"Морской" бизнес Корейца процветал на одном пункте постановления Правительства, по которому моряк, проходивший в море определенное время, получал льготы на растаможивание ввозимой с Запада одной машины. Если машина дорогая, то навар мог составить до десятка тысяч долларов. Понятно, что "Ягуар" за сто тысяч долларов моряк не купит… Но ведь есть люди, которые купят. Поэтому моряка, возвращающегося с рейса, с нетерпением ждут чуть ли не у трапа, только совсем не родные, которых он жаждет видеть, а ребята из бандитской бригады. Дальше разговор короткий - матросик получает пятьсот или тысячу баксов наличными отступных - это в зависимости от настроения бандитов, подписывает документы и едет домой. Что, сам мечтал машину беспошлинно ввезти? Нет, парень, тут такие номера не проходят. Границу и автобизнес держит бригада Корейца, а у нее свои таможенные правила. Впрочем, если очень хочешь сам заняться растаможкой, плати тысячу-полторы зелени налог - и в расчете. Такова жизнь.
Ушаков, глядя на дорогу, по которой несся "Форд", прикинул: если моряки еще в отеле, сейчас в самом разгаре оформление документов. Кореец чаще не сам ввозит машины, а сводит с матросиками представителей оптовиков, которые будут ввозить в Россию партии новеньких авто, и те сами оформляют бумажки.
Начальник уголовного розыска аж причмокнул от удовольствия, представив, как вытянутся морды у всей этой шпаны, когда на их головы свалится польская полиция… Если будет на кого сваливаться…
- Ну, начинаем, друзья, - сказал Полонский, когда в поле видимости на горизонте возникла одинокая двухэтажная с островерхой крышей гостиница.
Выслушав рапорта о выдвижении на позиции, начальник криминальной полиции отдал приказ о начале захвата.
…Получилось все совсем не так, как мечталось, а наоборот - как опасались. Залетев в отель, полицейские со смаком вдавили мордой в пол хозяина, прошлись по его ребрам башмаками в стиле русских коллег. Кроме хозяина, колошматить оказалось некого - там были только в основной своей массе крепко поддавшие и со всем смирившиеся морячки.
- Где бандиты? - заорал Гринев, за плечи встряхивая в дугу пьяного боцмана, развалившегося в майке и в тренировочных штанах в фойе отеля на диванчике в обнимку с пустой бутылкой "Абсолюта".
- Ик, - икнул тот. - Волной смыло.
- Чего?
- Смылись… Чего, менты, что ли?
- Менты.
- Здорово, родимые. - Боцман поднялся, распахнул объятия, но промахнулся.
- Давно смылись? - не отставал Гринев.
- С полчаса назад. - Боцман снова икнул, мутно глядя по сторонам. - Вдруг снялись и уехали.
- Прекрасно, - кивнул Полонский, и лицо у него было при этом, будто он хины объелся.
Узнав, на чем отбыли бандиты, он кинулся к рации в своем "Форде", связался с дежуркой и начал раздавать указания. Ушакову нетрудно было представить, как сейчас вводятся в действие планы по перехвату, перекрываются дороги, ориентируются пограничники.
Переведя дыхание, начальник криминальной полиции с унылым видом устроился на стуле в баре, кивнул хозяину:
- Пива.
Хозяин, изрядно помятый, заискивающе улыбаясь, из бочки налил гостям в объемные глиняные кружки немецкого пива.
- Действительно, братья славяне, много у нас общего, - язвительно произнес Ушаков..
- Лучше, когда общие достоинства, - поморщился Полонский.
- Не скажи. Недостатки роднят еще крепче… Ситуация была предельно ясна и до слез знакома. Каждый морячок приносит Корейцу в среднем по полторы тысячи долларов, а если учесть, что экипажи возвращаются в Полесск постоянно, некоторые насчитывают по семьдесят человек, доходы получаются более чем солидные. И наверняка немалая их часть идет на подкуп различных должностных лиц, в том числе и польских. А продажность в польской полиции - явление хотя и не поголовное, но достаточно широко распространенное. Так что подручных Корейца о рейде полиции предупредили с завидной оперативностью. Полицейские еще усаживались в машины, а бандиты уже делали ноги… Через час пришло сообщение:
- Задержана автомашина "Москвич" с двумя гражданами Латвии и одним гражданином России. В салоне обнаружено два пистолета "ТТ".
