"…Я уже пришла в себя, но в ситуации так и не разобралась пока.
- Так это было не самоубийство? - спросила я. - Тогда что же, несчастный случай?
- Я не знаю, как это случилось! - воскликнула женщина. - Но это не самоубийство и не несчастный случай!
- Вы хотите сказать, что вашу дочь убили? - спросила я. - Я правильно вас поняла?
- Правильно, - прошептала она в трубку. - Убили моего тихого ангелочка…"
Содержание:
-
Глава 1 1
-
Глава 2 4
-
Глава 3 6
-
Глава 4 9
-
Глава 5 12
-
Глава 6 15
-
Глава 7 18
-
Глава 8 20
Светлана Алешина
Двуликий ангелочек
Глава 1
Последние дни мне совершенно не хотелось работать. Привыкнув к мысли, что моя газета "Свидетель" держится исключительно на мне, я вдруг поняла, что последние номера выходили практически без моего участия. Опытнейший Сергей Иванович Кряжимский, который формально числился у меня ответственным секретарем, на деле руководил работой всей редакции. Он давал задания корреспондентам, правил материалы, заказывал снимки нашему фотографу Виктору, ругался с корректорами, пропускавшими ошибки, договаривался с типографией о переносе графика печатания тиража, принимал посетителей, все это успевал, а мне приносил только готовый номер, чтобы я подписала его в печать.
Что самое удивительное, меня это нисколько не раздражало, хотя я и видела, что газета за несколько последних выпусков немного изменилась. Но я не могла бы сказать, что изменилась она в худшую сторону. Пожалуй, наоборот. И редакция стала работать спокойнее, прекратились авралы, которыми при моем руководстве сопровождался выпуск каждого номера. Тираж не падал, и мы прочно удерживали тридцать тысяч экземпляров. Начал работать даже рекламный отдел, до которого у меня никогда руки не доходили. Прибыли вполне хватало на расчеты с типографией, на гонорары, зарплату и бумагу для следующего номера.
Короче говоря, "Свидетель" превратился в стабильно работающую газету, информации которой читатели доверяли и уже не искали в каждом ее номере сногсшибательной сенсации, как было еще недавно. Да, сенсации стали появляться у нас не часто, зато прибавилось аналитических статей, которые выходили у Кряжимского просто превосходно. Ему даже и материал не нужно было собирать, настолько хорошо он знал жизнь нашего Тарасова. Он все успевал, руководил людьми четко, номера выпускал без срывов и без серьезных фактических ошибок. Претензий к нему у меня не было никаких. Ну, проскакивало иногда вместо слова "можно", например, слово "модно" или там вместо "прибыл" - "прибил", так ведь от таких ошибок избавиться, по-моему, практически невозможно. Они случались у нас всегда и всегда, наверное, будут.
Претензии у меня были к самой себе. Я впала в апатию, тихо себя за это ненавидела, но сделать с собой ничего не могла. Моя секретарша, Маринка… Да какая она, впрочем, секретарша! Она моя подруга, и я ей простила бы, если бы она устроила мне взбучку и заставила встряхнуться и начать работать в полную силу. Но она, принося мне кофе, который я поглощала стаканами и все равно часто впадала в какое-то подобие спячки, только хмурилась, поджимала губы и укоризненно вздыхала.
Что-то было не так в моей жизни, и я уже начала думать, что журналистика не для меня. Когда мы готовили наши сенсационные номера, меня гораздо больше увлекал процесс сбора материалов, чем все то, что начиналось после этого в редакции.
Я кисла, сидя в своем редакторском кресле, и тихо радовалась, что меня мало последнее время беспокоят. Работают люди и пусть работают, а я посижу, с мыслями соберусь, газету свою почитаю. А то она в последнее время немножко чужая для меня стала.
Принявшись читать Ромкин репортаж о налете милиции на подпольный завод по производству "левой" водки, я порадовалась явным успехам моего "крестника" в журналистике, но опять задремала в кресле, так и не дочитав до конца.
Разбудил меня телефонный звонок.
Я с досадой посмотрела на свой сотовый, лежавший на столе, и протянула к нему руку.
"Кто бы это еще?" - подумала я раздраженно. Номер свой я не разрешала никому давать, только в случае крайней необходимости. По редакционным делам Маринка всех переключала на Сергея Ивановича. Если уж звонят мне - это означает, что кому-то понадобилась именно я.
- Бойкова, - ответила я тусклым голосом до конца не проснувшегося человека. - Ольга Юрьевна. Редактор газеты "Свидетель". Представьтесь, пожалуйста.
Эти фразы въелись в меня до автоматизма, и сейчас я повторила их совершенно машинально, хотя в этом, судя по всему, никакой необходимости не было. Раз звонили на мой телефон, значит, знали, кому звонят.
