Во-вторых, тогда меня многое удивляло, я ощущал новизну и был намного внимательнее к Вике. И у нее это чувство новизны было. Мы как бы переживали медовый месяц, помаленьку притираясь друг к другу. Сейчас новизну (в постельном смысле) ощущала только она. Мне, по большому счету, ничего особо нового Вика предложить не могла. Я уже знал ее по прошлому разу, и лишь изредка ей удавалось чем-то меня удивить и порадовать. Приходилось помаленьку имитировать восторги там, где я их не испытывал, играть страсть, превозмогая скуку и усталость. Иногда неплохо получалось, иногда - похуже. Вика не была дурой и наивной девочкой, как бывшая хозяйка ее материального носителя. Она довольно быстро стала разбираться в моем поведении. И, в свою очередь, взялась играть. Тоже с переменным успехом. В каких-то случаях мне казалось, что я эту игру насквозь вижу, в других Вике удавалось меня убедить, будто она верит моей имитации.
В-третьих, значительно большую роль стали играть Колька и Катька. Именно при такой спокойной и нормальной вроде бы жизни проблема подрастающего поколения выходит на первый план. Вику за маму они не признали и на этот раз. Более того, еще и на меня обозлились. Особенно Екатерина Дмитриевна. Само собой, что для десятилетней дамы бесполезно придумывать истории насчет того, что "мама изменила внешность", тем более что для сравнения всегда рядом тетя Зина. Поглядела на мамину копию - и все ясно. Папа новую бабу привел, а с мамой развелся. Сволочь, как все мужики.
Ситуация, в принципе, житейская, таких вокруг тысячи. Но в нашем случае особенная. Ведь Вика, строго говоря, только по внешности была им мачехой. Ленкино доминантное "я" в этой части безжалостно давило индифферентность к детям, исходившую от других "я", содержавшихся в этой коммунальной черепушке. Она воспринимала их не как детей мужа от первого брака, а как своих, в муках рожденных. Хотя мучилось, справедливости ради скажем, совсем не то тело. Поскольку ни Колька, ни Катька за весь "отчетный период" так ни разу и не назвали ее "мамой", я мог догадаться, что у Вики в душе ломило. И сильно. А следствием этого явилась неприязнь к Чуду-юду. Гораздо большая, чем за то, что он ей тело поменял.
От детишек проистекала и некая напряженность между Викой и Зинкой. Сестры Чебаковы, выражаясь по-научному, были однояйцевыми близнецами. Почти три десятилетия каждая из них считала, что в понятие "сестра" входит почти то же самое, что "я сама". То есть то же лицо, те же волосы, те же телесные формы и даже одинаковая одежда. Различие было лишь в мелких деталях, типа Зинкиной родинки на шее, которой у Ленки не имелось. И дети у них тоже были почти общие. Во всяком случае, сами поросята больших различий между мамами не находили. А тут, выражаясь языком классика, "такой реприманд неожиданный". Сестрица-дубликат по форме исчезает, а вместо нее появляется рябая брюнетка с железными мышцами и нежным девичьим голоском, в котором то и дело проскальзывают западноукраинские нотки. И существо это по внутреннему содержанию ощущает себя Ленкой, считает старшим братом Игоряшку Чебакова, а мужем - Димочку Баринова. Умом, конечно, кандидат филологических наук 3. И. Баринова всю справедливость этих положений осознавала, но сердцем все это принять пока не сумела. Она привыкла, что гражданка с описанной внешностью является Танечкой Кармелюк, подконтрольным и управляемым спецсубъектом, за которой надо глядеть в оба и не проморгать, если она в очередной раз взбрыкнет.
Наверно, окажись все наоборот, то есть если б Викой стала Зинка, этой напряженности в отношениях было бы поменьше. При всем внешнем сходстве сестры Чебаковы по характеру заметно различались. Зинуля - должно быть, от своего не шибко удачного замужества в первую очередь - была позлее, пожестче, построже. Ленка, наверно, при том же рациональном понимании ситуации постаралась бы припрятать все негативные эмоции, не стала бы наступать на больные мозоли, сыпать соль на раны и так далее. У Зинки это не получалось. Отчужденность между сестрами по сознанию быстро росла. И, как мне казалось, Ленкина доброта и благорасположение к сестре, натыкаясь на холод и сухость, все больше угасали. В этой сфере Викиного сознания медленно, но уверенно утверждалось нечто иное, присущее, по-видимому, Танечке: осторожность, расчетливость, некая оборонительная боеготовность.
