* * *
Все сидели в машине и ждали только нас. Валера укачивал на руках спящую дочку, его жена, похоже, еще не до конца осознала, что самое страшное уже позади. Толик поворачивается ко мне:
– Теперь надо их увезти куда-то, где никто не найдет, только вот куда? Домой, точно, нельзя, наши адреса ему тоже известны, если только к кому-нибудь из друзей на дачу…
– Кажется, я знаю, куда нам надо. Поехали в центр. Сюда, теперь направо, сворачиваем еще раз, и вот сюда, к этому серому зданию с кариатидами.
– Так это же районная библиотека!
– Именно она, а еще особняк графа Свечина, который в начале девятнадцатого века был одним из самых влиятельных лиц в массонском ордене. В читальном зале еще сохранились остатки росписи со всякими символами. Войдем, обратите внимание – строительные инструменты, геометрические фигуры, в общем, есть на что посмотреть. Кстати над входом тоже их знак – полураскрытый циркуль в кружочке, жаль, не помню, что означает, а ведь читала когда-то…
– Но ведь сейчас ночь, все закрыто. И…
– Сюда я могу входить без приглашения.
Я подношу руку к двери и замок послушно открывается. У вещей тоже есть своя память, а, когда общаешься с ними много лет подряд, то они понимают тебя без лишних слов. Особенно, когда у тебя есть некоторые способности убеждать. Способности, которые, как правило, даются в обмен на жизнь.
В комнате охраны за обшарпанным столом дремлет старичок с орденскими планками на пиджаке. Я протягиваю руку в его сторону. Старичок приподнимается, поворачивает рычажок на пульте управления, отчего на нем загораются зеленые лампочки, а потом опять засыпает, что-то бормоча и беспокойно вздрагивая. Потом на лице у него появляется счастливая улыбка.
– Что это с ним?
– Ему снится сон. Он молод, силен и отважен. А сейчас, если не ошибаюсь, он встретил свою будущую жену.
– Элеонора, я же говорил, что ты добрая на самом деле. Ой, а это что?!
На стенде, прислоненном к стене, мутная черно-белая фотография в траурной рамке. На фотографии невзрачная молодая женщина из тех, на кого никогда не обращают внимания. "Сотрудница нашей библиотеки Марина Курочкина"… "Трагически погибла… пользовалась заслуженным уважением трудового коллектива… похороны состоятся"…
В самом углу за шкафом с производственными романами маленький столик, за которым давно никто не работает. На столике такая же фотография, как на стенде, только поменьше, и букет из двух засохших гвоздичек. На крышке стола еле заметная надпись карандашом: "Марина, прости нас!"
Трясу головой, чтобы отогнать ненужные воспоминания, затем беру со стола подставку для карандашей в виде ракеты; такие были популярны в годах, примерно, семидесятых. Вытряхиваю карандаши, отвинчиваю полукруглую часть с точилкой. Там внутри лежит маленький ключик, больше похожий на ключ от шкатулки с драгоценностями, чем на ключ от хранилища списанной и не пользующейся спросом литературы.
Все тем временем разбрелись и изучают содержимое книжных полок. Валера, держа дочку на руках, листает книгу по истории русского народного костюма. Худенькая блондинка, его жена, присохла к полке с литературой для родителей. Толик, сидя прямо на полу, впился в какую-то компьютерную книгу, Сергей просматривает детективный сборник. Придется их поторопить:
– Эй, народ, а вы случайно не забыли, зачем мы здесь?
Все с неохотой отрываются от книг и выходят вслед за мной, сначала в коридор, поворот, еще коридорчик, налево под арку, потом подходим к мраморной лестнице с коваными перилами, узор которых составлен из непонятных значков и символов. Здесь, под лестницей, когда-то была каморка для привратника, а сейчас книгохралилище. Зажигаю свет. Нет, здесь за это время ничего не изменилось, разве что, порядка стало гораздо меньше, а так – те же стеллажи с книгами, газетные подшивки на полу, в углу куча ящиков с устаревшими и разрозненными каталогами.