…В участке отдыхали двое латышей, обладавших внешностью типичных представителей этой нации. Там же горевал и грузин Ваха - мастер спорта по борьбе, из ближнего круга Корейца. В бригаде Ана был полный интернационал.
- Ваха, - развел руками Ушаков, заходя в комнату, где на привинченном, по всемирным стандартам для таких помещений, к полу табурете сидел грузин. - Приятно встретить земляка на чужбине. Какими судьбами?
- Не знаю, за что взяли, - пожал могучими плечами Ваха. - В Варшаву ездил, да. Задержали поляки, да. Что такое, да?
- Влип ты. - Гринев присел напротив него. - По уши в дерьме. И не выбраться тебе, Ваха, без нашей помощи.
- Какой помощи? - насторожился грузин.
- Ты рассказываешь, как тебя Кореец на работу на польскую землю посылал, - проинформировал Гринев. - Глядишь, не червонец за бандитизм, а трешник условно за хулиганство получишь.
- Не, - покачал головой Ваха, даже из вежливости не тратя времени на обдумывание предложения. - Что говоришь такое, да? Не сегодня на свет родился. Я скоро выйду. Гадом буду, выйду. Адвокат, да. Деньги, да. Поляк деньги любит. Кореец длинный бакс не жалеет на своих.
Ушаков кивнул. Что же, скорее всего так и будет. В лучшем случае поляки продержат Ваху с полгода в тюрьме, будут проводить вялые следственные действия. Потом увидят, что с доказательствами туговато, поскольку их никто и не стремился добыть, арестованного отпустят, а дело направят в Прокуратуру России, чтобы русские привлекали своих граждан к уголовной ответственности сами. Из Прокуратуры дело отправится в Следственный комитет МВД. Там оно проваляется еще полгода, пока будут искать переводчика, чтобы сделать письменный перевод. Потом дело направят по месту жительства обвиняемых. Там следователь, чертыхаясь, примет его к производству и увидит, что потерпевших ему собирать по всей России, поскольку мариманы обычно из разных ее концов, и что работы там непочатый край, и что это всего лишь одно дело из сорока в его сейфе. А потому, поразмыслив, просто сунет папку в сейф, написав справку, что обвиняемый скрылся от следствия, в то время как обвиняемый живет спокойно на съемной хате и занимается тем, чему учили, - бандитизмом. Но если даже случится невероятное и поляки доведут дело до суда, то сроки у них гуманные. Притом обидели не русские граждане польских, а русские русских, а это их личное дело. Так что срок будет символичный, скорее всего условный. Вот и выходило, что Вахе колоться незачем. И он сам прекрасно понимает это.
Вновь Ушаков подумал о том, что с русским бандитом никто в мире не может бороться. С ними способен бороться только наш голодный мент, которому хоть немножко развязали руки. Да вот только руки в последние годы менту не развязывают, а вяжут все крепче и крепче.
- Вот свинство, - воскликнул Гринев, когда вечером их машина двигалась в сторону России. - Считай, сорвался Ваха с крючка.
- Игрушки это все. Надо брать Корейца на своей территории, - сказал Ушаков. - Крепко брать, чтобы не выскользнул змеей.
- Крепко, - хмыкнул Гринев. - Он у Управления по оргпреступности в разработке уже который год? Чего эти балбесы его крепко не берут?
- Вопрос риторический. Они не берут, мы возьмем, - произнес Ушаков многообещающе.
Глава 8
КУРЯТНИК
Из женских клубов Полесска "Афродита" считалась самым престижным. Точнее, это был курятник, куда "новые русские" и чиновная братия отправляли одуревших от безделья в четырех евроремонтных стенах своих жен. Чтобы те на других куриц посмотрели, себя показали, покудахтали всласть да почистили бы крылышки - маникюр, прическа, солярий, бассейн. Ну а главное, похвастались бы всласть друг перед другом, без этого никакие деньги не в радость, кто там детеныша в детсад в Англию отправил, кому муж "мере" цвета "мокрый асфальт" подарил, у кого новое бриллиантовое кольцо, кто только что вернулся из кругосветного путешествия на дорогом суперлайнере, а кто отстегнул тридцать тысяч долларов за вступление в московский гольф-клуб.
