– Никак. В общем, была создана легенда, по которой я, профессиональный тренер по рукопашному бою, якобы переехал из Питера в Ригу в сороковом году, сразу после установления в Прибалтике советской власти. Женился на латышке. С началом войны спрятался на ее родовом хуторе возле Либавы от русской мобилизации, а когда в город пришли немцы, во мне вдруг проснулся голос тевтонской крови. Я сам пошел в комендатуру и записался в полицаи. Показав себя настоящим извергом и костоломом. На самом деле, как ты понимаешь, там служил совсем другой человек… В сорок третьем году мой отец вроде как случайно узнал, что его давно потерянный великовозрастный сын находится по эту линию фронта и служит рейху. Конечно же, старик немедленно прислал за мной людей и меня привезли в Берлин. Пред его светлы очи. Дальше все пошло как по маслу. Особенно когда выяснилось, что я неплохо владею не только оружием, но также руками и ногами. Так я попал в СС. Все тем же инструктором по рукопашному бою.
– Он жив? – спросил Ярослав. – Твой старик.
– Нет, – махнул рукой профессор. – Скончался через три месяца после нашей встречи. Тихо умер, во сне. Дай бог каждому такую смерть. Знаешь, меня она совершенно не тронула. Я слишком хорошо знал, кем он стал за эти годы, в кого превратился. Но дело, ради которого меня внедрили в осиное гнездо, было уже сделано. Я стал своим. Первоначально предполагалось, что я вернусь в Союз в самом начале сорок пятого, когда исход войны был ясен даже самым отъявленным психопатам из ведомства Геббельса. Затем в центре отодвинули срок на май-июнь, видимо, рассчитывая к этому времени покончить с Германией…
– Именно тогда ты рискнул написать письмо Светлане и пригласить ее в Метелицу? – уточнил Охотник.
Видя, как удивленно взметнулись брови сенсея, он снисходительно улыбнулся, положил руку профессору на плечо и вкратце поведал нокаутированному известием Леониду Ивановичу историю своего знакомства с его дочерью, ну, и все, что за этим последовало. Включая службу на базе ОСОАВИАХИМ и рождение маленького сына Ленчика.
– Так что теперь мы с тобой породнились, дед, окончательно и бесповоротно! – с улыбкой заключил Охотник, как в старые добрые времена ткнувшись лбом в лоб сенсея и пытаясь как-то расшевелить слегка оцепеневшего от такого известия профессора. Наконец Сомов словно очнулся, несколько раз шумно и глубоко вздохнул, закурил и только после этого произнес ровным, почти будничным голосом:
– О таком подарке судьбы я даже мечтать не мог. Я очень рад за вас, Слава.
– Иваныч, – сказал Ярослав, – помнишь, однажды до войны, когда я еще был в бегах, я сказал, что наши с тобой судьбы во многом похожи?
– Конечно, – качнул головой Сомов.
– Так вот, – нахмурив брови, продолжил Охотник, – как только что выяснилось, они похожи даже больше, чем ты и я могли себе представить. Дело в том, что не так давно я тоже нашел своего отца. И так же, как и ты, не ощутил ровным счетом никаких эмоций, кроме неприязни и безразличия…
На сей раз рассказ Ярослава о встрече с криминальным генералом Питера по прозвищу Святой занял гораздо больше времени, чем история о счастливом знакомстве со Светланой. Когда Охотник закончил, вопросительно взглянув на сенсея, Леонид Иваныч лишь развел руками, помолчал и честно признался:
– Даже не знаю, что тебе на это сказать, Слава. Кроме избитой фразы, что жизнь подчас бывает гораздо невероятней любого вымысла, на ум как-то ничего не приходит. Давай оставим личное, будет еще время, надеюсь. Поговорим о твоей миссии. Которая, согласно полученному мной приказу из Москвы, должна быть однозначно выполнена, в самый кратчайший срок, даже в ущерб тем планам, которые оставались у центра относительно меня. Потому как тайное возмездие приговоренным к смерти нацистам стоит на контроле в самом ЦК. Тебе, конечно, интересно узнать, какого черта я потащился в Бразилию?
