Лунный плантатор - Руслан Ходяков 11 стр.


- Нет, что вы! - сказал Вадик. - Какой я гений. Никакой я ни гений. Так… Рисовальщик. И все такое… Жить-то на, что-то надо?

Итак, что увидел Родик в альбоме рисовальщика?

В полиэтиленовые, прозрачные ячейки альбома, вместо рисунков и, тем более, фотографий были вставлен искусно заполненные бланки всевозможных документов: Паспорта - внутригражданские и заграничные; Удостоверения личности; Членские билеты всевозможных организаций, обществ и партий; Иностранные паспорта; нотариальные документы - купчие, доверенности, свидетельства; Просто свидетельства "в корочках" - об окончании разных учебных заведений, о рождении, о браке… И многое, многое другое…

Вадик Кулебякин был гением фальшивки. Вадик Кулебякин не гнушался ни чем. Он с одинаковым усердием и виртуозностью мог поделать паспорт гражданина республики Мозамбик и проездной билет на городской транспорт за ноябрь месяц.

Но основное достоинство Рисовальщика Вадика Кулебякина заключалось не в этом. Он проделывал документы не только любо страны мира, но и любого года, десятилетия, столетия и даже эпохи!

Первые несколько листов в альбоме было отведено вышеперечисленным шедеврам современности, но листая альбом дальше Родик как бы погружался в глубь времени.

Вот за тонкой пленкой полиэтилена лежало удостоверение генерального секретаря Коммунистической Партии Советского Союза Никиты Сергеевича Хрущева, которое вряд ли кто либо взялся отличить от настоящего - чуть потертое, блистающее кожаным глянцем обложки с золотым теснением, с фотографией лысого, круглолицего генсека и сиреневой печатью секретариата.

- Это удостоверение, - пояснил Кулебякин. - Меня попросил изготовить один коллекционер из Саратова - старый коммунист, как он говорил личный друг Хрущева. Я его заказ выполнил, а он не забрал. Помер. И все такое… - Кулебякин вздохнул. - Ничего удостоверенице получилось. Правда?

Родион кивнул и перевернул страницу и прочитал:

- Указ о всеобщей мобилизации… Товарищи! Отечество в опасности… - взгляд его скользнул вниз страницы. - Одна тысяча девятьсот сорок первый год… Подпись… Иосиф Сталин?

- Ага, - сказал Вадик. - Эту работу мне директор музей Великой Отечественной Войны заказал. Они хотели оригинал подменить и продать за границу. Не вышло у них там, что-то… А работа у меня осталась. Вот. И все такое…

- Да… - протянул Родик. - Забавно. Интересный у вас альбомчик получается, гражданин Кулебякин. Рисуночки у вас такие забавные…

- Да, - согласился Вадик. - Интересный, - и торопливо добавил. - Жить-то на, что-то надо…

- Это точно, - усмехнулся Родик и добавил чуть слышно себе под нос. - Одними сушеными одуванчиками, да консервированными картинами в банках сыт не будешь… А это, что?

- Где? - Вадик привстал с тахты и заглянул в свой альбом. - Это? - он деликатно указал мизинцем на "старинный" документ. - Указ об отречении от власти Николая второго. Сделан был по заказу реставрационного бюро Эрмитажа.

На оригинал у них реставраторы нечаянно кофе пролили. Так они мне эту подделку заказали, что бы дирекция не заметила. Только вот обман раньше вскрылся чем я работу закончил, - огорченно проговорил Кулебякин. - А так бы заменили оригинальчик на копию - никто бы и не заметил. Лежал бы он себе под стеклом как и раньше…

- То есть, как это - никто бы и не заметил? - спросил Родион.

- А вы, что думаете? - сказал Вадик. - В музеях под стеклом только оригиналы лежат?

- А как иначе? Это же музей!

- Наивный вы человек, извините, и все такое… - с легким осуждением в голосе проговорил Кулебякин.

Глава восемнадцатая
В которой выясняется, что Козьма Прутков был тысячу раз прав когда говорил: "Не верь глазам своими!" И в которой Родик не верит своим ушам

Родик поперхнулся. Давненько его не называли наивным.

