– Максим, а давай я сегодня вечером к вам в гости загляну на правах крестной мамы, – уже совсем миролюбиво сказала женщина. – Там и обсудим дела наши грешные, если, конечно, Гришаня позволит.
Глава 11
На этот раз Гришаня позволил. Он тихонько угукал в своей кроватке, теребил разноцветные погремушки, улыбался во весь свой маленький ротик, демонстрируя уже один прорезавшийся зуб и набухшие десны.
Хельга быстро сообразила на стол что-то корейско – узбекско-татарское, очень вкусное и хрустящее. Ее купажный чай был выше всяких похвал. Аромат мяты и душицы разносился по всей квартире.
– И так, давайте все же вернемся к нашим баранам, – произнесла Марго, усилием воли отодвигая от себя тонкую китайскую чайную чашку. – Кто мне точно может сказать, зачем приехал в наш город этот "Дима – свердловский"? Только не говорите, что он привез не ограненные изумруды, все это знают, на всех углах об этом талдычят, но пока это все только догадки. Если он с Урала, значит, курьер по доставке ювелирных камней. Факты у нас есть? Фактов у нас никаких нет. Пока. Далее, девочка у кого? Какая информация о ней есть?
Максим, потупившись, раскрыл папку и протянул Маргарите рисунок.
– Вот послал к этим "бабушкам-старушкам" нашего художника. Они-то сами наотрез отказались в нашу контору идти, так он на месте их опросил и нарисовал.
С листа бумаги на Марго смотрело нарисованное худенькое девичье личико с явными азиатскими чертами лица и грустными глазенками. Как художнику удалось передать эту грусть в детских глазах – его заслуга, но дело, которое ему поручил Каверин, он выполнил хорошо.
– Ну, хоть что-то. Надеюсь, ты раздал этот рисунок всем патрульным и постовым?
– Обижаете, Маргарита Сергеевна. Сразу же всех, кого можно оповестил, но результата пока ноль. Я даже местную таджикскую диаспору подключил, они-то свой контингент хорошо знают. Может, и подскажут чего.
Разговор за столом как-то сам собой затих, все сидели молча, но думали об одном и том же.
– Ой, – спохватилась Хельга. – Я же на базаре была, там у наших хороших фруктов купила. Сейчас буду вас настоящим узбекским виноградом угощать. Мне его с хорошей скидкой продали. После того случая с пацаном (см. повесть "Дело о сельском монументе"), меня там уже все знают.
Она быстро отправилась на кухню, но вернулась не с виноградом, а с небольшим листком бумаги в руках.
– Вот, кто-то в пакет с фруктами положил. Кто – не знаю. Читайте.
– "Комусов по национальности курд. Но денег на создание независимого курдского государства не дает, землякам не помогает. Аллах его наказал – дочку его единственную забрал. Так шакалу и надо. Скоро и до его нукера доберемся. Никакие стены и решетки его от кары небесной не спасут. Так ему и передай. Пусть готовится к встрече с Аллахом".
Марго вертела записку в руках. По всему было видно, что писал ее человек, неплохо знающий русский язык, но явно не славянин.
– Максим, что ты по этому поводу думаешь?
Марго передала записку Каверину. Но вместо мужа на вопрос Маргариты ответила Хельга, запросто нарушая старинный восточный этикет:
– Писал не местный, приезжий писал и приехал он сюда специально за "Димой свердловским" и, скорее всего, за девочкой. Ну, и за камнями, вероятно, тоже. На мой взгляд, это дело связано не только с криминалом, но и с политикой.
Выслушав супругу, Каверин поднялся из-за стола и, на манер своего погибшего начальника Ивашева, стал расхаживать по комнате.
– Если этот неизвестный украл девочку, то почему он еще в городе и подбрасывает записки? И ведь знает, кому подбрасывать. Хельга в декрете, но я-то на работе. То есть, записка должна была обязательно попасть ко мне. А вот покажу я ее "Диме" – не факт. Совсем не факт. Так для чего весь этот эпистолярный жанр?
