Законник
Особые приметы: очень стар, очень высокого роста, очень худощав. Абсолютно сед. Носит исключительно костюмы, вышедшие из моды еще в прошлом поколении, – тем не менее меняет их семь раз в неделю.
Кроме того, у Законника нависшие брови, зато подбородок гладко выбрит: мало сказать до синевы, а прямо-таки чуть ли не до кости. Любимое слово законника – "О!".
В реальной жизни нам прекрасно известны и молодые законники, и законники-франты, и законники-коротышки, однако на сцене Законники всегда бывают очень худы, старомодны и весьма стары. Самому молодому Законнику, которого нам когда-либо довелось видеть на Сцене, было с виду лет шестьдесят, а самому старому – около ста сорока пяти, если округленно… но округлять приходится в сторону уменьшения.
Заметим кстати, что на Сцене невозможно судить о возрасте людей по их внешнему виду. Мы видели, к примеру, старушек, которым на вид никак нельзя было дать меньше семидесяти лет, и вдруг оказывалось, что их сыновьям едва исполнилось четырнадцать. В то же время человек среднего возраста, только что женившийся вторым браком на молодой, непременно выглядит как девяностолетний старец.
С другой стороны, немолодая, держащая себя с достоинством и в высшей степени почтенная матрона оказывается, если верить Сцене, ветреной, легкомысленной и неопытной особой крайне юного возраста, гордостью всей деревни или любимицей всего полка.
Ну а тучный, страдающий одышкой джентльмен, при виде которого возникает впечатление, будто бы он не отказывал себе ни в каких удовольствиях, а бегал в последний раз лет сорок пять назад, – на самом деле отнюдь не какой-нибудь солидный отец семейства, как подумали бы вы, судя по его внешности, но совсем наоборот: юнец-сорванец, беззаботный мальчишка.
Глядя на него, никто не сделал бы подобного вывода, однако все его недостатки состоят исключительно в том, что он так молод и легкомыслен. Впрочем, есть в нем хорошие задатки, и он, конечно, остепенится, когда возмужает. А покамест все молодые люди в окрестностях хотят с ним дружить, и все девушки в него влюблены.
– Вот он идет, – говорят они, – наш милый, милый Джек, дорогой мальчик, пылкий юноша, всегда первый в наших молодежных состязаниях, о Джек, который своей детской невинностью привлекает к себе все сердца. Ура! Ура! Ура! Давай плясать, Джек, – у тебя глаза сверкают, точно звезды.
Ну и уже нечего дивиться, что по законам Сцены дама с лицом восемнадцатилетней девушки на самом-то деле очень не молода, ибо является матерью нескольких персонажей среднего возраста.
Опытный зритель в театральном мире никогда не делает выводов на основании того, что он увидел. Он ждет, когда ему расскажут, что именно он увидел.
На Сцене у Законника никогда не бывает собственной конторы. Он занимается юридической практикой непосредственно в домах клиентов. Законник приезжает к ним за сотни миль для того, чтобы сообщить самую незначительную информацию по их делу.
Ему никогда не приходит в голову, что было бы гораздо проще написать письмо. Графа "путевые издержки" в общем счете расходов по делу должна содержать колоссальную сумму.
Два момента в жизни клиента доставляют Сценическому Законнику величайшее наслаждение. Первый – когда его клиент неожиданно получает наследство; второй – когда он так же неожиданно его теряет.
В первом случае Сценический Законник бросает все свои дела и мчится сломя голову совсем в другой конец Англии, чтобы сообщить клиенту радостную новость. Он входит в скромное жилище, снимаемое упомянутым наследником, вручает служанке свою визитную карточку, и его вводят в гостиную. Законник входит с таинственным видом и садится с левой стороны Сцены, тогда как его клиент садится с правой. Обыкновенный, заурядный юрист приступил бы к делу без околичностей, но для обитателя страны под названием Сцена поступить так было бы излишне просто. Он пристально смотрит на своего клиента и говорит:
– У вас был отец.
Клиент поражен. Откуда этот чахлый старец с проницательным взглядом и в траурном облачении мог узнать столь тщательно хранимую тайну? Он приходит в замешательство, что-то бормочет, но невозмутимый Законник не сводит с него своего проницательного до полной остекленелости взгляда, и клиент понятия не имеет, как ему теперь быть. Одно ему ясно: все увертки ни к чему не поведут. А потому, изумленный и озадаченный тем обстоятельством, что этот странный посетитель знает все его семейные тайны, клиент подтверждает факт: да, у него был отец.
Законник улыбается спокойной, торжествующей улыбкой и почесывает подбородок, как видно, вновь начинающий зудеть от непрерывного бритья.
– Если мне сообщили верные сведения, – продолжает он, – у вас также была и мать.
О да, этот человек настолько проницателен, что от него ничего не скроешь. Так что клиент сразу сознается: все верно, мать у него тоже была.
