4
Юный секретарь готовил срочные бумаги к дневному заседанию, когда дверь конторы сдалась под напором демонстративного удара, и на пороге показался тот самый неприятный господин. За ним маячил белый кафтан городового. Страж показался ростом с гору, видом с разбойника, да еще и злонамеренно держался за эфес шашки.
– Антон Сергеевич на месте и готовится, как всегда, защищать попранную справедливость? – развязно спросил незваный гость.
Пырьев хотел доложить, как положено, но ему не позволили. Заявив, что хочет сделать маленький сюрприз адвокату, господин без стука ворвался в кабинет.
Оторвавшись от бумаг, Грановский встретил визитеров без признаков робости и только спросил, чем обязан.
– Так ведь я с сюрпризом! – закричал Родион, откровенно фальшивя радость.
Адвокат остался спокоен.
– Господин Грановский, угостите конфеткой!
Механически потянувшись к карману пиджака, Антон Сергеевич отдернул руку:
– Прекратите паясничать. Иначе буду вынужден сообщить вашему начальству о вашем поведении.
– Угостите монпансье, – попросил Родион сухо и зло. – А то встретитесь с моим начальством быстрее, чем думаете.
Грановский стал шарить по карманам, выдвинул ящики стола и даже проверил за томами законов.
– Нет? Потеряли, наверно. Как обидно. Такая приметная вещь с вензелем. Хорошо, что смотрю под ноги, и вот подобрал на улице... – Родион показал серебряную коробочку. – Убедитесь, что ваша.
– Где вы ее нашли?
Старший городовой тяжело задышал, там ему хотелось сломать шею этому франтику, но чиновник полиции предупредил: держать себя в руках до особого сигнала. Этот мальчишка все больше нравился Семенову: простой и дельный.
– Как думаете?
Адвокат отмолчался.
– В таком случае... – Родион мастерски сменил интонацию на официальный тон. – Прежде чем оглашу вам, господин Грановский, обвинение, прошу ответить: что вы делали вчера между девятью и десятью часами вечера?
– У меня была деловая встреча.
– Назовите имя. Отговорки не принимаются. А если попробуете, все дальнейшее будет происходить в участке.
– Раз так настаиваете... – Грановский принял позу, олицетворявшую само спокойствие. – ... Я встречался с Екатериной Павловной Делье.
– Где именно?
– Недалеко от ее дома, на бульваре Большой Конюшенной улицы.
– Зачем?
– Вам это так важно?
– Нет, это вам так важно.
– Мне скрывать нечего. Около восьми, или что-то вроде того, госпожа Делье телефонировала мне и просила встретиться, чтобы передать шляпную коробку для одной нашей общей знакомой. В салоне что-то перепутали, и шляпку той дамы прислали Екатерине Павловне. И соответственно наоборот. Госпожа Делье состоит в сложных отношениях с этой дамой, мужа она не может посылать за таким делом, он дипломат, как известно, а горничная отправлена на дачу к детям. Я счел, что дружеская помощь не будет обузой в такое позднее время.
– Что было дальше?
Антон Сергеевич пожал плечами:
– Получил коробку, откланялся.
– Доставили ее по назначению?
– Собираюсь сегодня. Екатерина Павловна сказала, что это терпит до нынешнего дня.
– Где короб?
– У меня на квартире, где же еще.
– Почему не отвезли сразу?
– Как вы знаете, у меня не те обстоятельства, чтобы делать светские визиты.
– Заглядывали в коробку?
– Как выглядит дамская шляпка, я представлю и без этого. Не достаточно ли вопросов? Наконец, объясните, что происходит и где взяли мою конфетницу? Это подарок матери. Я весь дом обыскал, чуть с ума не сошел.
Ощутив неуверенность, идущую от юноши, Семенов размял кулаки. Что-то мальчишке не совладать, уменья пока маловато. Давно пора бы скрутить наглаженного мерзавца и душу вытрясти.
Старший городовой был немного прав. К другому разговору готовился Родион: к запирательствам, отговоркам и отказам. Адвокат перехитрил. На ходу надо перестроиться и найти иной прием. Оставался последний козырь сыщика.