В голове Марго щелкнул ее знаменитый тумблер.
– Дорогие мои сыщики. Этому писаке глубоко плевать на "Диму", ему Комусова достать надо. Вот он нам наколку и дает. Мол, ройтесь товарищи сыскари, в биографии этого бандита. Можете даже сообщить ему о девочке, если его нукер "свердловский" уже не сообщил. На мой взгляд, именно там, на Урале собака зарыта.
Хельга подняла глаза на мужа.
– На Урал я тебя не пущу. Пусть там местные работают, нечего тебе у людей хлеб отнимать. У тебя вот ребенок маленький имеется, ему отец требуется живой и здоровый. А рассказы о храбром папаше, павшем смертью героя, ему совсем ни к чему.
Голос женщины дрожал, и Марго поняла, что Хельга очень любит Максима и ей глубоко плевать на борьбу курдского народа за создание собственного государства.
Маргарита по обыкновению обняла молодую женщину за плечи.
– Никто твоего благоверного никуда не посылает и, вообще, пора передать всю нашу информацию господам из адвокатской конторы "Иммануил Хаинц и партнеры". Ведь это у меня заключен договор с ними на предоставление консультационных услуг. Вот пусть они там и решают вместе со своим всемогущим генералом Романцом, кому на Малышевский рудник лететь.
– Я прямо с утра пошлю свою молодежь на рынок, чтобы они мне быстренько этого писаку доставили, под белы рученьки.
Максим потянулся к сотовому телефону.
– Как же. Сидит этот революционер и ждет, когда за ним наши доблестные власти пожалуют? Ты же понимаешь, что он наверняка не один? Вряд ли ему одному удалось у такого отпетого бандита как "Дима – свердловский", да еще и вооруженного, девочку отбить. Да еще так его напугать, что он решил быстренько у нас в СИЗО спрятаться и на срок пошел за милую душу.
Марго тоже встала и стала расхаживать по комнате вслед за Максимом. Гришаня попытался приподняться, у него ничего не получилось. Но он не заплакал, а удивленно наблюдал, как взрослые люди ходят по комнате друг за другом и размахивают руками. Наконец, ему этот спектакль надоел и он решил показать, кто в этом доме главный. Его голосок мгновенно вернул всю честную компанию на грешную землю. Новое народившееся поколение требовало к себе полного и безоговорочного внимания.
Глава 12
Максим вызвался отвести Крулевскую домой.
– Маргарита Сергеевна, я все ждал от вас одного вопроса, но так и не дождался. Тогда я задам его сам, можно?
– Валяй.
В голове Марго мысли носились взад и вперед: то выстраиваясь в цепь, то, вдруг, принимались водить хоровод.
– Почему этот наш защитник угнетенного народа такой осведомленный? Допустим, он участвовал в похищении девочки, но откуда он знает Хельгу и, естественно, меня, если он не местный, а приезжий? Значит, у него есть здесь свои люди. А этих людей, наверняка, знают люди Силуянова. Я правильно мыслю?
– Мыслишь ты, конечно, правильно. Даже очень правильно, но господин генерал строго настрого запретил подключать сюда "Силу". Я думала, ты в курсе. Ты мне лучше скажи, как твое сыщицкое чутье подсказывает – девочка все еще в городе или уже на другом конце земли? Надеюсь, расправиться с ребенком не посмеют даже самые отпетые революционеры. Короче, докладывай генералу информацию, добытую из своих источников, а я из своих. У него там народу много, пусть думает, как дальше поступать. Все, у меня уже глаза слипаются и, вообще, у меня строгий врачебный режим.
Машина, шурша резиной, вкатилась во двор нужного дома.
Тарас прилетел первым рейсом. Потребовал, чтобы для него, не смотря на ранний час, открыли понравившийся ресторан "Пелопоннес", вызвал туда Крулевскую и Каверина.
