46
Трупная канава
16 ч. 14 мин.
Высохшее русло ручья в Линь-Паради жители поселка превратили в сточную канаву, в свалку, куда бросают все ненужное и грязное. Ржавые канистры, дырявые шины, телевизор без экрана, заплесневелые газеты, десятки пустых бутылок, продранный диван с торчащими наружу пружинами, пенопласт, картон, железо, стекло, дерьмо - омерзительная каша, которую каждая гроза гонит вниз, к океану; здесь же трупы кошек, собак и крыс.
И труп Имельды.
Валяется среди отбросов.
Кристос спустился в овраг, стоит обеими ногами в мерзкой жиже, прижимает к груди уже остывшее тело. Ему хочется кого-нибудь убить, кинуть бомбу, хочется, чтобы сюда хлынул поток раскаленной лавы; ему хочется быть богом, хочется устроить ливень на сорок дней, вечно плакать, поднять ураган, вызвать прилив; снять остров одним движением рубанка, чтобы тонны воды, земли и дерьма с наветренной стороны выплеснулись на другой берег; хочется поглотить все расы, все племена, всех обычных людей с кожей любого цвета, из хижин и вилл.
Муса Дижу стоит на тротуаре над канавой и не осмеливается произнести ни слова. Его широкая заговорщическая улыбка застыла, когда он увидел, как Кристос выскочил из полицейского пикапа и побежал.
Вытащил свое удостоверение и рассек толпу.
И страшно завыл, как пес.
Кристос опускается на колени. Запускает руки в длинные курчавые волосы Имельды. Подобно пробуждающемуся чудищу, его чутье охотничьей собаки выходит из долгой спячки.
Все вопросы, которые он себе задает, натыкаются на стеклянные стены.
Кто мог убить Имельду?
Почему?
Зачем ее понесло в эти трущобы почти сразу после того, как она вышла из полицейского участка в Сен-Жиле, после того, как они расстались?
Что будет с ее детьми?
Полицейский старается отогнать от себя воспоминание об этой пятерке.
Гордый взгляд Назира. Тонкие ноги Дориана, на которых болтаются слишком широкие шорты. Робкий и сосредоточенный взгляд Амика за очками в погнутой оправе. Заливистый смех Жоли, когда он качает ее на коленях. Большие круглые глаза Долены, лежащей в коляске.
Пятеро детей, которым он должен сообщить об этом.
Кто мог убить мать семейства, так любившую любовь?
Толпа над оврагом растет. Старики в соломенных шляпах, сопливые мальчишки в драных майках, причитающие или ухмыляющиеся креолы. Все они, должно быть, считают Имельду жертвой вспыльчивого мужа.
Ничего особенного, обычное дело, хотя плачущий полицейский - это все же непривычно.
Дижу дружески протягивает ему руку.
- Иди сюда, Кристос. Давай я помогу тебе вылезти, ты не можешь ее воскресить.
Кристос не двигается с места. Он шарит в кармане, ищет мобильник. Ему надо позвонить Назиру. Он самый старший. Он позаботится о мальчиках и о Жоли. И о маленькой Долене тоже. Кристос натыкается на какой-то мягкий пластиковый пакетик и понимает, что это конопля, которую он утром конфисковал у Назира.
Имельда на этом настояла. Она в шесть утра встала перед дверью и не выпускала Кристоса из дома до тех пор, пока он не нашел коноплю, - это оказалось легко, пакетик был под матрасом.
Назир, пятнадцати лет. Курит замал. И продает. Сирота.
Он будет отвечать за четырех братьев и сестер?
Надо, чтобы он хотя бы сам за себя отвечал. И прежде всего - чтобы не переключился на кокаин.
Кристос думает о маленькой Жоли в платье как у принцессы, которое сшила ей мама. О Дориане и Амике, которым Имельда обещала, что спустится с ними к морю, как только они научатся ездить на двухколесном велосипеде. Он думает про карри, которого детям больше не есть, и про овощи, которые сгниют на грядках, и про хижину, которая скоро развалится.
