…Спустя полчаса Лаура уже открывала дверь в их загородный домик. Это был маленький дом в квартале Колетт, окруженный плавно восходящим склоном, на террасах которого рос виноград. Квартал относился к Ла-Кадьеру, но располагался за его пределами, и отсюда была хорошо видна гора, на которой и стояло само селение, хотя путь туда пешком занял бы все двадцать минут. Колетт располагался немного обособленно, и через него проходила только одна частная дорога. Участки там были большими и ограждались высокими заборами, большинство жителей имели собак. Несмотря на то что количество взломов на Лазурном Берегу сократилось, люди здесь все же по-прежнему серьезно заботились об охране своей собственности.
Если б Лаура следовала своему внутреннему чувству, она с удовольствием и сразу же поехала бы к Анри и Надин, потому что, насколько ей было известно, "У Надин" было первым местом, где остановился Петер. Но там сегодня выходной день, о чем она вспомнила по дороге, и ей было неудобно в это время появиться в кафе по личным обстоятельствам. Придется потерпеть до завтрашнего утра.
Уже при входе в дом Лаура поняла, что в нем никто не бывал с тех пор, как они с Петером были здесь летом. Повсюду царили тишина и нетронутая пыль. Тем не менее женщина прошла по всем комнатам, чтобы еще раз убедиться в этом, – но то, что она увидела, только подтвердило ее первое впечатление. Кровати не были застланы постельным бельем, на идеально сложенных одеялах и подушках не было ни сгибов, ни вмятин. Здесь точно никто не ночевал. На кухне не нашлось ни грязной чашки, ни использованной тарелки или ложки, в ванной не было взятого из шкафа и использованного полотенца. На столах, стульях и полках виднелась пыль. Петер в дом не входил.
На эту ночь уже не было смысла открывать тяжелые оконные ставни, и фрау Симон так и застыла в забаррикадированных комнатах, вдыхая тяжелый, спертый воздух и стараясь упорядочить свои мысли.
Зачем Петер сюда поехал? Связано это как-то с той женщиной? Откуда ей знать, что она была француженкой? Это может быть и банальная франкфуртская связь, которая завязалась в одном из почасовых гостиничных номеров в районе Рейн-Майн. В то время, когда он не проплачивал ей выходные в Перуже. Пришла ли ей в голову мысль о француженке из-за Перужа? Но, может быть, Петер выбрал это место только из-за того, что был безнадежным франкофилом ("В конце концов, меня он тоже всегда тащил в эту страну", – подумала Лаура), или потому, что у него действительно были дела в Женеве, но не такие уж обширные, а как раз такие, чтобы оставалось достаточно времени для романтических выходных. Они даже могли вместе выехать из Франкфурта.
Но зачем Петер поехал теперь в Прованс?
Это не обязательно должно быть связано с ней , подумала фрау Симон. Может быть, та женщина была просто мимолетным увлечением. Может быть, она никакой роли больше не играет. Может быть, Петер поехал сюда, чтобы еще раз увидеть эту страну, которую он так любил…
Может быть – внезапно Лауру словно ударило током – он вообще не намеревался скрываться. Может быть, он просто хотел уйти в подполье. Ведь она никогда не подозревала, что он хотел сбежать за границу. Это предположение высказала Мелани, а Лаура приняла его без всяких сомнений. Конечно, еще и потому, что оно прозвучало вполне убедительно. Но это еще не значит, что все действительно так!
"Я слишком драматизирую эту связь, – подумала Симон и заметила, что от этой мысли ее боль немного утихла. – Правда такова, что Петер просто впал в панику из-за своих долгов. Он просто спрятался, он ищет покоя и одиночества, ему надо все обдумать. Он должен обмозговать, как преподнести мне то, что в финансовом отношении нам пришел конец. Что нам придется продать оба наших дома. Что придется начать все сначала, причем с самого малого".
Она вдруг совершенно уверенно почувствовала, что ее муж где-то рядом. Он, конечно, не стал уединяться в этом доме, в непосредственной близости и в пределах досягаемости. Возможно, отсиживается в каком-нибудь отеле или на съемной квартире. Но и оттуда ему надо было куда-то выходить. Лаура знала, где он обычно гулял, знала местечки, которые он особенно любил. В ближайшие дни они встретятся. И тогда она поговорит с ним.
