Естественно, капитан Саня ничего не поняла в этих японских терминах, хотя тоже обратила внимание на сякены и посмотрела на меня с вопросом в глазах. Мне пришлось объяснить ей в двух словах, что такое школа ниндзюцу, кто такие дзёнин и гэнины.
Тут глаза у капитана уголовного розыска загорелись, и она задала мальчишке тот самый вопрос, который я и ожидал услышать в этой ситуации:
– А Надежда Ивановна тоже ниндзя?
– Она когда-то и учила папу тому, что умела. Первые уроки ему давала. Конечно, он давно во всем ее превзошел, потому что упорный. Но дело даже не в этом. Женщины-ниндзя совсем другие, чем мужчины. У них иные приоритеты. Они должны побеждать не силой, а своими женскими качествами. Поэтому женская школа ниндзюцу скорее напоминает салон красоты, чем спортивный зал. Там изучают манеры хорошего поведения и психологию воздействия на каждого отдельного человека.
Это говорил не тринадцатилетний мальчик, а взрослый мужчина, причем уверенно, со знанием дела. Отдельные нотки в его интонациях отчетливо показывали, что Александр повторял слова, когда-то сказанные отцом. Это тоже говорило об уважении к родителю.
Возражать против такого мне нисколько не хотелось. Я тоже уважал когда-то своего отца, офицера-десантника, и считал, что такое чувство должно жить в любом мальчишке. Мне это откровенно нравилось.
– А что, каждому ниндзя обязательно нужно кого-то побеждать? Это что, вид спорта такой? Я не очень понимаю, – продолжала задавать вопросы Радимова.
– Нет. Даже почти наоборот. Ниндзя должен стремиться победить не противника, а сложившуюся ситуацию. Что касается спорта – то я бы сказал, что это скорее физическая культура. Да вы проходите в мою комнату. – Александр наконец-то сообразил, что в прихожей принимать гостей не совсем удобно. – Вот сюда. – Он прошагал через большой зал и открыл боковую дверь, скрытую шторой.
Мы вошли в небольшую, даже тесную комнату с минимумом мебели. Юноша, похоже, предпочитал вести спартанский образ жизни. Здесь не было даже кровати в обычном понимании этого слова. Вплотную одна к другой стояли две широкие скамьи, на которых была уложена постель, слегка помятая с краю.
Там словно сидели два человека. Мне сразу вспомнилась девчушка, перед нашим приходом покинувшая Александра. Было кому постель помять. По возрасту вроде бы рановато, но сейчас дети пошли ранние, испорченные Интернетом и телевидением, поэтому от них всего можно ожидать.
– Вот здесь я живу. Присаживайтесь.
Под окном стоял письменный стол с обязательным, по современным меркам, компьютером, занимающим большую часть столешницы. Он был включен, слегка шумел кулер, но монитор находился в спящем режиме.
– Вы хотели что-то сказать мне о маме? – В голосе Александра была надежда.
Это совсем не походило на то представление, которое хотел создать о сыне Илья Константинович.
– Не сказать, а спросить, – поправила мальчика капитан Саня.
– Спрашивайте. – Его голос слегка потух.
В нем уже не слышалось какой-то надежды на чудо, которую я, как мне показалось, изначально уловил.
– Ты когда в последний раз с матерью виделся?
– Давно уже. – Эта фраза прозвучала настолько неуверенно, что голос подростка сразу сорвался с баска на фальцет.
Но это говорило скорее о волнении Александра, чем о том, что он сказал неправду. Впрочем, одно не исключало другого.
– Она к нам приезжала, когда мы в Челябинске жили. Кажется, сама собиралась там устроиться. Но они тогда с папой поругались. Мы с ним квартиру срочно продали, сюда уехали и больше не виделись. Хотя она часто звонит. Почти каждую неделю. Когда папа на работе.
Отец не успел подсказать сыну ответы на такие вопросы. Илья Константинович сообщил нам, что не видел бывшую жену с Краснодара. Александр уверял, что Надежда Ивановна приезжала к ним в Челябинск.