Лена Колпашина потянула через соломинку коктейль "Афродита" - фирменное местное угощение, поставила бокал на подставку, руки у нее слегка тряслись.
- Еще закажем? - спросила Вика Сапковская, поболтав ногой в воде. Бассейн был отделан голубой плиткой, так что вода в нем тоже казалась ярко-голубой. Ее бокал уже дано опустел.
- Не хочу, - произнесла вяло Лена.
В бассейне было еще трое молоденьких, будто с одной распродажи, "новорусских" жен. Вика и Лена были куда старше их - им перевалило недавно за тридцать, ветер уже в голове не гулял, как раньше, да и пришли они немножко из другого времени, так что, глядя на этих девчонок, Лена ощущала, что между ними пропасть.
- Ты какая-то не такая сегодня, - покачала головой Вика. - Ну, расслабься, подруга. Чего тоскуешь?
- Да все то же.
- Я тебе так скажу, подруга… - Пухленькая Вика строчила словами со скоростью пулемета и в отличие от немного флегматичной и часто задумчивой худосочной Лены являла собой типичный образец машины, которая поглощает и перерабатывает слухи и способна завести своей энергией кого угодно. - Ты на них меньше внимания обращай. Это их работа - делать деньги и сходить с ума от этого.
- А наша работа?
- А наша работа - эти деньги тратить и не лезть к нашим мужикам, когда не просят. Вон мой после тех дел вообще какой-то чумной стал, глаза стеклянные. И пусть. Его проблемы…
- Да ну тебя…
- Станешь чумным. Такие деньги проворонили.
- Деньги, деньги, деньги, тугрики, - протянула Лена.
- С другой стороны - что, последние деньги? Не последние. Зато дуракам наука… Кстати, твой-то как?
- Я вижу, что ему тяжело. Такой удар.
- Ничего. Еще заработают. А не заработают - других найдем. А, подруга?
- Ну чего ты говоришь, - поморщилась Лена.
- А чего. Вон Инессу возьми. Ей вообще на все наплевать. Ей плевать, что Глушак злобой изошел. Для нее мужик - существо сугубо утилитарное. Как вол. Свое отслужил, перестал поле пахать - под нож.
- Ты скажешь…
- Сколько она уже мужей пережила? И один другого круче. И ей плевать, что у Глушака чердак сносит, что он как идиот по всему городу бегает и клянется найти того, кто его деньги стырил. Учись у этой шалавы.
- Я его вчера видела в китайском ресторане. Действительно, какой-то немного…
- Дурной. - Вика нагнулась и зачерпнула в ладонь воду. - Так это у него всегда было. Он же козел. Козел натуральный… Мой Казимирчик - тоже козел хороший. Но по сравнению с Глушаком - просто ангел. Вот тот козел. Всем козлам козел… Нет, все-таки по коктейлю.
Она жестом подозвала официанта и кинула ему:
- Толик, две "Афродиты". И соленый огурчик… Ну, чего вылупился? Шучу. Два коктейля…
Официант мягко и уважительно испарился, как умеют испаряться официанты в шикарных заведениях, чтобы потом так же уважительно возникнуть.
- Нет, ну ты скажи, Глушак не козел?
- Козел, - с чистым сердцем согласилась Лена.
- Грубая такая сволочь. Я вообще не знаю, как он деньги зарабатывает. И по виду, и по повадкам - чистейший снежный человек. Дикий, да. Питекантроп. Предок человека цивилизованного. Ты слышала, чтобы он с кем-нибудь по-человечески обошелся, слово доброе сказал? У него же все, как он говорит, "гниды", "уроды" и "падлы". Во, - она постучала по кафелю рядом со своим лежаком. - Откройте, стучат… Из-за чего они с благоверным твоим разлаялись?
- Глушак решил, что Арнольд две фуры с "Мальборо" мимо него провел.
- А он провел?
- Знаешь, это их дела. Я в них не лезу, - раздраженно воскликнула Лена.
