Итак, я вошел, разделся и принял душ - именно это, последнее действие и было истинной причиной моего появления на Арбор-Корт. Затем растерся полотенцем, оделся и повесил влажные от пота шорты и майку на штангу для занавески сушиться. Потом заглянул в холодильник в поисках пива, недовольно поморщился, не обнаружив такового, и решил приготовить себе чай со льдом. Получилось неплохо.
Затем я соорудил сэндвич и съел его, соорудил второй и уже начал жевать, как вдруг какой-то придурок на улице резко ударил по тормозам и надавил на клаксон, и Юби вспрыгнул на подоконник - посмотреть, что случилось. Я наблюдал за тем, как он просовывает голову между прутьями решетки, касаясь их длинными усами, и вспомнил об отрезанных бакенбардах Арчи, и меня вдруг пронзила жалость к несчастному коту. Двое людей уже убиты, самого меня обвиняют в одном убийстве, кстати, с тем же успехом могут обвинить и во втором, но я почему-то не думал об этом, а все представлял, каким, должно быть, одиноким чувствует себя кот Кэролайн.
Я поискал номер в записной книжке, снял трубку и набрал его. Дениз Рафаэльсон ответила после третьего гудка, и я сказал:
- Это Берни. Ты, наверное, меня уже не помнишь и…
- Как это ни странно, но прекрасно помню, особенно последний наш разговор. Словно это было вчера.
- Что тебе известно о художнике по имени Тернквист?
- Так ты для этого звонишь? Узнать, что мне известно о художнике по имени Тернквист?
- Да, поэтому. Ему где-то около шестидесяти, рыжеватые волосы и бородка, скверные зубы, вся одежда - из ящиков для бедных.
- Где он? Дайте мне этого мужчину, и я выйду за него замуж.
Некоторое время Дениз была моей подружкой, а затем вдруг совершенно внезапно переключилась на Кэролайн, но их роман долго не продлился. Она была художницей и имела мастерскую на Вест-Бродвей под названием "Нэрроу бэк", где жила и работала. Я сказал:
- Боюсь, что ты немножко запоздала.
- А что с ним случилось?
- Ой, лучше не спрашивай. А ты вообще слыхала о таком?
- Вроде бы нет. Тернквист… А имя у него есть?
- Возможно. Обычно у большинства людей все же имеется. Может, Тернквист - это его имя, а фамилии вовсе нет. Такое, кстати, случается довольно часто. Ну, взять к примеру Хильдегард. Или Твигги. Нет, наверно, все же фамилия.
- Да, ты прав.
- Так она тебе что-нибудь говорит?
- Даже не шепчет. А что он за художник?
- Покойный.
- Этого я и боялась. Что ж, он оказался в неплохой компании. Рембрандт, Эль Греко, Джотто, Босх - все эти ребята уже покойники.
- Ладно, забудь о нашем разговоре.
- Каком разговоре?
Я повесил трубку и стал искать фамилию Тернквист в телефонном справочнике, и там оказался только один Тернквист, Майкл, проживавший на Западной Шестидесятой. Наряды нашего Тернквиста не соответствовали этому адресу, но почему бы, черт возьми, и не попробовать? Я набрал номер, и на том конце почти тотчас же сняли трубку.
Я спросил:
- Мистер Тернквист?
- Слушаю вас.
- Извините, - сказал я. - Кажется, ошибся номером.
Ну и шут с ним. Я снова взялся за телефон и набрал 911. Ответила женщина, и я сказал:
- В заброшенном здании на Вашингтон-стрит находится мертвое тело, - и дал ей точный адрес. Она стала спрашивать меня о чем-то, но я не дал ей закончить фразу. - Извините, - сказал я, - но я принадлежу к тому разрядом людей, которые не хотят быть замешанными в подобного рода делах.