Таким образом, оснований для того, чтоб признать свою семейную жизнь идиллической, у меня не было.
Итак, в нашем обиталище зацокали каблучки Вики. Конечно, надо было оторвать спину от дивана и встретить миссис Баринову. Может быть, хотя бы поинтересоваться ее самочувствием и чмокнуть в щечку. Все это было очень уж в лом, но я героически себя преодолел. То есть сумел встать и выйти в прихожую, где Вика уже стряхнула свои цокающие туфли на высоком каблуке - бедняжка, выходя в люди, пыталась компенсировать заметную потерю в росте, связанную с переселением в новое тело. В момент моего появления она как раз всовывала ноги в шлепанцы. С очень сердитым видом.
- Привет, - сказал я, чмокая фурию в заранее намеченное место.
- Ага, - отозвалось существо, даже не попытавшись изобразить какую-то радость на мрачной мордочке. При этом оно еще и отпихнуло меня, как нечто мешающееся под ногами у жутко озабоченного делами человека. Впечатление было такое, будто она не просто устала и торопится в душ, а вообще разъярена и вот-вот начнет крушить мебель, бить посуду или, того хуже, начнет отрабатывать на мне свою ударную технику. Поэтому я не стал приставать к ней с расспросами - себе дороже. Пусть окатится прохладной водичкой, глядишь, и остынет.
Из душа она вышла, действительно чуточку подобрев или, по крайней мере, успокоившись.
- Ел? - спросила Вика, появляясь на кухне в халатике на голое тело.
- Так точно. Думал подождать тебя, но потом раздумал.
- Правильно, - буркнула она. - Я вообще могла сегодня не прийти. Если бы решила вкалывать до упора. А тут еще Зинуля с Лариской прибежали, довольные, как свиньи. У них там в восьмом секторе очередная трудовая победа. Решили с благоволения Чуда-юда отметить это дело и нажраться, как клизмы. Через полчаса завалятся к нам.
О том, что этот самый восьмой сектор в течение прошедшего года стал играть одну из первых ролей в деятельности Центра трансцендентных методов обучения, я мог судить по тому, что он то и дело упоминался в разговорах между Викой, Зинкой и Чудом-юдом. Однако чем данный сектор занимается и какие мировые проблемы решает, до меня, малограмотного, не доводили. Сам я этим тоже не интересовался - своих дел хватало. Вообще в последнее время, то есть уже в данном временном потоке, я значительно меньше интересовался не только тем, чем занимается ЦТМО, но и тем, какие последствия должны вызвать мои собственные текущие действия, протекающие в жестко очерченном Чудом-юдом "коридоре". Иногда я как-то невзначай догадывался, что проведенные мной под диктовку отца родного переговоры вызывали переход какого-то пакета акций из одних рук в другие, внезапное разорение или ликвидацию какой-то фирмы или, наоборот, столь же неожиданную раскрутку оборотов другого заведения, но о своих догадках скромно помалкивал. Тем более если при этом группа товарищей взлетала на воздух, расстреливалась из автоматов или внезапно травилась грибками в сметане.
Впрочем, почему Зинуля с Ларисой собрались отмечать свою трудовую победу у нас с Викой на хате, я все же решился спросить. Главным образом потому, что ожидалась в гости Лариса. Ее я лично в глаза не видал, а раз так, то прибытие незнакомки подразумевало, что я должен надеть штаны, галстук, упаси Господь, еще и пиджак, а может быть, даже побриться второй раз за этот день. Перед Зинулей мне не стыдно было появиться не то что небритым или без галстука, но и без штанов, а тут как-никак незнакомая тетя. То есть я кое-что слышал об этой даме и прежде. Например, о том, что она и есть заведующая этим самым 8-м сектором ЦТМО. Судя по отзвукам бесед Вики с Зинкой, она медик-биолог, а не нейролингвист, но каким-то образом работы сестер Чебаковых с ее деятельностью связаны. Причем, как я опять-таки сам по себе уловил, Ленка-Вика и Зинуля вначале очень скептически относились к тому, что затевала Лариса, но потом Зинка вроде бы прониклась и все поддержала, а Вика вовсе вышла из этого дела и занялась чем-то совсем иным.