"Теперь я смогу опять работать, – подумала она и почувствовала от этой мысли почти радостное сердцебиение. – Как это говорится? В каждом кризисе имеется возможность позитивного развития. Мы с Петером после всего этого уже не будем теми же людьми, что прежде".
На следующий день она начнет его искать.
Вторник, 9 октября
1
Надин как раз собиралась выйти из дома, когда ее окликнул Анри:
– Ты куда?
Его голос звучал не столько резко, сколько испуганно, и женщина обернулась. Она только что слышала, что муж был в ванной и брился, и была уверена, что он не заметит ее ухода. А теперь он стоял в маленькой прихожей около кухни, которая вела к заднему выходу. На лице у Анри была пена для бритья, а в руке – помазок из барсучьей шерсти. На нем были трусы и футболка, а его темные волосы были еще взъерошены после ночи.
"Какой красивый мужчина!" – подумала Надин, и эта мысль была такой же верной, как и та, вчерашняя, когда она внезапно осознала: "Какой же он старый! Какой красивый, но слабый мужчина!"
– Мне что, теперь нужно отчитываться, когда я ухожу из дома? – спросила Надин в ответ.
– Я думаю, что это вопрос вежливости, когда перед уходом информируешь своих близких, – ответил ее супруг.
– Я хочу прогуляться. Просто прогуляться. Можно?
Анри оглядел жену сверху донизу. Надин знала, что он наверняка не думал о том, что она красива. Не в это утро. Она видела себя в зеркале – и нашла, что сегодня была непривлекательна, как никогда раньше. Даже когда болела – что было редким случаем при ее крепком здоровье, – она не выглядела так плохо.
" Разбитой , – подумала Надин о себе несколько минут назад. – Я выгляжу разбитой ".
Она нырнула в свой спортивный костюм, туго стянула сзади свисающие пряди волос и отказалась от туши для ресниц и помады, что было для нее совершенно непривычно.
Раньше друзья подшучивали: "Надин всегда накрашена, даже если она отправляется чистить туалет". Ее светский внешний вид был частью ее натуры, но теперь все это казалось ей ненужным и несущественным.
– Конечно, ты можешь прогуляться, когда только пожелаешь, – мягко произнес Петер.
– Спасибо, – ответила Надин.
– Я могу сегодня в обед на тебя рассчитывать? Ты поможешь мне?
– Почему ты не спросишь об этом свою любимую Катрин?
– Я спрашиваю тебя .
– Я вернусь самое позднее в одиннадцать. Этого достаточно?
– Конечно, – снова кивнул Петер и на этот раз добавил. – Спасибо.
Его жена покинула дом, не произнеся больше ни слова.
2
Катрин Мишо критически разглядывала себя в зеркале. Пик угревой атаки, случившейся в субботу, прошел, и теперь прыщи начали отшелушиваться. Она выглядела плохо, но уже не так плохо. Если использовать много макияжа и приложить побольше усилий, она могла бы…
Эта мысль вызвала в Катрин неприятные воспоминания. Три года назад, когда она опять, в который уже раз, достигла низшей точки душевного кризиса и ей казалось, что она не вынесет больше своего постоянного одиночества – и тем более перспективы на пожизненное одиночество, – она ответила на объявление о знакомстве в газете. Текст ей понравился: мужчина писал, что он не очень привлекателен и тоже не ищет красавицу, что ему нужна просто сердечная и романтически настроенная женщина. Он пережил несколько разочарований и сможет оценить, если женщина прежде всего будет искренней и верной.
Мишо показалось, что она подходит по всем критериям: она не была, бог свидетель, красавицей, но зато у нее было доброе сердце и – пусть и довольно сильно скрытые горечью и тщетностью надежд – романтические чувства. За свою верность и искренность Катрин могла поручиться – каким соблазнам может подвергнуться такая женщина, как она?
Мишо написала автору объявления под зашифрованным номером, но не стала прикладывать к письму свою фотографию, сообщив, что на данный момент у нее нет свежего снимка и что она не хотела выдать себя за более молодую, если приложит старое фото. Это был, как ей казалось, удачный ход, поскольку он позволил ей выглядеть честной в глазах нового знакомого.
На третий вечер тот мужчина позвонил ей.