Сам в это не веря, Кристос говорит себе, что у детей, может быть, найдется дядя или еще какой-нибудь родственник, взрослый человек, на которого, по крайней мере, можно будет рассчитывать. И государство о них позаботится.
Он сжимает в руке мобильник. Приближает его к губам, он не знает, что сказать Назиру, он не знает, кто поднимет трубку. Он задумывается, правильно ли вообще звонить. Хватит ли у него когда-нибудь мужества вернуться в дом Имельды?
Кристос смотрит на экран мобильника.
Он пропустил звонок!
Он проводит большим пальцем по экрану, читает имя звонившего.
Айя.
И он пропустил не один звонок, а пять.
И еще получил смс.
Перезвони мне, какого черта.
Кристос машинально выбирает в меню "вызвать".
В ухе у него взрывается пронзительный голос Айи.
- Кристос, твою мать, куда ты подевался? Я раз двадцать звонила в участок. Ты где? Есть очень срочное дело.
- Говори, я слушаю.
Айя немного помолчала, словно удивившись покладистости своего помощника.
- Звонил управляющий автомобильным прокатом, он только что нашел машину, которую брал в аренду Марсьяль Бельон! Слушай, Кристос, с тобой все в порядке? У тебя голос какой-то странный.
- Айя, за меня не волнуйся. Я справлюсь.
- Ты уверен? Какой-то ты не такой. Ты где? Еще что-то случилось?
Кристос повышает голос.
- Потом, Айя. Рассказывай дальше про машину.
- Никогда не угадаешь, где управляющий нашел эту "клио". Бельон оставил ее на стоянке агентства, среди других автомобилей! Меньше чем в трех сотнях метров от отеля. Если бы час назад другой клиент не приехал возвращать машину, они до завтра ничего бы не заметили. Что ты об этом думаешь? Кристос, ты меня слышишь?
- Ага.
- Ты обкурился, что ли?
- Я в порядке, Айя, не трепыхайся.
- Ладно, беги. Я в тебя верю, ты сумеешь разговорить эту чертову тачку. И последнее, Крис…
- Что?
- Я хорошо тебя знаю. С тобой что-то не то. Не знаю что и не стану тебя доставать, если ты не хочешь говорить об этом, только пообещай мне, что будешь осторожен. Я тобой дорожу.
- Спасибо, красавица. Я тронут.
Он отключается. Охотничий пес взял след.
Имельда была убита после того, как просмотрела в полиции все бумаги по делу Бельона. Ее зарезали, как Родена и как Шанталь Летелье. Вот только на этот раз у Марсьяля Бельона железное алиби: когда ее убили, он шел через Песчаную равнину - это могут подтвердить полсотни полицейских. Напрашивается вывод: Родена убил не Бельон, и Шанталь Летелье тоже.
Настоящий убийца свободно разгуливает по острову.
Тот самый тип, который воткнул нож в сердце Имельды.
Кристос расталкивает зевак, садится в машину и срывается с места. Шины взвизгивают, сирена воет, пахнет разогретой резиной, он резко выкручивает руль на виражах, машины, едущие навстречу, из Сен-Луи, благоразумно уступают ему дорогу.
С каждым поворотом пейзаж открывается, потом исчезает, разноцветные башни валятся будто кегли, мелькают мечеть с синим минаретом, церковь с белой колокольней, страшные морды чудовищ на крыше индуистского храма, словно шарлатаны, перед носом у которых Кристос захлопнул дверь.
Пикап пролетает мимо прилавков с фруктами и прохожих на тротуарах, срезает напрямик.
Он вполне может не вписаться в вираж, или тормоза могут отказать - ну и пусть, ему все равно.
47
Одна жизнь в уплату за другую
16 ч. 17 мин.
Пальцы Грациеллы сжимаются на спусковом крючке.
- Последний раз повторяю: положи девочку!
Марсьяль стоит, прислонившись к стволу пандана. Он решил не уступать до тех пор, пока не получит доказательства, что Лиана жива.
- Где Лиана?
- Марсьяль, я выстрелю в девочку.
- Где Лиана? - тихо повторяет Марсьяль, он избегает резких движений, чтобы показать, что не хочет разбудить дочку.