– Скорее, речь идет уже не столько об интересе, – улыбнулся Ярослав, – сколько о необходимости. Ведь теперь мы в одном хомуте, Иваныч. Разве не так?
– Согласен, – подтвердил профессор. – Ладно, слушай. Как ты наверняка знаешь, Гитлер и Геббельс, по официальной версии, покончили с собой. Кое-кто из бонз рангом пониже либо застрелился, либо попал в плен, либо добровольно сдался союзникам, пытаясь выторговать жизнь в обмен на информацию. Но – далеко не все… Большая часть влиятельных фигур рейха скрылась, на дожидаясь взятия Берлина, рассеявшись по всему миру. А вместе с ними исчезло и золото партии. Подчистую. Сумма даже по приблизительным подсчетам астрономическая. За ее сохранность отвечал лично партайгеноссе. Бормана до сих пор так и не нашли. Однако, – Сомов сделал многозначительную паузу, – у центра… у моего центра, которому подчинялся я все эти годы, были основания считать, что Мартин жив, что он перебрался в Южную Америку и по-прежнему контролирует огромную часть денег рейха. Активно готовя государственный переворот в одной из не самых крупных стран континента. Потому как против таких государств, как Бразилия и Аргентина и даже Чили, у них кишка тонка. А генерал Шальке, мой хозяин, очень возможно, имеет с партайгеноссе весьма тесную связь.
– Алмазы? – догадался Охотник.
– Они самые, – подтвердил Леонид Иванович. – Я точно знаю, что свободно реализуется лишь малая часть добываемых камней. Примерно семь процентов. Ровно столько, чтобы оплатить текущие расходы рудника. Все остальные алмазы после доставки личным самолетом Шальке в Сан-Паулу, на военный аэродром, перегружаются на другой самолет и тут же исчезают в неизвестном направлении. Куда? Этот вопрос мучил центр. А значит, и меня. До тех пор, пока я не выяснил, что конечным пунктом назначения второго самолета является Аргентина. Точнее, ее столица, Буэнос-Айрес. Около месяца назад я, а со мной еще пятеро охранников, сопровождали генерала и партию камней до аргентинской столицы, где Шальке, прямо на аэродроме, вместе с кейсом сел в поджидавшую его машину. Марки "БМВ". Я лично и еще двое охранников сопровождали генерала от самолета до машины. Всего каких-то десять шагов, но так положено… Когда выскочивший шофер открывал перед Шальке заднюю дверь, я успел разглядеть, кто сидит в "БМВ", ожидая моего хозяина… Догадайся с одного раза – кто?
– Борман, – коротко обронил Охотник.
– Правильно. Это был партайгеноссе. Жив-здоров и, как мне показалось, даже более упитан, чем на снимках времен войны. Генерал отсутствовал часа три. Потом машина привезла его назад на аэродром, уже без кейса, мы сели в самолет и отправились обратно. Сразу же по возвращении в Бразилию я передал эту информацию в центр. По сути моя миссия была успешно завершена. Факт связи подтвердился, круг поиска сузился в несколько раз. Я сделал все, что мог – и даже больше. Но в Москве опять, как прежде, не спешили давать команду к завершению миссии. И вдруг я узнаю, что через два дня прибывает ликвидатор из ГРУ, которому поручено убрать генерала Шальке и доктора Тиллера. А также, что этот приезд никак не связан с добытой мной информацией. Потому как у спецслужб нашей Родины правая рука не знает, что делает левая.
– И каковы твои обязанности в отношении меня?
– Всеобщее содействие. С последующим, наконец-то, возвращением обратно в Союз. Разумеется, раздельно друг от друга. Разными маршрутами.
– Ты доволен? Скоро будешь дома. Увидишь дочь и внука.
– А ты как думаешь?
– Думаю, что доволен, – пожал плечами Охотник. – Борман – вторая фигура рейха – засветился, а это дорогого стоит. Ты – герой. Пора вертеть дырку для ордена. Как думаешь, им уже занимаются?
– Кем? – осклабился Сомов. – Орденом или партайгеноссе?