– Она где сейчас живет? – спросил я как о чем-то незначительном. – По междугородке звонит или на сотовый?
– Когда как. Она, кажется, теперь в Краснодаре. Вернулась туда, когда мы из Челябинска уехали.
– Твоя мама – хороший человек? – неожиданно мягким голосом спросила Радимова.
– Она добрая. Только очень нервная. Да и папа тоже. Поэтому они друг с другом плохо уживаются. Соперничают. – Он опять мыслил и говорил взрослыми категориями.
Похоже, слышал это от кого-то и теперь повторял.
– А ты сам выбрал, с кем жить? – спросил я.
– Нет. Меня никто не спрашивал. Я бы, конечно, хотел, чтобы они вместе были. Но это, наверное, уже невозможно.
– Почему?
– Я же говорю… как два скорпиона в одной банке. Они с папой друг друга долго вынести не могут. Даже по телефону больше пары слов не говорят. Что это за семья такая получится?!
Капитан Саня, как мне казалось, жалела мальчишку.
– Ради ребенка могли бы, наверное, друг друга потерпеть, – сказала она.
– А зачем им быть несчастными? Я уже скоро вырасту. У меня своя жизнь начнется. А им до конца друг друга терпеть, что ли? Пусть лучше как-нибудь сами устроятся.
Дети обычно так не размышляют. Они по природе своей эгоисты. А этот мальчишка таковым однозначно не был. Может быть, он и вправду повторял слова отца, но ведь соглашался с ними. Это значило, что Илья Константинович воспитал хорошего сына.
А Радимова продолжала свои расспросы. Я не сразу понял, как она может совмещать участливость с профессионализмом, но капитан Саня делала это умело.
– А что, у Ильи Константиновича и Надежды Ивановны есть какая-то возможность наладить личную жизнь? Конечно, твоему отцу проще, как и всякому мужчине. Он может найти себе подругу, если только не захочет посвятить жизнь сыну, то есть тебе. А вот маме – это я как женщина смело могу утверждать – тут гораздо труднее.
– Мама красивая, – с какой-то затаенной и глубоко упрятанной любовью сказал Александр.
Он был полностью уверен в своей правоте. Ему, конечно, трудно было сообразить, что такие слова слегка бестактны, да это его и не сильно волновало. По большому счету, парень словно сравнивал свою мать и капитана Саню и откровенно отдавал преимущество первой из них. Это было естественным проявлением сыновней любви. Но такие слова ставили Радимову в неловкое положение.
Она поступила чисто по-женски, среагировала так, как и должна была.
– А я, по-твоему, жуткая уродина? – осведомилась капитан уголовного розыска.
– Я этого не говорил. Только про маму сказал. Она красивая.
– У тебя есть ее фотография?
Вот в этой-то фразе и проявился профессионализм капитана Радимовой. Она не спрашивала про фотографию прямо, подошла к этой теме незаметно и естественно, подкралась со спины и заглянула через плечо.
Я не мог понять, нравится мне такое ее поведение или нет. С точки зрения военного разведчика, такой мягкий и целенаправленный подход я назвал бы прокачкой и одобрил бы его. Но с общечеловеческой позиции манера капитана Радимовой забираться мальчишке под кожу с тем, чтобы добыть сведения, была мне не совсем приятна. Я не понимал, где Саня была настоящая и чего в ней больше – женщины или капитана уголовного розыска.
Глава пятая
Александр молча встал, протянул руку и пошевелил мышью, возвращая компьютер в рабочий режим. Монитор засветился.
– Есть фотография. Только давняя. Сейчас мама старше, но выглядит почти так же. Слегка поправилась с годами. Чуть-чуть округлилась, что ли.
Он по-мальчишески проговорился. Не специально, конечно, но это могло стать отправной точкой в действиях Радимовой. Если сын утверждает, что мать мало изменилась, только слегка поправилась с годами, значит, он виделся с ней не так давно.
