* * * * *
Праздник – так по полной! Даже охраннику налили стопарь, оставив, правда, на страже. Но с собственной бутылочкой "Абсолюта". Так что Костя Шишин на судьбу не жаловался. А служба, она и есть служба. Никто на нашу землю не ступит, не пройдет!
Не забывая прикладываться к водочке, он внимательно смотрел в черно-белый экран монитора, показывающий совершенно неизменную картинку: темные машины, безлюдную улицу. Город, казалось, вымер. Отдыхал после вчерашних безумств.
Из кабинета Белова неслось нестройное пение пацанов.
– А на черной скамье, на скамье подсудимых, ее сын дорогой и какой-то жиган!.. – пели там, наверху. Костя тихонько подпевал. Ох, любил он хорошие, правильные песни!
Космос прервал пение первым, еще Саня не отложил гитару. Коса все не оставляла в покое мысль о будущей профессии Сашиного сына, первого ребенка в их компании. Рождение этого малыша словно заставило их всех вспомнить, что они когда-то тоже были маленькими, тоже хотели чего-то достичь, кем-то стать…
– Саня!.. Саня, блин, братан… – Космос расчувствовался не на шутку. – Я ведь в первом классе думал, тоже буду профессором…
– А я сначала космонавтом, потом артистом порнофильмов, – Пчела вскочил и манерно завихлял бедрами, – а потом…
– Пчел, а я уже артист, ты понял, да? – перебил его гордый Фил.
– Ты артист? – возмутился Пчела. – Ты массовка!
– А я хотел вулканы изучать, – неожиданно грустно сказал Саня. И, уже зло, добавил: – сука.
Костя-охранник набрался уже основательно. Он старался не отрывать глаз от монитора. Но там не менялось ничего. Ни-че-го.
– Ну, блин, и телевизор, – задумчиво удивился Костя, наливая по новой. Чего-то он уже поплыл. Ну да за сына Белого грех не выпить! И немедленно выпил.
XXXII
– Подождите! – Катя ворвалась в квартиру первой и едва заставила остановиться Сашу и всех остальных. Сегодня она снимала фильм века. Фильм о Ваньке. Ну, и об остальных, Ванькиных родственниках. Главное, чтоб получилось. Кинооператор из нее еще тот – практики маловато, только вчера немного потренировалась. Она включила видеокамеру:
– Двадцать восьмое октября одна тысяча девятьсот девяносто третьего года! – торжественным голосом произнесла Катерина, стараясь, чтобы в объектив попали все. И племянник с Ванькой на руках, и Оля с охапкой цветов, несколько растерянная после больницы, и сестрица Татьяна, и Елизавета Павловна, всю дорогу ревниво посматривающая на Сашу. – Теперь входите, – милостиво разрешила она, выискивая новые ракурсы и выстраивая новые запоминающиеся мизансцены. Эх, надо было не в медицинский, а во ВГИК идти! Такие таланты в землю зарыла!
– Ну, с новосельем, Вань! – Саша шагнул первым, точнее, первым был Иван. Саша осторожно держал сына, разглядывая серьезное детское личико. Ванька не спал. Не иначе, как в виде исключения. Чувствуя торжественность момента. А ведь в машине сопел, как паровозик, даром, что кроха.
– Здесь у тебя детская будет… – под внимательным присмотром камеры Саша знакомил сына с квартирой.
– А ванночку купили? – заботливо спросила Елизавета Павловна. Она осталась в стороне от хозяйственных забот, и это ее немного раздражало. Наверняка ведь что-нибудь забыли!
– Купили, купили. Все купили, – успокоила ее Татьяна Николаевна. – И ванночку, и кроватку. Памперсов целый контейнер.
– А сюда мы железную дорогу купим… – показывал Саша Ваньке уже свой кабинет. – Ну все, пора на бочок. – Счастливый папаша положил сына в кроватку.
– Саш, улыбайся! А где Оля-то? – Катя решила, что пора бы и невестке появиться в историческом ее фильме. Как-никак, молодая мама.
Оля гремела на кухне посудой – надо было куда-то пристраивать огромных размеров букеты, от запаха цветов уже кружилась голова. Или это с непривычки? От свежего-то воздуха… Все-таки долго они с Ванькой провалялись в больнице – почти три недели.
– Наш Ванечка… – почти хором умильно прошептали Татьяна Николаевна и Елизавета Павловна, глядя на сонного ребенка. И переглянулись. Елизавета Павловна даже соизволила улыбнуться.