- Алло! - сказала я, раздражаясь на саму себя. - Кто это?
- Простите… - Низкий женский голос в трубке звучал неуверенно. - Я, собственно… Не знаю, удобно ли к вам обращаться…
- Кто это? - повторила я уже не столько с раздражением, сколько с недоумением. - Что вы хотите?
- Помогите мне, Ольга Юрьевна… - сказала вдруг женщина, и мне показалось, что она плачет там, у своего телефона.
Я, честно говоря, растерялась. Я выпрямилась в своем кресле, отодвинула чашку с недопитым кофе и посмотрела в зеркало на стене. На меня смотрела очень симпатичная, спору нет, хотя и весьма сонная физиономия.
- Кто это? - повторила я в третий раз, но уже мягко и осторожно. - И чем, собственно, я могу вам…
- Меня зовут Ксения Давыдовна, - сказала женщина. - Понимаете, Ольга Юрьевна, я не верю, что моя девочка могла это сделать…
- Подождите, подождите, - перебила я ее. - А что, собственно, она сделала?
"Привязалось ко мне это дурацкое слово! - рассердилась я на себя. - И вообще, почему я ее об этом спрашиваю, мне нужно было спросить, почему она звонит именно мне?"
- Она выбросилась с одиннадцатого этажа… На асфальт… - Теперь женщина точно плакала. - Она не могла этого сделать.
- А… - Я хотела спросить, чем я могу ей помочь в таком случае, но Ксения Давыдовна меня перебила.
- В милицию я уже обращалась, - сказала она, всхлипывая. - Они не верят. Они говорят, что это типичное самоубийство. Но она не могла этого сделать!
Я уже пришла в себя, но в ситуации так и не разобралась пока.
- Так это было не самоубийство? - спросила я. - Тогда что же, несчастный случай?
- Я не знаю, как это случилось! - воскликнула женщина. - Но это не самоубийство и не несчастный случай!
- Вы хотите сказать, что вашу дочь убили? - спросила я. - Я правильно вас поняла?
- Правильно, - прошептала она в трубку. - Убили моего тихого ангелочка…
- Что, простите? - не поняла я. - Вы что-то сказали?
- Ее звали Гелечка, - сказала Ксения Давыдовна. - Ангелина. Я не знаю, кому это понадобилось. Она была тихой и ласковой девочкой…
- А мне вы звоните… - начала я в надежде, что она продолжит, и не ошиблась.
- Чтобы вы разобрались, - сказала она.
- Чтобы я нашла убийцу? - спросила я с некоторым удивлением. Я всего однажды попыталась работать частным детективом, но из этого вышла целая история, в которой принимала активное участие вся редакция.
- Не знаю, - пробормотала она. - Наверное.
- Но… - протянула я, собираясь отказаться, но она меня перебила.
- Я заплачу! - воскликнула она нервно. - Я заплачу столько, сколько вы скажете! Для меня это не существенно. Но я не могу думать о том, что ей со мной было плохо! И не думать об этом - тоже не могу! Вы меня понимаете?
- Понимаю, - пробормотала я, представив, как терзается мать, считая, что она чем-нибудь спровоцировала дочь на самоубийство. - Но почему вы ко мне обратились? Ведь я журналистка!
- Разве? - искренне удивилась она и вдруг заявила: - Я регулярно читаю газету "Свидетель". И мне показалось, что вы самый лучший детектив из всей вашей команды.
"Вот черт! - воскликнула я про себя. - Вот так имидж у меня сформировался! Интересно, многие ли из читателей считают меня детективом?"
Я вдруг почувствовала, что проснулась. Я поняла, что мне интересно, и что я хочу помочь этой женщине, и что мне приятно ее мнение обо мне.
- А знаете, давайте встретимся, - сказала я, оставляя себе путь к отступлению. - Вы мне расскажете все подробно, и тогда я уже решу, смогу ли я вам помочь. - Вам удобно будет прийти ко мне домой? - спросила она. - Видите ли, я не выхожу сейчас из дома…
- Давайте адрес, - ответила я. - Через час вас устроит?
Когда в телефоне послышались сигналы отбоя, я поймала себя на том, что нахожусь в состоянии какого-то странного возбуждения. Со мною давно уже такого не было, пожалуй, пару недель, не меньше. Я с некоторым даже удивлением отметила в себе желание работать. Но только не редактором газеты и не журналистом. Мне хотелось столкнуться с какой-нибудь непонятной Загадкой и найти ее решение. Наверное, нечто подобное испытывает любитель кроссвордов, беря в руки свежий номер газеты с традиционной головоломкой на последней странице.
