Генрих за прошедший год не изменился – все тот же узкоглазый Чингисхан, только иссиня-черные волосы на висках прохлестнули белые ниточки. И такой же по-юношески стройный, худощавый. Интересно, как это им при их деятельности удается сохранять форму?…
Он словно понял сомнение Турецкого и усмехнулся – одними глазами. Потом сделал приглашающий жест рукой в комнату. Когда сели друг против друга в дешевые низкие креслица, Генрих спросил:
– Чего хочешь выпить? Или просто попить?
– Любое, что не надо готовить.
Генрих кивнул, поднялся из кресла – легко, не касаясь подлокотников руками, достал из бара, установленного между книжных полок, бутылку коньяка и пару рюмочек, попутно нажал кнопку стоящей на подоконнике электрической кофеварки. Подобные – вспомнил Турецкий – бывали, как правило, в редакциях, и в них постоянно кипело коричневое варево, которое почему-то называлось черным кофе. Однако пристрастия у нашего Гены не изменились, отметил он. Как и набор книг, типичный для студента или молодого специалиста. А что, собственно, должно находиться на конспиративной квартире?… Это власть в стране может меняться хоть по три раза на дню, а тут должен оставаться раз и навсегда заведенный порядок.
– Я не спрашиваю – зачем, хотя знать желательно бы. Сейчас давай о ком, – сказал наконец Гена, разливая коньяк и подвигая к Саше кружку с неожиданно приятно пахнувшим кофе.
– Тогда с того – зачем, – поднял свою рюмку Саша и подумал, что каких-нибудь два часа назад вот точно так же он пил коньяк с человеком, на которого теперь пришел сюда искать компромат. Вот жизнь! И он, стараясь быть предельно точным и кратким, следуя совету Кости, пересказал Генриху суть обстоятельств, сложившихся за последние три дня. И, рассказывая, сам удивлялся: ну надо же, ведь в понедельник вся эта каша заварилась, а сегодня среда. Еще не кончилась, кстати, а впечатление такое, будто месяц прошел – столько событий…
Гена внимательно слушал, делая изредка пометки в блокноте, который он достал из кармана пиджака, висевшего рядом, на спинке стула. Помня, что вечер у Генриха занят, Александр не особо вдавался в детали – лишь самое важное и главные действующие лица. Коротко сообщил и о том, что получил личное, так сказать, предупреждение от Коновалова. А когда Генрих услыхал, в какой форме, точнее, в каких условиях проходил разговор, даже рассмеялся.
– Есть такая штука, есть… Ишь ты, куда он забрался! – и покачал головой. – Ну, если дополнительных деталей нет, давай кратко обсудим, чем помогу. Фигуры вы с дядей Костей выбрали для себя, прямо скажу, не самые лучшие. На Андрея, как ты понимаешь, досье мне никто не откроет, стало быть, сведения будут косвенные. Что могу сказать? В связи с чулановской ситуацией и последними кадровыми переменами в команде Президента крупные банки, которые, естественным образом, рассчитывают на твердую власть, мягко говоря, послали нашего генерала… А тому деньги необходимы, и немалые. Иначе губернаторского кресла не видать. По характеру – резок и прямолинеен. Может, как говорится, в запальчивости натворить делов. Но на откровенный криминал, думаю, не пойдет. Хотя… Во всяком случае, нельзя исключить и его опору на какие-то криминальные круги. По убеждениям – крутой державник. Дружит с Ястребовым. И тут уже ничего добавлять не надо. Полагаю, их общая задача, дальний, так сказать, прицел – власть в стране. Чулановская деза по поводу государственного переворота основана, по нашим сведениям, на президентской мнительности. Тут интересна другая деталь. Вчера в одной вашингтонской газете было напечатано интервью с каким-то отставным цэрэушником, который, по его словам, в свое время завербовал Чуланова, когда тот стажировался в Кенан-институте, в Вашингтоне. Вот теперь жду полный текст. Если это не ответный удар, а вроде не похоже, то скандал может разразиться немалый. Но это так, к слову. Война между ними, понимаешь? А на войне все средства хороши. Так, пока оставим генерала, перейдем к фигурам помельче. О Звереве и его прошлом я посмотрю, что у нас имеется, но сведения получишь не раньше полудня. С Сиротиным будет попроще – это наш кадр. Ничего особого я за ним не помню, но постараюсь отыскать. Тем более что эта связка, Зверев – Сиротин, мне очень не нравится. Еще есть ко мне вопросы?
