Еще только начиная совместную деятельность, Никольский предложил Шапошниковой все без исключения финансовые документы записывать на дискеты, которые должны быть не доступны никому, кроме них двоих. Теперь эта предусмотрительность, чувствовал Никольский, обладавший, по собственному мнению, обостренной интуицией, могла оказаться далеко не лишней. И часть документов, которые при настойчивом желании заинтересованных лиц можно истолковать двояко, исходя из намерений, не грех было бы ликвидировать. Мало ли что может случиться? Пожар, ураган, взрыв, всемирный потоп, налет пьяной толпы наконец, жаждущей немедленных дивидендов...
Никольский иронически кривил губы, выдвигая одно за другим предположения о неожиданных природных катаклизмах, как правило заранее запрограммированных в России. Ко всему, даже самому невероятному, надо быть постоянно готовым. Кого у нас Бог-то бережет? Вот именно - береженого.
Внимательно выслушав все его предположения, Шапошникова заметила, что он может полностью положиться на ее опыт и преданность. Вот так, несколько высокопарно, хотя и совершенно искренне, имела обыкновение выражать свои мысли Татьяна Ивановна, женщина с великолепным греческим профилем и выпуклыми чувственными губами. Ах, кабы не эта ее подчеркнутая сухость, не ледяные глыбы в тех местах, где мужская ладонь должна бы ощущать пылающие Везувии, цены б ей не было! Как женщине, а не только управляющей банком. Что совсем не одно и то же...
И еще попросил Татьяну Ивановну Никольский быть с ним отныне на постоянной связи, добавив, что Арсеньич в этом смысле предпримет соответствующие меры. Едва заметная улыбка скользнула по ее губам: Шапошникова увидела, что шеф всерьез озабочен ее безопасностью, хотя и старается облечь это в форму повседневных рутинных действий.
- А как ваши домашние? - преувеличенно внимательно глядя на свои пальцы, сцепленные в замок, спросил Никольский.
- Муж, как обычно, где-то в Англии. По делам своей фирмы. А дочь? Болтается с друзьями. - Она вздохнула. - Скоро занятия. Последние деньки.
- Послушайте, - решительно начал он, но будто скис и продолжил, не поднимая на нее глаз: - Может быть, вам с ней...
- Не знаю. Не уверена, - тихо сказала Шапошникова. - Но я подумаю. Спасибо.
И снова губы ее, помимо воли, тронула легкая улыбка, осветившая сразу все лицо.
- Надеюсь, - тут же добавила она, поднимаясь, может быть, для того, чтобы замаскировать свои чувства, которые невольно выдала эта неуместная улыбка, - нас не ждет судьба "Зодиака"?
Никольский понял, на что она намекала. Тот широко разрекламированный коммерческий банк выбросил на рынок свои акции, объявив совершенно фантастические процентные ставки - до шестисот процентов годовых, не имея, однако, даже соответствующей лицензии. Естественно, идиотов нашлось немало, тем более что и широкая реклама шла по государственным каналам, как же не верить? А в государстве с неконтролируемой и потому непредсказуемой финансовой политикой "Зодиак" собрал в короткий срок несколько миллиардов и в буквальном смысле слова растаял во мраке окружающего космоса. Деньги же вкладчиков были заблаговременно переведены на валютные счета загранбанков. Чьи? До сих пор неизвестно, хотя год прошел.
Задавая этот вопрос, Шапошникова в шутку интересовалась, не желает ли и он, Никольский, повторить трюк Ашота Геворкяна - бывшего основателя бывшего "Зодиака", по слухам, проживающего ныне в Нью-Йорке. Нет, успокоил ее Евгений Николаевич, не желает. Гораздо сложнее предугадать, какая судьба ожидает державу, которая и понятия не имеет о грозе, готовой разразиться над ее несчастной головой.
Татьяна Ивановна еще раз внимательно и строго поглядела ему в глаза, вздохнула и пошла к выходу.
Никольский уставился ей вслед. Строгии деловой костюм - темно-синий, в тонкую белую полоску - демонстрировал ее фигуру, будто только что сошедшую со страниц "Вог" или "Бурды". А стройные, подчеркнутые высокими каблуками и обрезом юбки возле колен ноги несомненно принадлежали молодой спортивной женщине, и уж никак не сорокалетней финансистке.