– Попробую угадать, кому предназначалась шляпка, – сказал он. – Госпоже Хомяковой, не так ли?
– Поздравляю, – Грановский хлопнул в ладоши. – Гениально. А теперь извольте объяснить свою выходку. Будьте как дома, располагайтесь, да и вы, господин городовой, передохните, никто вашу шашку не отберет...
Игнорируя приглашение, Родион приблизился к столу и, упершись об его край, сказал прокурорским тоном:
– Как помните, Антон Сергеевич, вы числились у меня главным подозреваемым в смерти вашей жены. Но теперь станете главным обвиняемым по двум убийствам: Павла Хомякова, что произошло позавчера. И Екатерины Делье, которую вы убили вчера вечером на бульваре...
– Что вы сказали?! – спросил адвокат, не теряя каменного лица.
– Отдаю вам должное: хорошо сыграли горе при известии о смерти приятеля. Я поверил. И ведь позабыл, что адвокаты куда хуже актеров, те хоть за искусство кривляются, а вы – только за деньги. Имейте в виду: второй раз меня не провести. Уверен, что такой опытный человек, как вы, будете запираться до последнего. Но обещаю: носом землю рыть буду, город переверну, что угодно сделаю, но заработаю для вас пожизненную каторгу.
По нутру и сердцу стал Семенову это мальчишка, хоть горяч и молод, зато толковый. Старший городовой одобрительно запыхтел. Но приказ не нарушил. Только шашку сжал крепче.
– Облегчить свою участь можете только одним, – не сбавляя оборотов, продолжил Ванзаров, – хочу услышать от вас чистосердечное признание: кто принес Авроре Евгеньевне отравленные конфеты.
Словно не слыша, Грановский погрузился в прострацию.
– Ели вам тяжело вот так сразу излить душу, готов помочь. Эти конфеты принесла ваша любовница и сообщница Екатерина Делье.
Грановский будто очнулся:
– С чего вы взяли, что это была Катя? – вдруг спросил он.
– Только логика, – сказал Родион. – Ваша жена готовила мерзкую шутку при помощи Павла Хомякова, ее любовника, как понимаю. Но своими разговорами о жизни под страхом убийства, сильно напугала умную и решительную Катю. Та начала действовать всерьез. И нашла сообщника в вашем лице. Не знаю, для чего понадобилось избавиться от жены, в любовь к Делье поверить никак не могу. Это мелочи. Важно другое. Вы отравили любимые конфеты Авроры, быть может, ее же ядом, а Екатерина Павловна принесла их в качестве подарка от себя, и сказала, что весь день будет дома одна. Аврора вызывает Пашу, чтобы начать шутку. Но ей не суждено было сбыться. Госпожа Грановская соблазнилась сладким и почти мгновенно умерла, прихватив с собой горничную. А Паша был зарезан на Невском около полудня. Признайтесь: приятно убить любовника своей жены?.. Можете не отвечать... Теперь факты. Вы владеете левой рукой, как правой, крепкий и физически сильный человек. Нанести удар в сердце – ничего не стоит. Но в одном просчитались. Выбрав редчайшее орудие убийства, словно поставили подпись. Я найду, откуда оно появилось, уж поверьте, и тогда вы будет полностью изобличены. Что же касается смерти самой госпожи Делье, тут проще простого. Она стала шантажировать или требовать чего-то большего, и вы решили избавиться от ненужного свидетеля. Прием отработан. Выманиваете ее вечером из дома и наносите удар. Наверняка, шляпная коробка – ваша идея. Нужна же причины для поздней прогулки и отвода глаз мужу. Только любой убийца оставляет след. Иногда его можно залить гипсом. Останется сравнить с ботинком, чтобы и изобличить окончательно.
– Великолепно. С такой фантазией вам бы адвокатом работать. Позвольте рассказать, как было дело?
Родиону требовалась передышка, он уступил.