– Тарас, старина, ты забываешься. Я не у тебя на службе, а всего лишь твой консультант по договору и не более того. Зачем ты людей ресторанных потревожил? Им обеды готовить надо. Сие заведение только с 12-ти часов открывается. Власть свою показываешь? Нехорошо.
Марго не выдержала и, прикрывая рот ладонью, по-девичьи зевнула. Каверин сидел напротив генерала и молча пил кофе.
– Все? Высказались, голуби мои сизокрылые? И так, первое, госпожа частная сыщица.
Он сделал ударение на слове "частная".
– У тебя и в офисе и дома полным – полно жучков. И дай Бог, если этих тварей тебе наставил твой дружек Силуянов. Я ведь предлагал тебе перебраться ко мне, не захотела. Вот теперь и расхлёбывай. Эти люди, что дочку Комусова похитили, не в городки в городском парке играют. Представляешь, что там, на Урале, произошло, если руководитель крупнейшей О. П. Г. аж бегом свое чадо переправил сюда, от греха подальше. В записке все правильно сказано, Комусов по национальности курд, но прежде всего он вор в законе. Детей ему иметь не полагается, вот девочка и жила отдельно. Понятное дело, отец о дочке на каждом углу не кричал, но они узнали. Далее, в соседней области произошла серьезная бандитская разборка. Трупов – целая гора. Я предполагаю, что Комусов послал своих самых отпетых головорезов девочку освободить, но ничего не вышло – полегли все. Причем, среди трупов мы не обнаружили ни одного курда. Сечешь момент? Их "Бешмерга" (курдские военизированные отряды) в Ираке и Сирии сейчас так воюют, что всем чертям жарко, а наши местные бандиты для них просто, как куклы тряпичные. Так для тренировок.
Девочку они, конечно, не убьют. Коран это не позволяет, тем более, что она, как минимум, на половину тоже курдка. Но вот выкуп за нее потребуют – мама не горюй.
Теперь тебе, друг мой Максим. Этого "свердловского" в одиночку, и срочно. Охранять, как зеницу ока. Сам понимаешь, Комусов а бы кому собственное дитя не доверил бы. Хитер, паразит, хотел одним махом и дочь подальше отправить, и камушки заказанные местным ювелирам доставить.
Каверин открыл было рот, но генерал махнул рукой.
– Да знаю я, что изумруды эти треклятые пропали. Короче, давай, королева, сюда этого своего Силуянова. Один хрен он все равно в курсе всех наших дел, и, главное, Комусов через него что-то нам передать хочет. Звони ему прямо сейчас.
Если бы вы знали, как мне не хочется с ним за одним столом сидеть, да, видать, ничего не поделаешь. Эй, вы там – официанты, мухи сонные! Хоть пожрать принесите, что есть? Элитный ресторан называется…
Глава 13
Тарас уплетал за обе щеки мусаку с картофелем, запивая критским вином Рапсани. Марго дозвонилась до Силуянова, однако того не было в городе. Он находился в дороге, но попросил поставить телефон на громкую связь, чтобы все слышали, что он будет говорить. Каверин уехал дать личные распоряжения и подписать все необходимые бумаги о переводе "свердловского" в камеру одиночку.
Маргарита положила телефон на стол.
– Романец, я знаю, что ты меня ненавидишь. Тебе, наверное, будет легче, если я скажу, что это взаимно.
Через треск эфирных помех донесся до присутствующих голос олигарха.
– Однако, так судьбе было угодно, чтобы сейчас мы с тобой оказались по одну сторону баррикады. Ладно, заканчиваю прелюдию и перехожу к главному. Первое, никакие камеры местного СИЗО не спасут "свердловского". Считай, что ему уже вынесен смертный приговор и спасти его можешь только ты, генерал. Слышишь меня? Только ты.
– Каким это образом? – Тарас кое-как проглотил очередной кусок мусаки.
– Не буду я все растолковывать. Если тебе нужна шкура этого "залётного", быстро переправляй его в изолятор ФСБ. Только там его не достанут, и то не факт.
– Ну, это мы еще поглядим.