– Золотом рейха, – вздохнул Ярослав. – Сдается мне, что для центра гитлеровские закрома первичны. Это ж Эльдорадо. Как минимум. Даже добравшись до части золота Бормана, можно отстроить заново полстраны.
– Я не сомневаюсь. Даже если номер машины, на которой приезжал Борман, окажется липовым – сто шансов к одному, что так оно и есть, – его все равно обложат. В Аргентине достаточно наших агентов. Рано или поздно он попадется. Насчет золота – куда сложнее. Придумают что-нибудь. Раз уж ухватили змея за кончик хвоста…
Некоторое время молчали. Сомов курил, думая о чем-то своем. Ярослав поднял руку, сорвал с ветки спелый плод, похожий на яблоко, и с хрустом откусил. Спросил, перехватив взгляд профессора:
– Кстати, Иваныч. Если наши с тобой грозные конторы так отлично конспирируют свои действия даже друг от друга, почему ты не спросил меня, каким образом спецотдел армейской разведки вообще узнал о существовании в дебрях Мату-Гросу алмазного рудника и о твоем личном пристутствии здесь в качестве инструктора? Неужели ты думаешь, что я, именно я, здесь появился случайно?
– Конечно, я так не думаю, – мотнул головой Сомов. – Более того. Я догадываюсь, кто сообщил в Москву о Вервольфштадте. И, видимо, даже прислал кое-какие фотографии. В том числе и мою. Если мне не изменяет память, на снимке, который тебе показали в ГРУ, я стоял на пристани в Сан-Паулу рядышком с симпатичной девушкой…
– Которую зовут Мерседес, – усмехнулся Охотник. – Браво. Браво, Иваныч. Шесть баллов по пятибалльной шкале. А ведь героические колчаковские старички до сих пор наивно считают себя тайными вершителями будущих судеб мира. Или, как минимум, кровавым ночным кошмаром для вздернутых на деревья обитателей Вервольфштадта.
– Если бы на моем месте и на месте лейтенанта Апорта был кто-то другой, – вздохнул Сомов, чуть дернув уголком рта, – то эти трое сумасшедших белогвардейцев уже давно кормили бы пираний. Знаешь, когда я понял, что это их рук дело?
– Когда?
– Все просто на самом деле, – в последний раз затянувшись, Леонид Иванович бросил сигарету на землю и тщательно раздавил окурок сандалией. – Трупы были подвешены на дереве при помощи веревки. В таком крохотном городке, как Лас-Суэртос, есть только одна лавка, торгующая крючками, гвоздями, задвижками, ведрами, веревками и прочей хозяйственной мелочью. В той лавке есть только два вида веревки – тонкая и толстая. Способная выдержать вес взрослого мужчины. Продается она только в мотках, по сто метров. Одной семье для личных нужд мотка хватает очень надолго. Возможно, на годы. Улавливаешь мысль, разведка?
– Да уж, проще пареной репы, – вынужден был признать Ярослав. – Остается лишь выяснить, кто в последнее время покупал подходящую веревку. И сколько же таких набралось?
– За три месяца– только двое. Одним из покупателей оказался помощник лейтенанта, Мигель. Этот придурок и алкаш вне подозрений. Вторым – хозяин фотоателье и похоронной лавки, дон Иванко. Как его почтительно называют все местные. Бывший русский эмигрант, осевший в здешней глуши много лет назад. К нему регулярно наведываются двое таких же, из Сан-Паулу. Там русских не так чтобы много, но по крайней мере никого ими уже не удивить. Те же двое, которые приезжают, мужички хоть и в возрасте, под шестьдесят, но в полном порядке. Владеют спортклубом. Один – боксер, другой – борец. Прибавь к этому мой фотоснимок, который полковник Иван Федорович Клименко сделал на пристани, думая, что я его не заметил. Плюс – варварские убийства, не имеющие, между нами говоря, ничего общего с кровожадными обычаями местных индейцев качо. Достаточно сопоставить эти факты, чтобы понять – никто, кроме этих троих, не имел мотива сообщать в Москву о руднике и резать загулявших немцев.