- А чего они к нам собираются? - спросил я, даже не стараясь особо замаскировать свой недовольный тон. - Если охота нажираться, так шли бы к Зинке.
- Ты у меня спрашиваешь? - буркнула Вика. - Зинуля жаждет тебя обнять и познакомить с новой подругой.
- А послать их к едрене-фене у тебя желания не было? У нас тут что, ресторан, что ли?
- Желание послать было и есть, - не стала скрывать Вика, - но вот возможности нет. Чудо-юдо намерен посетить наше скромное торжество. Для того, чтоб поставить трудовые успехи Зинули с Ларисой в пример мне, несознательной отстающей, а то и вообще гнусной саботажнице.
- Однако! - воскликнул я. - Саботаж - это уже сурово! Десять лет без права переписки - минимум. Вредительство не шьет?
- Пока нет, - хмыкнула Вика, - но до того дойдет, пожалуй. Пока, в качестве наряда вне очереди, придется изготовить стол на пять персон за свой счет и на своей территории.
- Бриться и надевать галстук обязательно? - осторожно поинтересовался я.
- Прием неофициальный. Можешь появиться перед Ларисой в шортах и маечке,надеюсь, не сглазит. Я ей тогда так "сглажу" - забудет, когда мама родила.
Что под этим заявлением имела в виду Вика: то ли воздействие на Ларису методами нейролингвистического программирования, то ли чисто физическими мордобойными, я не успел понять. Потому что зазвонил внутренний телефон. "001", высветившийся на табло аппарата, означал, что звонит Чудо-юдо.
- Алло! - отозвался я, думая в этот момент, что отец жаждет осведомиться о ходе подготовки фуршета.
- Поднимись-ка ко мне, малыш, - прозвучало из трубки. - И быстро, в чем есть, одна нога здесь - другая там.
Голос у папаши был несколько холодненький, и ожидать, будто он призывает меня для поглаживания по головке, представлялось излишним оптимизмом. Судя по тону, предстояло что-то клистирное, но чем я мог проштрафиться?
- Я к бате! Если не вернусь - считайте коммунистом. Вика тревожно поглядела мне вслед.
ВТЫК
На третий этаж, в домашний кабинет Чуда-юда, я поднялся минут за пять. В шортах, майке и шлепанцах. Сергей Сергеевич с кем-то общался по телефону, должно быть, слушал доклад какого-то "шестеря", потому что сам ничего не говорил, сидя мрачнее тучи. На мое появление он отреагировал молча, ткнув указующим перстом в стул: дескать, садись и жди, пока до тебя руки дойдут.
Наконец тот товарищ, которого заслушивал Чудо-юдо, заткнулся. Папаша грозно спросил его:
- У тебя все?
Должно быть, товарищ пискнул, что все, потому что Сергей Сергеевич, оставаясь столь же мрачным, повелел:
- Составишь подробную объяснительную. Упаси Бог, если что не сойдется. Ты меня знаешь.
Возможно, что на том конце провода еще чего-нибудь бубнили, заверяя в своей искренности, совершеннейшем почтении и преданности, но Чудо-юдо уже повесил трубку. Теперь его взор был обращен на меня. Он был несколько теплее, чем минуту назад, но все-таки ничего хорошего не предвещал.
- Офис Варана разгромлен, - объявил он безо всяких преамбул. - Ровно через двадцать минут после того, как ты оттуда уехал. Варан и Бето убиты. По пять дыр в каждом, считая контрольные в голову. С аппаратуры изъяты аудио- и видеозаписи, а также все информационные носители, какие смогли найти. Плюс какой-то скот проинформировал ФСБ, и сейчас там вовсю роются. Приятно?!
