Глава 2
Мария Анджелос
Я рассчитывал продолжить свой путь через несколько часов и уж во всяком случае не позже чем на следующий день, хотя знал, что Манаус переживал не лучшие времена. Но потребовалась масса времени на всякие формальности.
Все пошло плохо с самого начала. Полиция в лице самого комманданте настояла на детальном расследовании катастрофы. Комманданте устроил мне личный допрос, собственноручно записывая каждое мое слово, что заняло у него много времени.
После того как я подписал свои показания, меня выставили за дверь, и мне пришлось ждать, пока Хэннах изложит свою версию происшедшего. Судя по раскатам смеха, которые доносились сквозь закрытую дверь, я решил, что они близкие друзья, и не удивился, когда Хэннах появился, обнимая комманданте за плечи.
- А, сеньор Мэллори, - любезно кивнул комманданте, - я говорил с капитаном Хэннахом по вашему делу и счастлив доложить вам, что он все подтвердил до мельчайших деталей. Вы можете идти.
Это было очень любезно с его стороны.Он вернулся в свой кабинет.
- Мне надо кое-что сделать, а ты выглядишь смертельно усталым. - Хэннах положил руку мне на плечо. - Спускайся вниз, хватай такси и поезжай в "Палас-отель". Спроси там сеньора Хука. Скажи ему, что это я тебя послал. Пять или шесть часов сна - и ты будешь в порядке. Я заберу тебя вечером. Мы перекусим и развлечемся. Я знаю отличные места.
- Это в Манаусе? - спросил я.
- У них тут все еще есть где отвести грешную душу, только надо знать, где искать. - Он криво ухмыльнулся. - Ну, увидимся позже.
Он вернулся в кабинет комманданте, открыв дверь без стука, а я спустился вниз и вышел через подъезд, украшенный потрескавшимися мраморными колоннами.
Я не поехал сразу в отель. Вместо того я взял извозчика, из тех, что ожидали в низу лестницы и дал ему адрес местного агента той горной компании, с которой я подписал контракт на доставку "Веги" в Белем.
Во время великого каучукового бума в конце девятнадцатого века Манаус бурно расцвел, по нарядным улицам прогуливались скороспелые миллионеры, выросли дворцы в стиле барокко, а оперный театр мог поспорить даже с парижским. Там не знали меры, не ведали, что такое большой грех, что такое адское злодеяние. Словно Содом и Гоморра спустились на берега Рио-Негро в тысяче миль вверх по Амазонке.
Мне никогда не нравился этот город. Он олицетворял для меня моральное разложение и всеобщее загнивание. Никто смел там жить, и джунгли не зря начали свое наступление на него.
Я ощущал какое-то беспокойство и неудобство. Скорее всего, это была реакция на стресс. И мне ничего так не хотелось, как поскорее убраться отсюда и в последний раз взглянуть на город через поручни на корме какого-нибудь речного парохода.
В солидном складе на набережной я нашел агента, высокого, изможденного, с затравленными глазами человека, который знает, что ему недолго осталось жить. Он непрерывно кашлял в большой, грязный носовой платок с пятнами крови.
Он так горячо благодарил Святую Деву за мое спасение, что даже перекрестился, но тут же указал мне на пункт контракта, где говорилось, что я получаю плату только при условии доставки "Веги" в Белем в целости и сохранности. Этого я как раз и ожидал и покинул его в состоянии почти коллапса, когда он тщетно старался справиться с тем, что осталось от его легких.
Ожидая меня на жаре, извозчик клевал носом, сдвинув на глаза соломенное сомбреро. Я прошел по краю пристани, чтобы посмотреть, что делается в гавани. У одного из причалов стоял речной пароход с гребным колесом сзади, на который грузили зеленые бананы.
Капитан дремал в парусиновом шезлонге под сенью мостика. Он пробудился ровно на такое время, чтобы сказать мне, что уходит завтра в девять в Белем и что рейс занимает шесть дней. Если меня не устраивает подвесная койка на палубе вместе с его непоседливыми клиентами, я могу получить запасную койку в каюте помощника, и все это обойдется мне в сотню крузейро. Я заверил его, что буду здесь вовремя, и он снова с полнейшим равнодушием закрыл глаза и возвратился к своему более важному занятию.
У меня в бумажнике лежало чуть больше тысячи крузейро, то есть почти полторы сотни фунтов стерлингов, что означало, что я вправе позволить себе путешествие вниз по реке и кое-какие расходы, да еще у меня останется довольно денег, чтобы оплатить проезд от Белема до Англии на каком-нибудь грузовом судне или еще на чем-нибудь.
