Пузыри и "моменты Мински"
Нельзя сказать, что макроэкономика, работающая в парадигме микрооснований, игнорировала пузыри. Были написаны десятки статей, в которых доказывалась или, наоборот, опровергалась возможность возникновения самоусиливающихся пузырей на финансовых рынках. Но, что характерно, в качестве главной выступала задача выяснить, могут или не могут возникать пузыри на рынках с полностью или почти полностью рациональными агентами. Эта концентрация на микроэкономических основаниях отвлекала внимание от реальных вопросов.
Был менее широкий пласт литературы, рассчитанный на практиков, где обсуждалось, должны ли центральные банки предотвращать возникновение пузырей или сдувать их на ранних этапах, прежде чем это будет стоить слишком больших жертв. В основном авторы этих статей шли по стопам Алана Гринспена, который изначально с долей сочувствия относился к проведению интервенций, но в конце концов стал самым убежденным противником любых попыток центрального банка перехитрить рынки. Даже сторонники интервенций, принимавшие участие в дискуссии, не ставили под сомнение, что политика по борьбе с пузырями должна проводиться на базе таргетирования инфляции с использованием процентной ставки в качестве единственного инструмента. Учитывая столь узкие границы полемики, вполне естественным итогом стал вывод о нежелательности или даже невозможности каких бы то ни было действий.
Чтобы подойти к реалистичной теории пузырей, в первую очередь следует заметить: всегда, когда начинает надуваться очередной пузырь, находятся объяснения, почему "на этот раз все будет иначе", говоря словами Кармен Рейнхарт и Кеннета Рогоффа. С отдельными активами и рынками действительно иногда бывает "иначе". Те, кто заблаговременно приобрели земельные участки в Манхэттене либо вложились в акции Microsoft или Google, многократно увеличили свое состояние. И хотя дни головокружительного роста закончились, никакого взрыва пузыря с последующими убытками не произошло.
Если мы хотим, чтобы теория пузырей помогала правительствам их устранять, для начала нужно разобраться, откуда появляются эти истории, убеждающие, что "на этот раз все будет иначе", и почему в них начинают верить. Также предстоит научиться отличать, где мы имеем дело с минимально правдоподобными историями, а где – с реабилитацией коллективного бегства от реальности. Здесь нужно обратить внимание на выводы, сделанные Акерлофом и Шиллером по поводу значения рассказывания экономических историй для зарождения самопроизвольного оптимизма.
Достигнув лучшего понимания пузырей, мы сможем сравнивать издержки и выгоды от их раннего "прокалывания". Такая политика способна обезопасить экономику от мощных взрывов, подобных недавно произошедшему, но для нее нужно, чтобы центральные банки были готовы целенаправленно противостоять рынкам капитала с их оценками, а не просто "дуть против ветра", повышая процентные ставки. Вышедший из-под контроля пузырь в конце концов всегда лопается. Взрыв пузыря – превосходный пример "момента Мински" с внезапным превращением эйфории в панику.
Как избежать стагфляции?
Стагфляция 1970-х годов положила конец "золотому веку" кейнсианства. К его крушению привело множество сложно переплетенных причин, но их нужно понять, чтобы избежать повторения. В частности, не стоит останавливаться на простых объяснениях, таких как нефтяной кризис 1973 года. Следует признать, что стагфляция явилась признаком несостоятельности господствовавшей версии кейнсианской макроэкономической теории и политических и индустриальных стратегий социал-демократического, левого и профсоюзного движений.
Стагфляцию сочли свидетельством того, что любые попытки противостоять логике рынка обречены на провал. И потребовалось несколько десятилетий, чтобы вспомнить кейнсианскую истину, гласящую, что нерегулируемая финансовая система ведет к еще более катастрофичным последствиям.
Взлет инфляции, начавшийся в конце 1960-х годов, преподал несколько важных уроков, которые необходимо усвоить, чтобы не повторить подобных провалов в будущем. Во-первых, важно и дальше сосредоточивать усилия на поддержании низких и стабильных уровней инфляции и полной занятости. Как только темпы инфляции поднимаются существенно выше 3–4 % в год, возрастает риск укоренения инфляционных ожиданий и, соответственно, увеличиваются издержки их дальнейшего понижения. Поэтому важно сохранять курс на низкую инфляцию и проводить политику, которая в случае кризисного воздействия на систему и, следовательно, значительной угрозы всплеска цен позволила бы инфляцию снизить.