- Все более или менее значимые музейные раритеты, - продолжил Вадик. - Давно уже перекочевали из запасников музеев в закрома антикваров и частных коллекционеров. Большая часть из того, что вы видите под стеклом - копии искусно изготовленные такими же рисовальщиками как я.

- Это же золотое дно! - поразился Родик.

- Скорее не золотое дно, а золотая верхушка айсберга, извините, - поправил Кулебякин Родиона. - Музеи - дешевка! Витрина гастронома с окороками, колбасами и фруктами из гипса или папье-маше. Все такое красивое, сочное, с пылу с жару… У прохожих текут слюнки, но есть это нельзя, потому, что это не настоящее!

- Я к тому, - сказал Родик, - Что, кто-то на этом делает колоссальные деньги.

- Делает, - согласился Вадик. - Хотя, по правде сказать, в большинстве своем копия ничем не отличается от оригинала. Различия может обнаружить только спец по этому делу.

- И картины в музеях - подделки?

- Извините, - обиделся Вадик. - Не подделки, а копии! Но, копируют все, что имеет хоть какую-то ценность! В мире рисовальщиков четкое разделение труда, - пояснил Кулебякин. - Я, например, специализируюсь на подделке… - Кулебякин запнулся. - На копировании документов. Есть рисовальщики изготавливающие копии картин. Есть "ювелиры". Есть "скульпторы"… И все такое…

- А, что? - поинтересовался Родион. - "Данайя" в Эрмитаже, которую кислотой облили тоже была не настоящая? В смысле копия?

- Не-а, - отрицательно покачал головой Вадик. - "Данайя", то как раз была настоящая. Поэтому и переполох такой поднялся. Ее вскоре собирались в штаты продать. Один питерский рисовальщик уже над копией работал… Да вот беда случилась… А мое дело маленькое. Я документы копирую. Я, так сказать, - Вадик улыбнулся. - Интеллектуальный, высокохудожественный ксерокс!

- И много вы изготовили таких копий? - спросил Оболенский, кивнув на альбом с "рисунками".

- Много, - уклончиво ответил Вадик. - Жить-то на, что-то надо?

- Профессиональная тайна рисовальщика? - усмехнулся Родион.

- Угу, - кивнул Кулебякин. - Зачем вам знать? И все такое?

- Действительно незачем. Что я - налоговый инспектор, что ли? Мне просто интересно.

- Ну… Если интересно… И все такое… То, множество я всяких указов царских переделал и прочих автографов, - с гордостью сказала Вадик. - Начиная от Владимирской Руси, и по нынешний день. С пергаментом могу работать, с берестой… Это с одной стороны. А с другой документы на защищенной бумаге. С водяными знаками, там, и голограммами разными…

Письма рисовал… Например весь цикл писем Пушкина к Наталье Гончаровой - моя работа.

А Пушкин такой шалун был, - мечтательно произнес Кулебякин и зажмурился, словно вспомнив работу над письмами Поэта. - Такой шалун… Такие закавыки на полях выделывал… Рисуночки рисовал, просто стыд! И это в письмах к любимой женщине!

Потом, мне приходилось "Войну и Мир" толстого копировать. Третий вариант. Ну - это рутина сплошная! Пять тысяч страниц скорописного текста!

Вообще в моем деле самое сложное сделать копию бумаги на которой автограф размещается. Долго приходится возится с синтезом целлюлозы, слои фильтровать, добиваясь эффекта старения… Вам интересно? - спохватился Кулебякин.

- Очень интересно, - ответил Родик. - У вас, что, есть своя химическая лаборатория?

- У меня? Да какая это лаборатория? Так - баловство с микроскопом… - Вадик встал, подошел к шкафу и распахнул обе дверцы.

Внутри, вместо вешалок с одеждой и полок с постельным и прочим бельем на широкой столешнице стоял: микроскоп, спиртовая горелка со змеевиком, портативный компьютер от которого к микроскопу и каким-то другими электронным устройства тянулись змеевидные жилы проводов.

