- Ну, здравствуй, здравствуй, блудный сын! - улыбнулся он, раскидывая в стороны руки. - Рад видеть тебя, Леша.
- Здравствуйте, Петр Иванович. - Саликов улыбнулся в ответ, причем вполне искренне, с симпатией.
- Здравствуй, Тонечка. - Щукин подошел к Антонине Сергеевне и, галантно поклонившись, поцеловал ей руку. - Вы себе не представляете, как я рад вас видеть. Следом за Петром Ивановичем на крыльце появилась миниатюрная, необычайно стройная женщина в накинутой на плечи лисьей шубке. Она быстро и придирчиво осмотрела Антонину Сергеевну, вероятно учуяв в ней соперницу на звание "королевы бала". Впрочем, уже через мгновение на губах ее засияла приветливая улыбка.
- Здравствуйте, Алексей! Здравствуй, Тонечка! - Женщина спустилась с крыльца на идеально расчищенную подъездную дорожку. - Мы так рады вас видеть.
- Да, - поддержал Петр Иванович. - Марго все дождаться не могла, когда Тоня появится. Не терпится посплетничать. Известно ведь, какие удовольствия в жизни генеральских жен… Только и остается, что языком почесать. Дворцовые интриги, шуры-муры… - Он покрутил в воздухе рукой, давая понять: мол, чего-чего, а уж этого-то добра у нас завались, и все засмеялись. Володя переминался с ноги на ногу у машины, всем своим видом давая понять, что он очень смущен и чрезвычайно польщен тем, что его согласились принять у себя столь высокопоставленные люди.
- А это у нас кто? - Петр Иванович остановился перед Прибыловым и внимательно оглядел его с головы до ног. Затем повернулся к Алексею Михайловичу. - Так это и есть тот парень, о котором ты мне говорил?
- Он самый. - Алексей Михайлович кивнул. - Парень хороший и, главное, специалист дельный. А какой-то умник из вашего ведомства решил услать его в тмутаракань, куда-то за Урал. Посудите сами, Петр Иванович, мужику все-таки уже за тридцать, пора бы перестать по Союзу мотаться. Да и семью завести не мешало бы - он ведь до сих пор в холостяках ходит, - а какая может быть семья с постоянными разъездами…
- Вон как… - Петр Иванович захохотал, громко и с удовольствием. - Ты когда в последний раз Союз-то видел, голубь? Нас-то с тобой, почитай, до пятидесяти по всей стране гоняли. То Ленинград, то Петропавловск, то Днепропетровск, то Вайга. - Он вновь повернулся к Володе и протянул для пожатия руку. - Тебя как звать-величать-то, полковник?
- Владимир Андреевич Прибылов, товарищ генерал, - отрапортовал Володя.
- Ты это брось. Генерал… Мы тут не на службе. Так что давай просто, по имени-отчеству. Ты у меня в гостях, а как говорят на Кавказе, гость - самое ценное, что есть в доме. Володя улыбнулся. Без нажима. Мягко.
- Значит, Владимир Андреевич… Ладно, Владимир Андреевич, подумаем насчет тебя, подумаем. В армии толковые люди нужны. - Он засмеялся и подмигнул Саликову. - И не только за Уралом. Верно, Леша?
- Совершенно верно, Петр Иванович, - спокойно согласился тот.
- Петя, - подала голос Маргарита, - что же ты гостей на улице держишь?
- А и верно, простите старика, - захохотал Петр Иванович.
- Пойдемте-ка в дом. До Нового года еще неблизко, вот пусть наши женщины и постараются. Марго, ты нас сегодня своими фирменными салатами побалуешь? Маргарита Иннокентьевна улыбнулась чуть смущенно, не без доли кокетства:
- Петь, ты ведь знаешь…
- Ладно-ладно, не скромничай. - Щукин притворно нахмурился. - Чтобы были салаты, и никаких! Генерал я или не генерал? - Он повернулся к гостям. - Представить себе не можете, как она готовит "оливье". Пальчики оближешь. А заодно и посплетничаете с Тонечкой. А мы пока по рюмочке с устатку пропустим да о делах покалякаем. Гости прошли в дом. Задержавшись на крыльце, Петр Иванович повернулся к машине и скомандовал:
- Все, Саша, можешь ехать домой. Ты нам сегодня больше не понадобишься.