Бас генерала громыхал на все помещение. Марго подумала, что Тарасу будет, чем заняться на пенсии, кроме огорода. С таким голосищем его в любой певческий коллектив возьмут, и сразу на роль солиста.
Силуянов проигнорировал реплику Романца и спокойно продолжал:
– Комусов предложил мне, а я, как законопослушный гражданин нашей страны, предлагаю вам очень большое количество карат в самородковых изумрудах, а так же солидную долю в акциях фирмы "Тантал". Я же говорил, что мы с вами на этот раз одной веревочкой повязаны.
– И за что это нам такая благодать от Комусова назначена? Неужто за его дочку? Что-то плохо верится в такую щедрую отцовскую любовь.
Тарас вытер рот фирменной салфеткой с тиснением карты далекого греческого полуострова.
– Ты, генерал, зря такие слова говоришь. Комусов человек уже далеко не молодой, да и хворей разных у него пруд пруди. Никаких других детей у него уже точно не будет.
– Что-то я не понимаю, на кой ляд ему такие барыши нам предлагать, если их можно просто отдать, как выкуп за девчонку? Ведь его соплеменники именно этого и хотят или я чего-то не знаю? Так говори, не тяни "пушистого" за хвост.
Тарас в сердцах скомкал и бросил салфетку на стол.
– Ничего ты не понимаешь, а еще погоны генеральские носишь. Если просто выкуп отдать, хотя бы даже соплеменникам, то это на раз короны лишится, а, может, и жизни заодно. Ни один законник на такое не пойдет. А вот попросить другого, например, меня, так это вполне по понятиям. Усек, бас ты наш не народный?
– "Сила", а тебе какая радость нам помогать? Это что, теперь тоже по понятиям?
В голосе генерала зазвучали нотки ехидства и иронии.
– Романец, тебе, наверно, доподлинно известно, что я сам лично, очень много лет назад, свою корону сложил, когда собирался сочетаться законным браком с той женщиной, которая сейчас рядом с тобой сидит. И дитё у нас имеется, хоть и не кровное, но общее и любимое. И что бы ты знал, тоже девочка. И я жуть, как не люблю, когда детей в злые взрослые игры впутывают. Поэтому я с самим чертом договор заключу, чтобы у ребенка детство было спокойное и радостное. Государство курдам надо собственное – да ради Бога; деньги, изумруды для этого требуется – добывайте каким угодно способом, но деток малых оставьте в покое. Это не их Аллах, ни наш Иисус не позволяет.
Марго сидела тихо и вспоминала. В голове проносились картинки бессонных ночей, когда она металась между долгом и чувством, как потом новоиспеченный олигарх в шикарной белой тройке, припав на одно колено по-рыцарски, просил ее руки, но было уже поздно. Диагноз обжалованию не подлежал. Она видела образ чудотворной иконы "Всецарицы" – последней надежды онкологических больных; глаза удивительных врачей, готовых пожертвовать своими жизнями ради прибавки нескольких дней жизни своим подопечным.
В голове роем проносились картинки из жизни ее "Сыскного бюро" и дела, которыми приходилось заниматься (см. повесть "Нам теперь всё льзя").
Как-то совершенно тихо и незаметно в комнату вошел Максим Каверин и сел на краешек стула в углу.
– Короче, генерал, я к вечеру доберусь до города. Тогда встретимся и все обсудим. Кое-какой план у меня уже вырисовывается. А что бы тебе улучшить пищеварение, скажу, что "Пелопоннес" – это мой ресторан, как и хоспис под названием "Чудо" в поселке Энгал. И Дом детского творчества, и Детская библиотека, и спорткомплекс, да и еще много чего в этом городе и области…
После этих слов телефон Крулевской отключился. Тарас поднял голову и посмотрел на Каверина.
– Что сидишь, как нашкодивший лицеист? Докладывай. Перевел "сверловского" в одиночку?
Максим побледнел и не смог ответить, только мотнул головой из стороны в сторону.
– Майор, в чем дело? Докладывай!