На узких полках в беспорядке, а точнее в порядке ведомом только Вадику Кулебякину, стояли склянки и колбочки с какими-то жидкостями, коробочки с порошками, ванночки, бутылочки, резинки, пипетки, сверкающие хромом инструменты похожие на хирургические. Тут же лежали стопки картона, бумаги, кожи, полиэтилена и прочего картонажного материала.

Родика поразило сначала как столько разнообразных веще могут поместится в одном платяном шкафу, но присмотревшись он понял, что задняя стенка у шкафа отсутствует, а за самим шкафом находится широкая ниша, служившая некогда дверным проемом. Вход в соседнюю комнату замуровали, а ниша осталась и поэтому шкаф внутри был в несколько раз больше чем снаружи.

- Вот, извините, - смущенно произнес Кулебякин. - Рабочее место рисовальщика. Это так, ерунда. Если мне нужны какие-то серьезные исследования, то я делаю их на работе. Я тут на пол ставки в НИИ "Спецматериалов" работать устроился. Там-то техническая база получше! И все такое…

- Все равно, - сказал Родик. - Впечатляет, гражданин Кулебякин! А на самом деле вы не такой божий одуванчик, каким хотите сразу казаться! - заметил Родион.

- Опять вы про одуванчик, - обиделся Вадик и произнес, глубоко вздохнув. - Одуванчики - особый случай. Я их люблю и они меня любят… Вот… Извините…

- Это вы меня, Вадим, извините, - поспешил оправдаться Родик. - В жизни каждого человек есть место хобби. Вы любите лакированные одуванчики и картины в банках? Ради бога! Кто вам запретит? Я люблю шелест банкнот и по характеру этого шелеста на слух могу определить номинал купюры. Кто мне запретит? Никто! Это мое хобби! Правильно?

- Наверное, - Вадик робко пожал плечами. - Вы хотите заказать мне какой-нибудь рисунок? - спросил он.

- Хочу, - сказал Родион. - Очень хочу. Даже не знаю, что я бы без вас делал!

- И какой?

- Да пустяки, - отмахнулся Родик. Судя по всему, для вас, рисовальщик Кулебякин, это сущие пустяки. - Мне нужна обычная дарственная.

- Заверенная, - спросил Вадик.

- Естественно!

- Нотариусом?

- Нет.

- А кем? - оживился Вадик.

- Да ерунда, - улыбнулся Родик. - Иваном Грозным. Государем Иваном Грозным, - поправил он себя.

- Интересно, - глаза Вадика блеснули. - У вас есть оригинал?

- К сожалению нет, - Родик развел руками.

- А, что у вас есть? Копия? Фотография? Ксерокопия? Эскиз?

- Ничего этого у меня нет, - сказал Родион. - У меня есть только текст документа. Я так подозреваю. - Родик понизил голос. - Что оригинала в природе не существует, - произнес он как бы по секрету. - понятно?

- Так это "мифок"! - обрадовано воскликнул Вадик Кулебякин. - обожаю такую работу!

- Какой еще "мифок"? - спросил Родик.

- "Мифический документ"! - глаза Вадика загорелись. - Работа для настоящего рисовальщика! Это такой документ, которого на само деле не существовало, но в историю он вошел как якобы действительно существовавший. Например - "Письмо казаков турецкому султану". Миф чистой воды - "мифок"! А многие, даже маститые историки, считают, что это письмо действительно было написано! Мне даже приходилось делать копию с этого "мифка", как якобы с оригинала. Вот. Извините…

- А чему вы так обрадовались? - поинтересовался Родик.

- Как, - Кулебякин всплеснул руками. - Как? Это же действительно интересная работа! Одно дело изготовить копию существующего документа, а другое дело СОЗДАТЬ документ той эпохи! Вам же нужен НАСТОЯЩИЙ документ той эпохи, а не банальная поделка под старину? Правда?

- Ну да, - кивнул Родион. - Бумажка должна соответствовать. А, что есть какие-то сложности? - подозрительно спросил Оболенский.

- Нет, что вы! Никаких сложностей. Конечно, же я берусь за эту работу. Когда вы хотите получить результат?

- Чем скорее - тем лучше, - сказал Родион.

- Две недели вас устроит?

- А побыстрее?

