Опершись на бар, он держал в руках газету и полностью игнорировал присутствие Ломакса. Но, странная вещь, его руки слегка дрожали, будто от сильного напряжения. Ломакс снял солнечные очки:
– А где Алексиас Павло?
– А кто его спрашивает? – грубо хриплым голосом спросил мужчина за стойкой.
– Старый друг, – ответил Ломакс. – Некто из его прошлого.
Позади него игрок на бузуки взял последний эффектный аккорд. Ломакс медленно повернулся и увидел, что все, даже Пападемос, наблюдают за ним, а из-за приоткрытой двери выглядывает бледное, испуганное лицо Янни.
В тяжелой тишине, в которой, казалось, весь мир затаил дыхание, с шумом раздвинулся занавес из бусин, скрывающий дверь в середине бара, и в комнату вошел мужчина. В свое время это, наверное, был настоящий гигант, но сейчас белый пиджак свободно болтался на его широких плечах. Он двигался вперед, заметно хромая, тяжело опираясь на палку. В его густых усах была сильная проседь.
– Алексиас, – сказал Ломакс. – Алексиас Павло.
Павло медленно покачал головой из стороны в сторону, будто не веря своим глазам.
– Так это ты, – прошептал он. – Вернулся после всех этих лет. Когда Папас сказал мне про тебя, я решил, он спятил. Немцы сказали, что ты мертв.
Занавес из бусин раздвинулся снова, и появился потный, испуганный до смерти Георге Папас.
– Это я, Алексиас. – Ломакс протянул руку. – Хью Ломакс, разве ты не помнишь?
Павло словно не заметил протянутой руки.
– Я помню тебя, англичанин. – На его лице задергался мускул. – Как я могу забыть тебя? И как может хоть кто-нибудь на этом острове забыть тебя?
И вдруг его лицо исказилось от ярости. Он открыл рот, словно стараясь что-то сказать, но слова не появлялись, и он в гневе поднял палку.
Ломаксу удалось отвести удар, и он придвинулся вплотную, прижав руки Павло к бокам. Позади него с грохотом упал стул и раздался предупреждающий крик Янни от двери.
Он отпустил Павло и начал поворачиваться, и в этот момент смуглая рука схватила его за шею и чуть не задушила. Он попытался поднять руки, но их тут же схватили и опрокинули его навзничь.
Четверо мужчин, которые сидели вместе, почти повалили его на стол. Пападемос вскочил на ноги и кинулся к двери, но молодой человек, игравший на бузуки, сделал едва заметное движение головой, и капитан снова сел на свое место.
Потом игрок на бузуки осторожно прислонил свой инструмент к стене и вышел вперед. С совершенно спокойным выражением лица он сильно ударил Ломакса в лицо.
Англичанин пытался бороться, но это оказалось бесполезно.
Павло отодвинул игрока на бузуки в сторону:
– Нет, Димитрий, он мой. Подними-ка ему голову, чтобы я мог посмотреть на него.
Димитрий, схватив Ломакса за волосы, дернул его голову вверх, и Павло, глядя ему в лицо, кивнул.
– А годы пощадили тебя, капитан Ломакс. Ты выглядишь хорошо, очень хорошо.
Маленький мужчина с изуродованным лицом и черной повязкой на глазу, выйдя из-за стойки бара, стал рядом с Павло и смотрел вниз на Ломакса. Вдруг он наклонился и плюнул в него.
Почувствовав на лице холодную слюну, Ломакс вскипел.
– Бога ради, Алексиас! Что все это значит?
– На самом деле все просто, – ответил Павло. – Это – моя хромая нога и изуродованное лицо Николи. А если тебе этого мало, то это – отец Димитрия и еще двадцать три мужчины и женщины, которых замучили в концентрационном лагере в Фончи.
И тут до него стала доходить сумасшедшая мысль.
– И вы думаете, что в этом виноват я? – взмолился Ломакс.
– Твое дело нами рассмотрено, и ты давно уже осужден, – ответил ему Павло. – Остается только привести приговор в исполнение.