- Татьяна!.. - неожиданно для себя окликнул Никольский, и она, будто давно ожидая этого восклицания, так резко обернулась, что у него застряло в горле все, что он собирался только что сказать.
Она затворила приоткрытую уже дверь и в ожидании сняла очки, теребя дужки в пальцах. Тогда он поднялся и пошел к ней. Она шагнула навстречу. И так получилось, что они невольно сошлись почти вплотную.
Тяжелый узел волос оттягивал ей голову назад, и поэтому, чтобы взглянуть Никольскому в глаза, ей пришлось запрокинуть лицо. Он осторожно взял ее за плечи и привлек к себе.
- Я бы хотел... - начал он негромко. - Я очень боюсь за вас. И хочу быть абсолютно уверен, что... Вы меня понимаете?
Он глядел на нее в упор и заметил вдруг, что в глубине ее черных зрачков вдруг вспыхнули крошечные свечечки. Она шевельнула плечами, осторожно освободилась от его рук и отошла к окну. Не глядя на него, сказала:
- Я все понимаю... Конечно, я могла бы... За все, что вы для меня делаете... Но я не уверена, что моя благодарность доставит вам хоть немного радости.
- Тань... - хотел вмешаться он, но она остановила его предостерегающим жестом ладони.
Сейчас я закончу. Вы знаете, Евгений Николаевич, женщины... - уж так нас Бог устроил, - мы все видим и все понимаем. Все чувствуем... Я ощущаю ваш взгляд на себе, даже когда вы на меня и не смотрите. Чувствую затылком, спиной, ногами понимаете? Я кляну себя, но это какое-то наваждение... Подождите, помолчите. Вы меня окружили со всех сторон какой-то... аурой своей, что ли. И что бы ни происходило, я повсюду ощущаю ваше присутствие. Наверное, это плохо, потому что у меня семья. Какая бы она ни была, но семья же. И есть обязанности. Но это наваждение!.. И чем больше я об этом думаю, тем крепче зреет уверенность: если я и смогу избавиться от наваждения, то только одним способом - лечь в ваши объятия. Может быть. Не торопите меня, не гоните лошадей...
- Никакой я не колдун, - отозвался Никольский. Подошел к ней и оперся обеими руками на подоконник.- Но когда я вижу вас... Или думаю о вас... У меня в груди становится горячо. Но я самый обыкновенный трус, который боится обжечь руки о ваш холод. Вот и все, милая вы моя.
- Так просто, - вздохнула она, и уголки ее губ грустно опустились. А потом лицо ее вдруг вспыхнуло, и она, ухватив его за лацканы пиджака, уткнулась лбом в его грудь. А он опустил губы к ее темени и ощутил нежный, слегка пьянящий запах лаванды. Эх, лаванда... горная лаванда...
- Я действительно беспокоюсь за тебя, - хрипло проговорил он, машинально перейдя на "ты". - А благодарность - зачем? Мне бы просто, чтоб ты была рядом... А муж...
- Это не твой вопрос, - сухо сказала она, отворачиваясь.
- Я живу один. В Малаховке.
- Знаю. Все про тебя знаю. И личный телефон, и адрес... А сейчас дай мне уйти спокойно. Я скажу сама, когда буду готова к этому. Прости.
Никольский посмотрел, как захлопнулась за ней дверь. Потом поднял свои ладони и с удивлением почувствовал, что они горели огнем. Вот ведь как, а ты - льдины, айсберги!
4
В конце субботнего дня, уже в темноте, во двор "Нара" - банка въехал бронированный автомобиль. Четверо одетых в камуфляжную форму молодых людей с автоматами Калашникова, укороченного десантного образца, вынесли под присмотром Арсеньича несколько тяжелых опломбированных мешков и погрузили их в кузов. Забрались туда сами и закрылись изнутри. Арсеньич сел рядом с шофером, и машина в сопровождении черной "Волги" понеслась в сторону кольцевой дороги.
Полтора часа спустя бронеавтомобиль въехал в открытые ворота дачи Никольского и подкатил почти вплотную к широкой бетонной лестнице на веранду.