Я пребывал в некоторой растерянности, которую можно было бы назвать задумчивостью, как вдруг услышал: в одном из замков поворачивается ключ. Звук повторился - похоже, открывали уже второй замок, и секунды две я судорожно размышлял, что делать, если это не Кэролайн. Допустим, это явились нацисты, уничтожить второго кота, и я стал искать взглядом Юби, но видно его нигде не было, и тут дверь распахнулась, и, обернувшись, я увидел Кэролайн и Элспет Питерс.
Только то, конечно, была никакая не Элспет Питерс, и мне пришлось приглядеться повнимательней, чтобы понять это. И еще я понял, почему мой верный оруженосец так внимательно смотрела тогда на эту самую Питерс - сходство было просто поразительное.
Я также сообразил, отчего мой верный оруженосец никак не может налюбоваться этой женщиной, являющейся, по всей видимости, той самой Элисон, специалисткой по налогообложению. Она была столь же привлекательна, как и ее двойник, но некое воздушное очарование, присущее Элспет Питерс и воспеваемое поэтами старых времен и авторами подержанных книжек, заменяла у Элисон вполне земная, даже несколько агрессивная притягательность. Кэролайн познакомила нас.
- Элисон, это Берни Роденбарр. Берни, это Элисон Уоррен, - и Элисон подтвердила свою принадлежность к кругу политэкономических лесбиянок по-мужски твердым рукопожатием.
- Вот уж не думала, что ты здесь, - сказала Кэролайн.
- Просто заскочил принять душ.
- Ну да, ты же бегал.
- О, так вы бегун? - заметила Элисон.
И мы, философски выражаясь, немного поболтали о пройденных мною милях, а Кэролайн тем временем готовила кофе. Элисон уселась на диван, и тут же, откуда ни возьмись, явился Юби и запрыгнул ей на колени. Я пошел на кухню, где Кэролайн хлопотала над кофейником.
- Ну, скажи, разве она не милашка? - шепотом осведомилась она.
- Потрясающая женщина, - шепнул я в ответ. - Только постарайся поскорее от нее избавиться.
- Смеешься, что ли?
- Нет.
- Но чего это ради?
- Мы идем в музей. К Хьюлетту.
- Прямо сейчас?
- Сейчас.
- Но послушай, мне только что удалось затащить ее к себе. И она так уютно устроилась с котиком на коленях. Могу я хоть чашечкой кофе ее угостить?
- Ладно, угощай, - произнес я все еще шепотом. - А я побежал. Постарайся побыстрее освободиться, встречаемся у входа в музей.
Я протянул дежурному две бумажки по доллару и две монеты по двадцать пять центов, и тот любезно уведомил меня, что галерея через час закрывается. Я сказал, что непременно буду иметь это в виду, и взял протянутый мне значок на булавке. Все эти действия очень живо напомнили покойного мистера Тернквиста, особенно тот пыл, с которым он прочитал нам краткую лекцию об искусстве. Думаю, что, перевозя тело через город и оставляя его в заброшенном доме, я специально несколько деперсонифицировал его образ, иначе бы просто не справился, но теперь он снова предстал передо мной как живой - острый на язык, ехидный, въедливый и смешной - и мне стало страшно жаль, что он умер, и стыдно оттого, что мне пришлось использовать его, уже мертвого, словно куклу в неком постыдном и ужасном фарсе.
Ощущение было не из приятных, и я поспешил отделаться от него, поднимаясь по ступеням на второй этаж, где был выставлен Мондриан. Я вошел в зал, небрежно кивнул охраннику в штатском и уже почти ожидал увидеть пустое место на стене там, где висела "Композиция в цвете" (ну, если не пустое место, то какую-нибудь другую картину), но этого не случилось. Мондриан оказался там, где ему и полагалось быть, и я обрадовался, увидев его снова.
Примерно через полчаса сзади послышался голос:
- Все это, конечно, очень мило, Берни, но неужели ты думаешь, что кругом одни дураки? И что карандашный набросок вряд ли удастся выдать за картину маслом. Чем это ты занимаешься?