- Может, проводил, может, и не проводил, - не обращая внимания на нервный тон подруги, произнесла Вика. - Но Глушак - он же психованный. И Арнольд твой тоже хорош, но он хоть человек интеллигентный, с высшим образованием. А этот питекантроп вместо разговора по душам ему сразу в лоб. Не так?
- Так.
Лена вспомнила, как Арнольд появился дома после конфликта с Глушко в черных очках. Под глазом мужа светился фингал, и ребро было сломано. Пришел и сказал тогда:
- Я больше в офис ни ногой. Пусть этот гад один работает. У него две извилины в башке, так что быстро по миру пойдет.
Но за те месяцы, что они поделили пополам бизнес и до сих пор пытались безуспешно поделить фирму "Восток", по миру Глушак не пошел. А в первый раз по-настоящему он влетел с деньгами, которые передал Сороке. Жадность подвела - хотел получить сразу и много, поэтому вложился в это дело куда щедрее, чем требовала элементарная осторожность.
- Он же с людьми обращаться не умеет, - продолжала поливать Вика нелюбимого ей Глушко. - Сразу рычит. Так что во всей этой истории с кидком Арнольда и моего дурака еще жалко. А этого питекантропа… Так ему и надо.
- Глушак подлец, - согласилась Лена. - Муж мой с ним сколько лет были друзья - не разлей вода. Арнольд его от тюрьмы пять лет назад спас. Если бы не он, Глушак бы до сих пор сидел. А этот подлец его избил. Ну почему так, Вик? Ведь друзья же… А сейчас один на другого волком смотрят…
- Деньги, подруга, деньги. Друзья друзьями, а табачок врозь.
- Нет, я этого не понимаю.
- А мы много чего не понимаем.
- Ох, Вика, - вдруг с грустью произнесла Лена. - Как же мне все осточертело! Ну почему так? В последнее время все с цепи сорвались. Одни разговоры - кинули, как деньги возвращать, как фуру растаможить… А я жру таблетки горстями.
- Тебе-то чего, подруга?
- Я боюсь. Понимаешь. Просыпаюсь, и мне страшно. Я не знаю, чем закончится этот день.
- А ты меньше напрягайся.
- Я не могу меньше напрягаться… Я выглядываю в окно, где Арнольд оставил джип, и не знаю, на месте ли он или его опять угнали. Две машины угнали за полтора года, почему бы не угнать третью. Я провожаю его на работу и не знаю, придет ли он обратно. Сороку убили, а я его неплохо знала еще до сигаретных дел. И жену его знаю… И самое страшное, постоянно примеряю все на себя - а как, если бы не его, а моего Арнольда…
- Нет, я тебя, конечно, понимаю…
- Я по ночам просыпаюсь… И мне кажется, что сейчас снова грохот этот услышу. Когда нам в гараж мину заложили полтора года назад. И мне опять страшно… Эти деньги. Опять будет что-то. Я чувствую.
- Когда будет, тогда и будешь голосить, - отмахнулась Вика. Ее оптимизму и жизнерадостному фатализму можно было только позавидовать. И издергавшаяся за последние два года больше, чем за всю предыдущую жизнь, Лена ей завидовала, поскольку сама так легко жить не умела. После взрыва ее гаража, когда Арнольд чудом остался жив, у нее начала дергаться щека. Чуть разволнуется - дергается.
Вика выбросила соломинку и одним махом проглотила коктейль. Потом оглянулась.
- Во, королева, - хохотнула она. - Собственной персоной.
Инесса Глушко неторопливо вошла в помещение. На ней был вызывающе открытый купальник. Миниатюрная, с черными пышными волосами, красивая, смуглая, лицо с правильными, чуточку восточными чертами, она выглядела очень эффектно. Оглянулась лениво, завидев двух подруг, помахала им снисходительно и торпедой вошла в воду бассейна. Ее движения были сильные и отточенные.
- Чего она сюда ходит? - усмехнулась Вика. - Тут мужиков нет. Не с кем рога Глушаку наставлять.
- Наставляет, думаешь? - озабоченно спросила Лена.
- А ты на нее посмотри. Она что, может не вырастить своему благоверному такие красивые, тяжелые, разветвленные рога? Как, по-твоему?