Он с каменным лицом взглянул на игрока на бузуки.
– Дай-ка мне твой нож, Димитрий.
Димитрий вынул выкидной нож из кармана и передал его Павло. Тот нажал кнопку, и шестидюймовое лезвие, острое, как бритва, выскочило наружу.
Ломакс в панике дико дернулся в последней отчаянной попытке высвободить хотя бы одну руку. И ему это удалось. Повернувшись, ударил кулаком в ближайшее к нему лицо, но через мгновение его снова пригвоздили к месту.
И хотя рука с ножом немного дрожала, но в глазах Павло читалась холодная решимость. Он сделал шаг вперед, нож поднялся, и тут со стороны двери послышался голос:
– Брось нож, Алексиас!
Все обернулись, и Ломакс почувствовал, что хватка на его руках ослабела. В дверях стоял сержант полиции Китрос в вылинявшей униформе цвета хаки, а у него из-под руки выглядывал Янни.
– Не вмешивайся, Китрос, – сказал Павло.
– Мне кажется, я сказал тебе бросить нож, – спокойно повторил Китрос. – Мне не хотелось бы просить тебя еще раз.
– Но ты не в курсе дела, – простонал Павло. – Это англичанин, который был здесь во время войны. Тот самый, что предал нас немцам.
– И вы сейчас его хладнокровно убьете? – спросил Китрос.
Маленький Николи выскочил вперед и сделал нетерпеливый жест:
– Это не убийство, это – сама справедливость.
– У нас явно разные точки зрения. – Китрос посмотрел на Ломакса. – Мистер Ломакс, пойдемте со мной.
Алексиас, сделав шаг вперед, схватил его за руку.
– Нет, он останется здесь, – резко сказал он.
Но Китрос, вытащив из кобуры пистолет, проговорил стальным голосом:
– Мистер Ломакс сейчас идет со мной. Я буду вам очень обязан, Алексиас, если вы не вынудите меня застрелить одного из ваших друзей.
Лицо Павло исказилось гневом, и он одним сильным жестом, полуобернувшись, бросил нож на деревянный стол.
– Ну ладно, Китрос. Делай, как знаешь, но только проследи, чтобы он оказался на борту парохода, который отходит в четыре часа. Если его там не будет, я не отвечаю за последствия.
Ломакс прошел за сержантом и начал подниматься по лестнице к солнечному свету. Но, не сдержавшись, оперся о стену и начал судорожно ловить ртом воздух.
Китрос положил руку на его плечо:
– Вы в порядке? Они не ранили вас?
Ломакс покачал головой.
– Староват я уже для таких игр, вот в чем дело.
– Все мы уже не мальчики, мистер Ломакс, – ответил Китрос. – Буду рад, если вы составите мне компанию, мой офис как раз за углом.
Когда они двинулись в путь, Янни осторожно дернул Ломакса за рукав:
– Это я привел сержанта, мистер Ломакс. Я правильно сделал?
Ломакс улыбнулся:
– Ты спас мне жизнь, сынок. Всего лишь.
Янни нахмурился.
– Они сказали, что вы – плохой человек, мистер Ломакс.
– А ты как думаешь?
Мальчик сразу заулыбался:
– Вы совсем не похожи на плохого человека.
– Значит, мы все еще друзья?
– Конечно же!
Они задержались у входа в полицейский участок, и Ломакс погладил его по голове:
– Я сейчас буду немного занят, Янни. А ты возвращайся в отель и жди меня там.
Янни недоверчиво покосился, и Ломакс добавил:
– Все в порядке. Сержант Китрос вовсе не собирается сажать меня в тюрьму.
Мальчик свистнул своей собачке и побежал по набережной, а Ломакс вслед за Китросом начал подниматься по каменным ступеням.
Сержант прошел в офис, где обстановкой служили стол, несколько деревянных стульев и, к удивлению, совершенно новый зеленый стеллаж для папок.
– А мальчик, кажется, привязался к вам. – Сняв фуражку, он сел за стол. – Жаль, что вам не придется пробыть у нас подольше. Он еще больше подружился бы с вами.