- Перерисовываю картин, - объяснил я, не отрывая глаз от блокнота. - И сверяю размеры.
- А для чего эти буковки? О, они обозначают цвета, да?
- Да.
- Но какой смысл?
- Сам пока не знаю.
- А знаешь, тот парень внизу отказался взять у меня деньги. Сказал, что они с минуты на минуту все равно закроются. Но я все-таки всучила ему доллар. Так мы что, все же попробуем выкрасть эту картину?
- Да.
- Прямо сейчас?
- Ясное дело, нет.
- О… Но тогда когда?
- Не знаю.
- И наверняка еще не представляешь, как мы это сделаем?
- Как раз работаю над этим.
- Перерисовывая картину в блокнот?
- Черт! - выругался я и захлопнул блокнот. - Пошли отсюда.
- Прости, Берн. Я не хотела злить тебя.
- Ладно. Идем.
В паре кварталов от музея, на Мэдисон, мы обнаружили бар под названием "Глориоскис". Мягкое освещение, пышные ковры, черный пластик, отделанный хромом, и роспись на стенах, иллюстрирующая сценки из жизни маленькой сиротки Энни. Примерно половина посетителей заглатывала свои первые предобеденные аперитивы, остальные выглядели так, словно еще не совсем очухались от выпитого за ленчем. И все до единого благодарили Господа за то, что уже пятница.
- Как славно, - заметила Кэролайн, усаживаясь за столик в кабинке. - Этот приглушенный свет, радостный смех, звон кубиков льда в бокалах и голос Пегги Ли из музыкального автомата! Я могла бы быть счастлива здесь, Берн.
- И чертовски соблазнительные официантки, - добавил я.
- Да, я заметила. Здесь куда симпатичнее, чем в "Бам Рэп". Жаль только, что далеко от лавки.
Возникла официантка и услужливо склонилась над нами, демонстрируя роскошные формы. Кэролайн одарила ее самой сногсшибательной из своих улыбок и заказала мартини. Очень холодный, очень сухой и очень быстро. Я попросил кока-колу и лимон. Официантка улыбнулась и удалилась.
- Почему? - спросила Кэролайн.
- Что?
- Почему кока с лимоном?
- Лимон помогает убрать сладковатый привкус.
- Нет, почему именно кока?
Я пожал плечами.
- О, не знаю. Наверно, просто не в настроении пить перье. К тому же необходимо немного взбодрить организм, а в коке есть и сахар и кофеин.
- Ты что, нарочно придуриваешься, Берн?
- Не понял? А-а… Ты удивляешься, почему я решил обойтись без спиртного?
- Именно.
Я снова пожал плечами.
- Да так. Без особых причин.
- Хочешь попробовать забраться в музей, да? Но это же безумие!
- Знаю. И вовсе не собираюсь пробовать. Но уже предчувствую, что вечер предстоит сложный, и хочу быть в форме. Вот и все.
- А я предчувствую, что мне не мешало бы пропустить пару рюмашек.
- На здоровье.
- Уже не говоря о том, что, если мне сию секунду не принесут хотя бы одну, я просто подохну! А, ну, наконец-то!.. - воскликнула она, и на столе появились заказанные напитки. - Передайте, что они могут начинать смешивать вторую порцию, - сказала она официантке, - потому как интервал не должен быть слишком большим.
- Так вам повторить?
- Только еще один мартини, - ответила она. - А он весь вечер будет посасывать водичку. Ну, скажи, Берни, разве мамочка не говорила, что пить газировку вредно?
Я выдавил лимон в коку, размешал и отпил глоток.
- А ты заметил, как она рассмеялась? - спросила Кэролайн. - Люблю девушек с чувством юмора.
- И с шикарной оснасткой.
- Да, и с этим тоже. Вообще, о разных изгибах и формах написано и сказано просто уйма, пусть даже этот твой Мондриан верил только в прямые линии и цвета основного спектра. Ты считаешь, он был гением?