Далее Законник, точно какую-то великую тайну, рассказывает клиенту всю его (не свою, а клиента) биографию, со дня рождения до настоящего времени, а также биографию его ближайших родственников. Не проходит и получаса, в самом крайнем случае – около сорока минут, как клиент уже почти введен в курс дела.
Но есть случай, когда Законник страны под названием Сцена испытывает еще большее наслаждение. А именно – когда клиент теряет все свое состояние. Законник сам отправляется в деревню с целью сообщить об этом несчастье. Он ни за что в мире не поручит этого дела кому-нибудь другому и нарочно выбирает особенно неподходящую минуту. Наиболее удобным временем для такого сообщения он считает день рождения старшей дочери, когда дом полон гостей. Ровно в полночь бьют часы – а с последним их ударом за праздничным столом материализуется Законник и сообщает жуткую весть.
То-то и оно, что Сценический Законник совершенно не имеет понятия о рабочем времени – он заботится лишь, чтобы подобное известие произвело самое неприятное впечатление. Если он не может сделать этого в день рождения, то дожидается дня свадьбы: встает в несусветную рань, отправляется в деревню и, конечно же, портит праздник. Это его хобби: замешаться в толпу счастливых и веселых людей, а потом уехать и оставить их убитыми горем.
Сценический Законник – очень разговорчивый джентльмен. Он считает своей профессиональной обязанностью рассказывать о семейных делах клиента первому встречному. Законника хлебом не корми, но дай ему возможность посплетничать о семейных тайнах доверившихся ему людей с людьми, явно не заслуживающими никакого доверия.
К слову сказать, на Сцене все имеют привычку рассказывать совершенно незнакомым людям как собственные секреты, так и секреты своих друзей. Много времени для этого не требуется, а уж свободные пять минут непременно найдет каждый. "Садитесь, мой друг, и я расскажу вам историю моей жизни", – говорят на Сцене; "Пойдем выпьем", – произносят в реальной жизни. Это синонимы.
Уважающий себя Законник непременно должен был в детстве качать на колене Главную Героиню (уточним: в ее, а не своем детстве): "О, она тогда была совсем крошка, вот такусенькая". По-видимому, это также входит в число его профессиональных обязанностей. Кроме того, он обычно успевает по-отечески перецеловать всех хорошеньких девушек и потрепать по щечке всех горничных. Хотели бы мы иметь такие же профессиональные обязанности!
Кроме того, если случаются какие-нибудь печальные происшествия, уважающий себя Законник должен прослезиться; для этого он отворачивается, достает платок и говорит, что, кажется, ему попала в глаз муха. Бурные аплодисменты: зрители, конечно, оценили трогательность момента.
А еще уважающий себя Законник никогда не бывает женат, во всяком случае на Сцене (а вообще-то мы слышали от замужних дам, что удачные браки имеют место очень редко – то есть, может быть, Законник ничего и не потерял). В молодости он был влюблен в мать героини: "О, это была святая женщина… – (Законник отворачивается и изгоняет из глаза муху) – теперь она с ангелами". Надо заметить, что джентльмен, бывший ее мужем, не совсем уверен в этом… Впрочем, его сомнения не мешают Законнику стоять на своем.
Стоит уточнить, что в более легких драматических жанрах Законник обычно совсем не похож на описываемого нами персонажа. В комедии он – человек еще молодой, у него есть своя контора, и он женат (последний факт не подлежит сомнению хотя бы потому, что жена и теща этого Законника проводят бо́льшую часть дня в его кабинете, своим присутствием оживляя это скучное и мрачное место).
У комедийного Законника всего-навсего один клиент, или, лучше сказать, одна клиентка. Эта дама очень мила и чрезвычайно любезна, но отличается сомнительным прошлым – и мы твердо уверены, что лучше не пытаться развеять сомнения: будет только хуже. Но как бы то ни было, кроме ее дел, другой работы у бедняги нет. Если учесть все это, следовало бы ожидать, что клиентка будет радушно принята семьей Законника, ан нет: его жена и теща чисто инстинктивно терпеть ее не могут. Так что бедный молодой человек, услышав на лестнице шаги кого-либо из них, должен оперативно прятать свою клиентку в угольном погребе или запирать ее в сейф.
Стоит ли удивляться, что мы и сами не слишком рвемся стать клиентами Сценического Законника, и читателям нашим этого не советуем. Особенно если вы, дорогой читатель, окажетесь не в драме, а в комедии (что порой случается). Судебный процесс – такая штука, которая может сильно расстроить нервы даже при самых благоприятных обстоятельствах; а уж если за него возьмется какой-нибудь Законник-из-комедии – то от нервов останутся разве что лохмотья.