– Вот это круто – прятаться в таком месте – подает голос Сергей. Здесь хоть неделю сиди – не соскучишься!
– Мы еще не пришли. Это здесь, за стеллажом с техническими журналами за последние двадцать лет.
Запыленная лампочка под потолком почти не дает света, а все эти кучи, стопки и ящики кажутся полным хаосом, но старые привычки никуда не деваются, а дорожку к этому шкафу я нашла бы и с закрытыми глазами. Сдвинуть стеллаж, снизу доверху заваленный стопками с журналами, которые, к тому же, от сырости стали гораздо тяжелее, было бы непосильной задачей для хрупкой женщины, но не для меня. С тихим скрипом стеллаж отъезжает в сторону, сверху сыпется мелкая книжная пыль, мужчины восхищенно ахают и делают рывок, чтобы помочь мне, но стеллаж уже сдвинулся на метр и открыл удивленным взорам собравшихся темную деревянную дверцу, покрытую изящной тонкой резьбой. Дверца крест-накрест забита двумя неоструганными досками.
– Какими же варварами надо быть чтобы такую красотищу и гвоздями – впервые подает голос женщина. Да тут, если как следует реставрировать – работы не меньше месяца!
– А это была целая история – начинаю увлеченно рассказывать я. Несколько лет назад все вдруг бросились освящать учреждения, ну, и руководство библиотеки решило тоже не отстать от моды; пригласили священника, он по всем помещениям прошел, а как эту дверцу увидел, так ему чуть плохо не стало. Почему – а вы поближе посмотрите, что тут вырезано. Вот, видите – нет, это не звезда, это пентаграмма – символ власти, часто использовалась массонами, вот глаз в треугольнике, тоже что-то важное означает. Одним словом, дверь признали насквозь нечестивой и пользоваться помещением за ней не рекомендовали. Уничтожить символы или дверь заменить нельзя по закону – она часть исторического здания и находится под охраной государства. Гвозди – ну, наверно, можно сказать, что так всегда было. Поэтому задвинули шкафом и забыли. И, кстати, что еще интересного – эта дверь никогда не открывалась; во всяком случае, пока здесь была библиотека. Ключ-то есть, но, то ли замок проржавел, то ли еще по какой-то другой причине, но открыть дверь не удалось никому.
– Вы рассказали просто потрясающие вещи, откуда вам это все известно?
– Мне дальняя родственница рассказала, она здесь работала.
– Но как же мы войдем сюда?
– Попробуем, до сих пор у нас все получалось.
Я без особого усилия вынимаю доски с толстенными гвоздями, потом легонько тяну на себя дверь. Не успеваю я применить вампирскую силу, как в старом проржавевшем замке что-то со скрежетом поворачивается и дверь открывается сама.
За дверью была комната без окон. Кто-то из мужчин чиркнул зажигалкой, вероятно, в поисках выключателя. Электричества не оказалось, зато на полу стояло несколько канделябров со свечами. Мы зажгли свечи и стали с интересом осматривать необычное помещение. Это была даже не комната, а, скорее, небольшой зал. На стенах висело несколько портретов мужчин в костюмах восемнадцатого или девятнадцатого века, было два дамских портрета, изображавшие, скорее всего, наших соотечественниц, но в очень необычной одежде. Из мебели здесь находилось только несколько жестких деревянных кресел. Но самым странным был в этой помещении мозаичный рисунок, покрывавший пол от стенки до стенки.
– Ух, ты, ну и абстракция!
– Вовсе не абстракция, это предназначалось для какого-то очень важного ритуала; здесь задействованы планеты, стороны света, и еще много тонких материй. Сначала перед каждым ритуалом все это вычерчивалось мелом на полу с соблюдением величайшей точности, потом чертили уже на куске ткани, который сворачивался и хранился до следующего ритуала, а впоследствии, значит, до мозаики додумались. По-моему лучше здесь ничего не трогать, мало ли что…
– Папа, это классики! – внезапно раздался детский голосок.
