Мы немного поплакали на пару.
- Мэгги, мне так страшно, - призналась я. - Я очень боюсь за Питера.
Бабушка ничего не ответила, но все ее мысли были так явственно написаны у нее на лице, что она с таким же успехом могла бы прокричать их во весь голос: "А я, Кей, боюсь за тебя".
Я позвонила Питеру на сотовый. Он все еще был в городе и собирался возвращаться не раньше десяти.
- Свози Мэгги куда-нибудь поужинать, - посоветовал он, а потом со смешком добавил: - Скажешь ей, что это за мой счет.
Мы с Мэгги отправились съесть "по тарелочке пасты", как она это называет. Слово за слово она пустилась в воспоминания о моей матери и в очередной раз рассказала историю о том, как мама застопорила школьный концерт своим пением.
- Она так трогательно пела, особенно последнюю строчку, "Эта песня мне знакома", - сказала Мэгги.
В глазах у нее блеснули слезы, и она принялась фальшиво мурлыкать мелодию. Меня так и подмывало рассказать ей о том, как я побывала в часовне у Кэррингтонов двадцать два года назад, но я сдержалась. Не хотела, чтобы меня отчитали за неразумное поведение.
После ресторана я довезла ее до дома, убедилась, что она вошла внутрь, и поехала к себе. В сторожке горел свет, и я решила, что Барры дома. А вот дома ли Элейн, я не могла определить никогда. Ее домик отстоит слишком далеко как от главных ворот, так и от особняка, чтобы можно было разглядеть, горит ли в окнах свет.
Было всего девять часов вечера. Безлюдный особняк наводил на меня страх. Мне так и чудилось, что кто-то прячется в рыцарских латах, украшавших вестибюль. Свет фонарей просачивался сквозь витражные окна, и пол расчерчивали мутные тени. Я на миг задумалась, не те ли это самые фонари, которые устанавливал мой отец - именно ради них он явился в поместье в свой выходной, прихватив с собой меня.
Я переоделась в удобный халат и шлепанцы и стала ждать Питера. Включать телевизор не хотелось: я боялась наткнуться на очередной репортаж о деле Олторп и последней новости, горничной, которая изменила свои показания. В самолете по пути из свадебного путешествия домой я начала читать какую-то книгу и взялась за нее снова. Но все было бесполезно: я не понимала смысла прочитанного.
Я думала об отце. В голове у меня теснились светлые воспоминания детства. Мне до сих пор его не хватало.
Питер пришел в начале двенадцатого. Вид у него был измочаленный.
- С сегодняшнего дня я больше не вхожу в совет директоров, - сообщил он. - Но должность в компании за мной сохранится.
Он сказал, что Винсент заказал ему ужин в офис, но признался, что не притронулся к нему. Мы пошли на кухню, я вытащила из холодильника приготовленный Джейн Барр куриный суп и разогрела его. Питер, похоже, слегка воспрянул духом, поднялся и достал из бара бутылку красного вина и два бокала. Он разлил вино и поднял свой бокал.
- Давай каждый вечер будем пить за одно и то же, - предложил он. - Мы с тобой все преодолеем. Правда восторжествует.
- Аминь, - горячо подхватила я.
Питер взглянул на меня в упор; взгляд у него был печальный и задумчивый.
- Мы с тобой тут одни, Кей, - сказал он. - Если с тобой сегодня ночью вдруг что-нибудь случится, в этом обвинят меня, так ведь?
- Со мной ничего не случится, - заверила я его. - С чего ты вдруг завел этот разговор?
- Кей, ты знаешь, что с тех пор, как мы вернулись, я по ночам хожу во сне?
Его вопрос застал меня врасплох.
- Да, я видела, в самую первую ночь. Ты никогда не говорил мне, что страдаешь лунатизмом, Питер.
- Это у меня с детства. Началось после смерти матери. Врач выписал мне какое-то лекарство, и на некоторое время все почти прошло. Но мне приснился кошмар, как будто я сунул руку в бассейн и пытаюсь выловить что-то из воды, и это не дает мне покоя. Если бы это было на самом деле, я бы знал об этом, да?