- Хорошо, Петр Иванович, - кивнул тот. - С наступающим вас.
- И тебя тоже с наступающим. Передай привет жене. А после Нового года… Ладно, в общем я тебе подарок кое-какой приготовил. Сейчас, правда, вручить не могу, ну а четвертого, в торжественной обстановке, как положено… Саша улыбнулся.
- Спасибо, Петр Иванович.
- Не за что, не за что, Сашок. Поезжай, а то уж тебя небось дома заждались.
- Спасибо.
- Да, слушай, и ворота прикрой, когда будешь выезжать.
- Хорошо, Петр Иванович.
- Ну, еще раз с наступающим тебя. - Щукин поднялся по ступеням, вошел в дом и закрыл за собой дверь.
Глава 2
Темнота наступила быстро. Совсем не так, как в Воронеже. Тьма просто обрушилась, накрыв собою и обожженные дома, и заснеженные горы, и дорогу, и бронегруппу, и стоящих у БМП людей. Сегодня кому-то посчастливилось: кто-то остался жив, его не убило слепым снарядом и минометная дурища не рванула под ногами, и не ахнула в двух шагах авиабомба, сметающая с исковерканного лика земли целые кварталы вместе с людьми, машинами, деревьями… Правда, только пока. Может быть, через несколько минут все и переменится. Может быть, высоко, в самом сердце антрацитовой черноты, подмигивающей крохотными звездами, в это мгновение уже начал зарождаться новый звук - нарастающий, сухой, как кашель больного пневмонией, гул самолетных двигателей, и всего лишь мгновение спустя обрушится он на землю тяжело и необратимо, как ураган. И пойдут короткими волнами красавицы "сушки" или тяжелые твердолобые "Ми-8". А затем… затем взбесится внизу огненно-радостная смерть и пойдет танцевать по улицам безумный вальс. Закружится все быстрее и быстрее в надменно-беспощадной пляске. И вдруг вспыхнут фальшивым знамением на фоне бархатного южного неба красивые рыже-апельсиновые сполохи от рвущихся в ночи авиабомб. Город ждал. Это ожидание было томительным и страшным, сводящим с ума неопределенностью и нескончаемостью. Казалось, и руины, и уцелевшие дома в центре, и деревья - весь город припал к земле, настороженно и чутко, будто завидевший охотников волк. Володька Градов покосился на стоящего рядом ефрейтора с "мазутными"‹"Мазута" (сленг) - черный цвет погон или шевронов.› погонами, обстоятельно смолящего "Астру", и попросил:
- Слушай, брат, оставь докурить. Ефрейтор - плечистый, румяный парень - осмотрел Володьку, затем взглянул на "бычок", словно отмеривая дозу, затянулся еще раз и равнодушно протянул окурок. Володька аккуратно принял подарок, пару раз с наслаждением глотнул резкий табачный дым и, благодарно улыбнувшись, кивнул:
- Спасибо, брат.
- Да ладно. - Ефрейтор вздохнул. - Ты откуда, зяма?
- С Воронежа.
- "Чижара"‹"Чижик" - в некоторых родах войск означает солдат второго полугода службы.›, что ли? Володька не любил армейских градаций - "чижик", "фазан", "зверь", поэтому лишь пожал плечами.
- Первые полгода, - объяснил он.
- А-а, - протянул ефрейтор. - "Зверек", значит. Ну, ясно. - Он отвернулся и уставился на застывшие, черные, без единого огонька дома. Хотя оставшиеся после авиабомбежек руины даже домами назвать было нельзя. Одна стена, две, реже три. Сохранились, правда, кое-где почти целые пяти- и шестиэтажки, но таких было совсем мало. По пальцам пересчитать. В основном же окраины Грозного превратились в развалины, и жили тут только бродячие псы. Володька затянулся, теперь уже неторопливо, со вкусом, прикинул, что хватит еще тяги на три-четыре, а если не бояться обжечь пальцы, то и на все пять. Можно посмаковать. Табачная дурь шибанула в голову, все поплыло, завертелось, глаза полезли из орбит, и захотелось нажать на них пальцами, чтобы вдавить обратно. После двух дней без курева - хорошо… Он перевел дыхание, поправил висящий за спиной автомат и оглянулся. В ночи громко и зло, словно сытые псы, рычали двигатели "Т-80", но темнота делала их практически невидимыми. Володька различал лишь пару ближайших БМП. Ефрейтор вздохнул, прокашлялся и харкнул мокротой в развороченную гусеницами грязь.