Это Юлечка, которая, все время благополучно проспав у папы на руках, вдруг проснулась и захотела поиграть в какую-нибудь игру. Таких больших классиков она еще не видела, наверно, их специально так нарисовали, чтобы было интереснее. Не успел никто и слова сказать, как девочка выскользнула из папиной куртки и запрыгала на одной ножке по сложному лабиринту из сплетающихся и пересекающихся линий.
Как только она таким образом добралась до центра мозаики и с радостным смехом прыгнула на находящийся там символ солнца, где-то в глубине дома послышался странный звук, как будто ударили в гонг. Звук шел не со стороны библиотеки, а из той части здания, которая уже много лет стояла запертой и необитаемой. В дальнем углу скрипнула дверь и в комнату вошел мужчина в сюртуке, поверх которого была накинула черная мантия, расшитая теми же символами, что и в мозаике на полу.
– Здравствуйте, братья, надеюсь, я не заставил вас ждать.
– Извините, это ошибка, мы здесь случайно – попытался объясниться Сергей. Мы скоро уйдем.
– Нет, ошибки, молодой человек, здесь быть не может, иначе вы просто не смогли бы войти сюда. Вы именно те, кого мы ждали – невинное дитя, восставший из могилы, проклятая душа и несправедливо обиженные. Только невинное дитя, находящееся в смертельной опасности и не сознающее этого, может пробудить спящую здесь силу, и призвать сюда меня, чья бессрочная миссия – помогать нашим братьям, попавшим в беду.
– Но мы, в некотором роде, не…
– Ваша неосведомленность не делает вам чести, юноша. На вашем месте я бы тщательно изучил генеалогическое древо вашего рода.
– Вы поможете нам? – тихонько спросила Люда.
– Когда-то мы могли все: нам подчинялись монархи, мы могли перекраивать историю и границы государств, если считали это необходимым, не то, что жалкая кучка отщепенцев, к которой пытается причислить себя ваш недруг. Было бы более чем наивно полагать, что мы не имеем сил, чтобы развести тучи над вашей головой. Но те, кому я подчиняюсь, и чьи имена не имею права назвать, считают, что для вас будет гораздо полезнее, выражаясь вашим языком, решить свои проблемы самостоятельно. Моя же миссия состоит в том, чтобы дать моим молодым и весьма несведущим братьям полезный совет. Итак, слушайте: подобное изгоняется подобным, а также вспомните пьесу "Ревизор" господина Гоголя и подумайте, почему же городничий был поддался обману. Мадам и мадмуазель Березкиных приглашаю воспользоваться нашим гостеприимством, здесь они будут в полной безопасности. Засим, разрешите откланяться.
– Простите, с кем мы имели честь беседовать? Кого нам благодарить? – крикнул вдогонку Сергей.
– Граф Андрей Александрович Свечин к вашим услугам – донеслось откуда-то издалека.
Сергей взял с пола один из канделябров и подошел к углу, откуда появился таинственный хозяин этого дома. Но никакой двери там не было – просто глухая каменная стена. Валера посмотрел на часы и мысленно выругался:
– Ого, времени пятый час уже. Ну, встречусь я скоро с этим мафиозо недоделанным! Ну, я ему устрою небо в алмазах!
– Успокойся, Валерка, наши проблемы еще не закончились. Наоборот, ты пойдешь на встречу, скажешь, что все бумаги у твоего юриста но, прежде чем их подписать, выдвинешь непременное условие повидаться с женой и дочкой, хочешь удостовериться, что они живы и здоровы. Понял? Они разные отговорки найдут, станут тянуть время, а нам только того и надо. Еще скажешь, что у тебя бумаги и магнитофонные записи, касающиеся данной ситуации. Если с кем-то из нас произойдет несчастный случай, то пакет, который сейчас, разумеется, в надежном месте, прямехонько попадет куда надо. Это так, для страховки, вряд ли им захочется проверять на своей шкуре, правда это или нет.