Арсеньич, не вылезая из кабины, достал из нагрудного кармана небольшой пульт, похожий на дистанционный телевизионный переключатель программ, направил его на угол лестницы и нажал одну из кнопок. Через мгновение огромная бетонная, обшитая деревом лестница стала бесшумно подниматься наподобие авиационной аппарели. А через минуту под ней открылся просторный пандус, ведущий в слабо освещенный подвал, и бронеавтомобиль съехал по нему в темноту. Лестница же, повинуясь новому сигналу, плавно опустилась на место.
5
Воскресенье, вопреки предчувствию Никольского, тоже прошло спокойно. Многоканальный радиоприемник в его машине не выключался ни на минуту. Но тревожных сообщений ниоткуда не поступало. А сам он между тем успел смотаться во Владимир и окончательно договориться с директором тракторного завода о компьютеризации заготовительных цехов. Заказ был выгодным и перспективным. И Никольский считал, что под него стоило выделить соответствующий кредит в своем банке.
Вернувшись под вечер домой, прослушал записи телефонных звонков, отметил в своей электронной записной книжке, по каким из них и какие продумать решения, и выключил систему. Увы, того звонка, на который он жаждал откликнуться немедленно, не было.
Он пробежал дистанционным пультом по программам телевидения, но всюду показывали какую-то чушь, наверное, нарочно, чтоб народ в воскресенье не в ящик глядел, а занимался домашними делами. Ненадолго задержался на программе "Время", где примелькавшиеся уже демократы типа попа-расстриги Федора Якушкина яростно поливали жидким дерьмом союзный договор, похоже действительно мертворожденное горбачевское дитя. Надоело. Все давно осточертело. Не делом люди занимаются, а удовлетворением собственных амбиций. Причем каким-то мстительным удовлетворением. Вот раньше вы меня и на порог не пускали, а теперь я вам все покажу, прямо отсюда, хоть с кремлевской трибуны, хоть с такой же из Дома Советов, что я хозяин и что хочу, то и наворочу.
На днях появилась нужда поговорить с бумажниками. Оказалось, что две трети нашей российской бумаги уже предназначено для вывоза за границу. По бросовой цене. А то, чем пока владеют бумкомбинаты, продается по таким сумасшедшим ценам, что, вероятно, отечественному газетно-журнальному делу в самое ближайшее время грозит элементарная голодная смерть. Никольский прекрасно знал, чьих это рук дело. Мирзоева и компании.
Или такой вот вариант, уже из другой отрасли. Недавно, месяц, что ли, назад, в Новороссийске образовалась частная судоходная компания "Бригантина". Кто владелец? Да конечно же Антон Тарасюк, недавний заместитель министра судостроения.
Никольский дал команду проверить, кто вошел в правление, и что же? Разумеется, Молчанов, а значит, практически вся волжская нефть и химия. Бандит из бандитов. Ну как можно представить себе, чтобы в богатейшей нефтяной Татарии не имелось своей переработки? Зачем ее нефть нужно везти куда-то аж на Кавказ и там перерабатывать? Недомыслие? Преступление? А вот так! Потому что это невыгодно и, следовательно, не нужно Молчанову. И никакой прежний обком, никакие нынешние власти, включая самого Президента, не в силах справиться с Молчановым.
Знал Никольский, за что и как посадили в свое время строптивого директора Ново-Камского комбината, не нашедшего общего языка все с тем же Молчановым. Много фамилий и фактов хранится в электронной записной книжке. И конечно, знают об этом и Молчанов, и Мирзоев, и Дергунов, и прочие, с кем пересекались пути Никольского и кто хотел попробовать прокатиться на нем. Известно ведь, чем окончились их первые попытки: еле ноги унесли, крепко их дело АНТа напугало. Но, вишь ты, пришли в себя, снова на сладенькое потянуло.
Но помнят. Подобный пассаж не забывается. Самого Сучкова перед собой выставили: в голову "свиньи", как крестоносцы. Но ничего, найдется и на вас Вороний камень.
Чувствуя подкатывающееся к горлу раздражение, Никольский вырубил телевизор с его митинговым кретинизмом, бросил пульт на письменный стол и достал из кармана другой - миниатюрный.