Мы с капитаном Саней переглянулись, моргнули друг другу, но не стали заострять внимание на этом промахе мальчишки. Если он принципиальный, упертый, к тому же любит свою мать, то его не удастся расколоть на допросе. Парень просто замкнется и вообще не будет ни на что отвечать.
Занятия восточными философическими единоборствами, которыми мальчик, судя по кимоно, увлекается, только способствуют этому. Они требуют фанатизма и сами вырабатывают его в человеке. Допрашивать такого типа – дело бесперспективное.
Мы с капитаном Саней понимали это и оба подумали, что проще будет искать Надежду Ивановну другими способами. Если мы начнем оказывать давление на ее сына, то спугнем женщину своими не самыми умными действиями.
Судя по тому, что поиск фотографии занял пару минут, если не больше, Александр нечасто рассматривал ее. Это могло означать, например, то, что он не сильно интересуется матерью. Но был и другой вариант. Сын часто видит ее воочию, и ему ни к чему смотреть на старую фотографию. Или, скажем, у него есть свежие снимки, которые он показывать не желает, чтобы не выдать свои недавние свидания с Надеждой Ивановной. Ведь на многих снимках в автоматическом режиме проставляется число и время съемки.
Но делать какие-то конкретные выводы было еще рано. У нас не имелось фактов для правдоподобных выводов. Только подозрения.
Фотография наконец-то нашлась. Она оказалась цветной. Александр вывел ее на весь монитор.
На ней были изображены он сам, его отец Илья Константинович и Надежда Ивановна. Все в одинаковых темно-коричневых кимоно и в боевых стойках.
– А я почему-то считала, что ниндзя всегда носят черные одежды, – сказала капитан Саня. – Наверное, я не права, да?
– Настоящие ниндзя никогда не носят черные одежды, – категорично заявил мальчик. – Так делают актеры Голливуда, когда играют их. Оттуда пришло и это мнение. Черная одежда заметна в темноте. А ниндзя считаются воинами ночи.
– Как и спецназ ГРУ, – заметил я, пытаясь заинтересовать парня и втянуть его в разговор.
Я давно знал, как к спецназу ГРУ относятся практически все люди, которые интересуются боевыми единоборствами. Да и не только они. Спецназ ГРУ многие годы был очень закрытым видом войск. Даже наши солдаты часто считали, что служат в ВДВ, поскольку носили такую форму.
Только после войны в Афгане о спецназе стали говорить открыто. Причем так часто и много, что в этих словах с трудом можно было найти правду. На экраны стали один за другим выходить сериалы, режиссеры и сценаристы которых понятия не имели, о чем они рассказывали. А уж мальчишки-то от одних слов "спецназ ГРУ" рты разевали.
Но не все. Этот не отреагировал. Для него ниндзя был, наверное, вершиной боевого совершенства. Так случается, когда человек знает лишь то, что хочет.
Зато он просто и без затей объяснил капитану уголовного розыска очевидную вещь:
– В ночи плохо заметны темно-серые и коричневые одежды. Потому ниндзя носят такие кимоно.
– Армейский камуфляж тоже хорошо приспособлен к ночи, – заметил я, стараясь поддержать свой авторитет хотя бы перед самим собой. – Могу сообщить официальное мнение ученых по этому вопросу. Они хлеб зря не едят, даже проводят кое-какие исследования. Согласно их выводам, в ночи заметен не цвет одежды, а перемещение объектов. Человек, пребывающий на одном месте, большей частью остается незаметным, если, конечно, не пользоваться современными приборами, например тепловизором. Но как только начинается движение, человек становится видимым и уязвимым, будь на нем кимоно любого оттенка или армейский камуфляж. Если человек обучен передвигаться незаметно и неслышно, то он, конечно, имеет больше шансов, чем тот, который не умеет этого делать. В системе подготовки ниндзя много времени уделяется скрытному передвижению.
Я неназойливо и не нарочито выдал комплимент любимцам этого мальчишки. Старая тактика проведения допросов носит название "горячо-холодно". После комплимента следует сказать какую-то гадость, потом чередовать их.