Я наконец собрался ехать домой. После двух с половиной лет, в течение которых Южная Америка показала мне себя с самой худшей стороны, я был на пути домой и чувствовал себя превосходно. Определенно, я переживал один из великих моментов моей биографии, и, когда направился обратно к извозчику, усталость как рукой сняло.
* * *
Я ожидал увидеть захудалый отель, но "Палас" оказался приятным сюрпризом. Разумеется, он знавал и лучшие дни, но в нем и сейчас угадывалось достоинство стиля барокко, трогательное уходящее очарование. Имя Хэннаха произвело магическое действие на сеньора Хука, пожилого седовласого мужчину в куртке, который сидел за конторкой и читал газету.
Он самолично провел меня наверх и пригласил в комнату с огороженным чугунной решеткой балконом и видом на реку. Начиная с массивной металлической кровати и кончая солидной мебелью из красного дерева комната являла собой прекрасный образец поздней викторианской эпохи. Все здесь сохранилось во времени, будто муха, застывшая в куске янтаря.
Индианка в шелковом платье принесла свежие простыни, а старик с известной гордостью показал мне рядом с моей комнатой ванную, которой я мог пользоваться один, правда, следовало позвонить слуге, чтобы получить горячую воду. Я поблагодарил его за любезность, но он красноречиво взмахнул рукой, показывая, что ему ничего не жаль для такого друга, как капитан Хэннах.
Раздеваясь, я думал об этом. Что бы там ни говорили, видно, Хэннаху очень нравилось жить в Манаусе, что само по себе интересно, поскольку он иностранец.
Мне так хотелось принять ванну, но, сидя на кровати, я вдруг почувствовал страшную усталость. Забрался под простыню и почти немедленно заснул.
* * *
Проснувшись, я увидел над собой, словно лепестки белого цветка, развевавшуюся от ветра из раскрытого окна противомоскитную сетку, а сквозь нее лицо, в размытом желтоватом свете от керосиновой лампы.
Старик Хук моргал печальными влажными глазами.
- Капитан Хэннах приходил, сеньор. Он попросил меня разбудить вас в девять часов.
Мне потребовалось некоторое время, чтобы понять, что происходит.
- Девять часов?
- Он просил вас встретиться с ним в "Лодочке", чтобы вместе пообедать. У меня внизу кеб, он ожидает вас и отвезет куда надо. Все устроено.
- Очень любезно с его стороны, - ответил я, но он, конечно, не уловил некоторого металла в моем голосе.
- Ваша ванна ждет вас, сеньор. Горячая вода уже приготовлена.
Он осторожно поставил лампу на стол, и дверь за ним мягко закрылась, противомоскитная сетка взметнулась вверх, словно мотылек, а потом снова упала.
Хэннах действительно обо всем позаботился. Я встал, чувствуя некоторое раздражение по поводу того, как развивались события, и прошлепал к раскрытому окну. Совершенно неожиданно мое настроение изменилось. Было так приятно после дневной жары ощущать прохладу и вдыхать напоеный ароматом цветов воздух. На реке светились огоньки. Издали доносились звуки музыки, и ее ритмы, пульсирующие в ночи, оказали на меня возбуждающее действие.
Когда я отвернулся от окна и посмотрел в комнату, то сделал еще одно открытие. Мою парусиновую сумку распаковали, старый полотняный костюм, выстиранный и отглаженный, висел на спинке стула, ожидая меня. Тут уж я ничего не мог поделать, давление оказалось слишком велико, и я сдался, отыскал полотенце и направился в ванную.
* * *
Хотя главный сезон дождей прошел, в верхнем бассейне Амазонки часто случались сильные ливни, особенно по ночам.
Я вышел из отеля, как раз когда разразился такой потоп, и в сопровождении старого Хука, который настоял на том, чтобы держать над моей головой старомодный черный зонт, поспешил вниз по ступеням крыльца к кебу, ожидавшему меня. Извозчик поднял кожаный верх, который почти полностью защищал меня от льющихся с неба потоков, и тут же тронулся в путь.
Дождь разогнал всех. На пути от отеля до места назначения нам попалось не более полудюжины пешеходов, и то лишь на улочках, что вели к реке.
Мы выехали на набережную там, где у причалов множество жилых лодок самого разного вида, здесь действительно постоянно обитало несчетное количество людей. Наконец мы остановились у длинного пирса.
- Вот сюда, сеньор.