– А как мы воспользуемся этой отсрочкой? Те-то, понятно, будут землю рыть, чтобы вернуть заложников на место.
– А нам предстоит в самое ближайшее время решить головоломку, предложенную графом Свечиным. Мне кажется, что в ней заключен путь к спасению. Пора уходить, времени совсем нет; меньше, чем через час, начнет светать.
Толик остался в комнате с мозаичным полом составить компанию Валериному семейству, а мы с Валерой и Сергеем вышли сперва в книгохранилище, потом по запутанному лабиринту коридоров (непривычному человеку здесь очень легко потеряться, несмотря на указатели) и опять оказались среди книжных шкафов. Здесь мы немного задержались.
– Элеонора, смотри, что я нашел: пьеса Гоголя "Ревизор" и несколько статей по литературоведению. Как раз то, что нам надо. А что говорилось насчет того, что подобное изгоняется подобным? Наш враг Сицилиец, а чему подобен он? Ой, что это?
Как будто в ответ на только что произнесенные слова, один из лепных медальонов под потолком вдруг повернулся вокруг своей оси и застыл под немыслимым углом. Изображенный на нем строительный инструмент показывал острым концом куда-то на шкаф с зарубежной художественной литературой. Недолго думая, достаю из-за шторы старинную портновскую линейку, которой всегда задергивали занавески, и продолжаю воображаемую прямую в том направлении, куда показывал инструмент. Линейка, действительно, упирается в одну из полок, а, конкретно, в книгу Марио Пьюзо "Крестный отец".
– Теперь необходимой литературой мы обеспечены. Но, Элеонора, не могу же я вот так просто взять их и вынести. Ведь тогда получится, что я их украл! Нет, я так не могу!
– Ну, зачем же воровать, ты их берешь как нормальный благонамеренный читатель. Ты в эту библиотеку записан? Нет, тогда придется записаться, паспорт с собой есть? Доставай паспорт, иди сюда с книгами.
Я сажусь за столик дежурного библиотекаря, беру из коробочки чистый формуляр и заполняю его по всем правилам. Сергей Антонов… домашний адрес… с правилами пользования ознакомлен. Так, теперь расписывайся вот здесь, книги выдаются сроком не больше, чем на три недели; если они нужны на больший срок, необходимо явиться сюда и продлить его. Я беру карточки из бумажного кармана, который приклеен к обратной стороне обложки каждой библиотечной книги, аккуратно кладу в формуляр, потом на минуту задумываюсь и в графе: "выдано библиотекарем" пишу круглым школьным почерком "Курочкина М.".
– И вот еще, когда будут удивляться и спрашивать, кто выдал тебе книги, ответишь: "девушка с кичкой на голове и в антикварном платье с оборками". Это прикол такой, потом расскажешь, какие у них были при этом физиономии.
– Точно, а еще расскажу, что она старательно писала, облизывая клыки кончиком языка. Я, кажется, понял: Марина Курочкина это…
– Ничего ты не понял. Марина Курочкина умерла. Как-нибудь сходим вместе, навестим ее. Не испугаешься на кладбище идти с вампиром?
– Ну и шутки у тебя!
– Так, все, разбегаемся я этот рассвет уже кожей чувствую. Хотя нет, еще одно, вроде последнего штриха; что-то мне надоело на этих каблуках ходить.
Подхожу к столу, за которым давно уже никто не работает, заглядываю под него, потом отодвигаю в сторону картонную коробку, достаю из-под батареи пару шлепанцев из потертой вельветовой ткани, надеваю их, а под стол, на самое видное место, ставлю изящные туфельки на немыслимо высокой шпильке. Вот теперь все.
…Двое мужчин и девушка, одетая в старушечью одежду, выходят со служебного входа библиотеки. Через секунду мужчины остаются одни, девушки уже нет, вместо нее медленно тает клочок белого тумана.