На уровне теории не требуется никаких коренных изменений в стандартном кейнсианском подходе. Идея, что существует некий устойчивый долгосрочный выбор между инфляцией и безработицей в виде кривой Филлипса, возникла довольно поздно, и от нее быстро избавились. Но от этого вопрос о методах борьбы с инфляцией не разрешился.
Инструменты экономической политики позволяют сократить инфляцию, только если при этом в макроэкономике сжимаются избыточный спрос и ликвидность. А значит, кейнсианская политика должна сообразовываться с фазой экономического цикла: на фазе подъема следует сокращать избыточный спрос, а во время рецессий осуществлять стимулирование спроса.
И все-таки остается вопрос: что делать, если высокая инфляция уже смогла укорениться? Опыт целого ряда стран в 1980-х и 1990-х годах показал, что подход, нацеленный на социальное сотрудничество, позволяет сокращать одновременно и безработицу, и инфляцию. В Австралии после глубокой рецессии начала 1980-х годов вновь избранное правительство лейбористов под руководством Роберта Хоука подписало с профсоюзами двустороннее соглашение. По его условиям профсоюзы обязывались умерить свои требования по повышению оплаты труда в обмен на рост "социальной зарплаты" и, в первую очередь, на ввод общенациональной системы медицинского страхования Medicare.
Примерно в то же самое время и в ответ на схожие вызовы нидерландские профсоюзы и работодатели подписывали соглашения в Вассенаре. В данном случае в обмен на снижение темпов роста зарплат профсоюзам предлагалось сокращение рабочей недели и целый ряд мер по стимулированию роста занятости. Вассенарские решения пережили натиск начала 1990-х годов и, по выражению Международной организации труда, стали "прорывным соглашением, задавшим тон для будущих социальных пактов во многих странах Европы".
Безудержный рост финансового сектора в итоге не оставил ни следа от духа сотрудничества, пронизывавшего эти политические меры. Но если мы хотим, чтобы кейнсианская политика была успешной, такое сотрудничество нужно возродить. Остается надеяться, что память о прошлых бедствиях подвигнет в будущем к большей осторожности и сотрудничеству.
Литература для дополнительного чтения
"Общую теорию" Кейнса [Keynes, 1936; Кейнс, 2008] стоит прочесть хотя бы для того, чтобы понять образ мышления этого автора, несколько проясненный в других работах (см., например, [Hicks, 1937]), но в чем-то, наоборот, затуманенный. Кейнс уточнил свою модель в книге "Как оплачивать войну?" [Keynes, 1940]. Хорошее изложение кейнсианской модели на пике ее популярности можно найти в ранних изданиях знаменитого учебника Самуэльсона (см.: [Samuelson, 1948] и след.). Последнее издание этой книги дает в общем "пресноводную" картину макроэкономики на достаточно элементарном уровне: [Samuelson, Nordhaus, 2009; Самуэльсон, Нордхаус, 2015]. Историю о кооперативе бебиситтеров см. в статье Кругмана [Krugman, 1998] (впервые она была приведена в: [Sweeney, Sweeney, 1977]).
Чтобы познакомиться с совершенно иным подходом, более абстрактным и математически строгим, но почти не озабоченным связью с реальностью, который реализован в большей части работ по теории общего равновесия, лучше всего начать с книги [Debreu, 1959]. Послевоенный "золотой век" рассматривается преимущественно на материале США [Marglin, Schor, 1990]. История европейского социализма и социал-демократии [Sassoon, 1998] содержит особенно хорошее описание "славного тридцатилетия" и "звездного часа социал-демократии" в преддверии кризиса 1970-х годов. Хеллейнер подробно рассказывает о Бреттон-Вудской системе и ее распаде [Helleiner, 1996].
Кривая Филлипса впервые описана автором в 1958 году [Phillips, 1958]. Мысль, что кривая Филлипса представляет собой прейскурант экономической политики, была озвучена (с некоторыми оговорками) Самуэльсоном и Солоу [Samuelson, Solow, 1960]. Термин "гидравлическое кейнсианство", по-видимому, впервые появился в [Coddington, 1976]. Классическая критика кривой Филлипса на основе ожиданий была сформулирована Фридменом [Friedman, 1968] и Фелпсом [Phelps, 1968]. Классической работой, посвященной рациональным ожиданиям, является [Muth, 1961]. Барро довел концепции рациональных ожиданий до крайности [Barro, 1974], но при этом оказал большое влияние и способствовал дальнейшему общему признанию аргументов, выдвинутых в работах Лукаса [Lucas, 1976; 1977] и Сарджента и Уоллеса [Sargent, Wallace, 1976], где говорилось, что с кейнсианской экономикой нужно проститься, а на ее месте должны встать модели со стандартными микроэкономическими основаниями.