Ломакс подвинул стул и сел.
– Так, значит, мне определенно следует уехать, так, что ли?
Китрос развел руками:
– Мистер Ломакс, будьте благоразумны. Я не могу гарантировать, что с вами снова не произойдет такая же грязная история, как в "Кораблике". Алексиас Павло влиятельный человек на Киросе.
– И что же, он здесь Бог?
Китрос покачал головой:
– А ему и не надо быть самим Богом, чтобы сделать так, что кто-то одной темной ночью всадит вам нож под ребра.
– Я знаю, что семнадцать лет назад Алексиас Павло сам занимался такими делами.
Китрос проигнорировал это замечание.
– А могу я посмотреть ваши документы?
Ломакс достал бумаги из внутреннего кармана, и сержант быстро их просмотрел.
– Какова цель вашего приезда на остров?
Ломакс пожал плечами.
– Я был здесь во время войны. Мне хотелось снова увидеть эти места.
– Но почему именно Кирос, мистер Ломакс? Война бросала вас в разные места.
– Просто так случилось, что это первый порт на пути от Афин, – ответил Ломакс. – Только и всего. Я собирался также навестить старых друзей на Крите и Родосе. Если они у меня еще есть, разумеется. После приема, оказанного мне здесь, я начинаю в этом сомневаться.
– Понимаю, – сказал Китрос, возвращая документы. – Ваши бумаги в полном порядке.
– Ну и что же теперь мне делать?
– Для меня это совершенно ясно. Вы должны отплыть на пароходе, в четыре часа.
– Это приказ?
Китрос вздохнул:
– Мистер Ломакс, я обратил внимание, что ваша виза подписана самим министром. Значит, у вас в Афинах есть влиятельные друзья.
– И это единственное, на что вы можете рассчитывать, – мрачно заметил он.
– Вы ставите меня в безвыходное положение. Если я заставлю вас уехать, то наживу неприятности от людей в Афинах. С другой стороны, если вы останетесь, кто-нибудь наверняка попытается убить вас, и я снова окажусь виноватым.
– Но я должен разобраться в этом до конца, – заявил Ломакс. – Вы же сами понимаете. И прежде всего, вы можете объяснить мне, почему эти люди считают, что я предал их немцам?
– Все, что мне известно, я узнал через вторые руки, – ответил Китрос. – Сам-то я с материка. И здесь, на острове, всего два года.
– Ну и что же вы предлагаете?
Китрос посмотрел на ручные часы.
– У вас всего час с четвертью до отхода парохода. Сходите-ка в церковь Святой Екатерины и поговорите с отцом Иоанном. Он был здесь в те времена.
Ломакс удивленно взглянул на него.
– Вы имеете в виду отца Иоанна Микали? Но я встречал его во время войны, и ему уже тогда было по крайней мере семьдесят лет.
– Он замечательный старик.
Ломакс, поднявшись со стула, направился к выходу.
– Спасибо за совет. Увидимся позже.
– На пристани в четыре часа, – уточнил Китрос. – И помните, мистер Ломакс, время работает против вас.
Он придвинул к себе стопку бумаг и потянулся за ручкой, а Ломакс вышел на набережную.
Глава 3
Две свечки для Святой Екатерины
Маленькая церковь была тускло освещена, и от мерцания свечей на алтаре образ Святой Екатерины, казалось, парил в воздухе в лучах мягкого белого света.
От сильного запаха ладана в первый момент Ломакс почувствовал некоторое головокружение. Он так давно не бывал в церкви и, чтобы освоиться здесь, протянул руку и коснулся шершавой поверхности колонны, а уж потом прошел в придел.
Отец Иоанн Микали молился на коленях у алтаря. Его по-детски чистое лицо было обращено к небесам, и в свете свечей борода блестела серебром на фоне черных одежд.
Ломакс сел на одну из деревянных скамей в ожидании конца молитвы. Когда наконец старый священник, перекрестившись, поднялся на ноги и обернулся, то совсем ему не удивился.
Ломакс медленно встал.
– Сколько времени прошло, святой отец.