Горничная
Особые приметы: так просто не сформулируешь, поскольку на Сцене обычно представлены два вида горничных. Мы считаем, что этого слишком много, но изменить ситуацию бессильны.
Впрочем, приступим к описанию профессии. Ну ладно, уговорили: двух ее, профессии, разновидностей.
Во-первых, Горничная, работающая (тяжело и много) на съемных квартирах. Сердце доброе, лицо замурзанное, одета по последней моде, принятой у огородных чучел. Ее главное занятие – чистка сапог. Она чистит обувь по всему дому и в любое время дня (ночи тоже). Когда Главный Герой завтракает, она приходит, подсаживается к столу и чистит сапоги Героя прямо над его тарелкой. И даже во внутренних комнатах она ухитряется найти сапоги, чтобы их чистить.
У такой Горничной особая манера чистки. Одной и той же щеткой она и стирает грязь с обуви, и намазывает ее гуталином, и наводит окончательный глянец. Гуталина при этом изводится немыслимое количество. Горничная, кажется, целый день чистит один и тот же сапог, дышит на него и трет его так, что удивляешься, как еще не образовалась дырка, – но все же никак не может завершить свою работу. Удивляться этому нечего, так как, присмотревшись, вы увидите, что объект, над которым она трудилась все это время, хорошо знаком нам по назойливой рекламе современной обуви: "Спешите приобрести! Только у нас! Удобство и экономия! Сапоги и ботинки из лаковой кожи, не нуждающиеся в постоянной чистке!".
Видимо, над бедной девушкой кто-то подшутил.
Горничная этого типа использует обувную щетку и в качестве расчески, и для того, чтобы нанести на лицо косметику.
Мы знакомы с одной горничной (настоящей, а не Сценической!), которая работала в таким вот многоквартирном доме – в Блумсбери, если вам это интересно: да, нам довелось некогда там жить. Эту девицу трудно было назвать эталоном опрятности, но все же она не походила на существо, исповедующее принцип "вот-я-как-мусор-убираю-так-в-этом-рабочем-платье-и-спать-укладываюсь-а-утром-не-умывшись-иду-на-работу", что нас, в то время усердно изучавших теорию драматического искусства, весьма удивляло. В результате однажды мы даже не удержались от прямого вопроса.
– Отчего это, Софрония, – поинтересовались мы, – вы хотя бы издали похожи на человеческое существо, а не на то пугало для ворон, каким вам надлежит быть согласно костюмерному искусству Сцены? Разве вы никогда не пудрите носик сапожной щеткой, не завиваете волосы угольными щипцами, не умываетесь дегтем, не используете в качестве шляпных булавок вертела для жаркого?
– Да господи ж ты боже мой! – воскликнула она. – Что я, дура распоследняя, чтобы вести себя так – или чтоб задавать такие вопросы?!
С тех пор у нас как-то пропала охота интересоваться этим предметом – даже когда мы переселились в более престижное жилище.
…Другой вид служанки на Сцене – Горничная в загородном имении. О, это согласно научной классификации не просто иной вид, но поистине другой отряд! Изящное, прелестное, элегантно одетое создание. Ее обязанности сводятся к тому, чтобы смахивать пыль с ножек кресел в гостиной. Другой работы у нее нет, но зато, надо сознаться, эту деятельность она исполняет в совершенстве. Войдет в комнату – смахнет пыль с ножек кресел (или только одного кресла, стоящего посреди Сцены), выйдет из нее – опять смахнет.
Если уж существует на Сцене что-то, по-настоящему избавленное от пыли, так это ножки кресел.
Она лелеет планы выйти замуж за слугу в том имении – разумеется, когда они накопят достаточно денег для того, чтобы открыть собственное дело. Например, приобрести или построить скромную гостиницу. Они уверены, что легко справятся с управлением гостиницей, ведь это так просто, даже без соответствующего опыта! Мы не разделяем этих их убеждений, но мы – не они.
Свадьба не раз оказывается под угрозой, потому что Горничная и ее жених постоянно ссорятся. Для этого они всегда приходят в гостиную. Странно: у них есть кухня, за ней сад, за ним фонтан, а за ним вдали горы (посмотрите на декорацию), но нет! Сцена у фонтана не происходит: во всем доме нет другого места для их ссор, кроме гостиной. И ссорятся они так энергично, что даже ножки кресел иногда остаются недовытертыми от пыли.
Надо думать, Горничной и слуге недолго приходится копить деньги на обзаведение гостиницей: щедрость остальных персонажей невольно подталкивает к мысли бросить любые занятия в реальной жизни (все равно они приносят плохой заработок) и наняться прислугой на Сцену. Это гораздо прибыльнее.