- Я то могу побыстрее, - Кулебякин развел руками. - Химия не может. Нужно подготовить бумагу… И все такое… Извините… - застенчиво стал бормотать Вадик. - Только процесс катализа неделю займет… Но если в ущерб качеству… То… Хотя выдавать некачественный рисунок не в моих правилах… Но если вы будете настаивать… Извините… Это вам не сургуч сварить… Извините…

- Хорошо, хорошо, - Родион прервал его бормотание. - Две недели так две недели, черт побери.

- Ладно, - с благодарностью кивнул Кулебякин. - Я не люблю когда меня торопят. Мне нужно настроится… И все такое…

- Еще одна маленькая деталь, - сказал Родик. - Сколько это будет стоить?

- Немного, - Вадик посмотрел на Родиона чистыми детскими глазами. - Я много не возьму. Вы Наткин знакомый и все такое… А мы с ней восемь лет в одном классе учились. Я ее за косички дергал… Извините… - Кулебякин смущенно посмотрел себе под ноги.

- Сколько? - терпеливо спросил Родик.

- Ну, - заюлил Вадик. - Реактивы нынче дорогие. Жить то как-то надо… И вообще, сами понимаете… Извините…

- Ну?

- Семьсот… Дорого?

- Чего - семьсот? - чувствуя подвох, переспросил Оболенский.

- Американских президентов, - сказал Вадик. Вы считаете, что семьсот долларов это дорого за старинный документ, тем более автограф самого государя Ивана Грозного?

- Не понял, - сказал Родик. - Какой старинный документ? Где старинный документ? Какой такой автограф? Это же подделка!

Вадик Кулебякин насупился и сел на тахту.

- Очень обидные мне ваши слова, - сказал он и засопел. - Я настоящий Рисовальщик. Я подделок не делаю. Вам нужен этот старинный документ - вы его получите. Не хотите - купите в канцтоварах набор китайских фломастеров и нарисуйте сами. Вот. Извините… И все такое… - он отвернулся к окну и стал смотреть на свою последнюю картину за стеклом трехлитровой банки.

- Ладно, - сказал Родик, вставая со стула. - Через две недели вы получите пять сотен и не одной американской копейкой больше. Торговаться больше не советую.

- Хорошо, - оживился Вадик Кулебякин. - Только для вас и Наты. Давайте текст.

- Вот, - Родик достал из кармана пиджака бумажный листок и протянул Кулебякину.

Вадик развернул его и стал читать про себя, медленно шевеля губами.

- "… и жалую в вечное владение Солнце в поднебесье. Иван Грозный, государь всея Руси…", - в слух прочел он последнюю фразу. Даже не прочел, а как бы сглотнул на одном дыхании. - Синтаксис придется немного изменить, - выдохнул Вадик. - Таких речевых оборотов в то время не было. Уж поверьте мне. Я этим вопросом немного занимался… А так ничего… Правильно. И все такое… Вы изучали историю России? - спросил он Родика.

- Чего я только не изучал, - отмахнулся Родион подходя к двери и беря в руки Наткин зонт. - Я зайду через две недели. Хорошо?

- Заходите, - сказал Кулебякин. - Примерно в это же время. Я думаю работа уже будет сделана.

- До свидания, - сказал Родик, еще раз окинул взглядом жилище Вадика Кулебякина: одуванчики, картины в банках, шкаф-лабораторию и покачал головой. - Нет, гражданин Кулебякин. Вы не сумасшедший, вы даже не божий одуванчик… Вы ЖУК!

Вадик уставился на Родиона.

- А как вы догадались? - спросил он.

- Интуиция, - сказал Родик и вышел из комнаты натолкнувшись в дверях на старушку-соседку с кастрюлей борща наперевес. - Извините, бабушка, - сказал Оболенский. - Я весь в пардонах. Где тут у вас дверь?

- Там, - каркнула бабуля в сторону выхода и добавила. - Вадик, Проводи человека!

- Извините, - послышался голос Вадима Кулебякина, но Родика уже и след простыл.

Глава девятнадцатая
В которой выясняется, что жизнь подчинена четырем математическим действиям, но Родику не одно из них не подходит, потому, что примитивная математика идет вразрез с его убеждениями

Охота началась.