– Мне уже сказали, что вы здесь, – отозвался священник.
Ломакс пожал плечами.
– Новости быстро расходятся в маленьких городах.
Старый священник кивнул:
– Особенно плохие новости.
– И вы тоже? – с горечью заметил Ломакс. – Вот теперь я понимаю, что на самом деле попал в беду.
– Я вам не судья, – сказал отец Иоанн. – Но для вас просто глупо было возвращаться сюда. Нехорошо беспокоить выросшую на могиле траву.
– Но я лишь хочу найти ответы на некоторые вопросы, – возразил Ломакс. – И если не вы, то кто мне поможет?
Отец Иоанн присел на одну из скамей.
– Сначала позвольте мне задать вам вопрос. Почему вы вернулись на Кирос теперь, когда прошло столько времени?
Ломакс пожал плечами:
– Думаю, по порыву души.
Но на самом деле это было что-то другое, гораздо большее. Он сжал руки и нахмурился, стараясь прояснить это для самого себя.
Немного погодя он задумчиво произнес:
– Мне кажется, я сюда приехал, чтобы кое в чем разобраться.
– Интересно, в чем, – спросил старик.
Ломакс замялся:
– Трудно сформулировать. Может быть, найти самого себя, каким я был в прошлом, много лет назад.
– И вы рассчитывали найти его здесь, на Киросе?
– Но он как раз где-то здесь и существовал, святой отец. Разве вы не понимаете? В последние два-три года со мной происходили странные вещи. События на островах, в которые тогда был вовлечен тот человек, представляются мне куда более реальными, чем те, что случились потом. Более важными во всех отношениях. Разве это не могло оказать какого-то влияния на мое решение?
Старый священник вздохнул.
– Капитан Ломакс, для этих людей тот человек уже семнадцать лет, как мертв. И было бы лучше, если бы вы не воскрешали его.
– Хорошо, святой отец. Вернемся к неумолимым фактам. Последний раз я смотрел на остров Кирос с палубы военного катера, на котором немцы увезли меня на Крит. А что случилось после этого?
– Каждый, кто помогал вам, был арестован. Включая их ближайших родственников. Некоторых расстреляли в качестве назидания на главной площади, остальных послали в концентрационные лагеря в Греции. Из них выжили очень немногие.
– И люди считают, что я ответствен за все это? Что я предал их?
– Если рассуждать логически, то так и выходит. И лишнее тому подтверждение – немцы вас не уничтожили. Ведь, как правило, они расстреливали каждого схваченного ими британского офицера, работавшего в горах в рядах Сопротивления.
– Но все это просто смешно, – возразил Ломакс.
– Но вы были тяжело ранены, может быть, находились в бреду. Как вы можете быть уверены? В таком состоянии человек иногда за себя не отвечает.
– Ни в коем случае, – упорствовал Ломакс. – Я не проговорился, святой отец, поверьте мне.
Старик вздохнул.
– Как мне ни тяжко, но, вижу, я должен это сказать. Полковник Штайнер не делал секрета из того факта, что вынудил вас дать всю необходимую ему информацию в обмен на жизнь.
Ломакс почувствовал, будто холодным ветром пахнуло ему в лицо.
– Но это не так, – запротестовал он. – Этого не могло быть. Я не сказал Штайнеру ни единого слова.
– А кто же тогда, капитан Ломакс? Ведь больше некому. А они были точно информированы обо всех. Включая меня.
Ломакс недоверчиво посмотрел на него:
– И они арестовали вас?
Отец Иоанн кротко улыбнулся:
– О да. Я тоже вкусил все прелести их концентрационного лагеря в Фончи.
Ломакс закрыл лицо руками.
– Все это становится похожим на пробуждение после ночного кошмара. А вы знаете, что Алексиас Павло только что пытался меня убить?
На лице старого священника отразилась боль:
– Так, значит, это уже началось? Но насилие рождает насилие. Вот чего я боюсь больше всего.
Ломакс нервно заходил по приделу церкви. Потом вдруг остановился, нахмурившись, глядя куда-то вдаль, и быстро обернулся.