Грациелла в нерешительности. Ее указательный палец медленно надавливает на спусковой крючок. Марсьяль сжимает в руках маленькое сонное тело, не переставая молиться: только бы Грациелла не ограничилась одним выстрелом в упор. Она, наверное, мечтала о более торжественной казни для Софы.
Надо затягивать переговоры.
- Софа пешком шла через весь остров, чтобы увидеть мать. Ты не можешь отказать ей в этом…
Грациелла улыбается, ее пальцы, стиснувшие пистолет, слегка разжимаются.
- Ты не изменился, Марсьяль. Все так же хорошо умеешь уговаривать. Что ж, раз ты так на этом настаиваешь - вперед.
Она показывает дулом пистолета в сторону моря, прямо на пришвартованную лодку.
- Иди первым.
Марсьяль осторожно ступает по мокрым черным камням. Он старается сохранять равновесие, хотя без помощи рук это нелегко. Надо пройти хотя бы несколько метров. Грациелла больше не настаивает на том, чтобы он разбудил Софу. Она поняла, что, пока руки у него заняты, он никаких отчаянных попыток нападения предпринять не сможет.
- Ты почти дошел, - говорит Грациелла у него за спиной. - Загляни в лодку.
Марсьяль делает еще шаг вперед. Волны без устали качают лодку, привязанную к стволу пандана двухметровой веревкой. Сначала Марсьяль замечает две двадцатилитровые канистры с бензином, закрепленные рядом с мотором.
А потом он видит Лиану.
Она лежит на дне надувной лодки. Во рту кляп, руки и ноги связаны мягкой проволокой.
Живая.
Марсьяль в ярости оборачивается, глаза у него наливаются кровью.
- Что ты с ней сделала?
У Грациеллы загораются глаза.
- До тебя начинает доходить, что это не игра? Негритос, старуха зорейка - до них тебе, в общем, не было дела, их смерть тебя не касалась. Но две твои любимые девочки…
Марсьяль дрожит от бешенства. С трудом сдерживаясь, он снова поворачивается к лодке. Лиана смотрит на него пустыми глазами, словно с трудом узнает.
Она совершенно голая. Вся кожа у нее в волдырях, как будто палач жестоко пытал ее, покрывая тело сотнями ожогов - поверхностных, но не оставляя нетронутым ни один сантиметр кожи. Кое-где он особенно усердствовал: ступни почернели оттого, что их прижигали каленым железом, на запястьях содрана кожа, промежность отекшая и багровая, как будто после нескончаемой вереницы любовников.
Грациелла встает между Марсьялем и его женой.
- Ты был прав, жаль было бы лишить Лиану этого зрелища. В конце концов, ей удалось выжить только потому, что она хотела увидеть дочь. Она заслужила возможность поцеловать ее труп.
Грациелла снова начинает давить на спусковой крючок.
- Последний раз говорю, Марсьяль: я хочу посмотреть на Софу.
- Да пошла ты…
Лиана бессознательно начинает ворочаться на дне лодки, но Грациелла на нее и не смотрит.
- Тебе решительно нельзя доверить ребенка, Марсьяль… Неужели смерть Алекса ничему тебя не научила?
Марсьяль не успел пошевелиться. Указательный палец Грациеллы внезапно согнулся. Стоя на расстоянии меньше метра от Софы, она прицелилась прямо в сердце.
Раздались три выстрела, почти заглушенные шумом волн.
На ткани появились три дырки от пуль. Одеяло мгновенно пропиталось кровью, пальцы, запястья и рукава Марсьяля стали красными. В следующую секунду кровь проступает в уголках его глаз, наполняет мириады алых жилок.
Безумный взгляд.
Беспредельная ярость.
Марсьяль, совершенно невменяемый, прижимает к груди детский трупик.
Не опуская пистолета, Грациелла невозмутимо замечает:
- Жозафа ушла к Алексу. Одна жизнь в уплату за другую, Марсьяль, теперь мы друг другу ничего не должны. Надо было принести ее в жертву, чтобы ты понял. Чтобы понял, что такое обезуметь от горя и упиваться местью.