- Но это было на самом деле, Питер. Я проснулась около пяти утра и увидела, что тебя нет. Я пошла искать тебя в другую комнату и случайно выглянула в окно. Ты был у бассейна, стоял перед ним на коленях, опустив руку в воду. Потом ты вернулся обратно в дом и лег в постель. У меня хватило соображения не будить тебя.
- Кей, - начал он нерешительно.
Потом произнес что-то так тихо, что я не разобрала слов. Голос у него дрогнул, и он закусил губу. Я видела, что он чуть не плачет.
Я поднялась, обошла вокруг стола и обняла его.
- Что такое, Питер? О чем ты хочешь мне рассказать?
- Так… пустяки.
Но я видела, что это не пустяк, а что-то очень важное. И я могла бы поклясться, что Питер прошептал:
- У меня были и другие кошмары, и, может быть, это происходило на самом деле…
22
Барбара Краузе, Том Моран и Николас Греко вернулись из Ланкастера только под вечер. Краузе с Мораном из аэропорта отправились прямо в прокуратуру и следующие несколько часов готовили письменное показание, в котором были перечислены все улики, собранные за время расследования. Показание следовало приложить к уведомлению о направлении в суд уголовного дела по обвинению Питера Кэррингтона в убийстве Сьюзен Олторп и запросу на выдачу ордера на обыск в домах и парке поместья Кэррингтон.
- Я хочу, чтобы все поместье прочесали с собаками, - заявила Краузе Морану. - Как вышло, что они не обнаружили тело еще двадцать два года назад, когда запах должен был быть намного сильнее? Может, он закопал ее где-нибудь в другом месте, а потом перепрятал тело на участке, когда решил, что больше его обыскивать не будут?
- Не исключено, - согласился Моран. - Я присутствовал тогда при обыске. Обыскали все, включая и то самое место, на котором ее потом нашли. Не представляю, как собаки могли не учуять запах, а наши ребята, включая меня самого, - не заметить рыхлую землю.
- Я немедленно уведомлю судью Смита, - сказала Барбара Краузе, - и попрошу разрешения приехать к нему домой завтра в пять утра, чтобы он взглянул на ордер.
- Судья будет в восторге, - заметил Моран, - но зато мы успеем за ночь собрать всю команду и к половине седьмого нагрянем к Кэррингтону с ордером. Возьмем голубчика тепленьким прямо из супружеской постели. Я с удовольствием поработаю у него будильником.
Когда с бумагами было покончено, на часах было два ночи. Моран встал из-за стола и потянулся.
- По-моему, мы забыли поужинать, - сказал он.
- Мы с тобой выпили чашек по восемь кофе каждый, - усмехнулась Краузе. - Поужинаем завтра, после того как отправим этого мерзавца за решетку. Я угощаю.
23
По-моему, за всю ночь я так и не сомкнула глаз. Питер так вымотался, что мгновенно уснул, а я лежала рядом с ним, обняв его, и ломала голову над словами, которые, как мне показалось, он произнес. Может, он хотел сказать, что события, которые он считал кошмарным сном, происходили на самом деле, когда у него случались приступы лунатизма?
Питер проснулся в шесть. Я предложила выйти на пробежку. У меня почти никогда не болит голова, а тут вдруг почему-то заломило виски. Питер согласился, мы быстро оделись и спустились на кухню. Пока я варила кофе и заправляла в тостер ломтик хлеба для Питера, он выжал свежий сок. Мы даже не стали садиться за стол, выпили кофе и сок стоя.
Это была последняя относительно нормальная минута, которую нам довелось провести вместе.
Настойчивый звонок в дверь заставил нас обоих вздрогнуть. Мы с Питером переглянулись: и он, и я поняли, что сейчас произойдет. За ним пришла полиция.
Когда случается катастрофа, человеческий мозг реагирует самым причудливым образом. Я бросилась к тостеру и схватила выскочивший оттуда тост. Питеру нужно было поесть, пока его не забрали.