– Я в своей армейской практике несколько раз встречал ниндзя среди бандитов Северного Кавказа. Серьезной опасности они не представляли. Так, больше понтов и визга.
– А вы где служили? – чуть свысока спросил подросток. – В каких войсках?
– Спецназ военной разведки.
Александр благоразумно ничего не сказал.
Я же продолжил:
– Техника скрытного передвижения ниндзя достаточно интересна. Она используется в армейских обучающих программах. Однажды мне в руки попал интересный документ. В нем описывался единственный официально зафиксированный случай соприкосновения русских казаков и японского ниндзя. Дело было в конце девятнадцатого века…
– Расцвет ниндзя в Японии, – констатировал Александр.
– Да. Но я вернусь к документу. Музейный, кстати, экспонат. Это был рапорт казачьего сотника о том, как его людей поставили в заднюю линию охранения. Поэтому им разрешено было варить кашу и стирать одежду. Потом вдруг из кустов выскочил какой-то человек в кимоно, начал шипеть, размахивать руками и ногами. Переводчик-японец, который служил при сотне, испугался и заявил, что это ниндзя, который сейчас всех убьет. Есаулу надоело смотреть на кривляния японца, он ударил его в ухо, и тот "тут же дух испустил".
– Написать можно все, что угодно, – сказал Александр вполне по-взрослому. – Только если всему верить, голова развалится, как от удара в ухо.
– Да ладно вам спорить, – проговорила капитан Саня. – А ты мне, Александр, не можешь на диск сбросить эту фотографию?
– А зачем она вам?
– Мне очень нужно с Надеждой Ивановной поговорить. – Радимова не стала распространяться о причине своей заинтересованности. – Это очень серьезно. Фотография тоже важна. На твою маму пало подозрение, по-моему, безосновательное. Снимок сможет подтвердить мое мнение. Сбрось на диск, прошу. Есть чистый?
– Нет.
Я вытащил свой смартфон. Кабель от него у меня всегда в кармане. Иногда требуется в машине подзарядить.
– USB-порт у тебя, вижу, есть. Перебрось мне.
Теперь Александру нечем было отговориться, он вздохнул и подсоединил смартфон к компьютеру. Вся операция по переброске файла с фотографией заняла несколько секунд.
Мы с капитаном Саней дружно встали. Дело было сделано. Скоро должен был появиться Илья Константинович. Нам не хотелось, чтобы он застал нас в своей квартире. Тропинин-старший наверняка желал бы, чтобы сын беседовал с нами если уж не в его присутствии, то после инструктажа. Но без этого наш разговор получился куда более продуктивным.
В прихожей горел свет. Когда мы вышли туда, я увидел на тумбочке под зеркалом еще один сякен, наполовину прикрытый мужской шляпой с короткими полями.
Я взял сякен в руки, посмотрел на Александра. В ответ он лишь усмехнулся. Моя рука сама по себе совершила замах. Сякен воткнулся в доску-мишень вплотную с тем, который уже торчал там.
– Профессиональный бросок, – оценила капитан Саня.
– Профессионалы таким оружием не пользуются, – скромно ответил я, но подумал, что сам высказываю неуважение к себе, и исправился: – Но они неплохо умеют обращаться с чем угодно.
– Папа сказал бы, что довольно неплохой бросок, – сдержанно оценил руку капитана частного сыска Александр.
Наверное, в его устах это была высокая оценка. Но я за похвалами со стороны не гонюсь.
Я шагнул к двери, легко открыл незнакомый замок, пропустил вперед Радимову, обернулся к Александру и спросил, сам не знаю зачем:
– Тебе нравится варенье из физалиса?
– А я ни разу в жизни не пробовал. Что вам всем это варенье далось?
– Кому это – всем?
– Папа просил, чтобы я ему в Интернете нашел. Теперь вот вы.
– Ты нашел в Интернете?
– Как варить. А где купить – нет. Нашел только сырой физалис. Продают поштучно. Дорогое варенье получится. Нам с папой не по карману.