– Действительно, – согласился Охотник. – Как все просто. Я вчера обедал в доме Клименко. Познакомился с его женой, дочерью и господами офицерами колчаковской армии. Когда мы уединились, мило побеседовали, дедульки, распалившись, с гордостью признались, что варварские убийства немцев, о которых меня предупредил ваш охранник у лодочного пирса, их рук дело. Я предложил им не утруждать себя дальнейшей помощью и ушел в "Чайную розу". Посоветовав на время уехать из города. Дабы не путаться под ногами.
– Правильно сделал, – поморщился профессор. – Им в дурдом нужно. Лечиться. То же мне, патриоты царя и отечества, мать их!.. Палата номер девять в спецбольнице для буйных психопатов.
– С нервами и злостью у старичков действительно аврал. Но я думаю, для нашего дела они не опасны, – вздохнул Ярослав. – По крайней мере надеюсь на это. Не вязать же их, в самом деле, по рукам и ногам, запирая в подвале дома, пока все кончится. Вменяемые люди. Должны понимать, во что ввязались. Не до самодеятельности.
– Забудь про них, Слава! После нашей с тобой встречи у фотографа друзьям не будет ни малейшей возможности влиять на происходящее, – убедительно припечатал Сомов. – Ладно, ближе к делу. Расскажи свою легенду и план ликвидации, который вы слепили там, в центре. Поищем слабые места. А таковые, как пить дать, найдутся в изобилии. Ерунда. Подкорректируем.
– Вариантов было два, – сообшил Охотник. – Первый изначально рассчитан на твою помощь. Второй оставался на тот случай если… договориться не удастся. Извини, Иваныч. Все в спецотделе были уверены, что ты – предатель. Поставь себя на их место…
– И ты? Ты тоже был уверен? – сверкнул зрачками сенсей. – Не лги мне.
– Всегда хочется верить в лучшее, – не отводя глаз, сказал Ярослав. – Конечно, я надеялся. Хотя для этого почти не было оснований. Я в курсе, что такое СС…
– Ладно, проехали, – отмахнулся профессор, легонько хлопнув Охотника по плечу. – Обошлось без накладок. Выкладывай свою легенду и основной вариант. Во всех деталях! Не хватало нам еще спалиться из-за ерунды…
Ярослав изложил. На протяжении пятнадцати минут Леонид Иванович ни разу не перебил его. Лицо профессора оставалось таким же спокойным, фальшиво-безучастным, как всегда. Растоптав очередную сигарету, Сомов заговорил только тогда, когда, закончив пересказ плана, Охотник замолчал.
– По поводу легенды. Выглядит весьма убедительно. Такой человек – Ганс Розенберг, я полагаю, действительно был? И, после взятия в плен, закончил свои дни где-нибудь в подвалах спецтюрьмы ГРУ?
– Да, был, – кивнул Охотник. – Только звали его иначе – Курт Вайс. Я лично читал его показания. Весьма подробно. Словно их специально снимали с такой скрупулезностью, чтобы впоследствии использовать в игре против немцев. Как он расстался с жизнью и расстался ли вообще – я не знаю. Да это и неважно.
– Что ж, вынужден согласиться – шанс сойти за него вполне реальный. Особенно на фоне применения секретных материалов из захваченного твоей группой архива СС. На такие доказательства Шальке просто обязан клюнуть. А вообще, интересно подчас жизнь поворачивается, – хмыкнул Сомов. – Кто бы мог знать, тогда, в мае сорок пятого, когда вы не дали взлететь самолету с ящиками и ты едва не лишился ноги, что на одной из находящихся в ящиках магнитных лент будет записан личный разговор Майне с адмиралом Канарисом. Твоя главная задача – убедить его, что Канарис, которого все без исключения, и в Европе, и в Соединенных Штатах, и здесь, в Южной Америке, считают расстрелянным за измену фюреру, на самом деле спасся. Спасся именно благодаря тебе и двум солдатам из расстрельной команды СС! Версия, что и говорить, невероятнейшая. Безумная. Но тем же самым она и сильна. Представляю, как выпучатся глаза Майне, когда он услышит это шокирующее и радостное известие. Они с адмиралом действительно были приятелями?