Одна из секций книжного стеллажа, занимавшего целую стену кабинета, легко повернулась на девяносто градусов, открыв вход на круглую площадку винтовой лестницы. Захватив со стола сигареты и зажигалку, Никольский стал на площадку, и секция тут же вернулась на свое место.
По крутой железной лестнице он спустился в узкое подвальное помещение с гладкими железными стенами, без признаков каких-либо дверей. Снова нажал на кнопку, и узкая торцевая стена беззвучно и полностью откатилась в сторону. И сразу оглушил шум, ворвавшийся в эту шлюзовую пустоту.
Никольский вошел в огромный подземный зал и слегка сощурился от слишком яркого света, заливавшего все вокруг. Часть зала, отгороженная стенкой из прозрачного бронированного стекла, была приспособлена под тир, и там стреляли по мишеням несколько человек, одетых в легкую спортивную форму. Рядом, на большом спортивном мате, отрабатывали броски, приемы защиты и нападения крепкие молодые люди в самбистских куртках. В стороне справа, там, где были собраны различные спортивные снаряды, двое коротко стриженных атлетов "качали" мускулы.
В противоположной стороне, также отделенной прозрачной стеной, были расположены душевые кабины, столы для массажа и всякие медицинские приборы. И, наконец, всю правую, неспортивную сторону второй половины зала занимало жилое помещение. Там стояли армейские двухъярусные кровати, рассчитанные на три десятка человек, автономная кухня, столовая с общим столом, холодильники и бар со множеством безалкогольных напитков.
В экстремальных обстоятельствах здесь можно было бы продержаться довольно длительное время.
Из тира вышел Арсеньич в белых в обтяжку спортивных трусах и майке, отчего его богатырский торс, покрытый курчавыми волосами, казался еще массивнее. Бросив на стол наушники и пистолет, он вразвалку подошел к Никольскому и вопросительно вскинул подбородок.
- Пока тихо, - пожал плечами Никольский. - А где Витюша, не вижу?
- На связи.
Никольский кивнул.
- Надо поговорить? - спросил Арсеньич.
Никольский задумчиво пожевал губами, оглядел пространство вокруг, шумно потянул носом. Остался доволен: запах пота исходил лишь от стоящего рядом Арсеньича. И больше никаких иных запахов не было: вентиляция работала отлично.
- Ты ничего не заметил? Пока? - Никольский пристально поглядел в глаза помощнику.
- Кое-что есть.
- Например? Ты о...
- Ага, - кивнул Арсеньич, - о ней.
Никольский задержал дыхание, чтобы успокоить заколотившееся сердце.
- О Наталье, - мрачно добавил Арсеньич.
- Та-ак, - протянул Никольский, с облегчением освобождая легкие. - И что же?
Жень, пойми меня правильно, - слегка заикаясь и называя Никольского по имени, доверительно, что всегда выдавало волнение Арсеньича, сказал он. - Женщина есть женщина. Другими словами, слабый пол. А временами - очень слабый. Сам знаешь, мужиков у нас всегда хватает. Эти наши областники-инфизкультовцы, которые живут в малаховском общежитии, к своим девкам-физкультурницам постоянный и открытый доступ имеют. У них забот по этому делу нет. Моим ребятам, конечно, похуже, но я знаю, они тоже не монахи. У каждого кто-то имеется, а у кого и по две. Известно. Поэтому на Наталью, по моим наблюдениям, до сих пор никто не претендовал. И уговор такой был, да и интерес, сам знаешь, невелик. Но вот некоторое время назад...
- Давно?
- Считаю теперь, с месяц тому...
- Месяц, говоришь? А что же у нас такое было?
- А гости ж дорогие.
- Во-он ты о чем! - вскинул брови Никольский и взял Арсеньича под локоть. - Ну что ж, раз такое дело, пошли-ка, брат, ко мне.
- Сейчас, - Арсеньич растопыренными пальцами провел по груди, - ополоснусь только. А с ребятами как? Я полагаю, пусть отдыхают, ужинают. Я бы их тут сегодня оставил, а?
- Распорядись, - кивнул Никольский и отправился к себе.