– Что ты на все это скажешь? – спросила капитан Саня, когда мы сели в "Джимни".
Я вытащил из одного кармана ключи от машины, из другого – смартфон, открыл фотографию и увеличил лицо Надежды Ивановны Тропининой. Потом посмотрел на капитана Саню, сравнивая этих женщин.
– У мальчика определенно играет сыновья привязанность. Его маму трудно назвать красавицей. Хотя это все дело вкуса. У нее в лице есть что-то восточное. Может, такая кровь и заставляет ее интересоваться ниндзюцу. Но ты, на мой взгляд, привлекательнее.
Я слегка уменьшил изображение, чтобы видеть Илью Константиновича рядом с бывшей женой и сыном, тогда еще совсем малолетним. Он был невысок для мужчины.
По фотографии судить было трудно, но мне показалось, что Надежда Ивановна одинакового с ним роста, если даже не слегка выше. Оба были худощавыми, жилистыми.
Определяя ее боевые возможности, я сразу предположил, что Тропининой просто не хватит веса тела для мощного, убийственного удара кастетом. Да, женщина ее телосложения в состоянии убить мужчину многими способами. Ударами по болевым точкам, пальцами в горло с пробиванием сонной артерии.
Но удар кастетом – это совсем другое. Там недостаточно одной резкости, нужна еще и мощь. А таковой в ее теле видно не было.
Смерть наступила в результате обширного кровоизлияния в мозг. Для этого нужен был не просто резкий удар, на который женщина способна, но и мощный, с использованием веса тела и силы мышц. Я по-прежнему был уверен в том, что убийство совершено мужчиной.
Когда мы приехали в управление внутренних дел, капитан Саня изъяла у меня мой смартфон и пошла к компьютерщику, которому дала задание. Тот сразу вернул телефон, но на выполнение работы попросил хотя бы минут сорок.
За это время я успел съездить на заправку. Потом заскочил в компьютерный салон, купил себе хороший ноутбук, с самыми популярными программами, несколько чистых дисков для записи каких-то необходимых данных. Вслед за этим я посетил салон связи и приобрел USB-модем с СИМ-картой, поскольку в мою квартиру не был подведен проводной Интернет.
Дальше, чтобы не выписывать пропуск в разведуправление округа, я позвонил подполковнику Быковскому. Он выслал на выход помощника дежурного по управлению, которому я и передал пакет с сякенами.
Вернувшись в уголовный розыск, я застал капитана Саню рассматривающей лист с принтера. Компьютерщик в "фотошопе" вырезал только одну Надежду Ивановну, сохранил эту часть снимка отдельным файлом и распечатал с увеличением. Он в той же программе добавил резкости, и поэтому изображение не расплылось. Тропинина получилась узнаваемой.
– Тим, свози меня в дом, где Соколянская жила.
– А что ты хочешь? – спросил я, вовремя вспомнил и положил на стол перед Радимовой методическое пособие по обучению компьютерному набору слепым методом.
Она сразу поняла, что это, улыбнулась и сказала:
– Спасибо. Просто хочу, чтобы ты меня свозил.
– Тогда поехали.
Дом находился в центре города, сравнительно недалеко от управления полиции, и доехали мы быстро. На месте преступления я не был, но адрес запомнил из материалов дела, которые Радимова дала мне прочитать.
Я остановился на улице, метров за пятьдесят до входа во двор, рядом со знаком "Остановка запрещена", хотя и вне зоны его действия. В данном конкретном случае я обслуживал интересы полиции, но все же ДПС могла ко мне придраться. А я систематически забываю платить штрафы. Наверное, это дурная черта моего характера, хотя ссылаюсь я всегда только на память.
– Пешком пойдем? – спросил я.
Капитан Саня посмотрела на знак и понимающе кивнула.
– Если ты не захромаешь.
– Мои протезы отличаются повышенной износостойкостью.
Мы вышли из машины и двинулись в сторону небольшого строения, где сидела охрана. Я совсем не хромал. Капитан Саня вошла в калитку и постучала в дверь помещения охраны.