Извозчик настоял на том, чтобы я накинул на плечи его старый плащ, и проводил меня на самый конец пирса, где над развешенными рыбацкими сетями на месте раскачивался фонарь.
В темноте я разглядел старое рыбацкое судно, изнутри лился тусклый свет, а над водой плыла музыка. Он наклонился и поднял тяжелую деревянную крышку трапа на пирсе, и в свете фонаря стали видны ступени ведущей вниз лестницы. Извозчик спустился по ней, и я без колебаний последовал за ним. Никакого подвоха не ожидал, но мой "уэбли" 38-го калибра, который я сжимал в кармане правой рукой, давал мне неплохую гарантию.
К судну вел дощатый настил, положенный на старые лодки, он угрожающе оседал под нашими шагами.
Когда мы дошли до конца настила, извозчик улыбнулся и похлопал по корпусу судна ладонью:
- Вот она, "Лодочка", сеньор. Приятного вам аппетита на все, а особенно на еду и женщин.
Знакомая бразильская поговорка прозвучала благожелательно. Я было полез за бумажником, но он протестующе поднял руку:
- Не надо, сеньор. Добрый капитан позаботился обо всем.
Снова Хэннах.Я смотрел на извозчика, пока он пробирался по качающемуся настилу до пирса, а потом повернулся и поднялся по железным ступеням на палубу. Тут же на меня двинулась гигантская фигура, выступившая на свет из тени у прохода. Меня встретил негр с серьгой в одном ухе и большой кудрявой бородой.
- Сеньор? - произнес он.
- Я ищу капитана Хэннаха. Он ожидает меня.
Во тьме блеснули зубы. Еще один друг Хэннаха.Это становилось однообразным. Не говоря ни слова, негр просто открыл дверь, и я вошел.
В старые времена здесь располагался главный кубрик. Теперь его весь заставили столами, и люди сидели за ними плотно, как сардины в банке. Над красочным застольем висела густая пелена дыма, что вкупе со скудным освещением делало видимость проблемой, но все же я ухитрился разглядеть в углу, за маленькой площадкой для танцев, стойку бара. Оркестр из пяти человек наяривал кариоку, и большинство сидевших подпевали ему.
Я увидел Хэннаха в гуще людей на танцевальной площадке. Он плотно прижимал к себе по-настоящему красивую по всем стандартам девушку в ярко-красном атласном платье, обтягивавшем ее стройную фигуру будто вторая кожа. Как я догадался, в ее жилах текла негритянская и европейская кровь. Девушка была дьявольски хороша.
Он повернул ее, увидел меня и завопил:
- Эй, Мэллори, вот и ты наконец!
Оттолкнув партнершу, будто она для него ничего не значила, он стал пробиваться сквозь толпу ко мне. Никто не обижался на него, даже когда, задев, он перевернул пару стаканов с выпивкой. Все улыбались ему, а один или два похлопали его по спине и дружелюбно поздоровались.
Он уже хорошо выпил, что показалось мне естественным, и встретил меня как давно потерянного и вновь обретенного родного брата.
- Ты почему задержался? Бог мой, я весь исстрадался. Идем, у меня накрыт столик на палубе, там мы хоть будем слышать друг друга.
Подхватив под локоть, он потащил меня через толпу к раздвижной двери в дальнем конце. Когда попытался открыть ее, возле нас появилась девушка в красном атласном платье и обняла его за шею.
Он схватил ее за запястья и так сильно их сжал, что она вскрикнула от боли. В тот момент он уже не выглядел таким добродушным, а его плохой португальский язык сделал его слова совсем жесткими:
- Потом, ангел, потом! Я займусь тобой, и ты будешь довольна, только сейчас мне надо побыть немного с моим другом. О'кей?
Когда он отпустил ее, она, обиженная, подалась назад и растворилась в толпе. Мне показалось, что женщин здесь гораздо больше, чем мужчин, и я поделился с ним своим наблюдением.
- Это что, бордель?
- Но лучший в городе.
Сэм отодвинул дверь, и мы вышли на палубу в приватный отсек, где под полотняным тентом у поручней стоял стол, накрытый на двоих. Над ним висела лампа, а дождь потоком лил с тента.
Хэннах крикнул по-португальски:
- Эй, Педро, поворачивайся-ка побыстрее!
Потом усадил меня на один из стульев и достал бутылку вина из ведра с водой, которое стояло под столом.
- Ты любишь "Поули Фюссе"? Они специально для меня достают его. Я его просто ведрами пил в старые времена во Франции.
Я попробовал немного. Вино оказалось холодным как лед, терпким и освежающим.
- Вы были на Западном фронте?