Теория реальных экономических циклов возникла как ответ на новые запросы экономической политики. Первыми были работы [Kydland, Prescott, 1982; Long, Plosser, 1983]. Плоссер [Plosser, 1989] дает общий обзор исследовательской программы, по поводу которой он питает еще не потускневший оптимизм. В работах Акерлофа, в частности [Akerlof, Yellen, 1985a; 1985b], можно найти ранние примеры неокейнсианства, а его Нобелевская лекция (2001) дает хорошую панораму неокейнсианства, подверженного самокритике [Akerlof, Shiller, 2009; Акерлоф, Шиллер, 2010].
Чтобы ближе познакомиться с парадигмой DSGE, как утверждается, успешным результатом методологической конвергенции, стоит обратиться к книге Вудфорда [Woodford, 2003], которая ярко иллюстрирует, насколько рано сторонники DSGE стали надевать на себя ленточки победителей. То же впечатление производит и статья Бланшара [Blanchard, 2008], где современная макроэкономика сравнивается с хайку. Гневный отклик Уиллема Баутера [Buiter, 2009], безусловно, достоин прочтения и служит источником процитированных слов Гудхарта.
О постулатах рациональности можно прочесть в книгах Талера и Санстейна, а также Лакоффа [Thaler, Sunstein, 2009; Lakof, 2004]. Правило Тейлора впервые было представлено в его работе [Taylor, 1993]. Сравнение экономики со сказочной Машенькой принадлежит Шульману [Shulman, 1992].
Тезис о том, что ключевое условие эффективной антиинфляционной политики, принимающей во внимание рациональность ожиданий, – это кредит доверия у центрального банка, обосновывается Феллнером [Fellner, 1979]. Баутер и Миллер одними из первых указали на эксперименты Тэтчер как на свидетельство провала неоклассической экономики и теории рациональных ожиданий [Buiter, Miller, 1981]. Летопись провальных радикальных реформ в Новой Зеландии в сопоставлении с Австралией собрана в одной из моих статей [Hazeldine, Quiggin, 2006]. Концепция гистерезиса были применена к безработице Стребелем [Strebel, 1980] и получила широкое распространение благодаря Бланшару и Саммерсу [Blanchard, Summers, 1986].
Массив статей, книг и постов в блогах, посвященных глобальному финансовому кризису, необозрим. Для целей данной книги наиболее важными являются те источники, которые рассматривают (или отрицают) несостоятельность господствующих школ экономической мысли. В первую очередь заслуживает прочтения Кругман [Krugman, 2009a]. Наиболее примечательным откликом на его книгу является статья Кохрейна [Cochrane, 2009]. Аргументы против фискального стимулирования в качестве антикризисной меры представил Юджин Фама [Fama, 2009]. Отрицание Маллигэном надвигающегося кризиса [Mulligan, 2008], на тот момент снискавшее поддержку [Levitt, 2008], остро противоречит содержанию его более поздней работы [Mulligan, 2009] (на что обращает внимание ДеЛонг [DeLong, 2009b]).
Что читать дальше? Непременно работы Мински [Minsky, 1975; 1982; 1986]. Переходя к микрооснованиям, назову важнейшие статьи по теории перспектив и присвоению вероятностей: [Kahneman, Tversky, 1979; Quiggin, 1982; Tversky, Kahneman, 1992]. Из книг можно упомянуть [Quiggin, 1993; Wakker, 2010]. Стоит отметить применение к макроэкономике теории робастного управления [Hansen, Sargent, 2001]. Критика, опирающаяся на понятие динамической несостоятельности, содержится в статье [Epstein, Schneider, 2003].
Помимо этого можно упомянуть следующие работы: [Arrow, Debreu, 1954; Barro, Grossman, 1976; Bernanke, Gertler, 1999; Clark, 1932; Cole, Ohanian, 2004; Davidson, 1991; Graham, Snower, 2007; Hall, 1976; Harcourt, 1881; Harrod, 1936; Hayek, 1933; Holt, Modigliani, Muth, Simon, 1960; Keynes, 1940; Kuznets, 1934; Lakof, 2004; Mankiw, 1985; Minford, Peel, 1981; Mises et al., 1996; Muth, 1961; Rauchway, 2009; Reinhart, Rogof, 2009; Рейнхарт, Рогофф, 2011; Ricardo, 1817; Рикардо, 1955; Shackle, 1952; Shlaes, 2007; Solow, 1966; Summers, 2006; Tobin, 1958; von Neumann, Morgenstern, 1944; Walras, 1954; Вальрас, 2000].