Он покачал головой.
- Питер, кто знает, когда тебе удастся поесть в следующий раз, - настаивала я. - Ты и так вчера почти ничего не ел.
В дверь продолжали трезвонить, а мы с ним рассуждали о еде. Однако Питер взял тост и начал жевать. Другой рукой он налил себе еще одну чашку кофе и, обжигаясь, принялся его глотать.
Я поспешила открыть дверь. На крыльце стояло человек шесть мужчин и одна женщина. В какой-то из десятка машин, припаркованных на подъездной аллее, заливались лаем собаки.
- Миссис Кэррингтон?
- Да.
- Я заместитель окружного прокурора Том Моран. Мистер Кэррингтон дома?
- Да, я здесь.
Питер следом за мной вышел в вестибюль.
- Мистер Кэррингтон, у меня при себе ордер на обыск всех домов, находящихся на территории вашего поместья, и самого участка. - Моран протянул ордер Питеру и продолжил: - Вы арестованы за убийство Сьюзен Олторп. Вы имеете право хранить молчание. Все, что вы скажете, может быть использовано против вас в суде. Вы имеете право требовать присутствия адвоката на вашем допросе. Если вы решите отвечать на вопросы, то в любой момент можете отказаться от допроса. Я знаю, что вы можете позволить себе нанять адвоката, так что не стану вдаваться в подробности относительно адвоката, которого может назначить вам суд.
Теоретически я со вчерашнего дня знала, что это, скорее всего, произойдет. Однако ожидать чего-то - одно дело, а видеть, как это происходит у тебя на глазах, - совершенно иное; это все равно что сравнивать страшный сон с реальностью. Два полицейских прошли мимо меня и остановились по обе стороны от Питера. Питер догадался, что они намерены сделать, и, передав мне ордер на обыск, протянул руки.
На его запястьях защелкнули наручники. Питер был смертельно бледен, но держался спокойно.
Один из полицейских снова открыл входную дверь. Они явно намеревались увезти его прямо сейчас.
- Позвольте, я принесу ему пальто, - попросила я Морана. - На улице холодно.
В вестибюле появились Джейн и Гэри Барр.
- Я принесу, миссис Кэррингтон, - дрожащим голосом сказала Джейн.
- Куда вы собираетесь везти моего мужа? - спросила я Морана.
- В окружную тюрьму.
- Я поеду следом на своей машине, - сказала я Питеру.
- Миссис Кэррингтон, я советовал бы вам немного подождать, - произнес Моран. - С мистера Кэррингтона должны снять отпечатки пальцев и сфотографировать. Пока это не будет сделано, вас к нему не пустят. На три часа назначено заседание у судьи Харви Смита. На нем вашему мужу будет официально предъявлено обвинение. Тогда же будет назначена сумма залога за освобождение до суда.
- Кей, позвони Винсенту и скажи, чтобы был готов внести залог, - попросил Питер.
Полицейские сделали Питеру знак выходить, и Гэри Барр накинул ему на плечи пальто, а Питер наклонился поцеловать меня. Губы у него были ледяные.
- Увидимся в три, Кей. Я люблю тебя, - произнес он хрипло.
Моран и один из полицейских повели его прочь. Когда дверь за ними закрылась, я осталась стоять столбом, не в силах пошевелиться.
Атмосфера изменилась. В вестибюле осталось еще человек шесть полицейских. Пока я хлопала глазами, все, кроме женщины, натянули полиэтиленовые перчатки: начинался обыск дома. Лай собак снаружи стал слышен громче; полицейские приступили к обыску участка. Я почувствовала, как Джейн Барр взяла меня за локоть.
- Миссис Кэррингтон, идемте на кухню, - предложила она.
- Я должна позвонить Винсенту. И адвокатам.
Собственный голос показался мне каким-то чужим, низким и одновременно пронзительным.
- Я детектив Карла Сепетти, - довольно учтиво представилась женщина-полицейский. - Прошу вас троих держаться вместе. Я останусь с вами. Если хотите, можете подождать на кухне, пока не закончится обыск остального дома. Потом нам придется переместиться в другое помещение. Кухню тоже будут обыскивать.
