Ну, все анкетные данные можно взять в кадрах. Она была работник старый, опытный. Пришла в "ленинку" в начале шестидесятых, после окончания библиотечного института – было такое учебное заведение где-то под Москвой, кажется, в Химках, которое больше напоминало женский монастырь, только с обратным знаком, словом, веселое такое учреждение – и больше уже место работы не меняла. Только росла, достигнув в конце жизни должности заведующей сектором. Более чем завидная карьера. Если правильно понимать иронию. Характер – сложный. Правдолюбка – и этим все сказано. В последние год-два постоянно конфликтовала с начальством, а Зверев и иже с ним только и ждали, когда можно будет без особых усилий выкинуть ее на пенсию. Не дождались. А может, и сами постарались ускорить решение проблемы. Теперь уже, после странного самоубийства начальника охраны Калошина, явного убийства Марины Штерн, гибель Красницкой никак не представляется случайной. Какой там, скажите на милость, газ?! А украденные картины?…
Отец Елены Георгиевны, она рассказывала, обожал передвижников. Впрочем, те, кто был у власти, другого искусства просто и не имели права ценить. Вот и была у него вполне приличная коллекция, в которой присутствовали Серов и Левитан, несколько этюдов Шишкина, Саврасова, Сурикова, репинские рисунки. А еще три больших полотна Айвазовского. Эти – просто музейная редкость. Однако ничего более конкретного об исчезнувших полотнах Лариса припомнить не могла. Видела однажды и мельком. Может, еще кто-нибудь знает? Хотя вряд ли: Елена Георгиевна была человеком малообщительным. В силу вышеупомянутых качеств характера.
В общем, ничего определенного, такого, что можно было бы внести в протокол, узнать Парфенову не удалось. К тому же Лариса не могла никак успокоиться. Или не хотела, кто знает…
Кончилось тем, что она уговорила-таки Игоря попробовать поискать еще. На отцовского приятеля из Министерства внутренних дел она попросту махнула рукой: что можно ожидать от генерала? Ну, даст он команду, пойдет она ниже, ниже, а исполнять будут такие же, как этот Игорь. Но Игорь хоть видит, ради кого старается. Молодой еще парень, и заметно, что Лариса ему понравилась. Старается быть серьезным, а сам краснеет, когда смотрит в глаза.
И тут Парфенова вдруг осенило: если этот Валерий действительно отправился домой, то несчастье могло произойти с ним на трассе между Миусской площадью и Сокольниками. Игорь немедленно положил перед собой служебную карту города и стал методично обзванивать все находившиеся вблизи возможной трассы отделы милиции.
Последний находился на Гастелло, сразу за универмагом "Сокольники". После короткого разговора с дежурным Игорь посмотрел на глядящую на него напряженным взглядом Ларису и, печально поджав губы, кивнул.
Подумал как-то отстраненно, что уж лучше бы ему не участвовать в этом поиске, шло бы все своим чередом. А теперь, словно повинуясь жесткой решимости Ларисы, он покорно поднялся, понимая, что отпускать ее одну просто нельзя.
Дежурный сказал, что вчера был доставлен в отдел похожий на разыскиваемого человек, причем, как записано в протоколе, в бессознательном состоянии… тяжелая степень опьянения и плюс черепно-мозговая травма. Пострадавший был немедленно отправлен "скорой помощью" в больницу. Ни документов, ничего другого, что могло бы идентифицировать его личность, при нем не обнаружено. Врач "скорой" определил перелом основания черепа и отправил пострадавшего в реанимацию. Вот и все сведения. Это на утро. Те, которые попали в сводку. А уже днем из больницы сообщили, что пострадавший умер и находится в морге. Диагноз тот же. Если имеются у покойного родственники, необходимо провести опознание.