- Конечно. Целых три года. Таких бесконечных три года, скажу я тебе.
Это по крайней мере объясняло, почему у него капитанский чин. Я сказал:
- Но ведь Америка не вступала в войну до 17-го года.
- Ах, это! - Он отклонился назад, чтобы не мешать обслуживать нас подошедшему с подносом официанту, в белой рубашке и кушаке. - Я летал у французов в эскадрилье "Лафайет". Ньюпорт-Скаутс и Спейдс.
Он наклонился, чтобы снова наполнить мой бокал, и спросил:
- Сколько тебе лет, Мэллори?
- Двадцать три.
Он рассмеялся:
- В твоем возрасте я уже имел на счету двадцать шесть убитых. Был сбит четыре раза, один из них самим фон Рихтхофеном.
Странная вещь, но я ни на секунду не засомневался в том, что услышал. Хотя, по правде, все это сильно смахивало на хвастовство, но сама его манера говорить заставляла верить, с ним именно так и происходило.
Мы ели рыбный суп, а потом тушенных в собственной крови цыплят, которые на вкус оказались гораздо лучше, чем я ожидал. Нам подали яйца и оливы, жаренные на оливковом же масле, конечно же целую гору риса и томаты в уксусе.
Хэннах болтал без умолку, хотя ел и пил ненормально много, что, впрочем, привело лишь к тому, что он начал говорить громче и быстрее, чем обычно.
- Я прошел жестокую школу, поверь мне. Приходилось очень стараться, чтобы выжить, и чем дольше продолжался этот кошмар, тем больше у тебя появлялось шансов.
- Полагаю, так всегда, - согласился я.
- Конечно, так. Там нельзя надеяться на свою удачу, парень. Просто ты должен знать, что надо делать. Ведь летать для человека - это самое неестественное занятие.
Когда официант подошел, чтобы убрать со стола, я поблагодарил его.
- А ты совсем неплохо говоришь по-португальски. Лучше, чем я.
- Я провел год в низовьях Амазонки, когда впервые попал в Южную Америку. Летал из Белема для горной компании, имевшей алмазную концессию вдоль реки Шингу.
На него это произвело впечатление.
- Я слышал, что там суровый район. Самые плохие индейцы во всей Бразилии.
- Вот почему я и переехал в Перу. Летать в горах, может быть, и труднее, но зато гораздо интереснее.
- А ты совсем неплохо летаешь, - похвалил он. - Я летаю двадцать лет и всему научился, но не думаю, что смогу назвать хотя бы с полдюжины парней из моих знакомых, которые посадили бы "Вегу" вот так, как это сделал ты. Где ты научился так летать?
- У меня был дядя, который служил в военно-воздушных силах. Умер пару лет назад. Мальчишкой он часто забирал меня к себе в Пусс-Мот. А когда я учился в университете, то поступил в воздушную школу, которая готовила пилотов для вспомогательных воздушных сил. Там я летал много раз по уик-эндам.
- А потом?
- Сдал экзамены и в свое свободное время получил лицензию гражданского пилота. Летал где придется.
- Только не в Южной Америке?
- Разумеется. - Я чувствовал себя немного навеселе, и слова вылетали без всяких усилий с моей стороны. - Все, чего я желал, - это летать. Понимаете, что я имею в виду? Я готов был поехать куда угодно.
- Так и есть, если уж ты попал на Шингу. А что собираешься делать теперь? Если хочешь найти работу, то я мог бы тебе помочь.
- Летать, вы имеете в виду?
Он кивнул:
- Я вожу почту и грузы на маршруте в Ландро, что в двухстах милях отсюда вверх по Негро. И еще летаю на Рио-дас-Мортес по контракту с правительством. Там ожидается большая добыча алмазов.
- Рио-дас-Мортес? - переспросил я. - Это же река Мертвых! Да вы, наверное, шутите. Там ведь еще хуже, чем на Шингу. Я летал туда. Года два назад возил правительственную делегацию в миссию, которая называется Санта-Елена. Это еще до вас. Вы знаете те места?
- Летаю туда регулярно.
- Вы сегодня сказали такие слова - последнее место, которое создал Бог. Так это и есть Рио-дас-Мортес, Хэннах. Во время сезона дождей там все время льет. И в другое время года тоже целый день идет дождь. Там есть такие мухи, которые откладывают яйца в глазные яблоки. Почти на всей Амазонке есть рыбы пираньи, стая которых в три минуты может обглодать человека и сделать из него скелет, но в Мортес они маленькие, с острыми шипами, их только ножом можно выковыривать.