- Возможно.
- Кто знает, может, и был. Но если уж выбирать, что повесить на стенку, то честно скажу, я вполне довольна моей литографией Шагала.
- Забавно…
- Что забавно?
- Чуть раньше, - сказал я, - ну, стоя перед этой самой картиной, я вдруг подумал: как бы замечательно она смотрелась в моей квартире.
- Где?
- Над диваном. Прямо в центре, над самым диваном.
- Правда?.. - Она зажмурилась, пытаясь представить. - Картина, которую мы только что видели? Или та, другая, из квартиры Ондердонка?
- Которую только что видели. Но и другая тоже, думаю, смотрелась бы неплохо.
- Над диваном?
- Да.
- А знаешь, пожалуй, ты прав. Она действительно будет шикарно выглядеть у тебя в квартире, - сказала она. - И когда вся эта заварушка кончится, знаешь, что мы с тобой должны сделать в первую очередь, Берн?
- Ага, - ответил я. - Отсидеть от одного до десяти.
- От одного до десяти?
- Лет. В тюрьме.
- О-о… - протянула она и пренебрежительно отмахнулась, показывая свое отношение к петенциарной системе в целом. - Нет, я серьезно, Берн. Когда все это закончится, ты сядешь и сам нарисуешь себе Мондриана и повесишь картину над диваном.
- О, перестань!
- Да нет, я правда серьезно! Ну, подумай сам, Берн. То, что в свое время делал этот старина Пит, вовсе не трудно повторить. Ладно, согласна, он был гением, потому что первым придумал все эти полоски и цвета, и пропорции были у него само совершенство и соответствовали целой системе философских взглядов, не знаю, правда, каких именно, но что с того? Ведь если ты задашься одной-единственной целью, сделать копию для своей квартиры, неужели уж так сложно следовать его размерам, скопировать цвета и просто нарисовать ее, и все дела? Нет, я хотела сказать не "нарисовать", никаким рисунком здесь и не пахнет. Никаких полутонов, никаких светотеней. Просто белое полотно, а на нем черные линии и цветные пятна. Неужели для того, чтоб написать такую картину, нужно десять лет проторчать за мольбертом в институте изобразительных искусств?
- Что за дурацкая идея, - заметил я. - И потом, это наверняка сложнее, чем кажется на первый взгляд.
- Все сложнее, чем кажется на первый взгляд. Думаешь, так просто сделать хороший груминг какой-нибудь там ши-тцу. Нет, это тоже сложнее, чем кажется, однако для того вовсе не обязательно быть гением. Где этот твой набросок? Неужели, зная размеры, ты не сумеешь изобразить то же самое красками на полотне?
- Единственное, что я точно сумею, так это раскрасить стену малярным валиком, не более того.
- Тогда зачем ты делал наброски?
- Затем, что кругом развелось слишком уж много картин, - ответил я. - И если не поставить рядом, различить я их просто не в состоянии. Мондриан Мондрианом, но я подумал, что набросок может сослужить службу при идентификации. Если, разумеется, увижу когда-нибудь еще одну его картину, помимо той, что висит у Хьюлетта. Но сделать этого я не могу.
- Что не можешь?
- Написать копию с Мондриана. Я вообще не понимаю, как это он умудрился создать такой шедевр. Все эти черные линии - такие прямые и острые, словно лезвие ножа. Как это у него получилось, ума не приложу.
- Ну, по всей вероятности, тут нужна твердая рука.
- Не только. К тому же я понятия не имею, какие нужно купить краски, уж не говоря о том, как их смешивать.
- Но можно научиться!
- Нет, такую работу может сделать только художник, - сказал я.
- Конечно. Если знаешь технику и…
- Жаль, что мы не успели использовать технику Тернквиста. Он был художником и обожал Мондриана.
- Он, слава богу, не единственный в Нью-Йорке художник. Если уж ты задался целью повесить Мондриана над диваном и не хочешь написать картину сам, уверена, найти кого-нибудь не проблема.
- Я не говорю о Мондриане для личного пользования.
- Разве? О!..
- Именно.
- Так ты хочешь…
- Именно.
- Куда запропастилась эта чертова официантка? Да человек может запросто от жажды помереть, пока она…
- Вот она, идет.
- Слава Богу. Нет, не думаю, что это сработает, Берн. Я ведь говорила о картине, которая будет хорошо смотреться над твоим диваном, а не о том, чтобы одурачить экспертов. Кроме того, где найти художника, которому можно доверять?
- Да, это проблема.
Подошла официантка и поставила перед Кэролайн новую порцию мартини. Окинула взглядом мой бокал с кокой, еще наполовину полный. Или наполовину пустой, на взгляд пессимиста.
- Прекрасно, - сказала ей Кэролайн. - Готова побиться об заклад, прежде вы работали медсестрой.
- Это еще что, - заметила та. - Выдавать секреты, конечно, нехорошо, но я знаю, вы никому не скажете. Наш бармен, между прочим, был раньше нейрохирургом.
- Сразу чувствуется рука специалиста. Мастерства он не утратил. Хорошо, что на мне Голубой крест.
Официантка хихикнула и удалилась. Кэролайн проводила ее долгим взглядом.
- Шикарная девица, - заметила моя сообщница.
- Жаль только, что она не художник.
- Какая походка, сколько достоинства!.. Какая соблазнительная задница. Как считаешь, она лесбиянка?
- Надежда умирает последней, да, Кэролайн?
- Так, во всяком случае, говорят.
- Ладно, лесбиянка она или натуралка, нам без разницы, - заметил я. - Потому как нам нужна прежде всего художница.
И тут в зале почему-то настала тишина, словно кто-то упомянул имя Э. Ф. Хаттона. Нет, разговоры за соседними столиками не прекратились, просто мы перестали их слышать. Мы с Кэролайн замерли, точно громом пораженные, затем глаза наши встретились. И через несколько секунд мы с ней в один голос произнесли одно и то же имя.
- Дениз, - сказали мы.
Глава 17
- Подержи-ка, - сказала Дениз Рафаэльсон. - Даже не помню, когда в последний раз натягивала холст на подрамник. Кто в наши дни станет этим заниматься? Покупаешь уже готовое, натянутое на подрамник, и никаких хлопот. Лично у меня уже давно не было заказчиков, которые настаивали бы на определенном размере, да еще в сантиметрах.
- Эта метрическая система имеет хождение во всем мире.
- Ой, ну, ты знаешь, что я в таких случаях говорю. Дайте им грамм, и они отхватят кило. Ну ладно, вот так уже ближе к истине, Берн. Но только у того, кто подойдет к этой красоте с рулеткой, будет еще шесть способов определить, что она ненастоящая. Нет, размеры максимально приближены к оригиналу. Ну, может пары миллиметров не хватает… А помнишь, как рекламировали сигарету, которая была всего на какой-то дурацкий миллиметр длиннее обычной?
- Помню.
- Интересно, что с ними сталось, с этими сигаретами?
- Наверняка кто-нибудь да выкурил.
Сама Дениз тоже курила в этот момент сигарету, вернее, позволила ей спокойно догорать в створке раковины, служившей пепельницей. Мы находились у нее в мастерской и натягивали полотно. Мы - это Дениз и я, Кэролайн отказалась меня сопровождать.
Дениз была длинноногой и стройной женщиной с темно-каштановыми вьющимися волосами, очень белой кожей и россыпью мелких бледных веснушек на щеках. Она занималась живописью и обеспечивала вполне сносное существование не только себе, но и своему сыну Джейриду. Последнему время от времени перепадали также алименты от отца, в виде чека. Писала она абстрактные полотна, отмеченные живостью, яркостью и чрезвычайной выразительностью. Вам могли не нравиться ее полотна, но не обратить на них внимания было просто невозможно.