- Вот бляди, - пробормотал он. - Под самый Новый год сюда швырнули. Не дали праздник на гражданке встретить. Суки. Веришь, нет, - бухнул ефрейтор через плечо, - я уже два месяца как на дембеле должен быть. Прикинь, службу оттащил и в это говно влез. А может, еще успею? К Новому году-то? Как думаешь? Перемочим мы черножопых до праздника? Володька не нашел что сказать.
- Ну, вы-то, "звери", ладно, - продолжал развивать свою мысль ефрейтор. - Вам еще службу тянуть и тянуть. А мы-то, дембеля, какого х… здесь делаем? Суки! - еще раз с нескрываемой ненавистью выдохнул он. - Прикинь, наших тут - пятеро. И все с Тамбова. Все по дембелю. Мне пацан со штаба звякнул. Прикинь. А никого ни хрена не вижу.
- Ты откуда? - спросил Володька, справедливо решив, что разговор, пусть и такой, все же лучше томительного ожидания.
- Сказал же, с Тамбова, зяма. - Ефрейтор повернулся, дохнув Володьке в лицо стойким запахом перегара.
- Нет, я имею в виду: где служил?
- А тебе-то что?
- Да ничего в общем-то, - согласился Володька, бросая окурок в липкий жидкий снег и растирая его носком сапога. Сделав это, он так же, как и ефрейтор, поправил автомат, поймав себя на мысли о том, что у большинства солдат совершенно одинаковые жесты. - А в город нас чего кинули, не знаешь?
- Хрен его знает, - дернул плечом ефрейтор. - Одни говорят - проходы к дворцу Дудаева щупать, другие - дороги к горам перекрывать, а я так думаю, что просто надо "духов" побольше замочить. Чтобы напугать всех этих черножопых. - Ефрейтор неожиданно повернулся на каблуках и в упор уставился на Володьку. - Ну, чего пялишься, зяма?
- Ничего. - Володька отвел взгляд.
- Весь, бляди, Новый год испортили, - с пьяной настойчивостью выругался ефрейтор. - У меня кореша были, ушли все позже, чем я. На неделю, на две. Миха Трактор, падло, даже на три. А я, веришь, в конце сентября ушел и до сих пор службу тяну. Пацаны на гражданке засмеют. Они там хань трескают, а я, блин, тут сапоги топчу. Вот ты, "зверек", как думаешь, чего нас сюда под самый Новый год загнали?
- Ну, может быть, надеются, что эти… - Володька поискал нужное слово, нашел и закончил: - …боевики сейчас не такие внимательные… Мы проходы в город прощупаем, чтобы потом, в случае чего, потерь поменьше…
- Ну ты и валенок, земеля! - Ефрейтор захохотал. - Чего ты думаешь, отцы-командиры - дураки, что ли? Прикинь, Новый год скоро. И солдаты, и офицерье - все домой хотят побыстрее. Нам бы черножопых перемочить да к празднику дембельнуться. Офицерью - к женам. Вам, "зверям", в войска. Командиры знают, что мы ради этого всех тут положим. Потому и на бухло хрен кладут, понял? Пьяному, мол, по хрену, в кого стрелять. Я вот где-то слыхал, что раньше даже перед боем… в смысле в Отечественную… водку давали. Тогда, мол, солдат ничего не боится. Всех косит. Вот наши и подгадали. Хотя ты-то "зверек" необстрелянный. - Ефрейтор еще раз окинул Володьку взглядом. - Дай-ка сюда автомат.
- Зачем? - насторожился Володька.
- Дай, дай, не ссы. Не украду. Володька нехотя стащил с плеча "АКМ" и показал ефрейтору.