Игорь, которому не раз приходилось присутствовать при подобных церемониях, отлично понимал, что предстоит Ларисе, но, к сожалению, ничем не мог облегчить ее участи. А ведь придется не просто сказать: "Да, это он, Валерий Ильич Комаров", но и засвидетельствовать свои показания в протоколе. А это все – абсолютно лишние страдания, избежать которых, увы, невозможно. Справится? Должна. По всему видно, сильная женщина…
Телефон, о существовании которого Воробьев, если честно, просто забыл, расслабившись окончательно, вдруг зазвонил громко и требовательно. Девица продолжала дрыхнуть, даже не пошевелившись. Воробьев пошел в прихожую, снял трубку. Голос был незнакомый.
– Это ты, что ль, интересовался покойником?
– А кто говорит?
– Санитар, какая разница? Так ты просил сообщить, да?
– Ну я.
– Так вот, сейчас звонили из милиции, едут проводить опознание. Нашлись родственники, понял?
– Понял.
– Ну вот, с тебя бутылка.
– Принесу. Пока.
– Э-э! Только гляди, чтоб без обмана. А Зинка у тебя, что ль?
Воробьев даже растерялся.
– Ну…
– Чего ну? Она способная. Лады, подходи, Василия спросишь. Это буду я.
Воробьев положил трубку и задумался: что делать? Зинка эта чертова нужна ему была сейчас, как зайцу стоп-сигнал. Но как ее наладить отсюда? По-хорошему – без базара не обойдется. А по-плохому? Тоже нельзя, вон она, стерва, даже санитару сказала, куда трахаться отправилась. Надо же! А может, они там все с ней понемножечку? Действительно способная…
Воробьев вышел на кухню и закрыл за собой дверь. Что-то надо все равно придумать, а пока следует позвонить Павлу Антоновичу, доложить обстановку. Не нравилось это Воробьеву, но что оставалось делать…
Он взял сотовый телефон и нажал кнопку кода. После нескольких гудков откликнулся диспетчер.
– Мне бы Самого, Воробьев на связи.
– Обожди. – И тут же раздались короткие гудки.
Но не прошло и минуты, как зазвонил сотовый.
– Ну, чем порадуешь, птичка ты моя? Ты – дома?
Воробьев негромко, поглядывая на дверь, изложил суть происходящего.
– С голосом-то что у тебя, милок? Или посторонние имеются? Так ты соображай, что делаешь. Ну-ка, выйди погулять, а я минут через пяток сообщу тебе, что про тебя думаю.
И – короткие гудки.
Девица спала как убитая. Даже ногой не шевельнула, пока Воробьев быстро одевался, небрежно передвигая при этом стулья, стуча ботинками. Ну, за нее-то можно было не бояться. Он на всякий случай, полагая, что очередное задание Хозяина может быть нелегким, черкнул записку и положил на видное место: "Зина, меня вызвали по срочному делу. Ты отдыхай, вернусь, поговорим. Дима". Вот пусть теперь думает, о чем разговор пойдет. Бабы – народ любопытный, нипочем не откажутся от удовольствия узнать: а чего будет дальше?
Сидя в машине в ожидании нового звонка, Воробьев стал думать, не сделали ли они с Криворучко какой-нибудь явной ошибки, не допустили ли просчета, за который Хозяин может крепко взгреть… Зеленый "Москвич" со всеми документами его бывшего владельца Серый угнал еще вчера вечером к себе в деревню, под Можайск. А чего? Хорошая оказалась машина, хоть и не новая. Зачем же добру пропадать? А у него там и гараж имеется, и всякий нужный инструментарий, и скоро станет машинка как новенькая и другой масти.
Где, когда и каким образом подобрали пострадавшего, тоже договорились четко – можно проводить следственный эксперимент с выездом на место, хоть с обоими, хоть порознь. Ну а все остальное – эмоции, их трактуй, как пожелаешь, но, кроме того, что на поверхности, ничего иного не высосешь.
Хозяин позвонил и, выяснив, где на сей раз находится капитан, сделал ему короткий, но злой выговор. Потом спросил, кто этот посторонний, и, узнав про медсестричку, неожиданно хмыкнул и вроде как успокоился.
– Девка хоть ничего? – спросил совсем уже мирно.
– Как мотор, – обрадовался Воробьев перемене темы.
