюдь не спонтанным. Я не сомневалась, что Аглая провела немало времени перед зеркалом, работая над его выразительностью и доводя движение до совершенства.
Пока я размышляла над тем, какие еще мужеуловительные трюки из арсенала femme fatal находится на вооружении у Глаши, хозяйка дома с той же ленивой медлительностью расцепила руки, полукруглым балетным движением вернула их на подлокотники, опустила грудь и расслабилась.
"Вряд ли она отрабатывает прием на мне, - подумала я. - Скорее, действует в силу привычки, чтобы не терять форму."
Взяв с журнального столика изящный позолоченный портсигар, Аглая вытащила из него папиросу и прикурила ее от встроенной в корпус зажигалки.
- Ты перешла на папиросы? - удивилась я. - На книге ты изображена с сигаретой.
- Только иногда, под настроение, - объяснила Глаша. - Это "Беломорканал". Недавно выписала из Москвы десять блоков.
- Ностальгия мучает? - посочувствовала я. - На меня тоже, бывает, накатывает, только я в таких случаях блатные песни слушаю. Представляешь, за окном солнце вовсю жарит, пальмы под ветром колышутся, а у меня магнитофон орет что-нибудь вроде:
Мороз под сорок, и скрипит на мне кирза,
Опять сегодня нормы не одюжил…
Когда-то и я бродила по Сибири в кирзовых сапогах и даже курила махорку. До сих пор тянет в те края. Европа, конечно, хороша, но слишком уж цивилизована. Может, у тебя и махра найдется?
- Чего нет, того нет, - развела руками Аглая. - Так что, все-таки, тебе наплел Пьер?
- Ничего. Мы почти не разговаривали.
- Так я и поверила. Держу пари, что это он попросил тебя приехать. Я права?
- Твой муж - гостеприимный человек, - заметила я.
Как хочет, так пусть и толкует.
Глаша хмыкнула.
- Ты уже в курсе, что Ив Беар меня изнасиловал?
- Тебя изнасиловал Ив Беар?
- Только не надо разыгрывать изумление. Актриса из тебя никудышняя.
- Именно поэтому я никогда не стремилась стать звездой сцены.
Аглая глубоко затянулась папиросным дымом. Если изнасилование действительно имело место (в чем я не была до конца уверенной), она не выглядела травмированной или униженной. У меня возникло странное ощущение, что воспоминания о Беаре доставляют Глаше особое извращенно-злорадное удовлетворение.
- Ты мне не веришь?
- Верить-то я верю, - вздохнула я. - Только не понимаю, как Беар мог решиться на такое. Изнасилование - это ведь срок, и немалый. Зачем это Иву? Чтобы тебе отомстить? Но за что? Ты и так проиграла. Все это выглядит слишком нелепо и мелодраматично - как сцена из какого-нибудь романа.
- Именно так, - сложив губы трубочкой, Глаша выпустила в воздух прозрачное дымное колечко. - Это и была сцена из романа. Измоего романа.
- Что ты имеешь в виду?
- Ив изнасиловал меня в точности так, как это было описано в моей книге. В "Изгнании бесов".
Чтобы не выдать Пьера, я наморщила лоб, делая вид, что вспоминаю содержание детектива.
- Ты имеешь в виду - при помощи баклажана с надетым на него презервативом?
- Нет, ты все перепутала, - поморщилась Аглая. - Баклажан с презервативом был в "Плачущем маньяке", а в "Изгнании бесов" Вареньку опоили наркотиком, вызывающим безумное сексуальное желание и привязали к кресту. Потом она увидела дьявола в высоких ботфортах и обтягивающем черном трико. Рога и хвост у него были красные, а в прорезях для глаз сверкали зеркальные стекла. В них отражалась обнаженная грудь девушки и ее искаженное ужасом лицо…
- Все, вспомнила! - обрадовалась я. - Дьявол расстегнул молнию на лобке и вынул гигантский член, покрытый кабалистическими письменами. Глаза Вареньки расширились от ужаса при виде этого монстра, но, помимо воли, ее соски затвердели от желания, а в паху появилась влага. Громадный фаллос, символ мужского могущества, извечный объект поклонения, притягивал и гипнотизировал ее…
- Вот-вот, - подтвердила Аглая. - Именно так все и было.
- Не верю, - покачала головой я.
- Во что это ты не веришь?