– Поцелуй для истории! – Катя, наконец, выстроила мизансцену. И Саша приник к Олиным губам сначала для камеры, а потом уже по-настоящему, забыв обо всем на свете…
– А коляску купили? – все-таки не удержалась Елизавета Павловна. И, надо же, попала! Коляски пока не было.
* * * * *
Фархад был почти счастлив. Все-таки Белый все понял и согласился с его предложениями. Иначе бы точно не обойтись без большой беды.
Зато сейчас он был на коне, встречая в Домодедове земляков, которые прибывали по реальному делу, а не просто так – в гости. Или еще хуже – для разборок с ним и с братом Белым.
Наконец стеклянные двери зоны прилетов распахнулись и выпустили Далера в сопровождении двух охранников. По обычаю обнялись. Чувствовалось, что все довольны и искренне рады видеть друг друга. А как же иначе может быть, когда все так хорошо складывается? Уже ведь и плантации решили увеличить под новые заказы и новые проекты.
– Рад тебя видеть. Как семья? – спросил, улыбаясь, Фархад.
– Слава Аллаху, все здоровы, – серьезно ответил Далер, приглаживая свои непослушные воздушные волосы. Которые почему-то в последнее время еще поседели. – Весь род гордится тобой. Ты доказал, что заботишься о семье.
Обычные вроде бы восточные комплименты были все равно приятны Фархаду. Прежде всего потому, что ему не придется доказывать, что он не верблюд, корабль пустыни. И объяснять, что бессилен договориться с Белым. Теперь все пойдет как по маслу. Главное – хорошо организовать первую продажу, наладить связи. Ну, не хочет сам Белый в это ввязываться, пусть остается в стороне. Главное, чтобы не мешал. Тогда всем будет хорошо.
– Для начала взял у Белого десять килограмм из общей партии, – выходя из зала аэропорта, объяснил он Далеру. – Скоро начнем свое дело. Все будут довольны. – Больше всех этим словам верил сам Фархад. И это было главное.
XXXIII
"Все-таки нельзя из жратвы делать культа", – думал Каверин, глядя на поглощающих жирные креветки Бека и Леву. Так или примерно так сказано было в каком-то фильме, чуть ли не про Остапа Бендера.
Если на Леву еще можно было смотреть, то Бек вызывал просто омерзение – он за столом напоминал какое-то животное, точнее – зверя. Жадного и нечистоплотного. Но что было делать. Володя вынужден был работать с этими людьми. Хотя бы пока. Пока не накопит собственных сил. Приходилось терпеть эти застолья, на которых у него напрочь пропадал аппетит. По крайней мере, так он себе это объяснял. Потому что ему просто ни разу ничего не предложили. Он присаживался за этот стол просто как бедный родственник. И в лучшем случае мог выпить минералки из чистого фужера.
– Чего морщишься, Володенька? – обратил, наконец, на него внимание Бек, сплевывая креветочную шелуху и вытирая жирные руки белой салфеткой, на которой тотчас же проступили мокрые желтые пятна.
– Послушай, Бек, я знаю человека, – Каверин сделал паузу, чтобы последующие слова прозвучали позначительнее, – который хочет продать десять килограммов героина.
– Кто такой? – прихлебнув вина, спросил Лева.
– Абсолютно левый азиат, – нарочно не вдаваясь в подробности, пояснил Каверин. – Он работает с Белым, но не при делах.
Бек подцепил на вилку огромный кусок зажаренной свинины и впился в него зубами. Чавкая, он родил, наконец, оперативное решение:
– Ну, тогда сведи его с пацанами.
"Ага", – кивнул Каверин. Рыба, похоже, начинала клевать. Большая и маленькая. Это его больше всего и устраивало.
* * * * *
Разговаривая по телефону с мамой, Саша чертил на листочке предмет разговора. Коляска удавалась на славу. Главное, четыре колеса. Только вот вентилятор немного мешал – листок то и дело норовил улететь со стола. Саша уже начал штриховать кузов супермашины:
– Да, мам, понял, на Комсомольском проспекте. Не доезжая дворца… Там левый разворот есть? Ну, я с набережной заеду. Ну, давай, мы подхватим тебя и вместе поедем, какие проблемы?
Коротко стукнув, в рабочий кабинет ввалился Космос и устало упал на диван. Саша не отреагировал – Кос любил подурачиться. Космос пощелкал пальцами, но Саша все чертил и чертил что-то на листке.
"Не иначе, Белый продумывает новые схемы транспортировки грузов", – но Космосу все же позарез надо было отвлечь Саньку от телефона. Он сунул указательный палец под лопасти вентилятора и остановил его. О! Подействовало!
Саша поднял голову, прикрывая трубку ладонью.