– Но если бы я и в самом деле был виноват в этом ужасном преступлении, как вы думаете, осмелился ли я сунуться сюда снова, даже после семнадцати лет? Я знаю эти острова и живущий здесь народ. Как-никак четыре года провел с ним в горах. Они высоко чтят закон мести "око за око", и у них самая длинная память в мире.
– Это хороший довод, – ответил отец Иоанн. – Но можно возразить, что здешняя ситуация оказалась для вас неожиданной. Вы могли и не знать, к каким последствиям приведут ваши тогдашние поступки.
Ломакс смотрел на него, ощущая свою беспомощность, и вдруг слабость громадной волной охватила его. Он тяжело осел на пол, и плечи его опустились.
– Но что же мне теперь делать, ради всего святого?
Старый священник поднялся.
– Поверьте мне, сын мой. Я не держу обиды на вас, но боюсь той злобы, которая возникнет из-за вашего присутствия. Думаю, что для всех нас будет лучше, если вы покинете остров на том же пароходе, на котором приехали. У вас еще есть время.
Ломакс кивнул.
– Может быть, вы и правы.
Священник пробормотал благословение.
– Теперь я пойду. Мое присутствие на улицах может помочь предотвратить выражения насилия в момент, когда вы будете покидать нас.
Он прошел по приделу, а Ломакс остался сидеть, уронив голову на руки. Он был в полной растерянности, разум затуманился, охваченный какой-то стихией, с которой он не мог совладать. Его покинули последние силы, и он прислонил голову к колонне.
В это время кто-то вбежал в церковь, и после небольшой паузы он услышал, как шаги зазвучали уже по каменным плитам самого придела, где он сидел.
Прежде всего его удивил запах духов, странный и какой-то чужеродный в таком месте, словно аромат сирени после дождя, он защекотал его ноздри и заставил резко поднять голову.
Перед ним в полутьме стояла молодая женщина, с повязанным на крестьянский манер шарфом на голове. Она молча смотрела на него, тяжело дыша, будто долго бежала сюда.
У него сразу же пересохло во рту, и внутри шевельнулся какой-то страх, потому что то, что он видел, было совершенно невозможно.
– Катина! – хрипло вырвалось у него. – Маленькая Катина Павло!
Она подошла ближе и, протянув руку, коснулась его щеки. В отблеске свечей лицо красивой зрелой женщины светилось. Ему казалось, что ожило прошлое.
– А немцы сказали, что вы умерли, – проговорила она. – Что судно, на котором вас отправили на Крит, затонуло.
Он кивнул.
– Так оно и было, но меня вытащили.
Она села рядом с ним так близко, что он мог ощущать тепло ее бедра сквозь мягкую ткань платья.
– Я покупала продукты в магазине и случайно услышала, что на пароходе из Афин приехали вы. Я никак не могла поверить и всю дорогу бежала.
На ее лбу выступила испарина, и он, вытащив носовой платок, нежно вытер ее.
– Вредно бегать под таким палящим солнцем.
Она чуть улыбнулась.
– Прошло семнадцать лет, а вы все считаете меня ребенком.
– Мгновение назад мое сердце встрепенулось оттого, что я увидел тебя той, прежней, но это была только злая шутка света от свечей.
– Я так мало изменилась?
– Только стала еще более красивой.
Ее носик вздернулся, и что-то загорелось в ее темных глазах.
– Без сомнения, вы самый галантный мужчина, которого я когда-либо встречала.
На какой-то момент время утратило свою силу и прошлое слилось с настоящим. Им показалось, что они когда-то уже сидели вот так, в церкви, в свете свечей, и что все вернулось на круги своя.
Он нежно взял ее за руку:
– А как ты узнала, что я здесь?
– Мне сказал сержант Китрос. – Она немного поколебалась. – Я слышала, что произошло в "Кораблике". И вы должны извинить моего дядю. Он столько лет жил с этой душевной болью, что мне иногда кажется, он не в своем уме.
– И он считает, что во всем виноват я?
Она печально кивнула.
– Боюсь, что да.