...Арсеньич вошел в кабинет минут через десять, умытый, свежий, пахнущий хорошим одеколоном и, как всегда, собранный в кулак. Никольский сидел на полукруглом диванчике в углу кабинета, возле открытого бара. В пепельнице тлела сигарета.
- Давай, - кивнул Арсеньичу.
Тот подошел, сел рядом, достал высокий стакан и, смешав в нем джин с тоником, бросил три кубика льда. Поболтал содержимое, покачивая стакан в пальцах и охлаждая, наконец сделал глоток.
- Ну выкладывай. - Никольский выпил маленькую рюмку шведской смородиновой и кинул в рот горсточку соленых орешков. Взял из пепельницы свою сигарету.
Коротко говоря, замечаю я, Женя, следующее. После отъезда гостей будто заклинило нашу Наталью. Посмурнела она. Как говорится, пошел у нее период недосола-пересола. Это когда все из рук валится, а почему - хрен его разберет. Всю неделю так. А с понедельника словно снова подменили бабу. Или, извини за сравнение, так задули, что у нее от изумления челюсть отвалилась и глаза повылупились. Ну а дальше - как погода сложится: то будто тайные слезы, а то - безумные оргии. Ничего не понимаю... - Арсеньич пожал плечами и махнул весь стакан разом, по-русски.
- Ты, конечно, пробовал выяснить.
- А как же? - Он резко пустил стакан по столу. Тот скользнул по стеклянной поверхности и остановился точно у самого края.
Никольский улыбнулся - мастер. Ни разу не промахнулся - трезвый ли, во хмелю, все едино. Арсеньич же вдруг испытующе и пронзительно взглянул в глаза Никольскому и спросил:
- Догадываешься, в чем причина?
- Мужика нашла? - вопросом на вопрос ответил Никольский. - Ну и кто же этот принц? Наш человек?
- Увы, - сердито хмыкнул Арсеньич. - Если бы... Подружка, говорит, у нее, Марийка, объявилась. По поварскому еще училищу. Почти в центре живет, на Шаболовке. Проверили, конечно. Действительно, прописана там какая-то Марина Петровна Вершинская, но соседи почему-то ее почти не видят. А чаще бывает там некто, ну, назовем его Иван Петрович Сидоров. Дальний вроде бы родственник этой самой Марины. Как выглядит? А как примерно я. Крепкий, средних лет, не пьет, тихий, никого не водит. Короче, круг замкнулся, а окончательного ответа нет. Лажа тут какая-то, нутром чую.
- И чего же ты ждешь? - вроде бы удивился Никольский. - Давай ее вместе спросим. Неужели ты думаешь, что двоим таким опытным мужикам, как мы с тобой, Наташка сумеет мозги запудрить?
- Сам, честно скажу, не хотел. А так давай. Вот она сегодня из Москвы вернется - и спросим.
"Крепкий" и "тихий" - почему-то отпечатались именно эти два слова. Никольский задумался и подтвердил:
Ну не ночью же за ней бежать! Давай, если ничего не случится, прямо завтра и решим эту загадку. Сразу после завтрака... Ну а еще чего знаешь? - спросил хмуро, потянувшись к зажигалке.
- Еще? - В глазах Арсеньича появились бесенята. - А что, очень хочется услышать? Да?
- Не валяй дурака, я серьезно, как друга. - Никольский поморщился, но рот его непроизвольно растянулся в улыбке.
- Ладно, ладно, - успокоил его Арсеньич и взял свой стакан. - Когда мы сегодня уезжали... - Он начал деловито, не торопясь готовить себе следующую порцию джина с тоником, но кроме льда теперь выдавил и бросил в стакан дольку лимона, после чего по-простецки облизал пальцы. - В общем, предупредил я Витюшу, чтобы он в случае чего хватал ее с дочкой в охапку и волок сюда. Он пока еще там... Звонил ее мужик, интересовался, как дела, она сказала, что его фирма, как он и договаривался, продлила ему командировку на две недели. Судя по голосу, он был очень рад. Передал привет Алене и повесил трубку. А та весь день проболталась в парке Горького с компанией наших. Ну там-то все в норме было, Сережа докладывал. Проводил ее на троллейбусе до самого дома. Его сменил Игорь...