– Ты чего, Кос?
– Завтра груз приходит, я подвериться хотел, мы Фаре-то отдаем?
– Ну, мы ж договорились, – подтвердил Саша. – Кто покупатель, знаешь?
– Он ведь гордый, молчит. – Космос недовольно пожевал губами. – Говорит, приличные люди. – Он пожал плечами. Какие-такие приличные? Хрен их разберет. – Нет, я все же думаю, пусть Фил ему даст пацанов, подстрахуют.
– Эх, Фарик, с огнем играет! – Саша сжал губы. – Дурак… – И он качнул головой, словно отгоняя дурные мысли – Да не волнуйся, подберем, – заговорил он снова в телефон, отнимая ладонь. – Я?.. Я хочу темно-синюю. Ну ладно, мам, договорились.
Космос убрал палец из-под лопастей вентилятора и вышел из кабинета, насвистывая нехитрый мотивчик. Отдаленно напоминавший чижика-пыжика.
* * * * *
Теперь их было трое. Иван Александрович лежал посередине. Только что плотно поужинав, он спал так безмятежно, как спят только в самом раннем детстве. Саша и Оля переговаривались тихо-тихо, боясь спугнуть этот сон.
– Такой сладкий, да? – Оля готова была любоваться на Ваньку часами. Особенно на спящего.
– На червячка похож, – разглядывая лысую макушку, усмехнулся Саша.
Так смешно – у Ваньки была самая настоящая лысина – в обрамлении мягоньких беленьких волос. А там, в самом ее центре – родничок, как называла его Оля, где билась, пульсировала голубая жилка. Оля еще утверждала, что через этот вот родничок Ванька общается с космосом. Как все младенцы. Это лишь потом человек полностью остается на земле. Когда зарастает родничок. Оля слегка толкнула мужа ладонью. В лоб.
– Белов!.. Какой червячок! Убью.
– Да ладно, – смеялся Саша. – Я же любя, – защищался он одной рукой.
– Как интересно… – Оля ничуть не сердилась, она любила, когда Саша вот так, беззлобно, подкалывал ее. А теперь вот и Ваньку. Сына. – Вот вырастет потом такой большой-большой, представь… Кем будет?
– А кем после Оксфорда бывают? – Саша казался вполне серьезным, но Оля лишь махнула рукой. Вечно Сашка скажет тоже! Оксфорд!
– А что? – Саша приподнялся на локте. – Он за меня все сделает, что я не успел. Знаешь, я вот думал, ночью, когда ты рожала, а я приехать не мог, я вдруг понял, что вообще такое дети. – Ванька смешно засопел, Саша поправил завернувшееся одеяльце. – Это шанс от Господа все исправить. Что это, типа, ну, искупление такое, что ли. Не знаю, как сказать…
– Саша, давай покрестимся, – тихо и серьезно произнесла Оля. Она давно уже об этом думала, еще в роддоме. – И его покрестим…
– Да я еще не решил… – Саша задумался на минуту. – Нет, Оль, давай попозже.
Оля вздохнула. Что ж, позже, так позже. Совсем не отказывается – и то хлеб.
– Оль, – вдруг вкрадчивым, прямо лисьим голосом заговорил Саша, – а тебе совсем нельзя пока, да?
Он смотрел на нее глазами опереточного соблазнителя.
Оля прыснула от неожиданности:
– Хитрый какой, Белов. Я думаю, что это он? А он издалека зашел. – Но она быстро сменила шутливый тон, понимая, как трудно сейчас Сашке. Хоть и хитрец первостатейный, но родной ведь человек. Муж как-никак. – Нельзя пока, милый. И долго еще нельзя будет, роды тяжелые были.
– Ну маленечко?.. – Сашин голос источал мед.
– Нельзя, Санька, потерпи чуть-чуть, – она удрученно покачала головой и предложила тихо, чуть слышно. – Ну, давай по-другому. Хочешь?
– Да ладно, потерпим. – Саша с сожалением потянулся. – По-настоящему хочется, чтоб с криками. Ладно, давай спать. Как говорится в детских сказках, утро вечера мудреней…
День завтра, как, впрочем, и почти всегда в последнее время, предстоял тяжелый. Фарик со своими басмачами должны были первый раз продать товар в Москве. Ох, как Саше не нравилось все это. Но все. Поезд ушел. Оставалось только надеяться на лучшее.
Саша посмотрел на жену, уже прикрывшую глаза и, кажется, даже задремавшую. И на сына, так и сопевшего между ними. Привстав с кровати, Саша выключил торшер. И только теперь стало видно, что в небе над Москвой вовсю светила полная луна.