IV. "Обогащение сверху вниз"
Все деньги доставались богачам, ведь была надежда, что потом-то они просочатся к тем, кто в нужде… Мистер Гувер не знал, что на самом деле деньги тянутся в обратном направлении. Дайте грош бедняку, и уже к вечеру он все равно будет в кармане у богача. Что ж, бедняк хотя бы узнает, как выглядит грош.
Уилл Роджерс, цитата с сайта <democrats.com>
С тех пор как люди делятся на богатых и бедных, облеченных властью и лишенных ее, находятся те, кто оправдывает общим благом существующий порядок вещей.
Англиканский церковный гимн "Все создания – прекрасные и разумные", которым я восторгался в годы юности, большей частью своих строк воспевает красоту творений. Но увы, доходит до одного куплета и выясняется, что подлинный посыл гимна иной: "Во дворце сидит богач, / на паперти бедняк. / Расставить их господь / распорядился так". Та же мысль звучит в нескольких баснях Эзопа, например в рассказе о змеином хвосте, который безрассудно заспорил со своей естественной госпожой, змеиной головой, с плачевными для себя последствиями.
Однако многие великие экономисты, включая Адама Смита, Джона Стюарта Милля и Джона Мейнарда Кейнса, высказывали другое мнение. Они выступали за перераспределение дохода через прогрессивное налогообложение, и огромное большинство экономистов продолжает придерживаться этой точки зрения. Тем не менее никогда не смолкали голоса, в том числе и среди экономистов, утверждавшие, что нужно позволить богатым богатеть и ждать, пока богатство само перетечет к беднякам.
С окончанием Второй мировой войны казалось, что это представление – в прошлом, ведь в экономике, достигшей полной занятости, наступило процветание, и оно сопровождалось кардинальным снижением неравенства. В результате родилось уникальное по историческим меркам общество, где подавляющее большинство населения имело уровень жизни среднего класса. Марксистские выпады против капитализма, регулярно тиражируемые советскими пропагандистами, стали смотреться нелепо и архаично.
В 1980-х годах неравенство доходов опять начало расти, а вместе с ним воспряли и его интеллектуальные защитники. Сторонники низких налогов для богатых уверяли, что рано или поздно данная мера озолотит всех. На мгновенье показалось, что их обещания вот-вот сбудутся, ведь к плодам экономического процветания, наступившего в 1990-х годах, по-видимому могли дотянуться самые широкие слои населения. Наступили 2000-е, и вера в такой исход, а вместе с тем и доверие к его теоретическим обоснованиям испарились. Но, как и другие идеи, рассматриваемые в данной книге, теория "обогащения сверху вниз" с настырностью зомби цепляется за этот мир.
Как часто бывает, эта идея приобрела особое название усилиями критиков.
Само название этой теории, "обогащение сверху вниз", – типичный пример уничижительного ярлыка, навешенного критиками. Для выражения той же идеи придумана и другая, более дружелюбная метафора: "Прилив поднимает все лодки". Ее авторство приписывают президенту США Джону Ф. Кеннеди, а также Джину Сперлингу и Роберту Рубину, приближенным советникам президента Клинтона.
Одна из важных разновидностей теории "обогащения сверху вниз" – это "экономика предложения", набравшая влияние в 1980-е годы. Стремление доводить все положения до крайности, лучшим примером которого является так называемая кривая Лаффера, снискало теоретикам этого направления дурную славу. Однако более умеренные варианты тех же положений, носящие имена "динамической эффективности" и "новой налоговой восприимчивости", в период "великого смягчения" получили широкое признание.
Все это происходило не в безвоздушном пространстве. Популярность теории "обогащения сверху вниз" росла на фоне решительного наступления правых политических сил и шедшей полным ходом финансовой глобализации, лишавшей государства свободы в перераспределении дохода от капитала к труду.
Несомненно, свое влияние оказал и тот факт, что для большинства экономистов эти изменения были выгодны. Дело отчасти в том, что большинство экономистов принадлежит к 20 % населения с наибольшими доходами, а как раз на долю этой группы и пришлось наибольшее увеличение дохода в данный период. Но что, вероятно, еще важнее, огромный рост финансового сектора и доходов занятых в нем лиц потянул за собой доходы в смежных профессиях. Так что "обогащение сверху вниз" и впрямь сработало – уж по крайней мере в жизни экономистов.