48
Звездная пыль
16 ч. 23 мин.
Человек из агентства "Тропикар" выглядел так, словно был свидетелем на свадьбе, а его внезапно выдернули на работу. В мятой рубашке, с потными подмышками, галстук болтается.
- Хорошо еще, что мне позвонил клиент, у которого проблемы с конди…
Кристос его не слушает. Этот тип болтает без умолку, он воображает, что на него возложена миссия осуществлять социальные связи. Кристос направляется к серой "клио", не имея ни малейшего представления о том, что он предполагает найти в брошенной Бельоном машине. У него в горле застрял горький комок. Кто-то зарезал трех ни в чем не повинных людей, и теперь он уверен, что этот кто-то - не Марсьяль Бельон.
- Хорошо еще, что я умею считать до семи, - продолжает мсье Тропикар. - Такое, знаете ли, не каждый день случается, чтобы машина сама вернулась домой. А тем более машина, на которой ездил убийца.
Он давится смехом.
Солнце, будто застыдившись, спряталось за единственное облачко, заплутавшее над лагуной, и в тени линялый сиреневый цвет стен, железные ворота и ряд одинаковых машин выглядят еще омерзительнее.
Мсье Тропикар не унимается. Он обследует шины кое-как припаркованного полицейского пикапа. На охристой земле стоянки остались следы колес, резкого торможения.
- Хорошо еще, лейтенант, что тормоза на спуске выдержали. Вы могли убиться. Знал я одного типа, он взял напрокат "лагуну", чтобы подняться к Салази, так у него на пятидесятом вираже…
Кристос хватает его за галстук.
- Заткнись! Ясно? Открой машину, принеси мне договор и вообще все бумаги, имеющие отношение к Бельону. И главное - молча.
- Хорошо, хорошо, - бормочет мсье Тропикар, по-рыбьи разевая рот.
И трусцой направляется к сиреневому зданию, где у него контора.
16 ч. 27 мин.
Кристос пошарил в бардачке и между сиденьями, поднял коврики.
Ничего. Никаких улик. Только реюньонский песок всевозможных оттенков, от белого до черного.
Да и на что он мог рассчитывать? Допустим, он вернется сюда - или пришлет еще кого-нибудь - с пробирками и лампой для выявления невидимых следов, экспертиза покажет, что Марсьяль Бельон и его дочь оставили отпечатки пальцев, что с их вьетнамок сыпались песчинки, применив соответствующие методы, можно будет создать подробную карту всех перемещений отца и дочери по острову, но как это поможет расследованию?
Мсье Тропикар возвращается с пачкой зеленых и голубых листков. Он с любопытством и восторгом наблюдает за тем, как Кристос осматривает "клио".
- Ни к чему не прикасайтесь, - говорит ему младший лейтенант, вылезая из машины. - Коллеги позже займутся песком и отпечатками пальцев.
- Вам еще повезло. Контракт предусматривает, что машину нам должны вернуть идеально чистую.
Громкий смех.
Кристос бы с удовольствием, продолжая ряд бессмысленных действий, никак не помогающих расследованию, заехал ему по физиономии. И все же он не дает воли рукам. Убийца гуляет на свободе. А у него нет никаких улик. Он должен сообщить пятерым детям, что их мать умерла. И всем богам всех религий, какие только есть на острове, на это наплевать. Они…
В лучах внезапно проглянувшего солнца вспыхивает созвездие сверкающих машин, и мсье Тропикара так и распирает от гордости за этот до блеска отполированный замшей Млечный Путь. Картину портит только "клио", которую вернул Бельон. Тусклая. Пыльная. Особенно грязные стекла в дверях. Проходя через них, солнечные лучи выделяют следы рук, следы пальцев.
И Кристос, ошеломленный, замирает.
Можно подумать, один из богов где-то у них над головами, задетый за живое, решил ткнуть пальцем в истину, чтобы заставить уверовать жалкого червя, который посмел его оскорбить.
На стекле со стороны водителя огненными буквами проступили слова.
Фантастические, почти нереальные.