В голосе Тараса послышался металл.
– Он умер. Повесился в камере.
Каверин разжал кулак, там был клочок простыни и какие-то закорючки.
– Что это? Как повесился? Он содержался в одиночке или нет?
– Находился в одиночке, но взял и повесился. И зачем-то записку пытался написать.
– Что там в ней? Читай.
Лицо генерала побагровело и он с силой освободил узел галстука.
– Трудно разобрать. "Шагри…. Камни в пу…", вот и все.
– Каверин, я тебя лично под суд отдам. Ты когда его в одиночку определил? Отвечай.
– Еще вчера, товарищ генерал, а сегодня хотел в отдельный бокс определить, для особо опасных. Есть у нас такой. Он под круглосуточной видео охраной находится, но не успел. Пока документы оформил, пока подписал, приехал, а он на батарее….
Тарас обречено опустился на стул.
– Официант, водки принеси. Только бутылку сразу.
– У нас только греческая "Узо", другой не держим, – раздалось откуда-то из-за плотной портьеры.
– Вот не хрести чертовы, даже водки русской у них нет. Ладно, черт с вами, несите, какая есть.
Глава 14
– Ты зачем эту сковородку взял? Она же только для блинчиков предназначена.
Хельга с силой отняла у Максима сковородку, на которой тот пытался пожарить себе яичницу с салом.
– Неужели в доме других сковородок нет. И тряпки вечно берешь не те, что надо. Ведь понятно же, если с рисунком, то это для стола, а если без рисунка, значит, для рук. Отойди, я сама тебе все приготовлю и в комнату принесу. Иди уже. Посмотри лучше, сын там наш не проснулся?
Максим молча отдал жене сковородку и, ни слова не говоря, ушел в комнату. Голова его была забита совсем другим, поэтому он даже не пытался обидеться на супругу. В душе он уже давно был убежден, что все сковородки должны быть универсальные: и для блинчиков, и для яичницы. Тряпки тоже должны быть универсальные: и для стола, и для рук, и даже для усов, если, конечно, у постояльцев дома таковые имеются. Вечно эти женщины усложняют жизнь. Хорошо бы только себе, так ведь и всем окружающим тоже.
Гришка спал, развалившись в своей кроватке, выставив напоказ свое устройство, свидетельствующее, что данный ребенок исключительно мужского пола.
Хельга, поняв состояние мужа, быстро сменила гнев на милость – мгновенно сварганила превосходные гренки, настрогала салат, добавила в него корейских специй, сняла фартук и вошла в комнату, благоухая ароматами приготовленных блюд.
– Ну, не сердись, Каверин. Лет через пятьдесят ты все это выучишь и запомнишь, а сейчас давай, лопай. И расскажи мне, что там у вас стряслось? Тебе же легче будет.
– Слушай, Хельга, а почему большинство женщин называют своих мужей и любовников исключительно по фамилии, которую зачастую и сами носят? Мой Кротов, мой Иваненко, мой Черных, мой Каверин, наконец.
– Не знаю. Мне, например, так удобней, но ты, друг любезный, не увиливай – что там у тебя стряслось? Я ведь тоже сотрудник комитета, хотя и в декретном отпуске.
Максим подробно рассказал о смерти подследственного и о телефонном разговоре, окончание которого ему удалось услышать в ресторане.
– Ты же понимаешь, что этот "Дима" не сам повесился, его убили. Он это предвидел и хотел что-то написать, но не успел или писал уже в последний момент.
Хельга стряхнула крошки со стола.
– Да я все это понимаю. Сейчас там серьезная комиссия занимается. Мне интересно другое, как такого бугая можно было в петлю определить и притом беззвучно? Он же хоть заорать мог, так нет, вел себя так, как агнец божий на заклании. Что в записке написано? Что это значит: "Шагри…. Камни в пу…"? Ты вот у меня аналитик, вот и давай, анализируй. А за стряпню персональное спасибо. Лучше тебя, вообще, в мире никто не готовит.