– Ты смотри не укати на этом моторе в места отдаленные и неприспособленные для вашего брата. А сейчас двигай в больницу и выполняй свое обещание. Особо не светись. Жду известий.
Этот жуткий запах формалина, который вызывал рвотные спазмы, Ларисе был, видимо, противопоказан. Потому что едва она вдохнула воздух служебного помещения морга, у нее мгновенно закружилась голова, и Парфенов, подхвативший ее под руку, был вынужден буквально силой вывести ее на воздух. Лариса смотрела виновато и ничего не могла произнести. Тогда Игорь оставил ее у входа, а сам пошел внутрь, чтобы дать указание все приготовить для опознания, а уж потом…
К нему подошел мужчина средних лет в потертой дубленке и кепочке – такое вот нехарактерное сочетание, – представился начальником отдела уголовного розыска Ивасюткиным. Игорь протянул ему свое удостоверение.
– Так дела вроде нет? – небрежно поинтересовался сыщик.
– К сожалению, пока вообще ничего нет, кроме трупа, – вздохнул Парфенов. – И сплошных сомнений.
– А в чем сомнения? Подобрали алкаша…
– Значит, вы все-таки в курсе?
– Так будешь в курсе, когда из министерства звонят, чуть ли не от самого замминистра!… А тут эти. – Он кивнул на санитара и пожилую женщину, перекладывавших труп на "каталку". – "Приходите, приказано провести опознание". А кто он будет-то?
– Вы про покойного?
– Так других тут опознавать нет нужды! – Похоже, сыщику было отчего-то весело.
– А если это не несчастный случай, как утверждают некоторые, а убийство, что тогда? – вопросом на вопрос ответил Парфенов.
– Нет, оно конечно, если есть сомнения… – протянул сыщик. – Ну а эта дамочка, она кто ему приходится?
– Говорит, невеста, – сухо ответил Игорь. – Мать – совсем старая, может сердце не выдержать. Понятых надо бы…
– Это мы сейчас, – с готовностью откликнулся сыщик и ушел.
Наконец все было готово. Санитар накрыл покойного белой простыней и вышел наружу. Кивнув Парфенову, стоявшему рядом с женщиной, показал через плечо большим пальцем. А тут и Ивасютин подошел с двумя сотрудниками больницы. Они отправились в морг, а санитар подошел к Воробьеву, сидевшему неподалеку на лавочке. Опустился рядом, закурил, взял у Воробьева газетный сверток, в котором без особого труда можно было угадать бутылку, сунул его в глубокий карман халата.
– Ну а сам чего?
– Не люблю глядеть на покойников, – поморщился Воробьев.
– Это бывает, – согласился санитар и поднялся.
– Вскрытие-то было? – как бы между прочим поинтересовался Воробьев. – Причину смерти установили?
– А там ничего вскрывать не надо, и так все видно. Забирать-то когда будете?
– Это уж, извини, не по моей части. Как родственники решат.
Санитар равнодушно махнул рукой и ушел к себе. Воробьев продолжал сидеть, рассчитывая на продолжение. Сейчас эти уйдут, и Василий все расскажет. Какой смысл лезть на рожон?…
Вышли наконец. Дамочка, как называл Ларису сыщик, бессильно держала голову на плече у Игоря. "Кабы не обстановка, влюбленная парочка, да и только", – усмехнулся Воробьев. Сыщик Ивасютин был явно озабочен. Они молча постояли, давая Ларисе возможность прийти в себя, и затем решительно направились к главному корпусу. Вот теперь пришла пора забеспокоиться и Воробьеву.
Василий уже успел влить в себя нужную дозу, и глаза его косили. Труп убрали в холодильную камеру, но в атмосфере будто все еще сохранялся запах смерти.
– Вот же гадство! – возмущался санитар. – То им не сделали, это у них не так!… А я им не нанимался. Вот шеф придет, пусть копается…
– Какой шеф?
– Да Грибов. Завморгом. Патологоанатом. Ну что, дернешь за крестничка-то своего? – Василий нетвердым пальцем ткнул в бутылку.
– Не-е, сам, сам… – И, прижав ладонь ко рту и носу, чтобы избавиться от поганого запаха, Воробьев торопливо вышел на улицу. Значит, будут все-таки делать вскрытие, понял он. Но тот мужик, что прибыл от Хозяина, твердо гарантировал, что следов яда, или как он там называл его – нейролептика, кажется, в крови не найдут. И все равно что-то непонятное беспокоило Воробьева. Но вот что – он никак не мог понять, хотя, возможно, причина была на поверхности. Знать бы только…
Ничего умнее не придумал капитан, как снова позвонить Хозяину. Уж лучше бы потерпел, потому что тот вдруг сорвался и обложил Воробьева таким забористым матом, что у капитана в штанах стало влажно от предательского пота, стекавшего со спины.
Воробьев пытался объяснить, что от него как такового в принципе ничего не зависело, чем вызвал новую волну гнева. И капитан сник окончательно, как бы понимая посторонним умом, что первопричиной всего происходящего, хочешь не хочешь, является все-таки он, Дима Воробьев. На Серого не свалишь, да он еще и не вернулся из отгула, то бишь из деревни своей. Ну что ж делать, если не заладилось с самого начала?…
Хозяин побушевал и успокоился.
– Где сейчас эта его невеста? – спросил остывая.
– Они все вместе к главврачу отправились.
– Следи за ней. Остальные мне сегодня не нужны. А что этот твой санитар? Пьет? Купи ему еще пару бутылок.
Непонятный приказ. Но Воробьеву теперь раздумывать не приходилось. Тон, каким было отдано распоряжение, являлся приказным.
Путь до коммерческих палаток у метро "Сокольники" и обратно занял не более десяти минут. Затем Воробьев вызвал пожилую женщину, передал ей сверток и сказал, что это невеста умершего просила передать Василию, чтоб он сделал все как надо, заморозил там получше и прочее. Той было, видать, не впервой, она охотно приняла передачку и удалилась обратно. Зачем Хозяину потребовалось, чтоб санитар Вася ужрался до беспамятства, капитан не думал.
Главный врач обедал. Само собой разумеется, появление незваных гостей из милиции и прокуратуры его не обрадовало. Но, прервав трапезу и выслушав претензии в адрес своих сотрудников, не удосужившихся сделать элементарных анализов и вообще проявивших потрясающую халатность, в результате которой, не исключено, пострадавший и мог умереть, вынужден был хотя и с оговорками, но все же согласиться. Он тут же, не откладывая дела в долгий ящик, позвонил патологоанатому Грибову, работавшему у него в больнице по совместительству, и попросил того прибыть поскорее, чтобы произвести вскрытие и установить точные причины смерти гражданина Комарова. Словом, начальник отдела уголовного розыска местной милиции Ивасютин совсем не зря начал разговор с главврачом с упоминания имени заместителя министра внутренних дел Кашинцева, у которого, как он заметил, дело Комарова находится на личном контроле, и машина тут же завертелась.
Естественно, дожидаться результатов судебно-медицинского исследования трупа никто не стал, были у всех и другие, не менее важные дела. В общем, расстались корректно. Главврач пообещал, что сей факт станет предметом самого серьезного разговора. Лариса сказала, что должна отправиться к матери Валерия, которая живет неподалеку от метро, в пяти минутах ходьбы. Игорь предложил было свою помощь, но Лариса отказалась, заявив, что им, двоим женщинам, в настоящий момент ничья помощь пока не нужна. Продемонстрировала снова свою твердость и самостоятельность. А Игорь с начальником угро отправились в отделение милиции, чтобы поднять вчерашние протоколы задержаний и выяснить обстоятельства доставки Комарова в дежурную часть.
На всякий случай Игорь записал для памяти телефон Полины Егоровны Комаровой и адрес на Русаковской. С тем и расстались.
Парфенов поглядел еще вслед уходящей Ларисе, полюбовался ее высокой стройной фигурой, хмыкнул по поводу ее широкого, размашистого шага, от которого взметывались длинные светлые волосы и широкие полы пальто, – так ходят обычно люди гордые и уверенные в себе. Поймал легкую ухмылку Ивасютина, наблюдавшего за ним.
– Так чья, говоришь, она невеста?
– Брось, – немного даже смутился Парфенов. – Хорошая девушка.
– И к тому же определенно не из бедных… А что, губа, скажу, у тебя не дура. Ладно, шучу… Пойдем, коллега.
И – круговерть пошла по новой…
Начальнику ОВД полковнику Валуеву не было нужды объяснять, какую "бяку" подбросил ему дежуривший в последние сутки старший лейтенант Тимохин. Вызванный и привезенный "дежуркой", еще заспанный старлей выкладывал все как на духу. Да, привезли алкаша двое патрульных – капитан Воробьев и сержант Криворучко. Заблеванного до такой степени, что никаких анализов на алкоголь и проводить-то не требовалось. И еще пьяная травма. Это и врач "скорой" подтвердил. И что вряд ли жилец, тоже сказал. Чего же еще? Какие законы нарушены?
Игорь видел, что местным сыщикам работенка подвалила не самая лучшая. А что поделаешь, заместителю министра МВД не станешь ведь докладывать так, как излагает дело вот этот дежурный! Этак и без погон остаться можно. Значит, надо дело возбудить. А чтоб возбудить…
– В общем, так, – подвел как бы итоги полковник. – Мать потерпевшего проживает в нашем районе. Пусть она пишет заявление на мое имя, и на основании этого заявления возбуждаем следственное дело, которое… – Милицейский полковник поморщился, будто лимон жевал, и закончил безнадежным голосом: – Которое заведет нас неизвестно в какие дебри. Собственной шкурой чую…
Перейдя в кабинет Ивасютина, Игорь снял трубку и вынул листок с записанным телефоном Полины Егоровны Комаровой.
Ответил довольно бодрый, совсем не старческий голос:
– Это ты, Ларочка? Что ж так долго не звонила, я уже вся изволновалась!
– Простите, это не Лариса, – прервал женщину Игорь и неожиданно почувствовал, как сжало сердце. – А разве она не у вас, Полина Егоровна?
– Не-ет, – медленно проговорила женщина. – А кто со мной говорит?
– Меня зовут Игорь Васильевич Парфенов, я следователь прокуратуры Центрального округа Москвы, а Лариса, наверное, с час назад направилась к вам… Но почему тогда ее нет? Может, она домой уехала? Вы знаете ее домашний телефон?
– Знаю, конечно, – заторопилась женщина, – записывайте… А зачем она шла ко мне? Валерий наконец объявился, да?
Игорь зажал ладонью микрофон трубки и сказал Ивасютину:
– Кажется, дела совсем плохи… – И на его немой вопрос добавил: – Лариса пропала. Поднимай службу.
Кое– как закончив разговор и пообещав сейчас же перезвонить, Парфенов стал названивать Ляминым домой. Но там никто трубку не поднимал. Может быть, еще не добралась до дома. Или отправилась на работу. Да мало ли куда может пойти молодая женщина, если она еще не решилась сообщить возможной своей свекрови о смерти ее сына! Стоит ли немедленно начинать поиск и пороть горячку? Ведь засмеют же, если все окажется просто и ясно, как день…
На всякий случай, скорее для очистки совести, решили вместе с сыщиком подскочить на Русаковскую, к дому Валерия. А ну как, не дай Бог, что-нибудь откроется…
Стало уже смеркаться. Во дворе дома No 29 народу было немного. Мальчишки на роликовых коньках, несколько собачников со своими питомцами, да парочка молодых мамаш с колясками.
Расспросив гуляющих, не было ли за последний час тут, во дворе, чего-нибудь неординарного, необычного, странного, что ли, убедились: никто ничего такого не видел. Мальчишки давно катаются. Мамаши тоже катают своих малышей с час, если не больше. Никаких драк или похищений никто не наблюдал. И на том спасибо, решил Игорь и сказал Ивасютину, что все-таки поднимется к матери покойного. Тяжелые обстоятельства, но ничего иного все равно не придумаешь. А Лариса, скорее всего, не решилась, так надо понимать ее поведение.