Всреча
В бухти каскада
Завтра
16 ч
прихади с девочкой
49
Тайна лавы
16 ч. 28 мин.
Я бегу быстро, как только могу. На этом тростниковом поле я вижу еще меньше, чем в тумане, но не замедляю бега. Я раздвигаю обеими руками стебли, которые хлещут меня по лицу и по голым ногам.
Я вспоминаю, что сказал папа, когда разбудил меня, как раз перед тем, как мы вышли на шоссе.
- Беги, солнышко, беги через поле, все время прямо, прислушивайся к шуму машин и старайся, чтобы тебя не увидели. Все время смотри на колокольню, чтобы не сбиться с пути. Ты не должна ни подниматься, ни спускаться, старайся все время оставаться на одной высоте, тогда не заблудишься. Помнишь, Софа, даму с зонтиком? Ты должна до нее дойти. Там будут люди. Много людей. И ты будешь спасена.
Я сильно плакала.
Я знала с самого начала. Папа мне врал.
Я больше никогда не увижу маму. А ведь он сказал мне, что она ждет меня там, у черных камней, только дорогу перейти.
И тогда папа присел передо мной на корточки. Мне нравится, когда он так делает. А потом стал говорить очень быстро, почти без передышки.
- Да, солнышко, это правда, мама там, по ту сторону шоссе. Только есть еще кое-что, о чем я тебе не говорил. Нас там ждет еще одна женщина. Твой папа когда-то ее любил, очень давно, это мама Алекса, ты же знаешь, твоего старшего брата, который умер. Она очень горевала из-за того, что он умер, и стала злой, очень злой. Как ведьмы в твоих книжках, как Бабушка Калле, понимаешь, Софа? Так что ты должна нам помочь. Ты же моя принцесса, правда, солнышко?
У меня так сжалось сердце, что я не смогла ответить.
- Ты - моя принцесса? Да или нет?
- Д… да.
- Тогда тебе надо бежать, Софа, ты должна добежать до дамы с зонтиком и попросить ее защитить нас. Ты должна бежать как можно быстрее.
Папа, я больше не верю в фей.
И все же я бегу, бегу так быстро, как только ноги могут меня нести.
Потому что на этот раз я тебе поверила.
16 ч. 29 мин.
Три раздробленные ветки гуаявы валяются на камнях. Липкий красный сок, вытекший из плодов, почти сразу слизали пенные волны. Рядом с ветками лежит упавшее бежевое одеяло - как будто его бросил призрак, испуганный тремя выстрелами. Четвертая, более толстая ветка, которую Марсьяль грубо обернул листьями сахарного тростника и пандана, чтобы придать ей очертания тела ребенка, отлетела на несколько метров.
Грациелла с трудом сдерживается, чтобы не взорваться, ненависть переполняет ее. Пистолет подрагивает в ее руке.
- Где девочка?
- В безопасном месте, дорогая моя.
Грациелла приближается к нему. Дуло пистолета почти упирается ему в грудь. Остатки тонального крема на ее пересеченном морщинами и дорожками от слез лице кажутся боевой раскраской. Она старается снизить напряжение, сохранить контроль над ситуацией и самообладание.
- Что это еще за цирковой номер?
- Чтобы ты вернула мне Лиану, я должен был, выполняя твое требование, явиться вместе с Софой. Но неужели ты считаешь меня полным идиотом, способным отдать ее тебе? Мне просто надо было как можно дольше держать ее при себе, ты ведь, наверное, включала радио, следила за облавой в прямом эфире. Если бы я доверил Софу полиции, ты немедленно об этом узнала бы, все средства массовой информации с торжеством сообщили бы об этом.
Грациелла громко и натужно смеется.
- До чего трогательно… И очень смешно. В таком случае далеко она не ушла. Если мне повезет, я успею и вас обоих ликвидировать, и ее на машине догнать.
На мгновение Грациелла отводит от него взгляд, чтобы посмотреть на лодку. На этот раз Марсьяль не медлит. Он резко выбрасывает руку вперед и, ударив по пистолету ребром ладони, отбрасывает его метра на два.
Оружие застревает между камнями.