Не густо, конечно, с информацией, но что поделаешь. Турецкий понял, что пора и честь знать. Он и не рассчитывал, что Генрих с ходу все разобъяснит ему и растолкует. Достаточно того, что пообещал влезть в те досье, куда у него имеется доступ. И еще эта фраза насчет того, что Коновалов остро нуждается в больших деньгах, именно больших, и что в случае крайней нужды, не исключено, может опереться на криминальные структуры, это важно. Здесь тотальная проверка "на вшивость" может дать неожиданные результаты. Надо думать…
Договорившись о связи на завтра, Турецкий поднялся, вышел в прихожую, но тут не удержался и спросил, хотя, возможно, и не следовало бы, чтобы не ставить хозяина в неловкое положение:
– А эта штука… система эта, она где находится? И что, действительно в единственном экземпляре?
– Кто это вам сказал? – почему-то на "вы" спросил Генрих. Впрочем, вероятно, он имел в виду не одного Турецкого, а всю прокуратуру.
Тем не менее Александр пожал плечами: толкуй, мол, как пожелаешь. Генрих помолчал и ответил:
– Такая, – он подчеркнул это слово, – одна. А находится недалеко. Рядом, можно сказать. В районе Звенигорода.
– Понял, – улыбнулся Саша. – Система закрытая, однако доступ к телу, как в том старом анекдоте, продолжается.
Гена тоже улыбнулся:
– Вы с дядей Костей, гляжу, домоседы. В светских развлечениях участия не принимаете. А зря, между прочим. Вот я сегодня буду в салоне некоего Кострова, у него намечается вернисаж нескольких бывших русских художников, которые давно обосновались по Парижам и Нью-Йоркам. Любопытное, кстати, явление. Финкель, Аратович… а русские. Потому что там тот же татарский или еврейский художник из России не котируется. Раз из России, значит, говорят про всех – русские. То же касается, как тебе, поди, известно, и мафии. Тут чечня или грузины – отдельная нация, бери выше – государство, а там – русские. Такая слава…
– Ну и что у этого Кострова? – осторожно спросил Александр, вспоминая, что уже слышал эту фамилию – не то от Игоря Парфенова, не то – у Сиротина.
– Хозяин фирмы "Сатурн". Зовут Марк Михайлович. Тоже из наших. Собирает, продает различные раритеты, произведения искусства. Частично продает в музеи, большую долю, вероятно, на международные аукционы. Темная лошадка. Но на его приемах бывает разная публика. В том числе и та, что тебя интересует. Подумай.
– Но ведь туда небось без особого приглашения и не попасть. Взашей вытолкают!
– Это кого? "Важняка" при генпрокуроре, старшего советника юстиции? Самого Турецкого, что ли? Плохо ты их себе, Саша, представляешь. В общем, смотри. Салон находится на Мясницкой, почти рядом с метро… как ее? Ну, бывшая "Кировская"!
– Так Мясницкая и есть! – засмеялся Турецкий. – Тоже, видать, нечасто под землю-то спускаешься!
– Где уж нам… Так вот, справа от Тургеневской площади. Где-то в восемь-девять вечера. Но мы с тобой… сам понимаешь. Транспорт где?
– Такси, – не стал долго объяснять Александр, – отпустил.
– Тогда выйдешь из подъезда и сразу по дорожке резко влево. Никуда не сворачивай, выберешься прямо к метро "Чертановская". Тут минут пять ходу. Привет дяде Косте.
Генрих приоткрыл дверь, выглянул и выпустил Турецкого. Слабые лампочки горели через один этаж. Саша быстро спустился к подъезду. Шел мелкий дождь, и это обстоятельство его даже обрадовало: кому-то ведь невелика радость в такую погоду таскаться "хвостом" за своим объектом. Да и темно уже на дворе.