- В то, что у Ива Беара пенис толщиной в запястье и длиной до колена, вдобавок покрытый кабалистическими письменами. Такие члены, за крайне редкими исключениями, существуют лишь в писательских фантазиях.
- Ну, разумеется, у него был немного поменьше.
- Немного?
- Откуда я знаю, много или немного? Я его линейкой не мерила.
- А к кресту тебя привязывали?
- Какая разница, привязывали меня к кресту или нет? - рассердилась Глаша. - Главное, что меня опоили наркотиками и надо мной надругались, причем сделал это дьявол в ботфортах, с красными рогами и зеркальными стеклами в прорезях для глаз.
- То есть насильника ты не видела. Так откуда ты знаешь, что это был Ив Беар?
- А кто еще это мог сделать?
- Мало ли на свете сумасшедших, - пожала плечами я. - Извини, если мой вопрос покажется тебе нескромным, но, насколько я помню, твоей Вареньке секс с сатаной очень даже понравился. А тебе?
В глазах Аглаи полыхнуло негодование.
- О чем ты говоришь? С чего ты взяла, что Вареньке это понравилось?
- Так было написано в книге, - сказала я. - Насколько я помню, твоя героиня во время изнасилования впервые в жизни испытала множественный оргазм.
- Ты ничего не поняла, - покачала головой Аглая. - В то время, как тело Вари содрогалось от пароксизмов животной похоти, ее чистая чувствительная душа невыносимо страдала. Девушка презирала себя за овладевшую ею порочную и низменную страсть, за то, что ничего не могла с собой поделать. С тех пор она была неспособна удовлетвориться обычными отношениями с мужчинами, и если бы не любовь, которую пробудил в ней мужественный сыщик Гав…
- Ладно, - не выдержала я. - Я все поняла. Давай, временно отвлечемся от пароксизмов животной похоти и глубоких душевных терзаний. Ты сходила к врачу, чтобы зафиксировать следы насилия? Ты заявила в полицию?
- Нет, - покачала головой Аглая. - Думаешь, мне нужен еще один судебный процесс?
Я задумчиво посмотрела на Глашу. Ее история выглядела слишком уж экзотично, чтобы быть реальной. За свою жизнь я повидала немало патологических врунов и людей с излишне живым воображением, подменявших фантазиями не удовлетворяющую их действительность. Судя по книгам, изнасилования были Аглаиным пунктиком. Может она уже стала путать фантазии с явью?
- А как ты оказалась наедине с дьяволом? Насколько я поняла, тебя опоили наркотиками. Как это произошло?
- Меня не просто опоили. Сначала меня усыпили хлороформом и похитили, а уже потом ввели мне наркотик.
- Значит, тебя похитили? Каким образом?
По мере прояснения деталей, история становилась все более увлекательной.
Аглая раздраженно поморщилась. Было заметно, что ей не хочется вдаваться в подробности.
- Я гуляла на холмах в районе Мон-Барон и присела на скамейку отдохнуть. Было жарко, вокруг - ни души. Неожиданно мое лицо накрыла тряпка, пропитанная хлороформом. Мужчина, стоявший за моей спиной, держал меня за голову обеими руками до тех пор, пока я не отключилась.
Открыв глаза, я увидела лишь темноту. Я лежала на чем-то мягком (потом выяснилось, что это была кровать с решетчатыми металлическими спинками). Мои руки и ноги были привязаны к спинкам так, что тело как бы образовало крест. Потом появился дьявол. Он нес канделябр с горящими свечами.
- И он вколол тебе наркотик?
- Нет. Судя по ощущениям, я уже находилась под действием наркотика. Вероятно, его мне вкололи незадолго для того, как я проснулась.
- Ты потом обнаружила след укола?
- Я его и не искала, - пожала плечами Аглая. По голосу чувствовалось, что она начинает сердиться. - Такое впечатление, что ты допрашиваешь меня.
- Что ты, мне бы это и в голову не пришло. Я просто пытаюсь воссоздать общую картину.
- Тут нечего воссоздавать. Он изнасиловал меня, потом снова усыпил хлороформом и оставил на той же самой лавочке, с которой забрал.
- То есть, ты проснулась на том же самом месте, где тебя похитили?
Глаша кивнула.
Я нерешительно посмотрела на нее, гадая, в какой форме задать вопрос, который так и вертелся у меня на языке.