- А теперь смотри сюда. - Ефрейтор стянул с плеча свой. - Во, видишь рожки? - К "АКМ" ефрейтора было пристегнуто одновременно два рожка, перевязанных синей изолентой. - Случись чего, зяма, я - раз, блин! - рожок переверну и опять готов к труду и обороне. А ты пока в своем сраном подсумке рыться будешь, тебя десять раз успеют мочкануть. Понял? Душманье - это тебе не наши хренососы в войсках. Они за две секунды успеют и жопу тебе порвать, и глотку перерезать. Понял? У меня кореш в Афгане служил. Рассказывал, что там душманье с нашими делало. Пацаны на гранатах рвались, лишь бы к "духам" живыми не попасть. На, держи. - Он порылся в кармане пятнистой куртки и вытащил моточек изоленты. - Скрути все свои магазины так же, как у меня. А то ведь, случись чего, нам с тобой рядышком воевать придется. Не хочу, чтобы меня под демобу из-за какого-то молодого грохнули. Володька хотел было ответить на "молодого", но сдержался. Молодой, дембель - какая разница? Пуля не разбирает, кто перед ней. А насчет рожков - это ефрейтор верно сказал. И впрямь на перезарядку меньше времени уйдет. Он вытащил обоймы и принялся перетягивать их изолентой. Точно так же, как у "старшего наставника". Валетом.
- Да ты не торопись, земеля, - снисходительно-пьяно усмехнулся ефрейтор. - У тебя от волнения руки трясутся. А случится чего - держись рядом со мной. Вместе не пропадем. Володька закончил перетягивать рожки и протянул остатки изоленты ефрейтору.
- Так-то лучше. - Тот сгреб моточек с тонкой Володькиной ладони огромной шершавой пятерней и сунул в карман. - Что, дрейфишь, земеля? - усмехнулся он.
- А ты? - серьезно спросил Володька.
- Я-то? - Ефрейтор снова усмехнулся, криво и зло. - Я, братан, ничего не боюсь. Я боюсь, что нам сегодня ни одного "духа" не встретится. Чтобы его собственными руками к стенке поставить. Черноту ненавижу! Всю Россию под себя подгребли, суки! Баб наших трахают. На рынках, куда ни погляди, везде черножопые. И на улицах. И борзые, падлы, стали. Ельцин прав, пора их учить. Перестрелять всех к такой-то матери. Володька вздохнул.
- Чего дышишь? - недобро осклабился ефрейтор. - Не нравится? Интеллигент, что ли? Вот вы, бляди, страну и просрали. Дерьмократы долбаные. Не живется спокойно вам. Все на работягах катаетесь, падлы. Не знаете, что такое работа. Деньги за не хрена делать получаете. Хаваете и пьете на наши бабки. Моя бы воля, я бы вас всех перемочил. Легче б жилось. Володька промолчал. Подобных рассуждений он наслушался достаточно. Ефрейтор опять быстро посмотрел на темный город и добавил:
- Сначала всю черноту передавить, а потом и за вас приняться. - Он вновь посмотрел на Володьку и засмеялся. - Да ладно, не ссы. Случись чего, я тебя не брошу. Своего братана солдата всегда выручать надо. Это потом, на гражданке, если свидимся… Я вот жалею только, что в штурмовую группу не попал.
- В какую штурмовую группу? - не понял Володька.
- Да я тут слушал, как наш летеха с каким-то майором разговаривал. Говорили, будто штурмовую группу будут создавать. Специально. Дворец Дудаева брать. Я даже думал добровольцем попроситься.
- Чего ж не попросился? Володька отвернулся к городу и начал всматриваться в черные, клыкасто вонзавшиеся в ночь руины. Ему был неприятен этот разговор. Стоящий перед ним ефрейтор всерьез жаждал чужой крови. Он хотел убивать и убивать много, всех, ради того, чтобы успеть домой к Новому году, ради "лучшей жизни без черноты", ради собственных фантазий. "Неужели и я стану таким же через год? - подумал Володька.
- К дембелю".
- Почему не попросился? - повторил он, скорее для себя, удивляясь сути вопроса.
- Да ты, земеля, совсем бестолковый, - ухмыльнулся ефрейтор. - Я же говорю: дембель на носу. Может быть, нас уже завтра домой отправят. Я имею в виду дембелей. Вам-то, "зверям", еще трубить и трубить. Понял?
- Понял, - вздохнул Володька. Ефрейтор подумал и вытащил из кармана объемной куртки пачку сигарет. Достал одну, размял в желтовато-грязных пальцах, роняя в тусклый снег бурое табачное крошево и прилепил "Астрину" к нижней губе. Затем подумал секунду и протянул пачку собеседнику.
- Закуривай, зяма. Потом, может, некогда будет.
- Спасибо. - Володька вытащил сигарету - она затрещала, как пересохшая листва в юннатском гербарии, - и закурил с удовольствием, глотая резкий, дерущий горло дым, словно прохладную родниковую воду. - Мои еще на пересылке в Моздоке кончились, а тут нам сигарет не давали, - пояснил он.