Блестящая от дождя асфальтовая дорожка вывела его на узкую улочку, к нескольким высоким домам, между которыми он прошел, следуя указанию Генриха, и действительно, через пять минут подходил к ярко освещенному павильону метро. И здесь, на открытой площади, между многочисленными ларьками и магазинчиками, где полно народу в этот час, после темноты, от которой поневоле исходило чувство опасности, а сейчас должно было бы напрочь исчезнуть, вдруг ощутил Турецкий, как его словно окатила с ног до головы ледяная волна тревоги. Он даже остановился. Начал оглядываться, изучая обстановку. Видимой опасности не наблюдалось. Но откуда же тревога?
Турецкий вышел из тени палатки и неторопливо направился ко входу в метро. Чуть в стороне стояла группа гортанно разговаривающих кавказцев, похожих и на чеченцев, и на азербайджанцев одновременно. Они были наглы, упитанны и бесцеремонно оглядывали женщин, проходящих мимо. При этом почему-то грызли семечки и плевали в разные стороны. Колоритная, одним словом, группа. Увидев Александра, вдруг примолкли, все развернулись к нему. Вот оно что, мелькнула догадка. Значит, "хвост", упустив объект наблюдения, но каким-то образом обнаружив пустое такси, понял, что он, Турецкий, где-то тут, поблизости. И уехать домой может, скорее всего, одним путем – с помощью метро. А эти молодцы, вероятно, подставка, шавки. Убить, конечно, не убьют, но покалечить могут здорово. Причину потом придумают, их много, да и свидетели нужные найдутся…
Решение пришло неожиданно. Вернее, его подсказала рука, привычно сунувшаяся в карман плаща, где, по идее, должен был находиться табельный "макаров", но наткнулась на трубку сотового телефона. И это была удача.
Турецкий вынул трубку, ловко поманипулировал, якобы набирая номер, окинул всех кавказцев холодным и спокойным взглядом и громко заговорил:
– Это МУР? Грязнова! Турецкий на связи. Я у метро "Чертановская". Быстро дай команду по метрополитену, пусть наряд поможет поговорить, а то чем-то я заинтересовал местную публику. Да, Слава, и взвод спецназа – срочно! Если не поймут, придется по их торговым точкам пройтись. И вообще приготовьте в СИЗО помещение человек на… – он пересчитал примолкнувших кавказцев: – На восемь посадочных мест. Давай, я на связи.
Турецкий сунул руку с трубкой во внутренний карман плаща и, пошуровав под мышкой, как бы доставая пистолет из подмышечной кобуры, решительно шагнул к ним.
– Старший следователь Генеральной прокуратуры Турецкий. Какие вопросы? – Но те молчали. – Кто велел?
И тут они разом загомонили:
– Да был какой-то, говорил: пощупайте… Ты извини, начальник, не узнали! А этот? Где он? Его и нет совсем! Убежал, сволочь! Зачем, говоришь, наряд?! Зачем спецназ?! Мы тебя, начальник, разве тронули? Нэт! Чего хочешь – возьми, на! Отмени, начальник!
– А чего вы тут толпитесь без дела? – повысил он голос. – Народ задираете! Ничего, сейчас наряд подойдет, поговорим, – зло пообещал и, достав сигарету, хлопнул себя по карману в поисках зажигалки. Но ему тут же поднесла огонек чья-то услужливая рука. Турецкий пристально взглянул хозяину огонька в глаза, взял из его руки дорогую зажигалку "Зиппо", прикурил, закрыл крышечку и подкинул на ладони. – Ну, чего ждете? Когда загребут вас всех? Расходитесь!
И они послушно, как мыши, рванули в разные стороны. Турецкий еще раз, словно бы озадаченно, подбросил зажигалку, мысленно сказал сам себе: "Ну да, какой же начальник, если взятку не берет?!" – сунул ее в карман и наконец почувствовал, как по спине стекает холодная, неприятная струйка пота. Значит, все-таки струхнул маленько. Постояв и оглядевшись, снова достал трубку и на этот раз действительно набрал номер Грязнова.
– Грязнов слушает.
– Это я. Все уже в порядке. Можешь не высылать спецназ…
– Какой спецназ?! – изумился Слава. – Слушай, ты где?
– У входа на "Чертановскую". Ничего. Пришлось малость поманипулировать, но обошлось. Как там с такси?
– А-а… Ну да, было. Тормознули на Обручева. Кто, да что, где пассажира взял, по какому адресу доставил. Обычные гаишные дела. Иван не стал раскалываться, сыграл под дурачка. Отпустили. А что у тебя? Помощь нужна? И почему вдруг спецназ потребовался?
– "Хвост" оказался не дураком, сообразил, где можно будет перехватить, ну и организовал быстренько нечто вроде нападения кабардинцев на водокачку. Я их немного охладил. И сам заодно… охладился. Но если так пойдет и дальше, я сегодня до дома явно не доберусь.
– Так… – задумался Грязнов. – Давай на метро до "Чеховской", по прямой, а на выходе, возле дежурной, тебя встретит Коля. При машине.
Турецкий предъявил удостоверение на контроле и уже ступил на эскалатор, как что-то словно толкнуло его в спину. Он быстро обернулся и увидел возле касс, в торцовой стене павильона, открытую дверь комнаты милиции, а в проеме – Саша мог бы теперь даже поклясться – толстощекую физиономию того крепенького мужичка в сером, который зачем-то собирался ехать в Отрадное…
Если бы состояние генерала Коновалова в настоящий момент можно было бы выразить по-старинному высокопарно и емко, то звучало бы так: он рвал и метал. Еще бы! Кругом – сплошные болваны, которым нельзя поручить ничего серьезного! Они даже ночные горшки вынести не сумеют – обязательно обольются или помещение обгадят!… Но ярость по поводу совершенно идиотского прокола вполне толкового, по мнению Володи, "топтуна" Харина, сперва упустившего объект, а затем просчитавшего его, но провалившегося с затеей "маленько проучить", компенсировалась невольным уважением к самому объекту, сумевшему легко уйти от мордобоя.
– Он же вас, мудаков, на арапа взял! – с радостной догадкой закричал генерал, и у Володи, понуро докладывавшего о неудаче Харина, немного отлегло от сердца. Все-таки в любых, даже самых неприятных, ситуациях Андрей Васильевич старался, да, в общем, и умел оставаться объективным. И, значит, суд его, при всей эмоциональности, мог быть справедливым.
– Ладно, оставим это, – уже остывая, продолжил генерал. – Харин твой, конечно, умом не блеснул, нет, но это, гляжу, и не его вина. Где ему с этим мужиком-то тягаться! Ты гляди, если не врет Харин, "следак" его дважды на мушку взял: с такси и у метро. Такси все же проверь, Володя, это наверняка подставка. Но теперь меня больше другое волнует: что делал объект в том районе? У кого был? Чьи там службы? Володя, это очень важно! Лезь в свой компьютер, посылай, кого хочешь, в ЖЭКи, но найди причину. Не мог он предпринять столько ухищрений, чтоб просто посетить какого-нибудь приятеля… Или бабу?… Слу-ушай! – вдруг обрадовался Коновалов. – А вдруг там у него – а-ха-ха-ха! Знаешь этот анекдот? – совсем уже развеселился генерал. – Вбегает в аптеку мужик и кричит: "Братцы, позвольте без очереди! У меня там человек лежит!" Ну очередь, конечно, сочувствует, тем более – человек лежит, может, помирает. "Бери", – говорят. "Спасибо, братцы! Пожалуйста, пяток презервативов!" – и протягивает двугривенный…
Володя почтительно засмеялся. Генеральский анекдот того требовал безоговорочно. Но, отсмеявшись, Коновалов сам посерьезнел и спросил:
– А как у него вообще-то по этой части?
– Говорят, большой любитель.
– Это хорошо… Может, подсунем, а? Вот тебе и решение вопроса.
– Попробовать можно, конечно, но…
– Какие еще "но"? – недовольно перебил генерал. – И не чета ему умоляли потом, чтоб глаза закрыли на эти… на проказы! Ты что, против? Или бабы уже нет подходящей?
– Хорошая баба, Андрей Васильевич, по нынешним дням – не проблема. Через одну пальцем ткни – твоя. Причем наиболее активны – замужние. И чем выше пост у мужа, тем они резвее ведут себя. Кто за баксы, кто ради азарта, черт их разберет! Как перед концом света…
– Ну ты циник, Володька, – пожурил генерал, и почему-то на ум пришла Зинка. Интересно, а она чья жена? По ухваткам давно, видать, не девушка. И кажется, она медсестрой где-то работает. Вот же дьявольщина, даже поинтересоваться не удосужился… Впрочем, когда ж там было интересоваться-то! Совсем другим занят был. Или она что-то говорила? Рассказывала? Ну ладно, эта проблема, к счастью, из тех, какие легко решаемы… – Так что ты хотел сказать про этого Турецкого, я не понял?
– Когда вы дали команду на разработку, я выяснил, что у него нет каких-то постоянных привязанностей. Ну… бабы, к которой он бы ездил регулярно. А нет регулярности, нет и системы, трудно вычислить. Обычно о том, что он кого-то, извините, трахнул, становилось известно много позже. Ну а задним числом, понятное дело, ни одна баба не сознается – поди докажи.
– Значит, нравится он бабам?
– Значит, так, – покорно вздохнул Володя. – Стучать не собираются.
– Ну и хорошо, – заключил генерал. – Об этом подумаем. Но я не снимаю тем не менее с тебя поиска в том районе. Баба – это наше предположение, не больше. Да и конспирация тут, на мой взгляд, особая ни к чему, раз ни одна баба его за хер в загс не тянет и к начальству с жалобами не бежит. Словом, разрабатывай… Хотя, конечно, хороший бы мордобой не помешал… Соедини-ка меня с Веней.
Вениамин позвонил, как и было сказано им, ровно в 18.00. Доложил, что девица спит. Каток по ней, конечно, прошел, но, главное, жива, а ссадины – дело наживное, кратковременное. Он осмотрел ее и пришел к выводу, что, пока она в этом состоянии, надо перевозить, менять обстановку. Лучше – в известную генералу закрытую клинику ФСБ, что в Покровском-Стрешневе. Ну а через недельку можно будет и выписать. Словом, режим, сон, смена обстановки.
Володя подал телефонную трубку генералу.
– Марков слушает.
– Веня, я, кажется, соглашусь с твоим предложением. Одноместную палату ей предоставят, а ты жди транспорта. Не исключено, что папаша еще нынче захочет повидаться с дочерью, понял? Поэтому пусть хорошенько отоспится. Потом поговорят. Если там у тебя возникнут с чьей-то стороны возражения, ты знаешь, что делать. Все твои действия беру на себя. Старшим будет Володя.
Генерал отключился, посмотрел на своего ординарца-телохранителя и верного советника, протянул ему трубку:
– А теперь соединяй с Чумой. Тут придется покруче…
– Павел Антонович? – прозвонился Володя. – Добрый вечер. Разрешите соединить вас с генералом… Слушаюсь. Передаю трубку, – и, зажав ладонью микрофон, прошептал: – Венькой недоволен…
– Здорово, Паша, – раскатисто и вальяжно забасил Коновалов. – У тебя что ж, проблемы появились? Выкладывай, чем смогу – помогу, ты меня знаешь.
– Андрей Васильевич, – слышно было, что Чума возмущен до крайности, – ты мне ответь, я что, плохо тебя принял? Я тебе какой урон нанес? Обидел чем? Так что ж вы меня за "чушка", за "шныря" держите?!
– Погоди! – сухо перебил Коновалов. – Не понял! Ты про что?
– А про то, что ты мне какого-то… "вертухая" прислал! Туда нельзя, сюда не ходи! Да я в своем доме или уже нет?
– Ах вон ты про кого! – "догадался" генерал. – Ну что ты, Паша, – тон стал как у матери, решившей пожурить шалуна-ребенка, – я предполагал, что ты серьезный человек! А ты со мной шутки шутить задумал, нехорошо, Паша… Этот малый, что у тебя расположился, он тебя, Чуму, можно сказать, из петли за уши вытягивает, а ты на него за это большую бочку катишь… Нехорошо, Паша!
– Это от какой еще петли?! – взвился Чумаков. – Что ты мне лапшу на уши вешаешь!