В этот же день у нее после длительной – слишком длительной – фазы затухания опять наступило обострение. Угревая сыпь атаковала ее с особой свирепостью: и на шее, и на груди и животе, и на спине. Она была похожа на монстра.
– Я живу в Тулоне, – сказал мужчина, представившийся Стефаном Матье, – в общем, недалеко от вас. Мы могли бы встретиться завтра вечером.
Это, конечно, было ни в коем случае не возможно. Ей надо было обязательно выждать пару дней.
– Мне нужно завтра утром поехать к старой тете в Нормандию, – соврала Мишо. – Она заболела, а я – единственная родственница, которая у нее осталась.
– Мне очень жаль, – сказал Стефан и добавил: – Как это мило с вашей стороны, что вы так о ней заботитесь.
– Это для меня само собой разумеется, – ответила Катрин. Ее лицо горело огнем, и ей пришлось собрать все свои силы, чтобы не чесать его.
– Хорошая черта, – произнес ее собеседник. – У большинства молодых женщин сегодня в голове только развлечения, дискотеки, дорогие шмотки, быстрые машины… А мужчины должны быть привлекательными и зарабатывать много денег. И это все, что их интересует.
– Знаете, – рискнула признаться Катрин, собрав всю свою храбрость, – я не очень симпатичная. Но я знаю, что в жизни важно. Я имею в виду, какие ценности важны, а какие – нет.
– Думаю, что мы сможем очень интересно побеседовать, – завершил разговор Стефан. – Вы позвоните мне, когда вернетесь от своей тети?
Она позвонила через три дня, когда ее лицо достаточно оправилось. Ей хотелось бы подождать еще немного, но она предполагала, что Матье получил еще и другие письма, и боялась, что он встретится с другой женщиной и соскочит у нее с крючка.
Уже в обед Катрин начала готовиться к вечерней встрече. К счастью, на дворе стоял ноябрь, и уже очень рано начинало темнеть. Она выбрала рыбный ресторан в Кассисе, о котором знала, что вечером там горят свечи. Их свет подходил ей больше всего. Катрин нанесла макияж толщиной в слой шпаклевки, а сверху еще и напудрилась. При соответствующем освещении ее кожа могла выглядеть довольно-таки сносно.
Стефан был от нее не очень-то в восторге – Мишо сразу это заметила. Она была, конечно, слишком толстой, и это не могло скрыть даже выбранное ею свободное ниспадающее платье. Она рискнула, невзирая на свой рост, надеть обувь с небольшим каблуком, так как Матье указал в объявлении свой рост в метр девяносто, но как оказалось, этот человек немного схитрил: он был ниже ее ростом, причем даже если б она была вообще без туфель, это все равно не спасло бы ситуацию. Стефан внимательно разглядывал ее во время еды – Катрин благодарила бога за темный ноябрьский туман снаружи и за приглушенный свет внутри – и вдруг спросил:
– У вас аллергия?
Мишо чуть не подавилась.
– Я опять повела себя легкомысленно, – ответила она затем подчеркнуто весело. – Не переношу шоколад с орехами, но меня регулярно одолевает слабость.
– Это и для фигуры нехорошо, – произнес ее новый знакомый.
В принципе, Стефан ей ни капельки не нравился. Он выставлял напоказ ничем не оправданное высокомерие, недовольно копался в еде и два раза отказался от принесенного вина, пока не выбрал определенный сорт. Кроме того, несколько раз намекнул, что находит Катрин слишком толстой ("Но против этого же есть какой-то способ…"), а также дал ей понять, что от десерта следует отказаться ("А цены здесь баснословные!"). Сам же Матье носил брючный ремень под животом, и для мужчины у него была слишком колышущаяся задница. И рост у него был едва ли метр восемьдесят, вместо указанного метр девяносто ("опечатка в газете"), а его галстук выглядел просто мерзким.
"Состариться рядом с этим мужчиной", – подумала Катрин, и ее охватил холод, но потом она подумала о своей мрачной, пустой квартире и о бесконечном одиночестве изо дня в день, и ей показалось, что Стефан был не хуже всего этого, а со временем, возможно, мог стать и лучше.
Ей удалось договориться с ним о встречах на остаток недели – только по вечерам, чтобы воспользоваться преимуществом сумеречного света. Но в выходные, когда ему не нужно было работать – Стефан был служащим банка, – это уже не срабатывало. Мишо сказала ему, что в субботу будет работать в "У Надин", но когда речь зашла о воскресенье, Стефан проявил упорство: он хотел сходить с ней в первой половине дня на антикварный рынок в Тулоне.
– Потом мы можем зайти куда-нибудь перекусить, – предложил он, – а после этого наконец обдумать конкретную спортивную программу для тебя.
Катрин начала его ненавидеть, а еще больше ненавидеть свою судьбу, которая не оставляла ей иного выбора, кроме этого мужчины, причем даже ради него ей приходилось тревожиться.
Стояло сверкающее, светлое зимнее утро, воздух был пронизывающим и холодным, и она знала, что ее кожа выглядит особенно плохо.
– О боже! – воскликнул Стефан, когда вышел к ней из своей квартиры. – Ты что, на этот раз упала в шоколад с орехами или что?
Потом он пристальнее посмотрел на нее и нахмурил лоб.
– Да тут везде ужасные шрамы! Это же не может быть аллергией! Это похоже на очень сильную угревую сыпь, да еще и в стадии обострения!
Слова Стефана звучали осуждающе, и Катрин понимала его: она скрыла важные факты, которые касались описания ее личности, и он, возможно, был по праву рассержен.
– Я же говорила, что непривлекательна, – тихо произнесла женщина. – Но я…
– Непривлекательна! К этому я отношу то, что ты слишком толстая, что у тебя вялые волосы и что ты невозможно одеваешься…
У Мишо было такое чувство, словно ее избили.
– …а это же настоящая болезнь! – продолжал Стефан. – Это тебе нельзя было скрывать. Аллергия! Да это просто смешно!
– Послушай, – разочарованно сказала Катрин, готовая унизиться еще больше, – я действительно буду работать над собой. Я похудею. Я сделаю завивку. Я стану…
– Пойдем, – нервно перебил ее Матье. – Боже мой, ты когда-нибудь думала о том, чтобы обратиться к врачу?
Мишо семенила рядом с ним, пытаясь объяснить, что она годами бегала от одного врача к другому и что временами ее существование сводилось исключительно к пребыванию в приемных у медиков, но она не была уверена, что Стефан ее слушает. Они шли по антикварному рынку, все еще при светлом, ярком свете, и ее спутник даже ни разу не остановился, чтобы что-то посмотреть. Все это время он молчал, и Катрин видела на его лице лишь застывшую ярость. В обед они зашли в небольшой ресторанчик недалеко от порта, и он все еще продолжал молчать. Мишо копалась в своей еде, а потом в какой-то момент извинилась и скрылась в туалете. Там она прижалась лицом к холодной кафельной плитке на стене и тихо произнесла:
– Я ненавижу тебя, Боже. Я ненавижу тебя за твою жестокость и за то, что ты так строго наказываешь меня за отвагу, которую мне пришлось проявить.
Через некоторое время она вернулась в зал. Стефан исчез, и в первое мгновенье Катрин подумала, что он тоже в туалете. Но официанты уже убирали со стола, и один из них сообщил ей, что господин расплатился и ушел.
Она думала, что никогда больше не увидит его, да ей и не хотелось этого. Это было самым унизительным моментом в ее жизни – стоять перед официантами. Все, на что она надеялась, – это что когда-нибудь ей удастся забыть об этом. Но ей, конечно, это не удавалось. Снова и снова эта ситуация вставала у нее перед глазами, и каждый раз она переживала жгучий стыд. После этого она изменилась: с надеждой на кусочек счастья в ней умерли и остатки мягкости, остатки готовности смириться с судьбой. С этого момента все ее существо было наполнено лишь ненавистью и горечью.
А потом, спустя полгода, Катрин опять встретила Стефана. Это было в Сен-Сире, в банке, куда она принесла чек для Анри. Матье перевели туда работать, и вот он неожиданно оказался напротив нее с другой стороны стойки.
Стефан стал еще более тучным и еще более самодовольным. Он испугался, увидев ее, но быстро взял себя в руки.
– Катрин! Приятно увидеть тебя! Как дела?
– Хорошо. Очень хорошо. – Она не смогла устоять перед искушением. – Я за это время вышла замуж. Мы очень счастливы.