- Да ладно, сочтемся, - махнул рукой ефрейтор. Из темноты, откуда-то сбоку, из-за машин, вынырнул молодой лейтенант.
- А ну, хорош курить, - раздраженно буркнул он. - По снайперской пуле, что ли, соскучились? Давайте бросайте "бычки" и лезьте в машину. Через две минуты колонна трогается. А еще раз увижу, что курите на улице, оба по трое суток ареста получите. - Глаза офицера поблескивали маслянисто и влажно.
- Ну да, - буркнул себе под нос ефрейтор, когда лейтенант прошел дальше, к едва различимому за сизой дизельно-выхлопной завесой танку. - Трое суток ареста. Дальше, чем в эту жопу, все равно не засунет. - Однако окурок бросил и кивнул Володьке: - Бычкуй, земеля. Володька нехотя загасил окурок, притушил оставшуюся искорку о борт БМП и сунул "бычок" за козырек шапки-ушанки. Там сохраннее будет. Ефрейтор приоткрыл люк, из которого вырвался неяркий свет, и кивнул:
- Лезь, зяма. Да побыстрее. Может, летеха и прав. Нарвемся на какого-нибудь снайпера. "Если бы лейтенант был прав, - хотел сказать Володька, - нас обоих уже понесли бы вперед ногами". Но промолчал. С пьяным спорить - себе дороже. Это он уяснил еще на гражданке. Забравшись в гулкое нутро БМП, где сидели еще четверо солдат, Володька пристроился на откидную скамью и оперся спиной о борт. Странной была их разведрота. Согнали ребят из разных частей, никто никого не знает. Не представляешь, от кого чего ждать. Здоровяк ефрейтор забрался в БМП, закрыл за собой створку люка и бухнулся рядом с Володькой у стены.
- Тебя как звать-то, зяма? - спросил он с едва различимой нотой снисходительности.
- Володя, - ответил Володька.
- Вовик, значит. Вова. - Ефрейтор гыкнул.
- Володя, - поправил Володька.
- Вова, Вова, - усмехнулся здоровяк. - А меня Боря. Борис, стало быть.
- Очень приятно, - автоматически сказал Володька.
- Не может быть! - Ефрейтор снова гыкнул и обвел глазами сидящих в БМП ребят. Все они, за исключением Бори-Бориса, были такими же молодыми и необстрелянными, как и Володька. Некоторые только что с учебок, остальные не успели еще и половину службы оттянуть, автомат в руках толком подержать. - С чего тебе так приятно-то, Вован? - Ефрейтор чуть отстранился. Володька пожал плечами. Вспомнив о рожках, он покосился на автоматы ребят. У всех рожки были одинарными.
- Ты бы дал им изоленту, что ли. - Володька повернулся к Борису.
- Какого это? Что-то ты больно заботливый, Вова. А поговорку знаешь: если каждому давать, поломается кровать? Знаешь? То-то. - Ефрейтор посмотрел на солдат. - Ничего, пусть в подсумки полазают, им на пользу пойдет. В другой раз умнее будут. БМП взревел двигателем. Через секунду машина тронулась. Вопреки ожиданиям, произошло это настолько быстро и резко, что и Володька, и ефрейтор, и остальные солдаты едва не полетели на пол. Пытаясь уцепиться за гладкие стенки кузова, они суматошно взмахивали руками, сразу становясь похожими на огромных неоперившихся птенцов.
- Во блин! - прокомментировал это событие Борис. - Водила-то тоже, видать, вдребодан. Спокуха, пацаны, не коните! Щас в город въедем. На улицах меньше трясет. Внезапно Володька ощутил где-то глубоко в груди холодную, как снежок, пустоту. И такую же круглую. Правда, он так и не понял, что это было: то ли элементарный страх перед возможным боем, осознание того, что, может быть, через несколько минут ему придется стрелять в людей - в живых людей, кем бы они там ни были, - то ли какая-то необъяснимая тоска. Володька судорожно сглотнул и выдохнул. БМП забуксовала, разворачиваясь. Володьку швырнуло на ефрейтора. Тот отпихнул его локтем и, усмехнувшись криво, крикнул, стараясь пробиться к собеседнику сквозь рев мощного двигателя БМП: