В последнее время она не раз становилась свидетельницей несчастных случаев на дороге – на ее глазах гибли люди, превращались в калек. Почему ей так "везло" на подобные события – об этом она всерьез не задумывалась, списывая все на простую случайность. Ей бы насторожиться, поразмышлять о своей жизни, попытаться заглянуть себе в душу, по крайней мере, сходить за разъяснениями к психоаналитикам, кармапсихологам, экстрасенсам. Любой из них указал бы на столь явные "знаки судьбы", несущие определенную, важную для нее информацию о ней самой и ее личном будущем. Но она стала слишком практична и приземлена, чтобы обращать внимание на разные глупости, а уж тем более, чтобы просить помощи и совета у "шарлатанов, вытягивающих у недалеких людей деньги".
Стрельцова успешно училась в аспирантуре, когда на нее обрушился очередной удар – у матери обнаружили рак. Спасти обреченную женщину было невозможно, и Маргарита осталась одна. Только теперь она поняла, что все же любила ее. Любовь она заменяла чувством вины, которое проецировала на свою мать, никак не в силах понять и простить ее. Это чувство, вину за всю ту боль и огорчения, что она испытала в своей жизни, девушка проецировала и на мужчин, внешним безразличием прикрывая скрытую ненависть и подсознательную агрессию.
После смерти матери прошло два года, у Маргариты все было по-прежнему. Внешне, на людях – обычная жизнь провинциальной интеллектуалки. Внутри же ее существа подсознательно вызревал черный зловещий шар, набухающий и грозящий однажды взорваться, разнеся ее жизнь в клочья. Последние знаки, последние предупреждения – дальше все, тупик, конец, точка. Если человек глух и слеп, ничто его не спасет. И тогда остается лишь смерть как крайняя мера. Гибель тела – спасение души, очищение духа.
Был самый разгар весны. С невероятной быстротой таял, плавился под нахальными лучами окрепшего солнца потемневший от копоти снег, превращаясь в бойко журчащие ручейки. В такие деньки бывает столь радостно на душе, что хочется скинуть надоевшую теплую куртку и во весь голос запеть под аккомпанемент неустанной капели. Прохожие уже не так хмуры и озабочены, как в суровое зимнее время. У многих на лицах блуждают улыбки. Что ни говори – весна красна!
Маргарита ничего не замечала, она разучилась радоваться жизни, превратилась в ледышку, в застывший черный снег, не в силах растаять, отдаться на волю теплу и… спастись.
Этот день был особым и в то же время ничем не примечательным, как и все оставшиеся триста шестьдесят четыре дня в очередном году ее безрадостного существования. Она ушла с работы пораньше, нужно было готовиться к сдаче кандидатского минимума. Словно инородное тело безучастно прошла сквозь город, с его автобусами, прохожими, сверкающими на солнце лужами, детским смехом, уже теплым ветерком. Выполняя давно установившийся ритуал, как-то обречено вошла в подъезд, забрала почту, вызвала лифт и поднялась на свой этаж. Открыв дверь ключом, хотела войти, и тут страшный удар сзади швырнул ее внутрь. Пролетев вдоль коридора, она ударилась о выступ стены и рухнула на пол, на мгновение потеряв сознание.
Придя в себя, попыталась сфокусировать взгляд, но перед глазами все плыло. Предметы двоились, расплывались, ускользали, превращаясь в колышущуюся бесформенную массу, из которой на нее беззвучно надвигался огромный, темный и жуткий силуэт.
Всхлипнув, она попыталась отползти, скрыться, исчезнуть отсюда, подальше от этого чудовища, протянувшего к ней свои громадные когтистые лапы. И вдруг, лишь на какое-то мгновение, сознание прояснилось, и очистившимся от мути взором она сумела разглядеть, что над ней склонился, тянется к горлу не монстр или дьявол, а самый обычный человек, мужчина в темной куртке и вязаной шапочке. И лишь глаза его, приковавшие внимание почти обезумевшей от кошмара происходящего девушки, были не человеческими и даже не звериными. Это были глаза демона, инфернального существа, проникшего в наш мир и воплотившегося в теле человека.
В следующее мгновение он рывком поднял ее и, затащив в комнату, бросил на старенький истертый ковер. Глухо стукнул затылок о пол, она снова потеряла четкость видения. Перед глазами плавали круги, и она уже не видела, как этот страшный человек-демон быстро разделся, оставшись лишь в ботинках и перчатках, только почувствовала липкую ленту скотча, залепившую ее рот. Затем он связал ей руки, туго стянув запястья за спиной.
Убийца, дрожа и пританцовывая от возбуждения, выудил откуда-то большой нож с длинным, остро отточенным как лезвие бритвы клинком. Не спеша, вперив в беззащитную жертву горящий, словно адов огонь безумный взор, он приблизился, опустился перед несчастной на колени и замер на мгновение, закрыв глаза, будто молясь каким-то своим темным богам перед обрядом кровавого жертвоприношения. Раздвинув ее ноги, несильно размахнулся и всадил нож в промежность.
Дикая, невыносимая боль пронзила все ее содрогающееся существо. Маргарита принялась биться, извиваясь подобно червяку, попавшему на раскаленную сковороду, не в силах выразить свое нечеловеческое страдание в крике, лишь исступленно мыча. Потом она вновь потеряла сознание.
Убийца, распаленный видом крови и собственной извращенной похотью, принялся наносить удар за ударом, выкрикивая гнусности, накопившиеся в его больном воображении: "Вот так! Нравится тебе! Что, нравится! Еще, еще получи!.." Он вонзал окровавленный нож в податливую истерзанную плоть, полностью слившись со стальным клинком, живо представляя орудие убийства своим детородным органом.
Боль от ударов кромсающего ее тело безумца девушка уже не ощущала, плавая в каком-то кроваво-красном тумане. Неожиданно пелена превратилась в воронку, которая засасывала Маргариту, меняя цвет по мере углубления в нее с алого на черный. Сколько прошло времени – то ли миг, то ли год, а может века? Непреодолимая сила вытолкнула ее из непроглядной антрацитовой тьмы, и Стрельцова очутилась в некоем пространстве. Постепенно окружающая действительность приобретала различимые очертания, словно проявляемая фотопленка с выступавшими на ней запечатленными объектами.
Рита находилась все еще в своей квартире, но теперь реальность поменяла ориентиры. Она увидела свое изуродованное, истерзанное тело. Затем ее духовный взгляд коснулся того, кто пришел в этот проклятый день за ее жизнью и доставил столько страданий. Голый, тщедушный мужичонка с перекошенным лицом, с головы до пят забрызганный чужой кровью. Он прошлепал в ванную, где, встав под душ, принялся смывать с себя результат своего деяния. Вымывшись сам, простирнул перчатки, отмыл ботинки, нож, сложил все это в пакет и убрал в сумку. Выйдя в прихожую, оделся, достал запасную пару обуви. На мгновение, старательно переступая кровавые следы, заглянул в комнату, чтобы еще раз полюбоваться делом своих рук. Несколько раз щелкнул фотоаппаратом, и не какой-нибудь там дешевой "мыльницей", а "зеркалкой" "Никон". И был таков.
Маргарите Стрельцовой все эти манипуляции ее палача были уже безразличны. Она приготовилась к своему главному путешествию. Что ждет ее за тем порогом, что отделяет бренность от вечности? Где, как хотелось ей верить, находится подлинный дом всех людей. Простят ли ее заблудшую душу? На все воля Божья.
Невезение
Изнуряющая жара невидимым колпаком накрыла город. На белесо-голубом небе ни облачка. Пекло такое, что того и гляди, начнет плавиться асфальт. Июльская листва на деревьях застыла словно неживая, не шелохнется.
На остановке возле Городского рынка людно, только горожане и приезжие не снуют, как обычно, муравьями, а ползают ленивыми мухами. На скамейках, прикрывшись от солнца панамами, шляпами, платками и даже зонтиками, сидят граждане, дожидаются своего транспорта – кто домой, кто на садовый участок, кто на вокзал… У каждого свой путь-дорожка.
Автобусы, троллейбусы и маршрутки подъезжают и отъезжают, пассажиры входят и выходят, места на скамейках освобождаются и снова занимаются – суета сует, однообразие, скука… Но вот внимание людей привлекает странный тип с идиотским выражением лица – ну, конечно, ведь это дебил. Такие время от времени появляются на рынках и в других людных местах. Они безобидные, но все равно стараешься держаться от них подальше. Умалишенный он и есть умалишенный. Кто знает, что у них на уме?.. или на том месте, где у нормальных людей ум.
Дебил – грязный, небритый, неопределенного возраста – бредет вдоль ларьков, приближается к скамейкам. В руках у него пустая бутылка из-под пива. Он идет мимо сидящих, заглядывает им под ноги, высматривая брошенную стеклотару. Вот он остановился напротив пожилого мужичка с большой родинкой на левой щеке. Смотрит то на него, то под скамейку. Мужик выжидающе смотрит на него.
– Аба-ба аба-ба, – наконец, заявляет слабоумный тому мужчине.
– Чего тебе? – непонимающе спрашивает тот.
– Аба-ба аба-ба, аба-ба… – нетерпеливо повторяет дебил.
На них начинают оборачиваться. У окружающих просыпается интерес, до этого напрочь убитый жарой.
– Аба-ба аба-ба, аба-ба аба-ба! – уже громко и недовольно голосит придурок, таращась на мужика с родинкой.
– Чё ты заладил, – начинает нервничать тот, – чё тут забыл? Нету тут бутылок, понял? Нету!
Дебил смотрит на него злыми глазками и орет, размахивая бутылкой:
– Аба-ба аба-ба, аба-ба аба-ба! Аба-ба аба-ба!!!
Мужик от растерянности и непонимания взрывается:
– Пошел ты!.. Катись отсюда!
Олигофрен отбегает в сторону и оттуда грозит мужику бутылкой:
– Аба-ба, аба-ба, аба-ба!..
– Пшел вон! – мужика понесло. – Урод вонючий! Вали, давай!
Дебил исчезает, и все понемногу устаканивается, успокаивается и пожилой мужчина с большой родинкой на левой щеке.
Никто не заметил, как олигофрен подкрался сзади к скамейке. Взметнулась рука – и бутылка со всего размаха опустилась на седую голову. Вдребезги! Мужик рухнул на асфальт лицом вниз. Дурак, мыча и брызжа слюной, кинулся прочь. Выкрикнул напоследок торжествующее "Аба-ба!", с силой шваркнул "розочку" об асфальт и скрылся во дворе.
На остановке люди суетились вокруг окровавленного мужчины, лежащего ничком. Обычно такие удары оказываются не смертельными, так почему же тот лежит бездыханный?.. Когда прибыла милиция, а за ней скорая помощь, выяснилось, что пострадавший мертв.
Убийца же бегом миновал несколько дворов и проходов. Очутившись на тихой улице, он подбежал к припаркованной возле тротуара неприметной "девятке", быстро сел, и машина тотчас рванула с места.
"Дебил" переоделся на заднем сиденье, снял спиртовыми салфетками грим, стянул парик, отклеил "щетину" – и стал мужчиной среднего возраста с коротко стрижеными светлыми волосами и тонкими чертами лица.
– Все ништяк? – поинтересовался водитель.
– Да, – односложно сказал тот.
Отзвонил по мобильному, сказал: "Готово" и расслабленно откинулся на спинку сиденья.
* * *
Двумя днями ранее.
Пожилой мужчина с большой родинкой на левой щеке заступил на ночное дежурство в офисе торговой компании "Экспино". Часы на стене показывали уже первый час ночи, когда на крыльце возник босс собственной персоной с каким-то незнакомым человеком. Пожилой охранник, засуетившись, впустил хозяина и посетителя, которые быстро вошли в лифт.
Спустя полчаса президент вдруг позвонил, сказал, что сейчас подъедет скорая, надо немедля впустить. Вскоре действительно примчалась карета неотложки, двое дюжих санитаров и врач – все в белых халатах – поднялись с носилками наверх.
Когда выносили носилки с чьим-то телом, полностью скрытым покрывалом, президент фирмы поспешил к вахтеру, взволновано пояснил:
– Гостю стало плохо с сердцем. Вот ведь незадача!..
Вахтер кивнул, но тут порывом ветра из распахнутой двери парадного взметнуло край покрывала, и взору ночного охранника открылась ужасающая картина. Лицо лежавшего было обезображено выстрелом в упор. Охранник в страхе быстро отвел глаза.
Президент "Экспино", проводив "медработников", поднялся к себе, налил полный бокал коньяку и залпом выпил. Надо же было так лопухнуться! Сгоряча пришил конкурента прямо у себя в кабинете. И что такое нашло? Но ведь тот угрожал, не хотел идти на мировую, уперся… А, черт с ним! Сам нарвался. А зам по безопасности молодец, все здорово сделал. Вот только с этим бедолагой-охранником… Заметил ведь! Заметил… Да, не повезло мужику, конечно. Ну что ж – бизнес есть бизнес.
Зам по безопасности утром связался с посредником. Договорился обо всем, положил на счет деньги – оговоренную сумму. Посредник связался с исполнителем. Тот согласился.
Исполнитель – мужчина среднего возраста с ежиком светлых волос и тонкими чертами умного лица – в ближайший час после звонка посредника изучил всю доступную информацию по объекту. Выяснилось, что тот недавно перенес операцию на мозге, от малейшего сотрясения мог скопытиться. И план операции мгновенно сложился в голове киллера.
Он посмотрел на себя в зеркало и, ухмыльнувшись, произнес:
– Аба-ба аба-ба.
Zorra
Широкий подоконник был заставлен разнокалиберными горшочками, горшками и кашпо с комнатными растениями – преобладали традесканция, герань, бегония, кактус. Отдельно над всеми возвышалось лимонное деревцо в кадке.
Лика стояла на кухне возле стола и резала овощи на салат. Затем ссыпала их в большую миску, заправила подсолнечным маслом, перемешала. Оглянулась на растения и улыбнулась, убрав прядь со лба. За окном уже вовсю жарило июньское утреннее солнце.
Брат подъехал в инвалидной коляске, как всегда хмурый и небритый. Гримаса недовольства застыла на его лице, въелась в кожу и лицевые мускулы, изогнула презрительной тетивой рот с тонкими губами. Впалые щеки, лихорадочный блеск больших глаз, залысины на лбу, высохшие ноги, но еще крепкий торс и сильные руки.
– Чего у нас на завтрак, – буркнул он, – опять травой кормишь?
– Есть колбаска, – защебетала Лика, – сейчас порежу.
Брат смотрел на суету сестры и мечтательно закатил глаза:
– Вот когда мама была жива, какие отбивные готовила! А котлеты, бифштексы, тефтели у ней получались – просто объедение…
– Куплю на днях хорошего мяса и приготовлю тебе антрекоты или лангеты. А то и прорублю – пельменями побалую.
– Ты побалуешь… – хмуро пробормотал брат.
Лика не обижалась, знала – братишка любит ее и ценит заботу о нем. С детства за нее горой стоял – и перед своими, и перед чужаками. Всегда заступался, оберегал, помогал. Так и росли. А потом… Мама заболела раком и за какой-то месяц угасла. Отец, и до этого любивший прикладываться к бутылке, тут совсем запил с горя. Однажды, зимой поехал к свояку в деревню. Там, как водится, крепко выпили, батя разругался отчего-то с родственником и на ночь глядя, вдрызг пьяный, поперся на станцию. В разыгравшемся буране сбился с пути, заблудился и свалился спьяну в сугроб. Утром нашли окоченевший труп.
Старший брат Артем к тому времени служил в десантуре, в треклятой Чечне. Там его и ранило осколком снаряда в спину, да так, что остался инвалидом, прикованным на всю жизнь к коляске, да к постели на полу. Пенсия его – чепуха, если бы не Лика, с голоду бы померли.
Артем терзался, что висит на шее у младшей сестренки – Лика ведь не дура, все замечает. Но помалкивала. Ничего, свыкнется, раз уж доля такая выпала.
Артем без аппетита жевал колбасу, вяло ковырял вилкой в тарелке.
– Эх, вмазать бы с утречка грамм двести, – с тоскою произнес он.
– Я тебе выпью, – нахмурилась сестра.
Сама не употребляла и ему не позволяла. Вон, соседский калека Василий – большой любитель был до "кира", ну и помер от этого. Да и пример бати налицо. Нет уж, они с братом будут жить как люди, а не как изгои.
В это время, на другом конце города Маша кормила детей – пятилетнего Владика и трехлетнюю Настю. Те не слушались, баловались за столом. И так каждое утро перед тем, как пойти в детский садик. Благо сад тот располагался неподалеку, в тенистом дворике, да и плата за него оставалась пока еще относительно приемлемой. Как не хотелось отдавать детей в детсад, но выхода не было – ее родители в другом городе, а свекровь сама вся больная, ладно хоть на выходные к той выбираются втроем.
Одно время жили гладко, еще когда Сема, муж, был жив. Деньгу он зашибал хорошую, все-таки дальнобойщиком вкалывал. Она, эта работа треклятая, будь она неладна, и погубила ее соколика. Где-то на трассе напали на фуру какие-то отморозки, распотрошили, умыкнув весь груз. А перед тем отметелили водителей почем зря – напарник выжил, а Семена обрядили в белые одежды, положили в домовину и снесли на погост.
С тех пор все и пошло кувырком. Но Маша крепилась, на ней две живые души, родные кровиночки, плоть от плоти ее и Семы.