– Насколько мне известно, даже больше, – сказал Охотник. – Родственниками. Жена Канариса была двоюродной сестрой первой жены Шальке.
– Думаешь, Шальке разделял взгляды адмирала на будущее Германии? – нахмурился Леонид Иванович.
– По крайней мере частично, – кивнул Ярослав. – Это прослеживается из их разговора наедине, записанного технической службой СС. Странно лишь, что Шальке не попал под молот. И его не расстреляли вместе со всеми остальными офицерами-заговоршиками из ближайшего окружения Канариса. Как думаешь, почему?
– Теперь нет смысла гадать, – закрыл тему профессор. – Если ГРУ, обладая многими тысячами документов рейха, до сих пор не нашло ответ на этот вопрос, то значит он благополучно почил в водовороте исторического катаклизма. Ладно, с легендой, кажется, разобрались. Придраться здесь я ни к чему не могу. Потому что как ты сам, так и твой центр вынуждены рискнуть и целиком положиться на показания этого Вайса. А также молить бога, чтобы на руднике не оказалось его бывших сослуживцев по дивизии. То, что официально она считается полностью разгромленной, еще ничего не значит. Шанс влипнуть мизерный, но он есть… Лично мне сами показания кажутся правдивыми и весьма убедительными. Этот Вайс явно пытался спасти себе жизнь, даже ценой длительной каторги, и ради этого готов был рассказать о чем угодно. Например, в каком возрасте он начал заниматься онанизмом и как часто по ночам воровал варенье из кладовки у любимой бабушки. Теперь, что касается плана ликвидации Шальке и фон Тиллера. Они оба ни к черту не годятся. Потому как во время их разработки ни ты, ни твое командование не имели четкого понятия, что собой представляет Лас-Суэртос. А ваш добровольный осведомитель, полковник Клименко с компанией, по одной ему известной причине ограничил свой донос лишь самыми поверхностными комментариями, сделав основной упор на фотографии, способные пролить свет на истинные личины главных персонажей Вервольфштадта. В число которых почему-то попал и я. Непонятно – за какие заслуги…
Сомов усмехнулся и покачал головой.
– Одному диверсанту ликвидировать одновременно и Майне, и Шлеха здесь, на руднике, оставшись при этом в живых, крайне сложно. Хотя теоретически вероятно. Не будь рядом меня или окажись я предателем – иного варианта у тебя просто не оставалось. Но нас теперь двое. А это значительно облегчает задачу. Скелет операции – уничтожение генерала вне пределов поселка, во время его "встречи" с восставшим из ада Канарисом, тоже выглядит весьма оригинально. Но как тогда быть с фон Тиллером? Оставить его в живых – нельзя. Вернуться за ним после ликвидации Майне – утопия. С собой на тайную встречу генерал эскулапа никогда не возьмет. Хоть они и запанибрата. Даже шнапс пьют вместе, регулярно. Что остается? Ты, как главный игрок, берешь на себя хозяина, а я во время вашего отсутствия тихо придушу фон Тиллера, тело спрячу с глаз долой… да хотя бы под кровать, в его собственном доме, а сам сяду на катер и полным ходом в Сан-Паулу. А оттуда – в Рио. Где мы с тобой, даст бог, встретимся, в заранее оговоренном месте. И хорошенько напьемся, забурившись в тихое местечко на окраине, прежде чем на разных посудинах отправиться через океан.
– Так и сделаем, – согласился Охотник. – Как думаешь, сколько человек охраны генерал возьмет с собой в самолет?
– Максимум – четыре, – помолчав секунду, ответил Леонид Иванович. – Но скорее всего – только двоих. Фрица и Рольфа. Серьезные мужики. Виртуозы своего дела. В самолете не так уж много места. Пятерым уже тесно. Еще пара человек будет обязательно ждать на аэродроме. С машиной и водителем.
– Сколько будет пилотов?
– Обычно летят двое, основной и дублирующий. Мало ли что может случиться с одним из них в воздухе, над джунглями? Сердце прихватит, или там голова закружится. Генерал не любит рисковать своей драгоценной шкурой.
– Парашюты есть?