"Вот черт! - усмехнулась я про себя. - Опять я на газету съехала. Нет, не хочу никаких газет! Да и сравнение мое, конечно, хромает, причем на обе ноги сразу. Преступление - это вовсе не кроссворд. Тут за каждым неизвестным фактом стоит не изящная интеллектуальная головоломка, а судьбы реальных людей. И ошибки стоят тут гораздо дороже. К раскрытию преступления нельзя относиться как к интеллектуальному развлечению. Это работа, чаще всего тяжелая и опасная. А все эти мои сравнения с кроссвордами - сплошное пижонство…"
"Подожди-ка, - одернула я себя. - А откуда у тебя такая уверенность, что речь идет именно о преступлении? Ты же не знаешь даже толком, что случилось с этой девочкой, о которой говорила Ксения Давыдовна. Подожди настраивать себя на ложные выводы…"
Когда я вызвала Маринку и попросила ее пригласить ко мне Кряжимского, она, похоже, очень удивилась и даже обрадовалась, справедливо полагая, что моя спячка заканчивается.
Сергей Иванович пришел ко мне с макетом первой полосы в руках, который он набрасывал буквально на ходу, и мне даже несколько неловко было отвлекать его от дела. Но потом я вспомнила, что учредитель газеты все же я, и отбросила ненужные условности. Я объявила ему, что оставляю его в редакции исполняющим обязанности главного редактора, что доверяю ему право подписывать газету "в свет", и вообще - доверяю. Он смотрел на меня несколько ошалело и даже забыл про макет. В глазах у него стоял вопрос, и он его, конечно, задал.
- А позволь узнать, Оленька, сама-то ты что собираешься предпринять? - спросил он. - Отдыхать поедешь или дела? Меня, признаться, не раз уже спрашивали, почему ты не пишешь ничего?
- Не могу, Сергей Иванович, - ответила я честно. - Рука не поднимается бумагу пачкать. Чувствую, что ничего интересного написать не смогу. Поэтому хочу немного сменить род деятельности. Если официально - ухожу в отпуск. В приказе это будет отражено.
- Новую историю затеваешь, а, Оля? - хитро посмотрел на меня Кряжимский. - Очередную сенсацию для газеты готовишь? Читатель уж заскучал, пожалуй, без сенсаций…
- Да нет, Сергей Иванович, просто попросили меня разобраться с одним делом, - ответила я. - Что из этого получится, я даже не представляю пока.
- Ну, так и разбирайся. Все лучше, чем в кабинете дремать, - сказал он, и я залилась краской. - А за газету не волнуйся. Газета будет в порядке.
- Не сомневаюсь, - сказала я совершенно искренне.
Формальности были соблюдены. Я официально освободила себя от руководства газетой, которой и без того не занималась, и была совершенно свободна для того, чтобы изучить обстоятельства смерти "тихого ангелочка" Гелечки, о чем просила меня по телефону Ксения Давыдовна.
Жила она не близко от редакции. Я решила, что опаздывать на первую встречу было бы несерьезно для человека, которого считают пусть не совсем заслуженно, но все же - лучшим детективом в команде, поэтому я забралась в свой "жигуленок" и отправилась в Апрелевское ущелье, самый фешенебельный район в Тарасове. Квартиры стоили там астрономические суммы, и уже само это место свидетельствовало о достатке человека, который там живет.
Дом Ксении Давыдовны не обманул моих ожиданий. Это был громадный трехэтажный особняк, обнесенный двухметровым бетонным забором. На воротах я разыскала кнопку домофона. Как только я назвала себя, ворота медленно распахнулись, и я въехала во двор.
Ксения Давыдовна встретила меня в дверях и провела на второй этаж, в гостиную. Я устроилась в кресле и попросила разрешения закурить. Хозяйка кивнула и пододвинула мне пепельницу. Но я заметила, что она слегка поморщилась.
- Я не знаю, с чего начать, - сказала она. - Это произошло всего день назад, позавчера. Я еще не могу привыкнуть к мысли… Мне кажется, что сейчас откроется дверь комнаты и войдет Гелечка.
- Ксения Давыдовна, давайте сделаем так, - тут же вмешалась я, опасаясь, что она пустится сейчас в слезливые воспоминания. Чувства чувствами, горе горем, но дело-то делать нужно? - Я буду задавать вопросы, а вы будете на них отвечать.
Она согласно кивнула. Она была заметно подавлена, смотрела большей частью в пол или бросала взгляды на дверь комнаты, в которой, как я поняла, жила ее дочь.
- Сколько вашей дочери было лет? - спросила я и очень удивилась, услышав ее ответ.
- Восемнадцать. Но я должна объяснить одну вещь… - нерешительно сказала она. - Гелечка была мне не родной дочерью.
- Вы взяли ее из детдома? - спросила я.
