- Сейчас за деньги даже в районной поликлинике могут сделать "голливудскую" улыбку, - заметил Волин и снова потер глаза. Спать хотелось немилосердно. Он взял со стола схему, туманно пересчитал помеченные ячейки. Восемь.
- Э-э-э, не-ет, - расплылся довольно оперативник. - Тут не все так просто.
- Саш, очень хочется спать, - посетовал Волин. - Смекаешь, к чему клоню?
- А то. Ясное дело, - Саша закивал понимающе. Мол, и самому хочется. Три часа - это разве сон? Так, баловство одно. - Короче говоря, эксперты считают, что она совсем недавно лечила пародонтоз. Это с деснами что-то такое. В общем, чертовски неприятная штука. Оперативник улыбнулся, демонстрируя два ряда отличных белых зубов, словно показывая Волину: лично ему, Саше Смирнитскому, все эти кариесы, пародонтозы и прочие "прелести" глубоко до лампочки. Или по барабану. Что одно и то же. И без всяких там "Диролов" с "Орбитами".
- Саш, не томи. Недавно - это когда?
- Максимум три месяца назад. Пародонтоз у нас лечат - действительно лечат - только в институте стоматологии. В остальных клиниках под ту же дуду просто убирают зубной камень.
- Отлично. - Волин откинулся в кресле, закурил. Впервые за весь день он испытал облегчение. Появилась не просто зацепка. Замаячил свет в конце тоннеля. Пусть слабый, но это лучше, чем никакого. - Ты связался с институтом?
- Попытался.
- И что тебе сказали?
- Что у них институт стоматологии, а не красоты. В общем, по приметам они никого опознать не могут. Про бабочку я у них даже и спрашивать не стал. Побоялся, что обидятся. - Он хохотнул коротко над собственной остротой, но, заметив, что Волин не разделяет веселья, смолк и закончил уже на деланно-траурной ноте: - Короче, гражданин начальник, нужно ехать, смотреть медицинские карты, сопоставлять пломбы-прикусы и другие кариесы. Саша звонко захлопнул блокнотик. Вид он имел самый довольный. Волин кивнул. Работа действительно была хорошей. С момента обнаружения трупа прошло всего полдня. Иной раз приходилось возиться по году, а некоторых так и вовсе опознать не удавалось.
- Когда ты намерен этим заняться?
- Ну-у-у, - Саша вальяжно развалился на стуле. - Надо параллельно еще и свое дерьмо разгребать. У нас с этим строго. Центр все-таки, не хухры-мухры. Иностранцы там всякие шастают, городское начальство опять же. Так что мы на особом контроле. Хочешь не хочешь, а приходится поворачиваться. Да и не обедал я еще сегодня.
- Счастливый, - вздохнул Волин. - Я еще и не завтракал. Ладно. Во второй половине дня занимайся своей работой, а завтра в восемь я жду тебя в этом кабинете.
- А институт?
- Сам съезжу.
- Вай нот, как говорят французы, - раскатисто гаркнул Саша, снова расплываясь в довольной улыбке. - Что в переводе означает: "Съездите, конечно, гражданин начальник, если вам время позволяет".
- Позволяет, позволяет, - Волин поморщился. - И не французы говорят, а англичане. В общем, оперативник ему нравился. Характер хороший, да и работник дельный, ответственный. Был у Смирнитского только один яркий недостаток: временами его становилось слишком уж много. В такие моменты он заполнял собой все свободное пространство.
- А мне не по фигу? - засмеялся Саша. - Французы, англичане. Какая разница? Они пожали друг другу руки. Когда за оперативником закрылась дверь, Волин взглянул на часы. Начало третьего, а от Левы Зоненфельда пока ни слуху ни духу. Видать, нашел что-то, иначе уже объявился бы. Или хотя бы позвонил. Не поднимаясь, Волин дотянулся до стоящего рядом со столом кейса, положил его на колени и, открыв крышку, бросил в ненасытную "дипломатическую" утробу принесенную Смирнитским схему.
* * *
До института Волин добрался только к половине четвертого. Не то чтобы слишком поздно, но день уже покатился под уклон и люди стали нервознее. Понимая скоротечность времени, торопились закончить начатое. Автобусы покатили чуть быстрее. Прохожие ускорили шаг и сомкнулись плотно, как солдаты в строю, плечо к плечу. Поглядывали в основном себе под ноги, но иногда и на идущих рядом - эй, кто там пытается вырваться вперед? Левой, левой, р-раз - два - три! Левой! Вечер, дождь и полетевший от туч тусклый бесформенный снег сделали свое дело. Город стал серым, мутным и холодно-надменным, как похмельное утро. Стряхивая с пальто снег, Волин толкнул стеклянную дверь института и нырнул в теплое фойе. У регистратуры небольшая, в пару спин, очередь. Гомонили, но ненавязчиво. Лоточки, палаточки, киоски, набитые книгами, журналами, косметикой, снедью какой-то экзотической. У дежурящего на входе обязательного охранника Волин выяснил, где находится кабинет директора, прошел к лифтам. Он очень надеялся, что процедура установления личности больной не займет слишком много времени. Хотелось бы. Время дорого. Бессонная ночь давала о себе знать. Волин ощущал ватность в коленях. От яркого света люминесцентных ламп рябило в глазах. Потому и шел он не слишком твердо. Как самоубийца по минному полю. У лифтов четверо врачей оживленно обсуждали между собой специфично-медицинские проблемы. То ли болезнь, то ли способ ее лечения. От обилия терминов кружилась голова. Волин остановился рядом, но чуть в сторонке. Деликатно. Подходили медсестры, молодые ребята - практиканты? - мужчины и женщины в возрасте и в халатах. Створки раскатились. Волин, а за ним и врачи вошли в кабину. Сколько нас народу, братцы? Не повезет ведь, зараза. Двенадцать? Тогда повезет. Кому какой этаж? А вам? И пятый нажмите, пожалуйста. Спасибо. Волина прижали лопатками к стене. Окруженный белыми халатами, он, в своем темно-сером пальто, чувствовал себя обычной вороной, затесавшейся ненароком в стаю ворон-альбиносов. Кабина мгновенно разгонялась до сверхзвуковой скорости и так же стремительно останавливалась. Волин бледнел и судорожно сглатывал. Врачи мило трепались, не обращая внимания на критические лифтовые перегрузки. Привыкли. Нужный этаж оказался на редкость ухоженным. Чистым до стерильности, похожим на тысячи других административных "лежбищ" в десятках тысяч госучреждений кастрированной страны. Кожаные кресла, темный импортный телевизор, вечнозеленые декоративные растения в пузатых бочонках по углам и медные, начищенные до прозрачной белизны таблички на дверях. Волин быстро отыскал нужную. Секунду постоял, отгоняя коматозное оцепенение, свойственное подавляющему большинству посетителей стоматологических заведений, затем решительно толкнул дверь. Директор - молодцеватый, улыбчивый мужик в шикарном костюме и невероятно элегантной сорочке - внимательно выслушал Волина, подумал, повернулся к стоящему на столе компьютеру, пробормотав:
- Тэ-экс, посмотрим, посмотрим, - пощелкал клавишами. - Пародонтоз, говорите? Волин утвердительно покачал головой, завороженно глядя на мерцающий экран. Странно, в данную секунду он думал вовсе не о своей "подопечной", а о том, играет ли этот франт в "Тетрис" на работе. Наверное, играет. Зачем еще нужен компьютер в кабинете?
- Ну вот, - сообщил директор. - Сорок две фамилии. Теперь отбросим мужчин. Двадцать восемь женщин лечили пародонтоз в последние три месяца. Нас интересуют девушки в возрасте до двадцати пяти лет. Так?
- Совершенно верно, - согласился Волин. - Интересуют.
- Тэ-экс. Таких восемнадцать. У нас два врача, специализирующихся на пародонтозе. Я запишу вам номера кабинетов. Медицинские карты в регистратуре.
- Спасибо. Волин с некоторой дрожью подумал: выдержит ли он еще одно путешествие в местном лифте. Решил не рисковать и спустился по лестнице. Благо недалеко, всего два этажа. А там… прямо по списку и пойдем. Тот, кто отвечает за везение, видно, решил сжалиться. Первый же врач, к которому обратился Волин, посмотрев схему, кивнул:
- Брюнетка. Лет двадцати трех, да? Высокая такая. Ну, как же, помню. Внешность потрясающая. Голливуд отдыхает, - он заглянул в бумагу, как в прошлое, и повторил: - Конечно, помню. Такие женщины запоминаются на всю жизнь. И захотите забыть - не получится.
- Хорошо, что помните, - пробормотал Волин. Врач, продолжая крутить схему в пальцах, посмотрел на посетителя:
- С ней что-то случилось?
- Вообще-то случилось. Эту девушку убили несколько дней назад. Лицо врача вытянулось и застыло, словно его залили невидимым цементом.
- Да что вы? - Дрогнули и опустились уголки губ, что, по-видимому, должно было означать сожаление. Он машинально принялся складывать схему. Сперва пополам, затем еще раз пополам, затем еще и еще, пока не остался крохотный неровный квадратик. - Надо же. Обидно-то как. В глазах врача появилась странная отрешенность. Такое выражение Волину приходилось видеть и раньше. У людей, которым довелось невольно прикоснуться к чужой смерти. Свидетельство того, что человек вспомнил о бренности бытия и слепом случае.
- Надо же, - повторил врач. - Такая красавица, - вздохнул и добавил: - Была. Прямо в голове не укладывается. Неужели такое возможно?
- Возможно, возможно, - ответил Волин жестче, чем ему хотелось бы. Он достал из чемоданчика фотокарточку: снятое крупным планом лицо убитой девушки. - Посмотрите внимательно. Это она? Врач несколько секунд вглядывался в залитое кровью, обрюзгшее лицо. Пальцы его все мяли и мяли схему. Наконец он медленно пожал плечами:
- Черт его знает. Вроде.
- Вроде или она?
- Трудно сказать. Смерть так меняет человека…
- Понятно, - Волин положил фотографию на стол. Здесь ему "не светило". Стоматолог, в общем-то, прав. Смерть меняет человека. Иногда до неузнаваемости. - Скажите, вы заносите в медицинскую карту фамилию, адрес, телефон?
- Да, - рассеянно ответил врач и снова посмотрел на карточку. - Конечно. Заносим.
- Мы можем посмотреть карту этой девушки? Врач шумно вздохнул, с удивлением посмотрел на схему, превратившуюся в неопределенного цвета шарик, перевел взгляд на Волина и пробормотал:
- Извините.
- Ничего, - Волин не без интереса наблюдал за ним. - Она мне больше не понадобится.
- Да-да, - кивнул врач и поднялся. - Сейчас я принесу вам карту. - Он осторожно положил шарик на стол, пояснил: - Фамилия и инициалы есть в компьютере, а адрес и телефон заносятся только в персональную карту. За ней придется идти в регистратуру. Волин взял со стола шарик, тщательно расправил и спрятал в карман. Пока врач ходил в регистратуру, он осматривал кабинет. До чего же это не было похоже на стоматологию его детства. Попав сюда, сразу убеждаешься - наука сделала гигантский шаг вперед. Огромный. Тотальная коммерциализация общества коснулась и такой весьма далекой от коммерции области, как зубная боль. Врач вернулся минут через десять. Ему удалось взять себя в руки, и теперь он выглядел гораздо спокойнее.
- Вот, - врач положил на стол пухлую карту.
- С вашего позволения… Волин тщательно переписал в толстый ежедневник адрес, место работы, телефон и фамилию, значащиеся на первой странице. Он надеялся, что нашел именно ту девушку, которую искал. Врач наблюдал за ним, как безнадежный больной за гробовщиком. Волин убрал ежедневник в кейс.
- Спасибо. У вас удивительная память.
- У меня? - Врач усмехнулся с налетом мрачности. - Это профессиональное. Зубы, прикусы, пломбы. Уже во сне снятся.
- Тем не менее.
- Пожалуйста. Не за что.
- Последний вопрос, - Волин постучал пальцем по карте девушки. - Эта девушка лечилась платно?
- Да, - врач кивнул. - Платно. Мы не лечим пародонтоз в некоммерческих отделениях. У нас все-таки не районная поликлиника, а институт. Только если попадаются любопытные случаи, сопровождающиеся пародонтозом.
- Лечение дорогое?
- Для кого как. Для учителя или библиотекаря, конечно.
- Спасибо. Это все, что меня интересовало, - Волин протянул руку.
- Да ради бога, - пробормотал хозяин кабинета, отвечая на рукопожатие. - Но настроение вы мне испортили безнадежно. Волин не нашелся, что на это сказать.
* * *
Вечеринка удалась. Честно говоря, Маринка думала, что будет хуже. Банковские празднества ассоциировались у нее с дешевыми плебейско-барскими замашками, с поведением "как в лучших домах", с шампанским - залпом, на выдохе, и икрой - ложками, братцы, ложками. С тарталетками - килограммами и хорошей водкой - но рекой, до нажора. Музыку - на всю. А ну, подать сюда тазик оливье, я буду падать в него мордой. "Как жизнь, Вася?" - "Удалась". Лососины!!! Ло-со-си-ны!!! Что-то такое из отечественных кинофильмов, изображающих разудалый нэповский угар. Нет. Было весело. Никто не потрясал бумажниками и не швырял в воздух крупные купюры. Посидели, выпили, закусили. Очень просто, по-домашнему, но с небольшой коррекцией в сторону сегодняшних финансовых перемен. Картошка, котлетки "по-киевски", салатики, колбаска, горы фруктов, зелени и море выпивки. Коммерческий директор, веселый, бородатый, довольно молодой и обаятельный мужик, одетый - подумать только! - в свитер и джинсы, играл на гитаре и душевно, с накатывающей ностальгией, пел каэспэшные песни. Кое-кто подтягивал. Маринка в том числе. Забавно, она-то думала, что "фрегат давным-давно утонул", ан нет, плывет еще, родимый, плывет. Застолье времен "кухонных" семидесятых, перенесенное вдруг в конец девяностых.
- Ну как тебе? Мишка наклонился к ней. Он нетвердо улыбался. Выпито было уже изрядно, даже для стойкого Мишки. Маринка улыбнулась в ответ:
- Здорово. Я боялась, что будет по 35 prime›шло.
- Вот поэтому многие и решили обойтись без жен, - Мишка мотнул головой в сторону директората. - Женщины, понимаешь, выходят замуж за банкиров, а не за каэспэшников с физтеха. Банкирши, - он засмеялся тихо. - Высший свет, блин. Понимаешь?
- Да, - кивнула Маринка. - Но действительно странно. Директор банка, поющий Визбора. По сегодняшним меркам это нонсенс.
- Просто он уже настолько богат, что может позволить себе быть тем, кем хочется, - тихо сообщил Мишка. - Ты бы посмотрела на него пару лет назад. Еще шампанского?
- "Он утром проснулся, достал сигарету и комнату видел сквозь сон, - пел тем временем бородач. - Губною помадой на старой газете записан ее телефон…"
- Знаешь, у меня сумасшедшая идея, - прошептал нетвердо Мишка. - Полетели на юг, а? Прямо сейчас. Возьмем такси и в аэропорт. Сядем в самолет, два часа - и мы в Крыму. Говорят, море еще теплое. Можно купаться. Маринка едва заметно усмехнулась. Мишка был странным влюбленным. Доисторическим. Таких, наверное, осталось два на миллион. Розы и кофе в постель по утрам. Он старался сделать каждый день необычным, запоминающимся. Легко, с улыбкой, совершал сумасшедшие глупости. И не только когда выпивал. Чаще как раз наоборот.
- Нет, Миш, - Маринка сжала его ладонь. - Не могу.
- Почему? Он уже загорелся. Нельзя сказать, что идея была плохой. Но Маринка понимала: сейчас решения принимаются под воздействием алкоголя. Можно легко сделать что-то такое, о чем впоследствии придется сильно пожалеть. Неисповедимы пути господни.
- Мне на работу нужно. Я же говорила.
- Да брось ты эту работу, - горячо зашептал Мишка. - Нет, серьезно. - Разговор принял опасное направление. Единственным поводом для разногласий в их безоблачной жизни была именно Маринкина работа. - Ну зачем тебе вся эта головная боль?
- Миш, не надо, ладно? - попыталась предотвратить рецидив Маринка. - Мы уже обсуждали данный вопрос.
- Знаю, знаю. Когда Мишка выпивал больше определенной дозы, из него, как из рога изобилия, начинали сыпаться различного рода грандиозные идеи. И, если идеи эти отвергались - независимо от того, обоснованно или нет, - он становился агрессивным и дико высокомерным. Единственное утешение - происходило подобное не слишком часто.
- Сейчас опять начнется вечная песня о независимости, да? - Мишка скривился. - Чем измеряется твоя независимость? Деньгами? Я лично буду платить тебе вдвое больше, чем ты получаешь на этой своей работе! - последнее слово он выдохнул едва ли не с презрением. - Или тебя помимо денег волнует что-то еще? Вот этого ему говорить не следовало. Год назад, когда Мишка предложил ей переехать жить к нему, Маринка поставила условие: аспекты ее работы обсуждению не подлежат, в том числе и нравственные. Она знала, что многие относятся к сексу по телефону примерно так же, как к проституции, хотя ничего общего тут не было. Тем не менее на своей работе Маринка научилась воспринимать многие вещи более терпимо. Ту же проституцию, кстати говоря. Тогда Мишка согласился, и ей казалось, что он все понимает правильно. Но потом разговор о ее работе стал "всплывать" все чаще и чаще. В основном, конечно, после застолий. Мишка то ли ревновал, то ли подозревал ее в чем-то.
- Если ты немедленно не прекратишь этот разговор, я уйду. Маринка изо всех сил старалась сохранить самообладание.
- Думаешь, я не знаю, чем вы там занимаетесь? - продолжал упрямо талдычить свое Мишка. - Я все знаю. Все. Поэтому ты и ехать не хочешь! Обычный пьяный треп. Хотя от этого он не становился менее обидным. Маринка подхватила сумочку, поднялась.
- Мне пора. Мишка смотрел на нее снизу вверх, и в глазах его плавала дурная пьяная муть. Хорошо еще, что застолье в самом разгаре, никто не обращал на них внимания, не прислушивался к разговору. Пирушка достигла той стадии, когда каждый был занят собой и ближайшими соседями. Поэтому данный конфликт останется достоянием только двоих. Маринка не любила выносить сор из избы. Она прошла к выходу. В операционном зале горел ночной свет. Двое камуфлированных охранников трепались у дверей с директорскими телохранителями. Вряд ли они сильно радовались вечеринке. Чем дальше начальство, тем спокойнее. Маринка кивнула им, улыбнулась, хотя на душе у нее было погано. Стряхни смурь, подруга, сказала она себе. Необходимо настроиться. Клиенты не виноваты в том, что у тебя проблемы. Они платят деньги и вовсе не горят желанием беседовать с выжатым лимоном вместо женщины. Итак, улыбнемся. Плевать нам на ублюдочные коленца судьбы. Покажем "фатуму" фигу. Здоровенный такой кукиш. Суперкукиш. Кукиш-гигант. И скажем: "На-кася, выкуси". Чтобы понял: тут ему не светит. Зубы обломятся. Мы все равно сильнее, верно, подруга? Итак, переоденемся, приведем себя в порядок, выпьем кофейку - и вперед. Нас ждут трудовые подвиги! На улице было прохладно. Осенний ветер легко выдул из головы хмель. Маринка вдохнула полной грудью и шагнула в ночь. Фонари щедро изливали оранжево-сочный свет. На голых ветвях деревьев горели золотые нити иллюминации, что несколько сглаживало впечатление массового сиротства тополей. В ответ на поднятую руку причалило к бровке тротуара такси с веселым огоньком на крыше. Маринка забралась в салон.