– В то утро я вышел из дома как обычно, около девяти, – сказал Грановский. – Мы встретились с Катей на Большой Конюшенной, и поехала на острова. Катались часов до одиннадцати. Катенька сильно тревожилась за свою жизнь, и все спрашивала, как человека могут внезапно лишить жизни. Около половины двенадцатого подвез ее к своему дому, чтобы она вручила изменнице подарок – какую-то дамскую книжку. И сразу уехал. Так, что в городском суде был без четверти двенадцать, не позже. Меня видели десятки людей, да и заседание без адвоката не начали бы. Могу указать извозчика, который нас возил. Я его часто беру...
Юный сыщик ощутил, как неприятно и даже омерзительно выглядит незыблемое алиби убийцы, которого, казалось, уже припер к стене. Если Грановский не убивал Пашу, а он физически не мог быть в то время на проспекте, то все остальное рассыпается, как песочный домик. Не поможет гипсовый слепок, который наверняка подойдет к его ботинку. И найденная конфетница – бесполезна. Не доказать, что она выпала именно в тот час. Да и делать это бесполезно. Без убийства Паши у госпожи Делье не было никаких рычагов управления Грановским. Все, пусто.
– Теперь о конфетнице... – продолжил ровным, монотонным голосом адвокат. – Мы сидели с Катей на лавке, она рассказала об ужасной сцене, которую устроил Ипполит, обвиняя в смерти Авроры и прочем. По привычке я взял леденец, и она попросила тоже. В темноте сунул мамин подарок мимо кармана. Взяв шляпный короб, я предложил проводить ее до дома, все-таки было темно. Но Катя сказала, что хочет подышать воздухом. Я понял, что у нее была назначена встреча с кем-то, и не стал настаивать. Она умная и смелая женщина, такая не боится сидеть одна ночью на бульваре... Как она умерла?
– Удар в сердце, – ответил Родион, лихорадочно соображая, что теперь делать. – Просидела всю ночь на скамейке. Утром нашли остывшей.
Антон Сергеевич выругался не по-адвокатски грубо, достал пачку папирос, предложил Ванзарову с городовым и затянулся, глубок и жадно.
– Пропади пропадом все это здоровье со спортом вместе, – сказал он. – Лишать себя последней оставшейся радости из-за велосипеда...
Про себя Семенов подумал, что если у этого господина в роскошном костюме, папироска – последняя радость, так ему грех жаловаться. По службе даже рюмка водки в день полагается. Ну, а мыслишки Родиона мы оставим в покое, не до того ему сейчас...
– Почему соврали, что не узнали визитку мадам Гильотон? – как за спасительную соломинку ухватился Ванзаров. – Вы же ее адепт. Или как там называетесь...
– В тот момент мне как раз не хватало расспросов: что связывает мою жену и знаменитую гадалку. Я защищался от вашей въедливости. Извините за откровенность...
– А что...
– Могу теперь спросить я? – проговорил Грановский через затяжку. – Благодарю... Вы, Родион Георгиевич, без сомнения, умнейший и толковейший из всех полицейских, что я видел. Так вот скажите, какая может быть у меня причина убивать свою жену, а затем и любовницу? Ну, допустим, Катя стала шантажировать меня нашей связью. И что с того? По российским законам, как вам известно, мужчина может делать на стороне все, что захочет. Но Аврора была далеко не святой. Я всегда мог устроить двух свидетелей супружеской измены, потребуйся мне свобода и развод. Так в чем же мой мотив?
– "Куничка" – смольнинская кличка вашей жены? – вдруг спросил Ванзаров.
Адвокат промычал что-то неопределенное и принялся за вторую папироску. В кабинете стало не продохнуть.
– Собирайтесь, поедем сейчас же, – приказал чиновник полиции, очнувшись от размышлений.
Старший городовой понял по-своему: накинулся и закрутил руку Грановскому. В лапах Семенова крепкий и не мелкий мужчина смялся, как пластилин, притом больно приложившись щекой об стол. Когда к большому разочарованию старшего городового неурочный арест был отменен, адвокат еще долго охал и тер вывихнутое плечо.
5
Хлипкий замок, испытавший стамеску столяра, поддался с хрустом. Ванзаров был спокоен. И не потому, что за спиной возвышался старший городовой и недовольный Лебедев, вырванный из участкового морга от свежего трупа Делье. Родион, наконец, понял, почему логика опять завела не туда. Логика была не виновата. Она покорно изгибалась туда, куда нагнут. Нагибать вот только оказалось не полезно.
В квартире мало что изменилось. Даже букеты сохли на том же месте. Но возникло неуловимое ощущение запустения, словно Грановскому стало безразлично наступление беспорядка. Он вынес коробку в гостиную, спросив куда ставить, Родион указал на обеденный стол.
Старший городовой редко имел дело с красивыми вещами. Все больше с пьяными рожами, беспаспортными бродягами, да осоловевшими извозчиками. Шляпная коробка поразила его не меньше брильянтового яйца Фаберже: этакое блестящее диво в синюю и белую полоску, да еще с бантом наверху. Денег наверно, стоит уйму. Вот бы поставить такую фантазию в его углу, смотрел бы и радовался. Несколько привыкнув к переливам атласа, Семенов заметил, что господа полицейские не испытывают к драгоценной вещи никакого почтения. Напротив, смотрят подозрительно и даже опасливо. А дальше начались и вовсе фокусы. Мальчишка-чиновник вместо того чтобы открыть, приложил ухо, хмыкнул, затем пригляделся к крышке, чего-то там нашел и подозвал верзилу расфуфыренного, которого сам Семенов остерегался, уж больно начальственный вид. Так господин Лебедев, хоть и важная птица, повел себя глупо: осмотрел крышку, затем ухо к ней приложил и стал подбородок тереть, будто в сомнении.
Для поддержания порядка городовой оглянулся на адвоката, но тот не подавал признаков интереса, привалился к спинке стула в сторонке и голову подпер горестно. Видать, переживает человек, хоть и убивец.
Над коробкой стали совещаться.
– Какой-то шум заметен, – сказал господин Лебедев.
– Опять крыса? – спросил юнец.
– Не похоже, уж больно легкая, – опять сказал господин Лебедев.
Семенов решительно не понимал, что тут колдовать. Если сами боятся – дали бы приказ, он бы не оплошал. Зря, что ли, револьвер с шашкой таскает. Но старшего городового никто не спросил. Мальчишка вроде потянул руки, чтобы бант развязать, но старший ему не позволил. И стал основательно готовиться. Снял пиджак, раскрыл чемодан здоровенный, что с собой притащил, вынул фартук из грубой кожи, перчатки с крагами и даже очки с завязками, что слесари надевают. Облачился, будто чучело, приказал Родиону, значит, отойти, дернул за бант и осторожно приподнял крышку.
Тут Семенову стало жутко любопытно, ради чего господин криминалист такое представление устроил, и он слегка пригнулся, как рыболов, следящий за поплавком.
Показался ворох мятой бумаги. Старший городовой уже хотел раздосадоваться. Но из кучи вылетела черная молния, какую глаз не заметит, ударила в перчатку, отскочила и нанесла второй удар. Семенов так и замер на полусогнутых.
Быстрее всех среагировал Лебедев. Сжав кулак, с такой силой саданул по столу, что вазы с букетами подпрыгнули, и повались кеглями. Черная лента, удиравшая стремительными зигзагами, дернулась, завилились упругим клубком, опала и затихла.
Подняв за хвостик упитанный жгутик, головка которого сплющилась в блин, Аполлон Григорьевич с живейшим интересом осмотрел побежденного врага:
– Если бы не буйволиная кожа, бился бы в конвульсиях, – сказал он весело. – Уж простите, Родион Георгиевич, уничтожил важную улику. Стыдно, но выбора не было. Пришлось идти по стопам пристава.
– Змея ядовитая? – спросил Родион так важно, будто привык иметь дело с питонами и анакондами, а не со всякой мелюзгой. – Очень опасно?
– Если только для человека некрупного телосложения. Такая вот гадюка. То есть, хочу сказать, царица наших полей – обыкновенная гадюка или Vipera berus.
– Сильно не ладила госпожа Делье с Анной Ивановной? – спросил Ванзаров адвоката, молча взиравшего на тело змеи. – Представляете, что ожидало госпожу Хомякову?
Не надо иметь богатое воображение, ну, как у нас с вами, чтобы представить чудесную картину... Получив посылку, женщина открывает, ничего не подозревая. А там – озлобленная духотой, жаждой и заточением змея. Стоило сунуть руку в ворох бумаг в поисках шляпки, как месть измученного гада (прошу не путать – всего лишь имя земноводных) была бы ужасна. Пара укусов – и Анна умирает мучительной смертью. Нет шансов, что в условиях города кто-то быстро и правильно спасет от змеиного яда. Расчет не просто точен, он – остроумен.
Потряся дохлой змеей как колокольчиком, Лебедев вдруг тихо сказал, себе под нос:
– Странно или глупо.
– Что именно? – встрял Родион.
– Госпожа Делье не знала, что яд гадюки вообще не представляет смертельной опасности, а летом так и вообще значительно слабеет. Укус доставил бы неприятность, боль или опухание, но ничего смертельного. Дурацкая шутка. Или очень неумелая попытка покушения. Делитантщина.
Принципиально эта новость ничего не меняла. Налицо – покушение. Родион знаками показал сохранить подробности в тайне и подошел к адвокату:
– А ведь Екатерина Павловна выставила вас прямым убийцей, Антон Сергеевич... Разве нет? Коробку принесли вы, доказать, что она принадлежит Делье – невозможно, все одинаковые. Тут и мягкосердечные присяжные не поверят... Использовала вас госпожа Делье, как ей было угодно. Вот и вся любовь. Защищать ее пытались... Может, расскажите про "Итальянскую ночь"?
– Катя не приносила конфет, слово адвоката, хоть вы ему не верите, – сказал Грановский внешне совершенно спокойный. – Мне надо кое над чем поразмыслить... Это столкновение на улице вчера вечером...
– Что за столкновение?
– Да, так, ерунда, случайность... Надо вспомнить, кто же... Простите...
Хозяин квартиры отошел к окну, словно не хотел, чтобы посторонние заметили, что творится у него на душе. Странное дело: Родиону стало необъяснимо жалко этого уверенного в себе мужчину, способного убедить двенадцать присяжных в невиновности отъявленного вора, но проигравшего хрупкой женщине, которая ловко и расчетливо использовала его. Быть может, таково наказание: не женись на институтке. А раз женился, не бери в любовницы жену приятеля, тоже институтку. Впрочем, кроме философских размышлений, на которые мы все мастера, в голове Родиона забрезжила пара идеек, которыми срочно требовалось поделиться. Отозвав Лебедева, он сообщил:
– Знаете, почему Екатерина не сообщила Анне Хомяковой о смерти Авроры? Я думал – это осторожность убийцы, чтобы случайно не выдать себя ненужному свидетелю. Они же знают друг друга, как облупленные. Но причина другая.
Криминалист покорно ждал продолжения. И оно последовало незамедлительно.
– Делье собиралась убить вовсе не Аврору, а Хомякову и не хотела, чтобы та стала осторожной! Жертва не должна быть настороже, жертва должна быть беззаботно спокойна.
– Странно и сложно, – тихо сказал Лебедев. – Выходит, Екатерина знала, что ее готовится убить именно Анна, и опередила. Но, как я понимаю, Аврора должна была убить барышню Делье, бедного Гоголя для нее же готовили. Значит, и Екатерина готовилась защищаться... Не клеится ваша версия.
– Наоборот! – горячо зашептал Родион. – Все очень логично. Просто пока не могу разложить... Но вам понятно, почему Паша прибежал в ангар за Гоголем, то есть Носом?
– Нет, – честно признался Лебедев.
– Хомяков вернулся к Авроре, чтобы натереть Гоголю зубы мышьяком, к которому животное было нечувствительно! Крыса – живая бомба для Делье. И вот что важно. Мы думали, что Паша шел куда-то, а он шел откуда-то, то есть от Грановской. Потому что ему не открыли! Аврора и горничная были уже мертвы. Что ему делать в маскараде и с коробкой? Велосипедист-гонщик не отличался быстрым умом, решил, что Аврора вышла на прогулку, ее следует поискать на Невском. И пошел.
– За что же его убили?
– Вот! Это самое интересное. Кажется, я знаю ответ. Но в этот раз не хочу спешить. Вы же сами советовали.