- Да… Это я, собственно, уговорила мужа взять из детдома девочку, когда выяснилось, что своих детей у меня быть не может. - Ксения Давыдовна нервно мяла ладонью пальцы правой руки. - У меня была серьезная травма. На первенстве России я упала с бревна, очень неудачно. Месяц пролежала в больнице. Тогда я не думала, что у этой травмы будут такие последствия, расстраивалась только из-за того, что не получу золото. Я ведь так и не стала чемпионкой России, хотя несколько раз была близка к этому.
- Вы занимались спортивной гимнастикой? - спросила я.
- Очень серьезно занималась, - позволила она себе улыбнуться, видно, воспоминания о своем спортивном прошлом были для нее дороги. - В семьдесят втором мы даже заняли третье место на чемпионате Европы. Это было самое большое мое достижение. В тот год я и познакомилась с Олегом.
- Олег - это ваш муж? - спросила я.
- Да, - ответила она, и я обратила внимание, как тень снова вернулась на ее лицо. - Муж.
- Вы вышли за него в семьдесят втором? - уточнила я, чтобы вернуть ее к рассказу о себе.
- Нет, ровно через год, - ответила Ксения Давыдовна. - В семьдесят втором мы только познакомились. Это было так романтично. Мы были на сборах в Коктебеле, а он отдыхал там, приехал на несколько дней, решил устроить себе маленький отпуск. Он очень много работал и без выходных практически. На каком-то закрытом заводе. Я заплыла далеко в море, там мы и познакомились с ним в воде. Плыли и разговаривали друг с другом. Он на пять лет меня старше и тогда уже был самостоятельным человеком, у него были квартира и машина. Конечно, ему помогли родители, его отец был крупным чиновником в Тарасове, руководил торговлей. Олегу это потом очень пригодилось, когда он начал собственное дело. Его отца многие хорошо помнят и сейчас. Олег смог воспользоваться связями и знакомствами своего покойного отца. - А чем ваш муж сейчас занимается? - спросила я.
- Он фактически руководит фирмой "Терция", - ответила она. - Фирма очень солидная, как я понимаю, хотя, честно признаться, я ничего о его делах не знаю, он никогда мне о них не рассказывает. Знаю только, что "Терция" занимается оптовыми поставками сигарет в города России и ближнего зарубежья. Олег - вице-президент фирмы.
- Простите, Ксения Давыдовна, - спросила я. - Вы сказали, что это вы уговорили вашего мужа взять ребенка из детдома. А он не хотел этого делать? Возражал?
- Он, собственно, не возражал, - пожала плечами женщина. - Но я видела, что ему не очень нравится эта идея. Он все никак не мог поверить, что у нас не может быть своего ребенка. Но врачи не оставили мне никакой надежды на это. И я поверила в нашу беду раньше его.
- Как он относился к девочке? - спросила я, не решившись назвать ее "дочерью" человека, который удочерил ее против своего желания, я почему-то была уверена, что он не хотел этого делать, а только уступил просьбам расстроенной жены.
- Им очень редко удавалось бывать вместе, - вздохнула Ксения Давыдовна, а я почувствовала, что ей неприятно вообще говорить на эту тему. - Гелечка, собственно, всегда была со мной…
"Вот откуда ко мне привязалось это слово - "собственно", - сообразила я, а вслух спросила:
- А у вас было много свободного времени?
Ксения Давыдовна тяжело вздохнула и произнесла с какой-то обреченной интонацией:
- У меня оно все было свободным. Вернее, стало свободным сразу после того, как я вышла замуж.
- Вы бросили гимнастику? - удивилась я.
- Олег не захотел, чтобы я выступала на соревнованиях, - усмехнулась Ксения Давыдовна. - Он очень ревнив, а гимнастика - это постоянные поездки, - то на соревнования, то на сборы. Он просто сказал мне, что я больше никуда не поеду. И я подчинилась. Сидела дома. Раз в три месяца он возил меня куда-нибудь на море, это был настоящий праздник для меня. Но праздник всегда длился лишь один день. Один день, в который он устраивал себе выходной после почти непрерывной трехмесячной работы.
- И чем же вы занимались, когда бросили спорт? - спросила я.
- Ничем, - покачала она головой. - Сидела дома и мечтала о ребенке. Да мне и негде было работать. Образование - десять классов. Можно было остаться в гимнастике тренером, но… Олег и против этого возражал тоже.
Она помолчала и добавила тихо:
- У меня никого не было ближе Гелечки. Вы не представляете, как мне трудно это пережить…
Что-то меня в ее скорби не устраивало, вызывало недоверие, хотя я не могла бы сказать, что именно. Может быть, та готовность, с которой она предавалась страданию? Тяга к страданию очень распространена у женщин, неудовлетворенных своей жизнью.
- Как это случилось? - спросила я тихо, как бы подстраиваясь под тон, который она задала нашей беседе.