- Позвольте, Джейн приготовит вам что-нибудь поесть, миссис Кэррингтон, - настойчиво предложил Гэри Барр.
"Почему-то считается, что еда помогает успокоиться и придает сил в пору испытаний, - промелькнула у меня нелепая мысль. - Они пытаются накормить меня по той же самой причине, которая побудила меня впихнуть в Питера тост".
Я кивнула и в сопровождении Барров двинулась по длинному коридору в кухню. Детектив Сепетти последовала за нами. Мы прошли мимо библиотеки Питера. Ее уже обыскивали двое полицейских: один снимал с полок книги, другой рылся в столе. Мне вспомнилось, какой умиротворенный вид был у Питера в тот день почти четыре месяца назад, когда я сидела вместе с ним в этой комнате, восхищаясь ее обстановкой.
Очутившись на кухне, я попыталась выпить чашку кофе, но рука у меня так дрожала, что кофе выплеснулся на блюдце. Джейн на миг положила руку мне на плечо и быстро заменила испачканное блюдечко чистым. Я представляла, как она любит Питера. Она ведь знала его еще мальчишкой, лишенным материнской ласки. У нее тоже разрывалось сердце.
Я набрала номер Винсента Слейтера. Он воспринял новость хладнокровно.
- Это неизбежность, - сказал он спокойно. - Не волнуйтесь, уже к вечеру он будет дома, даю слово. В Нью-Джерси судья обязан предложить выпустить подозреваемого под залог. Разумеется, они назначат сумму в несколько миллионов, но мы найдем деньги.
В девять должны были приехать адвокаты. Почему-то из всех троих я позвонила Коннеру Бэнксу.
- Мы это предвидели, Кей, - заявил тот, - но я представляю, как тяжело сейчас вам обоим. Мы получим копию ордера на арест и в три часа вместе с Маркинсоном будем в суде. Там и встретимся.
Я повесила трубку и подошла к окну. Снег с дождем обещали только днем, но, когда я выглянула на улицу, уже начало моросить. Потом в стекло полетели хлопья мокрого снега.
- По-моему, я где-то читала, что в дождь собаки не могут ничего учуять, - сказала я детективу Сепетти.
- Это зависит от того, что они ищут, - ответила та. - Если так будет продолжаться, придется увести собак.
- И что же они ищут? - спросила я.
Вопрос прозвучал гневно. Мне очень хотелось спросить: они что, считают Питера серийным убийцей и рассчитывают отыскать в поместье еще десяток-другой трупов?
- Я не знаю, миссис Кэррингтон, - ответила женщина спокойно, и я посмотрела на нее.
Ей было лет, наверное, под пятьдесят. Ее короткие, до подбородка, каштановые волосы лежали легкой волной, и это слегка облагораживало ее круглое лицо. На ней был темно-синий жакет и черные брюки. Единственным украшением, которое я смогла разглядеть, были небольшие сережки в форме буквы "X", хотя она наверняка должна была носить часы, только они скрыты под рукавом.
Обращать сейчас внимание на такие мелочи, абсолютно неважные и несущественные, было просто нелепо. Я отвернулась от окна. В кухне был установлен маленький телевизор, и я включила его как раз в тот момент, когда показывали, как Питер выходит из полицейской машины и его ведут в окружную тюрьму.
- По сведениям нашего источника, против Кэррингтона, который сегодня был арестован по обвинению в убийстве, продолжают появляться все новые и новые улики, - сообщил с экрана репортер. - Бывшая горничная Кэррингтонов, Мария Вальдес Крус, не только призналась, что сказала неправду, когда заявила, что видела сорочку Кэррингтона в корзине для грязного белья, но и представила доказательства, что отец Кэррингтона заплатил ей за это пять тысяч долларов.
Я выключила телевизор.
- Боже мой, - воскликнула Джейн Барр. - Я этому не верю. Быть такого не может. Старый мистер Кэррингтон был честным человеком. Он никогда не стал бы никого подкупать.