XXXIV
Холод завернул почти зимний. Хотя снега пока как-то не предвиделось. Оттого все выглядело как в дурном сне – еще не успевшая окончательно опасть листва чернела прямо на деревьях. Трава на газонах была белесой и ломкой. И птиц этим холодным утром не было слышно, будто они все повымерли.
Из гостиницы "Космос" вышли четверо. Они были в приподнятом настроении и почти не замечали холода. Впрочем, эта нечувствительность могла идти и от излишней взволнованности. Буквально на грани нервного срыва. Первый раз – он всегда самый трудный. Фархад, хоть и хорохорился, но уже немного жалел, что согласился с Далером не привлекать к этому делу людей Белого. Далеру очень хотелось доказать всем, что они сами с усами.
Фархад с Далером шли впереди, на полшага опережая своих охранников. В руках одного из охранников была большая тяжелая десятикилограммовая сумка с невинной надписью "VII съезд педиатров России".
– Короче, если все хорошо, говори по-узбекски, – отрывисто инструктировал Фархад. – Если что-то не так – по-таджикски.
– А если убивать будут? – с деланной небрежностью поинтересовался Далер.
– Кричи по-русски, – с нервным смешком ответил Фархад.
Обнявшись на прощание, они сели в две разные машины. Фархаду с товаром было ехать совсем рядом, на ВДНХ, так что пока еще оставалось время, они двинулись по проспекту Мира в сторону центра, чтобы там позже развернуться. Машина Далера – в противоположную сторону, к Лосиному острову, где недалеко от МКАД была назначена встреча для получения денег. Все продумали вроде бы заранее. Так что особых проблем не предвиделось.
* * * * *
На дело приехали гастролеры. Их только что пацаны Бека встретили на Ярославском вокзале. И передали им металлический кейс с деньгами.
Гастролеров было двое. Никакими особыми приметами они не отличались. Разве что ростом. Одеты были скромно и просто, как и большинство жителей нашей необъятной Родины. Маленький – в короткую кожаную куртку, темные джинсы и темный же свитер. Большой оказался непредусмотрительнее по части погоды. На нем были дутая китайская куртка, стандартные джинсы и ботинки на рифленой подошве.
– Ну и погода, как в Антарктике, – ежился Маленький. – Вроде с севера приехал, а здесь холодней, чем дома.
– А ты летом приезжай, – хохотнув, бросил ему Грек, его сегодняшний напарник и водитель.
– Да был я, ничего хорошего. – Маленький действительно здесь был летом. Когда нужно было урегулировать отношения с бывшими коллегами, которые чего-то там не хотели понимать. А чего именно – Маленького не касалось. Он был просто исполнитель. За это и получал бабки. Между прочим, неплохие. Того, что ему заплатят за сегодняшнюю работу, хватит на классный джип. Пусть пока и не новый. И еще хватит на хорошо погулять.. В Москве.
Большой приехал днем раньше. Давно уж пора перебираться в столицу. Размах здесь другой. Настоящий.
С Маленьким они знакомы были давно. Еще в Афгане вместе служили. Там-то их и прозвали Большой-Маленький. С тех пор так и повелось. Но последнее время встречались в основном по работе, зато часто.
– Счастливо! – машина Маленького рванула переулками к проспекту Мира. Конечным пунктом была ВДНХ.
– Счастливо! – водитель Большого выбрал маршрут через Сокольники. Им надо было поторапливаться. На дальний край Лосиного острова – путь не близкий.
* * * * *
"Рабочий и Колхозница" встречали въезжавших на территорию выставки вечным приветствием, высоко в небо взметнув навеки соединенные руки с серпом и молотом. Сразу позади монумента возвышался стеклянный фасад павильона "Москва". Чуть левее, ближе к центральному входу, медленно крутилось Колесо обозрения. Чертово колесо.
Фархад с Касымом прошли на территорию через Восточный вход. Тот, что поближе к монументу.
Касым отставал на полшага – его тормозила тяжелая сумка. Глянув на раскачивающиеся кабинки, Фархад заговорил задумчиво:
– Слышь, Касым, сто лет уж в парке не был. Да, точно, помню. В восемьдесят втором я в последний раз на аттракционе катался.
Касым не ответил, молча кивнув направо. Оттуда неторопливым шагом шли двое: маленький неприметный мужичонка в короткой кожаной куртке и амбал в вязаной шапочке. Похоже, они.
В кабинку с номером 32 вошли все четверо.
– Поехали! – сказал Маленький и внимательно осмотрел окрестности. Все было чисто…