…Ситуация нравилась Шилову все меньше и меньше. То ли он просмотрел нечто важное в досье на подследственного Карташа А. А., то ли люди, занимавшиеся сбором информации о нем, упустили какие-то детали из его биографии, то ли сам подследственный был, мягко говоря, не совсем тем человеком, за которого себя выдавал, то ли еще что-то. Начать с того, что Шилову, при всех его связях, так и не удавлось отыскать следователя, который занимается делом Карташа. Никто ничего не знал – ни у убойников, ни в РУБОПе не было данных о ходе следствия. Да, Карташ сидит в "Крестах", да, следствие идет, но кто им занимается… а хрен его знает, мы не в курсе. Это еще можно было списать на обычное ментовское раздолбайство, однако Шилов знал доподлинно, что клиента не возят на следственные экперименты, не устраивают очных ставок, вообще не проводят никакие необходимые процедуры. Создавалось полное впечатление, что Карташа просто сунули в камеру и благополучно о нем забыли. Возможно, дело было тихонько отобрано у ментов федералами (а уж те темнилы известные), но тогда почему он сидит в "Крестах", а не в фээсбэшной тюрьме? Или все дело в личности убитого Димочки?
Разбираться во всех непонятках у Шилова не было времени, да и, признаться, особого желания. Гаркалов-старший звонил несколько раз на дню, и тон, которым шеф задавал один и тот же вопрос – как продвигается выполнение задания – становился все более холодным.
А что Шилов мог поделать? "Кресты" ведь не охраняемый коттедж олигарха, в который проникнуть можно с легкостью необычайной – были бы средства и опыт, – и не Госдума, куда вовсе необязательно проникать, а достаточно дождаться заказанного чиновника в любой удобной точке на его пути следования. Да и кто такой этот Карташ, чтобы ради него поднимать такую возню?!
Ну хорошо, хорошо. Для успокоения совести он активировал и третью схему умерщвления Карташа, если не сработают первые две. Наготове была неприметная "тойота", стояла неподалеку от "Крестов", у поворота к Финляндскому вокзалу, мимо которого "автозак" с Карташом непременно проедет. Ну не может быть, чтобы его вообще никуда не вывезли! Ну, например, на психиатрическую экспертизу – ведь он не одного, двоих хладнокровно нафаршировал "маслинами"! И через пять минут после того, как "автозак" въедет на территорию СИЗО и необходимые бумаги насчет "а подать-ка сюда убивца Карташа, повезем субчика к психам" попадут в руки коменданта, у Шилова раздастся телефонный звоночек, и он узнает марку и номер "автозака". Пока пошлют за Карташом, пока приведут, обыщут, оформят и погрузят, водитель и стрелок, вооруженный автоматом СВУ-АС успеют сесть в "тойоту" и приготовиться к тому, чтобы повиснуть у "автозака" на хвосте. Как только появится возможность, будет открыт огонь на поражение и "автозак" превратится в дуршлаг с мелко нарезанным очередями мясом.
Перебор с трупаками, конечно, получается, но – тут уж ничего не попишешь…
…Из всех своих коллег-соратников по "Крестам" режимник Константин Захарченко более всего не терпел докторов. Кто ж спорит, всем приходится крутиться, чтобы в довесок к скромному окладу иметь еще и скромный приработок, все ищут возможность заработать на стороне, и если не наглеть, не нарываться на мстительных оперов, не пытаться откусить больше, чем в рот влезает, то существовать можно очень даже ничего. Опера тоже люди понятливые, соображают, что не ими система в "Крестах" построена, не им ее и ломать… тем более, что сами в ней живут. И тоже вынуждены крутиться.
Но вот лепилы, мать их…
Нет, медицинская братия следственного изолятора вовсе не была организована в какую-нибудь там эдакую структуру, конкурирующую с прочими служащими, ничего подобного. Не было у них своего крестного отца, держащего в руках все ниточки, не было разветвленной агентурной сети, а было, как у всех: возможность рубить денежку параллельно зарплате и желание эту возможность применять на практике.
Но фишка заключалась в том, что крутиться у лепил получалось быстрее, ненапряжнее, с большим КПД. И Костя Захарченко примерно представлял себе, каким образом.
Ну, во-первых, сизошные докторишки пользуют всех, не только заключенных – будь ты хоть старшина, хоть сам начальник "Крестов", нет-нет, да и обратишься к ним с какой-нибудь болячкой. Во, теперь, стало быть, и лепила может обратиться к тебе с ответной мелкой просьбочкой. Отсюда связи, контакты, знакомства по всему СИЗО… Во-вторых, у них же у всех верхнее образование, они, блин, умные и начитанные, и видят они со своим кругозором лежащие на земле бабки там, где какой-нибудь сержант с восемью классами из Урюпинска пройдет и не заметит. И, наконец, медики институты позаканчивали, а там, в институтах этих, компании, клубы, общаги, групповые походы в лес и совместные выезды на пляж; вот и привыкли, сволочи, сколачиваться в крепкие коллективы и сбиваться в дружные стаи. А у служивых какие компании? Каждый сам по себе… В общем, проще всего было бы обратиться за помощью к кому-нибудь из лекарей, но Захарченко не пожелал. Решил сам донести посылку – пакет с надписью "Максидом" – до камеры четыре-шесть-*…
… – Везучий ты человек, Карташ, даже подозрительно, – сказал Эдик. – В общем, есть данные про интересующего нас испуганного марамоя из гостиницы. Зовут Сергей, фамилия Давыдов, шестьдесят восьмого года рождения, учился, служил, работал – и при том не привлекался, не состоял, не женат. В смысле, что два года как разведен. Есть дочь, которая живет с бывшей супружницей. Давыдов обитает один. Работает сами знаете где, уже давно, почти с самого открытия. "Арарат" в девяностых построили, когда, помните, при первом мэре к нам буржуины косяками ломанули? Должность его обзывается то ли механик, то ли электромонтер, неважно – потому что Серега наш трудится и тем, и другим, и еще и третьим впридачу В общем, дежурный мастер по мелким поломкам – кран потечет, лампочка перегорит, дверную ручку кто-то из постояльцев по пьяни оторвет… Накладно, понимаешь ли, для гостиницы кормить массу мелких специалистов. А Давыдов в деле уже давно. Поработал в "Прибалтийской", в "Карелии". Почему ушел оттуда и оттуда – неизвестно, не было необходимости углубиться в биографию…
– Да и хрен с ней, с биографией, – поторопил Карташ. – Давай нонешнее время.
– И про нонешнее время тоже кой-чего выяснилось…
Давыдов этот действительно менялся сменами. И непросто менялся, я бы сказал – круто менялся. Выходил аж три смены подряд, одну свою, две – чужие. Спал в комнате отдыха для персонала, если что требовалось, его будили. Какой там, на хрен, трудовое законодательство… Сам Давыдов свой график объяснял тем, что у него, видите ли, мамашка дюже больна где-то в деревне, под Новгородом, и ему надо на три дня к ней смотаться. Ездил не ездил, больна не больна – фиг его знает, проверить можно, но муторно. Однако когда мой оперок заглянул к нему на огонек, Давыдов уже был дома.
– А оперок твой его не спугнул? – с беспокойством спросил Квадрат. – А то ведь слиняет, козлина, и плакали наши гонорары…
– Обижаешь.
Глава 20
Как много киллеров хороших
…Дюйм на прогулку опять не пошел.
– От вас хоть отдохну, – пробурчал он по своему обыкновению и завалился спать.
Опер же Эдик по своему обыкновению на прогулке занялся гимнастикой. Свои упражнения он выдавал за гимнастику японскую – это якобы одна из секретных методик ниндзя, которую он узнал от одного японца в благодарность за то, что нашел украденную у него в Питере фамильную кагану Вранье, понятное дело. Но надо отдать Эдику должное – телом своим он владел неплохо и его выкрутасы не выглядели глупым размахиванием руками и ногами. Он садился на шпагат, стоял на голове, отжимался сперва на одной руке, потом на другой, упираясь ногами в бетонную стену, выполнял дыхательные упражнения. И лениво отшучивался в ответ на подколки тех, кто вышел с ними на прогулку.
Карташ сидел на корточках, прикрыв глаза, и ни о чем не думал. Уже не хотелось вообще ни о чем думать…
– Прикурить найдется? – раздалось рядом.
Карташ открыл глаза и увидел напротив себя так же
присевшего на корточки парня, держащего в грабе сигаретину. Карташ невольно насторожился. В общем-то, было у кого еще спросить прикурить, народу гуляло немало, чего это вдруг ко мне парень подъезжает?
Примерно ровесник Карташа, невысокий, худощавый, со шрамом в углу рта, коротко стриженный и напрочь незнакомый. Карташ молча вытащил поджиг.
– Слушай сюда внимательно, – тихо проговорил курильщик, наклонившись к огню. – Тебя будут мочить. Сегодня. Хочешь узнать, чего к чему, договорись с дубаком, чтобы нас оставили на пять минут после прогулки.
И, затянувшись, отвалил в сторону.
После чего Карташ и сам закурил. Вот те, бабуська, и Юрьев день… И как прикажете на это реагировать? Розыгрыш? Непохоже. Но кто, зачем, откуда этому-то известно? В вопросах можно было легко запутаться, как рыбе в сетях.
Карташ с нетерпением дождался конца прогулки. Вертухай, к счастью, был, что называется, свой – Володя, тот самый прапор, которого Карташ уберег от заточки, но Алексей решил пока не тратить его "долг", приберечь на потом, и поступил, как обычно поступали в таких случаях.
– Командир, – шепнул Карташ Володе, пропустив вперед себя в дверь остальных гуляющих. – Дай нам с товарищем подышать минут эдак пять-десять. Пять пачек "Петра", по рукам?
Володя, для вида поразмыслив секунд эдак десять, кивнул. Когда дверь закрылась и Карташ с таинственным доброхотом остался наедине, давешний курильщик подошел, посмотрел глаза в глаза.
– И кто меня собирается мочить? – спросил Карташ напрямик.
– Я, – ответил незнакомец. И взмахнул рукой.
Если б он не решил покрасоваться с ответом, то не подарил бы Карташу мгновение, и Алексею не на что было бы рассчитывать. Но худощавый не удержался от эффектного ответа.
Хотя, быть может, сработал рефлекс, выработавшийся у старлея за время вэвэшной службы – общаясь с уркой, особенно наедине, даже если он, парализованный, лежит в коме, примотанный ремнями к кровати, следует быть начеку, держать ухо востро и ежесекундно ждать подлянки. А в том, что перед ним именно уголовник, более того – рецидивист, было ясно с первого взгляда.
Алексей отшатнулся ровно в тот миг, когда в выскользнувшее из рукава в ладонь незнакомца узкая полоска металла устремилась к его животу, и заточка прорезала лишь воздух.
Наверное, по уму следовало тут же заорать во всю глотку, призывая на помощь прапора. Но ум еще не успел включиться в происходящее, пока работали одни инстинкты. И подчиняясь им, Карташ подбил руку противника под локоть, одновременно всаживая колено ему в пах.
Противник явно не ожидал такой прыти. Он охнул и согнулся пополам, хотя заточку и не выронил. Особо не мудря и помня о правилах камерного боя, точнее – от отсутствии таковых, Алексей от души врезал ногой по голени, завалил этого долбанного курильщика – "перо" наконец-то вывалилось из ладони, брякнуло о бетон – и начал метелить кулаками по голове.
Карташ что-то кричал при этом, какие-то крики само собой вырывались из глотки. Наверное, поэтому вскоре в пенал для прогулок ворвались двое и оттащили Алексея. Это был вертухай и опер Эдик.
– Зарезать хотел, сука, – тяжело дыша, выговорил Карташ. – Вон заточка валяется. Слушайте, да что это за херня у вас тут твориться?! Шагу нельзя ступить, чтоб на идиота с пикой не напороться!
– Главное, чтоб не на саму пику, – сказал Эдик, присев возле поверженного мочилыцика. – В качественный нокаут ты его отправил. Хорошо, я притормозил на минутку потрендеть с гражданином прапорщиком, а то бы такой цирк пропустил…
Гражданин прапорщик растерянно вертел головой, переводя взгляд с человека на полу на Карташа, с Карташа на Эдика.
– ЧП, это ж ЧП, доложить надо… – как и тогда в галере забормотал он, с места, однако, на этот раз не двигаясь.
– Абзац, короче, – выпрямившись, сказал опер. – Кто это?
– Понятия не имею, – сказал Карташ. – Впервые вижу.
– Он не сказал тебе ничего вроде: "Это тебя за кореша мого лепшего"?
– Ни хрена он не сказал.
Володя, наконец собравшись с мыслями, надумал бежать – не иначе, за подмогой. Но Алексей остановил его: возникла одна идея.
– Давай-ка пошепчемся, – сказал Алексей, силком отводя вертухая в сторону. – Я тебя еще ни о чем не просил за тот случай, помнишь? А вот теперь просьбочка образовалась. Народу же сейчас мало сидит, у вас же есть поблизости хоть одна незаселенная хата, а? Нам бы с товарищем киллером уединиться на полчасика. Не боись, в живых мы его оставим…
– Не, – обалдело замотал головой Володя. – Ты чего, тут же ЧП, куда я вас…
– Слышь, Володя… – сказал Алексей ровным голосом Горбуна-Джигарханяна и приблизил лицо почти вплотную к носу юнца. – Володенька! Ты чего, не догоняешь? Не надоело в прапорах-то ходить? Через десять минут ты доложишь на пост, или куда там надо доложить, что в очередной раз самолично предотвратил кровопролитие и смертоубийство, на этот раз среди контингента, действуя грамотно и в соответствии с инструкциями. Во второй, заметь, раз предотвратил! Понял? Десять минут. Дай нам десять минут!
Не сразу, но до прапора наконец дошло, и в его глазенках зажглись звездочки. Звездочки, как минимум, лейтенанта. Ну и нехай мечтает, вьюнош. Самое большее, на что он может рассчитывать, это повышение до старшего прапорщика, и то вряд ли. Скорее, уж повысят в должности, но уж никак не в звании…
…Звуки, которые раньше были обыденностью, сейчас отдавались в нервах: далекий грохот запертой за кем-то двери, чьи-то голоса наверху, грохот шагов по металлу ступеней. В любой момент кто-нибудь мог вывернуть из-за угла, и от этого было не по себе. Прапор провернул ключ в замке, открыл дверь ("А ручки-то дрожат", – заметил Карташ, сам ощущая как колотится сердце и в кровь вливается адреналин.)
– А чего хата пустая? – мимоходом спросил у него Алексей.
– Так это… – губы Володи прыгали, как на морозе. – Тут трое сидит, одного в суд повезли, утром еще, другого куда-то на следственный эксперимент. Вот и… это… пришлось третьего перевести в другую камеру, пока те не вернутся.
Алексей приостановился, насторожившись:
– Зачем?
– Ну… одиночных-то камер нет… Запрещены одиночки-то… А этот один остался…
Они втащили внутрь, держа под мышки, обвисшего пленника.
– И поэтому парня тягают туда-сюда?
– Ну а как иначе.
– Сильно…
Вертухай торопливо запер за ними дверь. Камера, в отличие от "четыре-шесть-*", содержалась далеко не в идеальном состоянии, но озираться и разглядывать времени не было.
– Куда его? – быстро спросил Карташ.
Все же специалистом как по приведению подследственных в чувство, так и по выколачиванию у них признаний был в их спайке не он, а Эдик. Ему и банковать.
– На пол кладем, на спину, – распорядился Эдик. – Эх, жаль подручных средств маловато. Противогазик бы сюда – мигом бы распелся. Аттракцион "слоник", не слышал?
– Не-а…
Они опустили пленного на пол.
– А вроде с одним и тем же контингентом работали. О чем же они тогда тебе пели, как не о ментовском беспределе? Ну да ладно. Рассказываю. На морду лица надевается резиновый намордник со шлангом, но фильтрующая коробка снята. Ручки и ножки у подопечного, естественно, скручены, чтобы не мешал работать. Пережимаешь противогазный хобот рукой. Потом отпускаешь трубку, даешь подышать, снова пережимаешь. И так до полного признания вины… И хорошо бы еще туда, в хобот, аммиаку чуточку капнуть – вообще идеальное средство…
– А, это. Как же, как же… Только у нас это "газовая атака" называлась.
Разговор не мешал Эдику заниматься делом. Напевая под нос:
– Барахолка, барахолка,
Кто в "крестах", а кто в наколках…
– он рванул на пленном рубашку на груди, распахнул. По полу защелкали отлетевшие пуговицы.
По всему торсу плененного синели кусочки вытатуированной колючки, паук посреди паутины, рука с кинжалом, оскалившийся то ли кот, то ли тигр… Эдик закатал ему рукав. На предплечье истекала слезами роза, опутанная колючей проволокой.
– Так, так, так, – удовлетворенно проговорил Эдик. – Сиделец со стажем, пусть и не впечатляющим. Повезло, что он разрисован – у нонешних это искусство из моды выходит… Ну, а нам работать проще. Знаешь, на что надавить. Эту хитропись читаешь?
– Самую малость, – соврал Карташ. Пусть опер почувствует себя на коне… – Общее и поверхностное. Глубоко не вникал.
– Эх, братья наши меньшие, – удрученно покачал головой Эдик. – Как же вы контактируете с контингентом, ума не приложу! Итак, что мы тут имеем… Малолетка и ходка на взросляк… Грабеж… "Злая киса" – отрицаловка. СЛОН… ну, это ежу понятно, понты обычные. Хм, наркомовской наколки не вижу, не балуется, что ли, наркотиками? Удивительно, в наше-то время по кичам, вроде бы, все поголовно употребляют… Или решил не вековечить сей факт… А вот эту фиговину ему определенно в Пармлаге накололи… Ясненько. К его годам и при таком бурном начале карьеры должен был еще как минимум разок сходить до сего дня. А в карьере образовалась пауза. И почему-то я сильно сомневаюсь, что он был во временной завязке… Сечешь, о чем это говорит?
– Удачно окопался при каком-то бизнесе с надежной "крышей", – предположил Карташ.
– Очень похоже.
– А не проще ли от самого узнать?
– Рекогонсцировочку провести никогда не мешает. И еще кой-чего не помешает.
Эдик огляделся, стряхнул с бельевой веревки дырявый полиэтиленовый пакет, ловко порвал его на полоски и, бормоча: "Простите, мужики, потом верну", – прихватил пленному ноги у лодыжек.
– А граблями пусть шевелит, это нам не повредит, если что – вмиг обломаю.
– Готово? Давай будить, что ли, – сказал Карташ. – Времени мало.
– Успеем. А еще лучше автомобильный аккумулятор, – задумчиво проговорил Эдик.
– Что? – не понял Карташ.
– Проводочки кинули бы от аккумулятора, замкнули на головке евонного "болта" – вот где исповедь полилась бы, как перед попом на причащении.
– Ты еще об "испанском сапоге" повздыхай. Коль на то пошло, берется спичка, вставляется в отверстие в том самом органе, о котором ты тут вспоминал, поджигается…
– Следы остаются, – сказал Эдик. – А в нашем деле приходилось думать о том, чтобы не оставлять на теле отметин, иначе от жалоб и заяв не отобьешься. Но сегодня можно не разводить осторожностей… Ладно, пора играть подъем.
Эдик умело, двумя пальцами сжал пленному нос, другой ладонью накрыл рот. Секунды три ничего не происходило. "Так и задушит ненароком", – с беспокойством подумал Карташ. Но тут пленный задергался, заерзал на полу, попытался оторвать от своего лица чужие руки. Эдик не сразу подарил ему возможность дышать, какое-то время еще подержал руки, хоть пленный и бился под ним, что твоя рыба на берегу. И, наконец, освободил.
Пленный лежал, хватая ртом воздух, растирая рукой горло и переводя ошалелый взгляд с Карташа на Эдика и обратно.
– Гутен морген, – поприветствовал его Эдик. – Ну че, падла, петь готов? Исполнять сольную партию "Я встретил вас – и все"? Или сперва желаешь немного помучиться?