Я как-то машинально поглядел на часы. Выходило, что еще и двух часов не прошло с тех пор, как я мирно общался с Вараном.
- Что ты там делал, недоносок?! - взревел Чудо-юдо, вперив в меня примерно такой же взгляд, каким царь Петр I, должно быть, смотрел на своего скурвившегося сына, царевича Алексея.
- У Варана? - переспросил я самым дурацким образом, чуя, что во рту пересохло, и язык предательски прилип к небу.
- Да, у Варана! - рявкнул отец. - Кто тебя туда посылал?
- Никто… - Теперь у меня еще и дрожь в коленках появилась, потому что у меня было вполне оправданное беспокойство насчет своей личной жизни и здоровья. - Меня Варан пригласил, хотел показать одного бомжа. Проконсультироваться по старой памяти.
- Козел! - резюмировал Чудо-юдо, хотя я не очень понял, мне это почетное звание присваивалось или покойному Варану посмертно. Кулак Сергея Сергеевича весомо опустился на столешницу, и все предметы, стоявшие и лежавшие на письменном столе (включая увесистый компьютер), подпрыгнули сантиметров на пять. Если б он эдак меня по черепу приложил - все проблемы потеряли бы для меня актуальность. Но легкой смерти ждать не приходилось.
- Варан тебя сам пригласил? - Отец произнес эту фразу более спокойным тоном. - По сотовому?
- Да. По кодированному.
- Когда он тебе звонил?
- Сегодня, около часа дня.
- Он тебе говорил, для чего ему нужен этот бомж?
Все это начинало походить на допрос. Я ответил медленно, стараясь помаленьку успокоиться. Если отвечать на вопросы так же быстро, как их задавал Чудо-юдо, недолго брякнуть что-нибудь невпопад.
- Ну, только в общих чертах. Он сказал, что ему нужен одноразовый.
- По телефону сказал?
- Нет, по телефону он просто пригласил побеседовать и проконсультировать по "кое-каким" вопросам. Это почти дословно все, что произносилось по сотовому. О том, что он подбирает киллера, Варан уточнил только у себя в офисе.
- Для кого он подбирал одноразового, знаешь?
- Об этом разговора не было. Я не интересуюсь чем не надо.
- Ну и что ты ему посоветовал, господин консультант?
- Я сказал, что этот тип не подходит.
- Почему, интересно?
- Потому, что мне показалось, будто этот бомж слишком хитрый. Не наркоша, да и вообще…
- Что "вообще"? - Папаня долбил меня вопросами без передыху.
- Ну, это не объяснишь. Интуиция такая. Лучше перебдеть, чем недобдеть.
- Кто его наметил для Варана?
- Чупа вроде бы. По каким прикидам - надо у нее спрашивать.
- Спросим. О чем ты с бомжем беседовал?
- Ни о чем. Мы с Вараном сидели в другой комнате и смотрели их беседу с Бето по телевизору. Все вопросы задавал Бето. Меня бомж в глаза не видел.
- Варан с твоей точкой зрения на перспективы использования согласился?
- По-моему, да. Правда, он задал такой лишний вопрос, который позволял судить, что ему жалко этого типа отправлять в кочегарку. А я ему напомнил об общем порядке и о проблемах, которые можно создать нездоровым гуманизмом.
- Молодец, - саркастически процедил Чудо-юдо, - очко в твою пользу… Варан тебе говорил, в какие сроки ему нужно подобрать исполнителя?
- Конкретно ничего не называл. Сказал только, что в ближайшие несколько дней и что сроки жесткие.
Чудо-юдо задумчиво почесал бороду, спросил менее строгим тоном:
- Когда ты уезжал, этот Тимофеев еще оставался в офисе?
- Да. Только я не уезжал, а уходил пешком. Лосенка я ни к старой, ни к новой хате Варана не допускал.
- Смотри, какой молодец! - с издевочкой произнес Чудо-юдо. - Пай-мальчик, япона мать!
Зря я подумал, будто он начал успокаиваться. Хрена с два!
