Всю зиму Фицджеральд пребывал в состоянии тревоги. Зельда Сойер дала согласие стать его женой, но свадьба все еще была под вопросом и зависела от того, добьется ли Скотт чего-то как писатель. А в рассказах Фицджеральд видел короткий путь к успеху. Наработки для "Демонического любовника" он разломал на несколько зарисовок о персонажах и продал по сорок долларов за штуку популярному литературному журналу "The Smart Set", издаваемому Джорджем Джином Нейтаном и Генри Луисом Менкеном. В 1920 году издатель и критик Менкен призывал писателей отбросить "благородные традиции" и подхватить живой и разговорный язык современности. К концу зимы, когда "The Smart Set" успел напечатать шесть развлекательных рассказов Фицджеральда о праздных денди и бесстыдных дебютантках, слава молодого писателя стала стремительно расти.
Когда подошел срок издания "По эту сторону рая", многие сотрудники Scribners подхватили ту же лихорадку восторга, которой Максвелл Перкинс заразился месяцами ранее. Некоторые, тем не менее, были не столько восхищены, сколько возмущены. Малкольм Коули, литературный критик, еще до выхода книги написал, что она являет собой "ужасающий глас новой эпохи и вызывает дрожь у сотрудников Скрайбнеров". В качестве примера он привел реакцию Роджера Берлингейма, сына главного редактора Эдварда Л. Берлингейма, впоследствии, как и отец, тоже редактора Scribners – в своем труде "Создавая множество книг",истории Scribners. Главой Scribners в то время, отмечал Роджер, был важный член отдела продаж. Сомневаясь время от времени в своих суждениях на тему литературы, он "высказывал мнение" по поводу многих произведений и даже имел привычку брать их домой, где их прочитывала его образованная сестра. Предполагалось, что ее мнение было непредвзятым, однако неоспоримым являлось и то, что все романы, над которыми она "рыдала", впоследствии продавались просто превосходно. Поэтому, когда стало известно, что она взяла "По эту сторону рая" на выходные, к понедельнику все его коллеги были порядком взбудоражены.
– Что она сказала? – хором спросили они.
– После прочтения она подняла книгу щипцами, потому что не хотела прикасаться к ней голыми руками, – ответил он, – и бросила в огонь.
Двадцать шестого марта 1920 года "По эту сторону рая" в конце концов вышла в свет, и Фицджеральд был с гордостью представлен издательством как "самый молодой писатель, которого когда-либо издавали Скрайбнеры". Перкинс спустился в магазин в тот день и увидел, как прямо перед ним продали сразу два экземпляра, он посчитал это хорошим знаком. Неделей позже Зельда Сойер и Скотт Фицджеральд поженились в соборе Святого Патрика в нескольких кварталах от издательства. Они всегда утверждали, что их свадьба состоялась под эгидой Макса Перкинса. Книга "По эту сторону рая" стала знаменем целой эпохи. Она захватила не только литературные круги, но и рейтинги продаж. Г. Л. Менкен в своем обзоре в "The Smart Set" написал: "Фицджеральд создал поистине потрясающий дебютный роман, оригинальный по своей структуре, исполненный невероятно изысканных манер и обрамленный великолепием столь ярким, что его довольно редко можно встретить не только в американской литературе, но и, говоря по совести, во всем американском государстве".
Марк Салливан в своей книге на тему социальной истории Америки "Наше время", которую также издавало Scribners, написал, что достижение первой книги Фицджеральда в том, что она пусть и не отображает целое новое поколение, но, по крайней мере, призывает мир прислушаться к нему.
Фицджеральд и сам отметил это в финальных страницах книги.
"Это было новое поколение. Они выкрикивали старые лозунги, изучали старую веру, шли сквозь задумчивость длинных дней и ночей, стремились в конце концов вырваться из серой обыденности и последовать за любовью и гордостью. Это было поколение, охваченное страхом перед бедностью и околдованное шепотом успеха. Оно доросло до осознания того, что все боги давно мертвы, все войны отыграны, а вера в человеке пошатнулась", – писал он.
О популярности романа автор также вспоминал в "Раннем успехе":
"Оцепенев, я сказал издательству Scribners, что рассчитывал, что моя книга разойдется тиражом минимум в двадцать тысяч экземпляров. Когда первый смех затих, мне сказали, что продажа пяти тысяч – это уже прекрасно для первого романа. Кажется, уже через неделю после выхода в печать книга преодолела отметку в двадцать тысяч, но я относился ко всему этому так серьезно, что и не подумал, насколько это было забавно". Книга не обогатила Фицджеральда, но зато сделала его невероятно популярным. Ему было всего двадцать четыре, а он уже добился успеха! Позже в том же году Чарльз Скрайбнер написал Шейну Лесли:
"Ваше протежирование Скотта Фицджеральда стало для нас очень важным, теперь это очевидно. "По эту сторону рая" до сих пор остается главным бестселлером сезона и продолжает набирать успех".
В ослепительном свете популярности, увы, многочисленные ошибки в тексте остались незамеченными. Всю ответственность за них взял на себя Макс. Перкинс так боялся реакции сотрудников Scribners на рукопись, что в течение всего процесса подготовки практически не выпускал книгу из рук, не доверяя ее даже корректорам. В "Создавая множества книг" Роджер Берлингейм отмечал, что, если бы не преданность и контроль Ирмы Викофф, секретаря Макса Перкинса, он наверняка стал бы чем-то вроде "орфографического чуда". Вскоре пропущенные Максом ошибки стали главным предметом обсуждения в литературных кругах. К лету остроумный журналист нью-йоркской газеты "Tribune", книжный обозреватель Франклин П. Адамс, превратил поиск ошибок в салонную игру. В конце концов некий профессор из Гарварда прислал в Scribners список из более чем ста ошибок. Для Перкинса это был унизительный удар. Но еще более унизительным это стало, когда сам автор, образец ужасающей грамотности, тоже принялся указывать на ошибки. Скотт был рад, что его книга проходила через печатный станок каждую неделю, но в то же время был недоволен, что многие ошибки из растущего списка Франклина Адамса были исправлены только к шестой допечатке.
Однако аудитория не обращала на опечатки никакого внимания. Больше всего текст впечатлил неуверенное в себе молодое поколение.
Позже Марк Салливан писал о героях Фицджеральда:
"Молодые люди нашли в поведении Эмори модель для своего собственного поведения – и встревоженные родители поняли, что их худшие опасения подтвердились". Роджер Берлингейм отметил также, что этот роман "вывел расслабившихся родителей воевавшего поколения из послевоенного похмелья, убедившего их в том, что уж теперь-то они в безопасности, и превратил это похмелье в дурман, предвещающий, что нечто совершенно ужасное может настигнуть их детей, и на сей раз окончательно. Что и внушило их детям то самое первое и гордое чувство собственной "потерянности"".
"Америка погружалась в величайший и безвкуснейший кутеж в истории и была готова заявить об этом во всеуслышание", – писал позже Фицджеральд.
В течение месяца после публикации романа он отправил своему редактору одиннадцать рассказов и шесть поэм, три из которых содержали в себе "едва уловимый намек на "Вторую книгу принстонских поэзий" и значительное количество возможных заголовков для будущего сборника".
Макс прочитал все материалы и отобрал восемь рассказов, предложив для них название "Эмансипированные и глубокомысленные" как одно из сильнейших среди предложенных Фицджеральдом – беззаботных и фривольных. Чарльз Скрайбнер нашел его выбор "ужасающим", но позволил Перкинсу развить свой первый успех. В 1919 году доход Фицджеральда вырос с восьмисот семидесяти девяти долларов до восемнадцати тысяч восьмисот пятидесяти, и он очень быстро все растратил. По мнению Скрайбнера, Фицджеральд не отличался особой бережливостью и мало задумывался о будущем. Он писал Шейну Лесли, что Фицджеральд "увлечен дарами жизни и склонен наслаждаться ими в полной мере, пока "дорога его гладка". А вот экономность не входит в число его достоинств".
Опыт работы с Фицджеральдом развил в Перкинсе привычку рассылать книги всем своим работающим авторам.
"Макс был как старый наркодилер. Как только он видел, что вы начали унывать, тут же присылал книгу, которая могла бы вас взбодрить. Эти книги специально подбирались под ваше состояние, идеально подходили вашим вкусам и характеру и в то же время были своеобразным пинком, заставляющим думать в нужном направлении", – отмечал один из них, Джеймс Джонс.
В июне 1920 года Макс отправил Фицджеральду экземпляр книги "Мучительное испытание Марка Твена" Вана Вика Брукса. Брукс, писал Макс, "блестящий парень, очень милый, и, если вам действительно понравилась его книга, я бы хотел, чтобы вы однажды побеседовали с ним за ланчем". Ван Вик Брукс был ближайшим другом Макса Перкинса. Они были знакомы еще с детского сада, куда вместе ходили в Плейнфилде, в Нью-Джерси, а затем вместе поступили в Гарвард. И теперь, спустя двадцать лет после выпуска, Брукс был очень близок к тому, чтобы стать настоящим геодезистом и картографом современной американской литературы.
Несколько дней спустя после получения книги Фицджеральд написал:
"Это одно из самых вдохновляющих произведений в моей жизни, и, кажется, оно снова вдохнуло в меня жизнь! Я только что закончил один рассказ, и мой новый роман, похоже, станет главным шедевром в моей жизни".
Жирные подчеркивания в книге "Мучительное испытание Марка Твена", принадлежащей Фицджеральду, – главное доказательство того, сколь значительное влияние она оказала на автора при создании последующей серии рассказов. Скотт прочитал у Брукса о романе Клеменса "Позолоченный век",в котором речь идет о человеке, который отправляется на запад в поисках угольной горы и расходует ее до тех пор, пока не становится достаточно богатым, чтобы жениться на любимой женщине. После Скотт написал новеллу, в которой герой по имени Фитц-Норман Калпеппер Вашингтон натыкается на залежи руды примерно в то же время, но в Монтане. Он назвал эту новеллу "Алмаз величиной с отель "Ритц"".
Писатель работал все лето, а вот Перкинс – нет. Он никогда не уходил в отпуск, пока не считал, что действительно заслуживает его. И тем летом, впервые за все время своей работы в издательстве в должности редактора, он наконец-то почувствовал, что может отдохнуть.
Перед тем как уйти, Перкинс отправил Фицджеральду свой адрес на случай, если писателю понадобится помощь. Адрес включал в себя одно-единственное слово – название городка, в который он ездил практически каждое лето.
Виндзор, штат Вермонт, был расположен примерно на трети пути к границе Вермонта и Нью-Гэмпшира, на западном берегу реки Коннектикут. Для Макса Перкинса это было лучшее место в мире. Примерно семьдесят лет назад в тени горы Аскутни его дед по материнской линии построил несколько домов, в которых намеревался поселить всю свою семью.
"Для внуков моего деда Виндзор стал персональным раем. Зимой мы жили в разных местах, но летом собирались вместе в одном большом месте, огороженном штакетником, внутри которого шесть домов смотрели на деревенскую улицу, а вокруг раскинулись зеленые лужайки, вились узорами подстриженные изгороди и пестрели круглые цветы бегонии, бегущие вниз по склону, туда, где располагался пруд", – писала сестра Макса, Фэнни Кокс, в журнале "Vermonter".
Подъем позади пруда был определенно самой красивой частью участка. Ручьи неслись по холмам, пересекая тропинки, вплетаясь в березовые и сосновые рощицы. В семье этот необычный лес называли Рай.
Молодость и воображение бежали по Раю в ногу. Молодой Макс Перкинс провел здесь бесчисленное количество часов с братьями, сестрами и кузенами. Позже, уже будучи отцом, он привозил сюда и детей, позволяя им ощутить всю прелесть семичасовой поездки на экспрессе "Уайт Маунтин", этом чудесном и комфортном летнем поезде.
– Самое лучшее чувство на свете – ложиться спать уставшим, – сказал как-то Перкинс одной из дочерей. Время ложиться спать было его любимым временем – те несколько минут до погружения в сон, когда он мог "бежать за своими мечтами". И в эти последние мгновения бодрствования Перкинс мысленно переносился в Россию 1812 года, к сцене его любимой книги "Война и мир". Ночь за ночью его сознание наполнялось фантазиями об армии Наполеона, идущей из Москвы по раннему морозу через сугробы. По утрам в Вермонте, после того как персонажи Льва Толстого уже прошлись перед его внутренним взором, он говорил, что в Виндзоре его сны становились куда ярче обычного и что нигде он не спит так сладко, как здесь.
Каждое лето Макс брал дочерей в поход на гору Аскутни. Они шли тридцать минут и десять – отдыхали, как князь Андрей и его солдаты у Толстого. Но главным удовольствием Перкинса в Виндзоре были долгие одиночные прогулки. "Настоящие" – так он их и называл. И так, совсем один, он гулял по той же земле, по которой когда-то гуляли его предки.
III
Истоки
"Никто не мог утверждать наверняка, что знает Перкинса, если при этом не понимал, что для редактора значит Виндзор или Вермонт или то, как глубоко Макс привязан к этой старой деревенской Америке и как много ее самой заложено в его жизненном фундаменте", – писал Ван Вик Брукс в "Сценах и портретах".
Почти всю жизнь Макс провел в Нью-Йорке и его пригороде, но горьковатое чувство собственного достоинства, присущее выходцам из Новой Англии, всегда было квинтэссенцией его личности. Ему были свойст венны многочисленные причуды и предубеждения янки, он бывал своенравен, глуповат и даже старомоден, как, впрочем, и его литературный вкус. Но все же Брукс считал, что именно Виндзор стоял на страже его сердца и хранил его "целенаправленным, неподвластным предрассудкам, не замутненным сомнениями, порывистым и чистым". Макс был настоящим воплощением разума Новой Англии, исполненного противоречий.
Он родился 20 сентября 1884 года на Манхэттене, на углу Второй и Четырнадцатой улиц, и получил имя Уильям Максвелл Эвартс Перкинс, став, таким образом, наследником двух уважаемых семей. Брукс писал, что ему уже доводилось встречать американцев, в которых история воплотилась так зримо и ощутимо, что человек и сам замечал, как она бурлит в нем, и это не приносило удовольствия, поскольку рассудок всегда находился в состоянии гражданской войны.
"В 1642 году состоялась Английская революция, столкнувшая круглоголовых и кавалеров, одна из тех, в которых Максу так и не довелось поучаствовать", – писал Брукс.
Эта война пересекла океан и докатилась до Перкинсов, опоздав на целых восемь поколений. Перкинсы сделали из Макса "романтичного мальчика, жаждущего приключений, праздного, утонченного и честного, исполненного радости, нежности и почти животного очарования"; Эвартсы внушили веру в тяжелый труд и в то, что в жизни надо всегда двигаться против течения, утверждал Брукс. И в трудные моменты жизни Макса то одна, то другая сторона этого сражения попеременно брала верх.
Джон Эвартс, родом из Уэльса, был первым из предков Максвелла Перкинса, эмигрировавшим в Новый Свет. Будучи беспаспортным слугой, он пересек океан в 1635 году и поселился в Конкорде, штат Массачусетс, где получил вольную в 1638 году. Полтора века спустя у него остался всего один потомок – Иеремия Эвартс. Появился на свет в 1782 году и, получив образование в Йельском университете, он имел юридическую практику в Нью-Хейвене. А также он был строгим религиозным пуританином. Современники утверждали, что "для работы юристом у него слишком прямой, несгибаемый нрав".
Он женился на Мегитейбл Барнс, вдовствующей дочери Роджера Шермана, одного из подписантов Декларации независимости США. Они поселились в Чарльстоне, штат Массачусетс, где Иеремия получил должность редактора в "Panoplist" – издании православных конгрегационалистов. Со временем он полностью посвятил свою жизнь памфлетам и миссионерским делам, однако не ограничивался религиозной сферой. Готовясь к проповеди об отмене рабства, он год провел в одной из тюрем Джорджии. А ранним мартом 1818 года, по пути из Саванны, получил известие о том, что у него родился сын – Уильям Максвелл Эвартс.