Лена пожала плечами и сказала:
- Моя знакомая ее вчера видела у ювелирного на Энгельса с каким-то мужиком.
- Да? - ударила в ладоши Вика. - Трахалыцик новый.
- Может, и нет ничего, - с сомнением произнесла Лена.
- Да есть. Точно есть.
- Ха, - повеселела Лена. - Представляешь, что будет, если Глушак узнает?
- Ну и чего?
- Прибьет ее. А, Вика?
- Еще неизвестно, кто кого. Такая скорпионка. Двух мужей к тридцати годам пережила. Думаешь, третьего не переживет?
- Чего-то мы не о том заговорили.
- О том, о том. Посмотри, шалава выплыла, - кивнула Вика на Инессу, будто досадуя на то, что та не потонула.
Инесса вылезла из воды, отряхнула роскошные волосы и, высокомерно улыбаясь, приблизилась к подругам.
- Скучаете? - спросила она.
- Да. Не жизнь, а сплошная скука, - кивнула Вика. - Может, развлечешь чем?
- Пожалуйста, - Инесса вытянула руку. - Смотрите. Валера привез из Амстердама. Прямо из офиса де Бирса. Шестнадцать тысяч долларов.
На ее пальце сияло кольцо с крупным чистейшим бриллиантом.
- Это дешево, - решила добить своих знакомых Инесса. - Тут такое минимум тридцать семь стоит.
- Я бриллианты не люблю. - Вика невольно поморщилась. Инесса добилась своего - опустила настроение своих знакомых, и в глазах ее было ликование.
- Дело вкуса, - сказала Инесса. - Мне нравится…
Глава 9
КОГДА БОЛЯТ СТАРЫЕ РАНЫ
Ушаков встал из-за стола, сделал несколько резких движений, помассировал шею и лоб, но это не помогло. Он подошел к окну и мрачно поглядел на хлещущий за окном по черепице двухэтажных особняков, по плоским крышам пятиэтажных хрущоб, по асфальту, зонтам и машинам противный долгий дождь.
В Полесске менялась погода. Пришел влажный циклон, давление резко упало. И у Ушакова из дальних закоулков тела поползли затаившиеся боли. Ныла сломанная лет тридцать назад рука. И шею сковало. Но все это мелочи. Хуже, что гудела чугунным котелком голова. Как-то так получается, что боль старых ран в такие вечера связывает разошедшиеся кончики времен. И кажется, что не семнадцать лет кануло в Лету с того момента, как обдолбавшийся наркотиками зэк убивал опера, а было это вчера…
А ведь действительно прошло семнадцать лет. Ушаков в такие вечера ненавидел несущееся вперед время. Ибо неслось оно в одну сторону. От прошлого остались боли. А от будущего сейчас только ощущение неизвестности и четкое знание того, что жизнь движется к финалу.
Как же мучает мигрень! Той металлической трубой озверевший, расставшийся сознательно и окончательно с человеческим обликом зэк едва не вышиб из Ушакова жизнь. Но едва не считается.
Была Сибирь. Был поселок Олянино в лесу, представлявший собою одну колонию-поселение, где жили несколько сот заключенных. Был уже ставший тогда давно привычным сибирский лесоповал. Ушаков получил оперативную информацию от своего источника, что в колонию-поселение пошли наркотики и закрутились большие деньги. Нужно было срочно что-то предпринимать. И они двинули туда - Ушаков со своим коллегой и соседом по кабинету - оперативники областного Управления исправительно-трудовых учреждений и еще один инспектор. По дороге прихватили местного опера угрозыска, Они еще не знали, что заснеженный тракт - это для них дорога в ад.
С наркотиками разобрались быстро. Общими усилиями за пару дней вычислили пять человек, кто завалил зельем колонию. Примерно прикинули, куда уходили деньги. Оставалось расколоть зэков и повязать под ельников, возивших наркотики. Те пятеро знали, что их беззаботная жизнь кончилась. И, вечерочком вбахавшись наркотой, обсуждая, что делать, вдруг посмотрели друг на друга и все поняли без слов.
- Им же, псам, хуже, - сказал главарь.