Даже ради спасения родного сына? Как бы поступила я, окажись на его месте?
Пожалуй, я не знала ответа.
24
Элейн Кэррингтон еще нежилась в постели, когда в дверь ее дома позвонили. Было чуть больше половины седьмого. Перепугавшись, Элейн накинула халат и поспешила открыть дверь. "Неужели что-то с Ричардом? - мелькнула у нее лихорадочная мысль. - Но ведь он же вовремя погасил долги!" С ужасом ожидая услышать самое страшное, она распахнула дверь.
Когда ей вручили ордер на обыск, первой ее реакцией было нечто сродни облегчению. Потом, сопровождаемая полицейским, на которого она не обращала никакого внимания, она прошла в гостиную и включила телевизор.
Через несколько минут показали, как Питера в наручниках выводят из машины на фоне окружной тюрьмы, и у Элейн екнуло сердце.
"Он всегда был добр ко мне", - подумала она, глядя, как он пытается отвернуться в сторону от фото- и телекамер.
- В возрасте двадцати двух лет Питер Кэррингтон после скоропостижной смерти отца возглавил семейную империю, - произнес диктор за кадром.
На экране мелькнула фотография отца и сына, снятая незадолго до того, как старик умер от сердечного приступа, и Элейн немедленно почувствовала приступ злости.
"Несмотря на свою молодость, Питер прекрасно понимал, каково мне жилось с этим несчастным сквалыгой", - подумала она.
Он ведь был одним из самых богатых людей в мире, однако это не помешало им повздорить из-за денег в день его собственного юбилея. Он вечно грозился, что не будет оплачивать счета. "Сама наделала долгов, вот сама и думай, как с ними расплачиваться". У него разговор был короткий.
"Все пять лет, что мы были с ним женаты, он попрекал меня каждым грошом", - подумала она с горечью.
Когда сюжет про Питера закончился, Элейн щелкнула пультом, выключая телевизор. Когда она выходила за его отца замуж, все поместье было запущено дальше некуда. Единственное, на что он не жалел денег, это на благоустройство парка. Юный натуралист.
Она поймала себя на том, что стоит ей разнервничаться или расстроиться, как ее начинает душить злость на грабительский брачный контракт, который ей навязали. Тут ее внимание привлек какой-то шум за окном, и она поспешила выглянуть наружу. В стекла начал барабанить снег с дождем, но слышала она что-то другое.
- Там что, собаки? - изумленно спросила она у молоденького полицейского, который сидел на стуле у порога в гостиную.
- Это ищейки, которые обыскивают участок, миссис Кэррингтон, - ответил тот деловитым тоном.
- Но тело Сьюзен Олторп уже обнаружили. Что еще они хотят найти? По-вашему, у нас здесь что? Кладбище? - возмутилась она.
Детектив ничего не ответил.
К полудню полицейские закончили свою работу, и Элейн поднялась к себе в спальню. Пока она принимала душ и одевалась, ум ее лихорадочно работал, прикидывая, чем ей грозит арест Питера. А если ее пасынок остаток жизни проведет за решеткой, что тогда? Вдруг они с Кей решат продать поместье? Интересно, они имеют право это сделать, пока она жива? Это может нарушить условия ее брачного контракта. Ну или им придется хотя бы заплатить ей.
Брачный контракт, который она подписала, был самым большим, что удалось выбить ее адвокату. Десять миллионов долларов по смерти Кэррингтона-старшего, право пожизненного проживания как в поместье, так и в меньшей из двух принадлежащих Кэррингтонам квартир на Парк-авеню. Ежегодное содержание в размере миллиона долларов до конца жизни. Но разумеется, был в контракте и один подвох: в случае повторного замужества она лишалась как права проживания в доме и квартире, так и значительной части ежегодного содержания. От десяти миллионов очень быстро не осталось и следа; львиную их долю она потеряла в результате одного-единственного неудачного вложения. А ведь она заслуживала куда большего, чем жалкие несколько миллионов.