Родион Оболенский шел по следу, как гончая почувствовавшая запах зайца, распутывая петли и продираясь сквозь ольшаник в погоне за жертвой. И сколько бы косой не хитрил, сколько бы не петлял, ныряя в овраги и прячась за перелесками, ему все равно не уйти от острых зубов. Потому, что в этом и состоит смысл охоты. Один убегает - другой догоняет.

Все просто. Можно сказать больше. В любой охоте жертва в принципе обречена быть загнанной, пойманной и освежеванной.

Для Родика уже не имело значения как он это сделает, каким таких хитрым, заковыристым способом он добьется своей цели. Для него имело значение только то - что жертва существует, и этого ему было вполне достаточно. Он уже ясно предвидел финал. А в финале, посреди широкого дубового стола, на серебряном блюде, свесив ножки, лежал запеченный, а точнее спекшийся, ароматный, фаршированный заяц, нашпигованный "капустой", любовно украшенный "зеленю", но, естественно, не киндзой, петрушкой или, там, листьями салата, а благоухающими типографской краской долларами.

"Что такое "ничего" и как сделать "чтоб было"". Над этой, на первый взгляд, пустяковой проблемкой вынужден биться любой человек, лишь стоит ему постичь азы банальной арифметики, если он, конечно действительно Homo, и, тем более sapiens!

Четыре простых математических действия: сложение, умножение, деление и вычитание. Это то на чем основывается умение делать деньги. И дело даже не в бухгалтерии.

Кто-то любит складывать и умножать, накапливать богатство и скирдовать его в копны. Колосок к колоску, зернышко к зернышку и пополняются тебе закрома, нарастает жирок и приходится ослаблять поясной ремень на лишнюю дырку.

Кто-то любит делить и отнимать. Запустить руку в чужой карман и не вынимать ее оттуда как можно дольше, при этом держа нож у горла карманообладателя. Но это уже не дело, а форменный разбой на большой дороге. За это официальные органы и покарать могут, а обиженный обладатель кармана, подвергнутого такой математической операции, нанять неласковых дядек с базуками и пластикой взрывчаткой, то есть киллеров, кому не ясно.

Как говаривал духовный наставник Родиона Оболенского Костя Остенбакин: "За такие шутки, в зубах бывают промежутки!" А Родик уважал и ценил мнение Кости Остенбакина. Костя Остенбакин был для него непререкаемым авторитетом. И в части стоматологии тоже.

Родик также свято чтил кодекс взломщик. Третье правило взломщика, на первый взгляд простое и незатейливое, гласило: "Пользуйся черным входом!" То есть никогда ничего не взламывай!

Родик и не взламывал. Родик знал, что истина как всегда находится где-то посередине.

Родик не складывал и не умножал, не делил и не отнимал. Родик извлекал квадратные корни.

Он плел силки и расставлял сети так, что обескураженный его кавалерийским напором индивидуум сам нес ему деньги бережно завернутые во вчерашнюю газетку.

Обладатель энной суммы в купюрах крупного, среднего и мелкого достоинства зачаровано шел на зов Родика, переставляя ватные ноги и преданно глядя в глаза, как зомби, как розовый кролик загипнотизированный мистическим танцем священной кобры.

Человек похож на клубок ниток, с виду упругий, гладкий и неделимый как бильярдный шар, но стоит потянуть за одну единственную ниточку и клубок этот начинает разматываться до тех пор пока в руках у тебя не окажется мягкий ворох шерстяной пряжи.

Родик играл с людьми как задиристый котенок играет с клубком шерсти. Сам процесс дерганья за ниточки доставлял ему удовольствие!

Люди в сути своей разные, непохожие друг на друга как разноцветные клубки ниток в плетеной корзинке у вязальщицы Жизни, которая вяжет из них огромный шерстяной полог судьбы, вплетая жизнь одного человека в жизнь другого с помощью изнаночных и лицевых петель.

Клубки разные, но ниточки-то одинаковые! Одни и те же страстишки управляют людьми! Нужно только выбрать нужную нить и набросить ее на крючок. А дальше вяжи - не хочу, хоть веревки вей из человека. И очень даже просто.

Назад Дальше