- Димуля, - проворачивая во мне сквозные дыры своим убийственным взглядом, произнес Сергей Сергеевич, - мы сколько раз с тобой говорили насчет откровенности? А насчет того, чтоб ни одного лишнего шага без контроля не делать?! Ты когда-нибудь уразумеешь это, ублюдок?!
Если что и остановило его лапищу, уже сжавшуюся в кулак, от нанесения удара по морде, то отнюдь не соображения гуманности и отеческой жалости к неразумному чаду. Исключительно прагматические расчеты. Врежешь дураку, а у него в башке все перемешается, микросхема, допустим, отклеится, Браун оживет или там Сесар Мендес…
- Но ты ж мои мысли читать можешь, - пролепетал я тоном ребенка, безнадежно пытающегося оправдаться в преддверии порки, - микросхема тебе все докладывает…
- Она-то докладывает! - рявкнул Чудо-юдо, звучно шмякая ладонью по столу.
- А вот ты не удосуживаешься! Ты пойми, лох несчастный, что во всякий канал связи может подключиться "третий лишний". И в тот, что твоя микросхема обеспечивает, - тоже. Принцип одинаковый. Точно так же, как при современной технике можно обмануть автоматический определитель телефонных номеров, подсунув вот с этого аппарата любой желательный номер на табло АОНа твоего клиента, так можно и меня, старого дурака, надуть, убедив, что я получаю информацию с твоей микросхемы. Ничего технически не осуществимого в этом нет. Можно и пароли вычислить, и частоту нащупать. Доходит до тебя?
- Доходит… - пробормотал я.
- Как до жирафа, по-моему! - прорычал Чудо-юдо.
- Да нет, мне все ясно…
- Не вижу! Мы еще три года назад обсуждали те же проблемы, и после того еще не один раз - как об стену горох! Хоть бы спросил у Варана, согласован со мной вопрос или нет. Да если на то пошло, мог бы просто вспомнить, что весь порядок твоей работы на каждый текущий день определяю я лично! И послать Варана на хрен. А представь себе, дорогой, что кто-то более умный, чем ты, мог с помощью оцифровки смоделировать голос Варана? А потом сделать тебя в этом самом офисе, как котенка? Что молчишь?! Страшно стало? Ни хрена, раньше надо было бояться! Жалко, блин, что ты там, в офисе, не задержался еще минут на двадцать! Одним дураком меньше бы стало!
Я молчал. Чудо-юдо раздавил меня, как танк давит легковушку - легкимдвижением гусениц.
- Сопляк! - пропыхтел батя. - Тридцать пять стукнуло, а ума даже меньше, чем в двадцать было. Ведь уже кое-что повидал, знаешь, с чем приходится иметь дело. Неужели ничего в башке не отложилось?
- Да понимаю я все! - вырвалось у меня. - Ты сам приучил, что вмешиваешься со своей РНС, когда тебе вздумается. Если знаешь, что за тебя "фюрер" думает, на фиг мозгами шевелить? Я прикинул: ты не тормозишь - значит, согласен… Сказал бы: "Стоп!", так ни хрена бы я к Варану не поехал.
- Больше мне делать нечего, как только тобой заниматься. - Голос у Сергея Сергеевича понизился, и мне это показалось благим знаком. - Да, я могу вмешаться, если пройдет сигнал острой опасности. Или, допустим, если просто найду нужным и возможным вести тебя какое-то время. Но постоянно - извини, никак не получится. Если бы я только на тебя время тратил, мы бы сейчас в подвале пятиэтажки обитали. И по-моему, ты не так глуп, чтоб этого не понимать. Кстати, не худо бы даже в тех случаях, когда я тебя веду, проводить контроль. Ведь схемка у тебя производства Сарториуса, он сам может подключиться и тобой, дураком, вертеть. Как уже было неоднократно!
Это я помнил. Прыжок с парашютом в океан под диктовку компаньеро Сорокина имел место. Создавалось впечатление, что на Сергея Сергеевича опять находит приступ ярости, и он сейчас снова начнет орать и молотить кулаками по столу.