В далеком прошлом
Поздняя осень
Кладбище еще совсем новое, нет старых разросшихся деревьев, они все недавно посажены и представляют собой тоненькие прутики; нет пышных кустов сирени, в которых на старых кладбищах прячутся памятники. По открытому пустому пространству свободно гуляет холодный ночной ветер и гонит сухие листья. Памятники не отличаются разнообразием; старинных крестов и часовенок среди них нет, в основном это стандартные гранитные прямоугольники с фотографией, именем и каким-нибудь соответствующим символом – потухшей свечкой или цветком. А вот эти появились здесь совсем недавно, буквально день-два назад, на них только скромные временные таблички с именами, такой здесь порядок. Если днем всем пришедшим сюда становится сразу как-то неприютно, то ночью к этому добавляется еще и ожидание чего-то жуткого и запредельного. А что еще может произойти ночью на кладбище? Понятно, ничего хорошего.
По аллее, обсаженной жиденькими березками, идут двое; они как будто не идут, а легко парят над землей, совсем не касаясь ее. Им не страшно идти по кладбищу ночью, их не пугают кресты и памятники, которые в свете луны стали какими-то нереальными и жутковатыми. Парочка бездомных собак, уснувшая, было под скамейкой недалеко отсюда, вдруг чувствует панический, ничем не объяснимый ужас. Если бы собаки умели говорить, то вряд ли смогли бы ответить, что их так напугало. Просто ужас, внезапно накрывший их как мутная черная волна и желание бежать отсюда, как можно быстрее, не разбирая дороги.
Мужчина тихонько говорит своей спутнице:
– Вот тебе пример нашей силы. Кладбище, между прочим, – освященная земля и мы самостоятельно не смогли бы даже войти за ограду. Я имею в виду, войти без разрешения.
– Да, меня удивило, как охотно сторож вылез из своего вагончика, открыл нам калитку, да еще и сказал: "Добро пожаловать". Что вы с ним сделали? Ведь денег вы ему не давали …
– Я кое-что сообщил ему. Видишь ли, к каждому человеку нужен свой подход. Этот сторож все время мучился вопросом, есть ли какая-то высшая цель в его ночных дежурствах и зачем он здесь вообще. Когда мы подошли к калитке, он вдруг понял, что все это время ждал нас, чтобы впустить сюда. Сейчас он спит с сознанием выполненного долга.
Молодая девушка в длинном темном плаще и мужчина, по виду лет на десять старше ее, подходят к одному из самых свежих захоронений. Голос девушки немного дрожит:
– Мне страшно, не могу отделаться от мысли, что я на самом деле там, внизу.
– Ты еще не привыкла, девочка моя, ничего, всем нам пришлось пройти через это, но зато немного найдется вещей, способных испугать или остановить нас.
– Но кто же там?
– Одна несчастная бродяжка из провинции, примерно твоего возраста. Сбежала из дома в поисках красивой жизни, такое иногда еще случается… У нее волосы были такого же цвета как у тебя… раньше.
– Что же с ней случилось?
– Соблазны большого города убили ее. Неразборчивость в связях, а еще то, о чем тебе пока что лучше не знать: слишком это тяжело и некрасиво. Посмотри лучше, сколько здесь цветов и венки: "От коллектива библиотеки", "От родственников". А это уже что-то новенькое в ритуале. По-моему, тебе стоит на это взглянуть.
На влажной земле, под роскошным букетом белых хризантем, виднеется уголок чего-то черного и прямоугольного. Это маленькая кожаная косметичка с золотой монограммой. Девушка не трогает косметичку, она и так знает, что там лежит: флакончик туши для ресниц, полупрозрачный, по форме похожий на леденец, коробочка теней и крохотный флакончик духов, такие иногда преподносятся в подарок от фирмы. У духов необычный аромат – сладкий и немного тревожащий. Девушка даже не пытается поднять косметичку.
– Слишком поздно, Марине это больше не понадобится. Пусть остается здесь, авось осчастливит кого-нибудь.
Девушка читает надпись на памятнике: "Курочкина Марина Николаевна 19.. -20.. "
– Вы были правы, не стоило сюда ходить. Еще немного и я начну верить, что и в самом деле умерла.