Если кто-нибудь на Сцене поинтересуется у Горничной, дома ли ее госпожа, или попросит ее опустить письмо в почтовый ящик, то в качестве чаевых он дает ей за это никак не менее соверена; в конце же пьесы все так и стараются сунуть ей в руку пятифунтовые банкноты. А Добрый Старый Джентльмен (если его еще не прикончили посредством Комического Персонажа) каждый раз дает ей десять фунтов.
Сценическая Горничная сплошь и рядом обходится со своей хозяйкой очень нахально – зато в нее регулярно влюбляется хозяин. Спокойствию в доме это, как легко догадаться, не способствует.
Впрочем, иногда на Сцене представлена и по-настоящему верная Горничная, но в таком случае она непременно ирландка. Иной вариант исключен.
На Сцене каждый из мужчин, посещающих дом, непременно должен мимоходом чмокнуть Горничную в щечку, ущипнуть ее за бок и сказать: "Джейн, а тебе когда-нибудь говорили, что ты сущая прелесть?" (и снова: чмок в щечку, щип за бочок). Они все уверены, что это ей очень нравится.
Много лет тому назад, когда мы были еще совсем молоды, нам захотелось убедиться, бывают ли и в жизни ситуации, подобные тем, какие мы видим на Сцене. Придя в дом одного из наших добрых приятелей, мы немедленно приступили к делу.
Их горничная была далеко не так прекрасна, как положено на Сцене, но мы смирились с этим. Она ввела нас в гостиную, а затем сказала, что пойдет и доложит обо мне хозяйке.
Мы решили, что пора приступать, и, устремившись вперед, загородили девушке дорогу к двери. Держа перед собою шляпу и чуть склонив набок голову, как того требуют правила Сцены, мы сказали ей: "Пожалуйста, не уходи, будь любезна!"
Горничная, по-видимому, испугалась. Мы и сами чувствовали себя не в своей тарелке, тем не менее нужно было продолжать.
"Знаешь ли, Джейн, – сказали мы (ее звали вовсе не Джейн, но мы ведь в этом были не виноваты), – что ты сущая прелесть: тебе когда-нибудь говорили такое?" А далее проделали положенный чмок, щип и, если так можно выразиться, щекот (пальцем под подбородком).
Но все напрасно: мы не имели успеха. В гостиной не было зрителей, готовых смеяться и аплодировать, так что мы вправду выглядели настолько глупо, что даже испугались этого. Но, призвав на помощь все свое мужество, продолжали гнуть прежнюю линию.
Приняв обычный для Сцены вид комического слабоумия, мы поманили к себе девушку. Повторим: на Сцене, мы это видели не раз, такое всегда срабатывало.
Но это была неправильная горничная, и она неправильно себя повела. А именно – перепрыгнула через диван и, укрывшись за ним, закричала: "Помогите!"
Мы никогда не видели, чтобы на Сцене девушки делали что-нибудь подобное, и это совершенно сбило нас с толку. Но мы сочли глупым останавливаться на полдороге и очертя голову ринулись дальше.
Обежав вслед за девушкой вокруг дивана, мы настигли ее у двери и немедленно поцеловали еще раз. В ответ она расцарапала нам лицо, громко завопила: "Полиция!", "Убивают!" и почему-то "Пожар!!!" – а затем, сумев вырваться, убежала прочь.
Почти сейчас же вслед за этим на пороге появился наш приятель.
– Что же это, Дж. Клапка Дж., дружище, – сказал он, – да ты никак пьян?
Мы ответили ему, что он ошибается, и по законам Сцены… Но тут на сцене появилась его жена, разъяренная до последнего предела. Она даже не спросила, пьяны ли мы, а сразу с уверенностью воскликнула, что нам не следовало являться к ним в "таком непотребном виде". И все наши старания убедить ее, что даже самые трезвые мужчины ведут себя именно таким образом (во всяком случае, на Сцене) оказались совершенно напрасны.
Она заявила, что ей решительно нет дела до того, как ведут себя на Сцене, но у себя в доме она не допустит такого безобразия, а если приятели ее мужа не умеют вести себя как джентльмены, то им лучше никогда не приходить сюда даже в качестве гостей.
На следующее утро мы получили письмо из адвокатской конторы в Линкольн-Инне; там говорилось, что накануне утром их клиентка, мисс Матильда Хеммингс, подверглась с нашей стороны жестокому нападению, повода для которого она отнюдь не давала. В описании наших действий фигурировали два удара (в бок и под подбородок), болевой захват, которому подверглась клиентка, когда она пыталась спастись бегством из комнаты, а также переход к оскорблению действием, причем в таких формах, что подробности они готовы обсудить только при личной встрече.
В заключение было сказано, что если мы представим письменное извинение, а также выплатим их клиентке, мисс Матильде Хеммингс, компенсацию в размере пятидесяти фунтов, то они посоветуют вышеупомянутой клиентке, мисс Хеммингс, не возбуждать против нас уголовного дела. В противном же случае таковое дело будет возбуждено немедленно.