Доброй ночи, мистер Холмс! - Кэрол Дуглас

Благодаря дневникам Пенелопы Хаксли, подруги блистательной Ирен Адлер, перед читателем предстает новая, яркая и убедительная трактовка событий, описанных в рассказе Артура Конан Дойла "Скандал в Богемии".

Содержание:

• Действующие лица 1

• Прелюдия - Воспоминания на Бейкер-стрит - Июнь 1894 года 1

• Глава первая - Чай и сочувствие 3

• Глава вторая - Ужас и надежда 5

• Глава третья - Ткани и вероломство 7

• Глава четвертая - Интересное поручение 11

• Глава пятая - Завтрак у Тиффани 13

• Глава шестая - Чаепитие у Стокера 16

• Глава седьмая - Неожиданные гости 19

• Глава восьмая - Расследование заходит в тупик 22

• Глава девятая - Нежеланные подарки 23

• Глава десятая - Знакомство с таинственным мистером Нортоном 25

• Глава одиннадцатая - Визит к Блэкджеку Нортону 28

• Глава двенадцатая - Погребенное сокровище 30

• Глава тринадцатая - Поразительное предложение 31

• Глава четырнадцатая - В моей жизни появляется Казанова 35

• Глава пятнадцатая - Так говорил Казанова 38

• Глава шестнадцатая - Вести из-за границы 40

• Глава семнадцатая - Зов 41

• Глава восемнадцатая - Прага и яд 42

• Глава девятнадцатая - Роман в минорной тональности 44

• Глава двадцатая - Сплошные вопросы 47

• Глава двадцать первая - Золотая печать 48

• Глава двадцать вторая - Скандал в Богемии 52

• Глава двадцать третья - Неожиданное бегство 54

• Глава двадцать четвертая - Лисы и гончие 55

• Глава двадцать пятая - Друг познается в беде 59

• Глава двадцать шестая - Адвокат, дары приносящий 61

• Глава двадцать седьмая - Старый знакомый 62

• Глава двадцать восьмая - Возвращение Шерлока Холмса 63

• Глава двадцать девятая - Уроки музыки 66

• Глава тридцатая - Хорошая книга 68

• Глава тридцать первая - Сумеречная зона 71

• Глава тридцать вторая - Бриллианты – навсегда 72

• Глава тридцать третья - Дымовая завеса 73

• Глава тридцать четвертая - Величайшая из женщин 76

• Глава тридцать пятая - Занавес опускается 77

• Эпилог - Заслуженная награда 78

• Послесловие 79

• Сноски 81

Кэрол Дуглас
Доброй ночи, мистер Холмс!

Carole Nelson Douglas

Издательство выражает благодарность литературному агентству Nova Litera SIA за содействие в приобретении прав

© 1990 by Carole Nelson Douglas

© Издание на русском языке, перевод на русский язык, оформление. ООО "Торгово-издательский дом "Амфора", 2015

Посвящается Ш. Х. – с благодарностью за многочисленные часы, которые я провела за книгами о его приключениях, и за идею о героине, достойной его самого

Действующие лица

Ирен Адлер Нортон. Примадонна родом из Америки; впервые появляется в рассказе Артура Конан Дойла "Скандал в Богемии". Главное действующее лицо серии книг, начинающейся с романа "Доброй ночи, мистер Холмс!".

Шерлок Холмс . Всемирно известный сыщик-консультант, прославившийся своими способностями в области дедукции.

Пенелопа (Нелл) Хаксли . Осиротевшая дочь английского приходского священника, оказавшаяся одна в неприветливом Лондоне.

Джон Уотсон . Доктор медицинских наук; друг и спутник Шерлока Холмса.

Вильгельм Готтсрейх Сигизмунд фон Ормштейн . Недавно взошедший на престол король Богемии. Хорош собой; проживает в Праге.

Годфри Нортон . Британский адвокат.

Оскар Уайльд . Друг Ирен Адлер; остряк, денди и знаток Лондона.

Брэм Стокер . Импресарио одного из лучших лондонских актеров Генри Ирвинга; начинающий писатель, получивший в дальнейшем известность как автор "Дракулы".

Квентин Эмерсон Стенхоуп . Дядя сестер Тёрнпенни, воспитанниц Нелл в пору ее службы гувернанткой.

Прелюдия
Воспоминания на Бейкер-стрит
Июнь 1894 года

– Насколько я могу судить, Уотсон, по экземпляру журнала "Стрэнд", который я заметил вон там, на столике, дело об Ирен Адлер, благодаря вам, стало достоянием общественности, – промолвил Шерлок Холмс.

За окном стоял теплый летний вечер, и мы как раз заканчивали роскошный ужин, приготовленный нам любезной миссис Хадсон. Я пригубил бургундского, чтобы скрыть довольную улыбку. Мне всегда казалось странным, что мой друг, пожалуй самый наблюдательный человек из всех живущих на этом на свете, не обращал ровным счетом никакого внимания на стопку ежемесячных журналов "Стрэнд", которые я приобретал всякий раз, когда там публиковали мой рассказ о наших приключениях. Эти рассказы выходили на протяжении трех лет с завидной регулярностью, а публиковать я их начал в 1891 году, после того, как все сочли, что Холмса уже нет в живых.

Я искренне надеялся, что теперь, когда мой друг восстал из мертвых, он непременно ознакомится с результатами моих попыток увековечить память о нем и его невероятных дедуктивных способностях. Однако скромность, присущая Холмсу, дала себя знать в его отношении к моим рассказам: великий сыщик крайне редко читал мои скромные произведения о его собственных приключениях.

– Похоже, мои рассказики пользуются известной популярностью, – небрежно заметил я.

– Популярностью? – Холмс потянулся за трубкой, которую он так любил курить после сытных ужинов, и его лицо на мгновение приобрело отсутствующее выражение. – Нисколько не сомневаюсь, что во многом причиной тому броские заголовки.

– А что вам не нравится в названии? "Скандал в Богемии". На мой взгляд, заголовок вполне себе отражает суть дела, – промолвил я, искренне надеясь, что мой ответ не прозвучал излишне резко. Для нас, писателей-дилетантов, похвала значит очень многое.

– Вы так считаете? – сдержанно произнес Холмс.

– Позвольте спросить, а как бы вы на моем месте назвали рассказ? – не вытерпел я.

– "Лучшая из женщин".

Несмотря на густые клубы сизого табачного дыма, я увидел, как сверкнули глаза Холмса.

– Король Богемии не считал ее таковой, – напомнил я. – В противном случае он бы на ней женился.

– Если бы все люди подходили к делу в той же манере, придавая главное значение родословной, поверьте мне, жизнь была бы куда скучнее. Кроме того, осмелюсь заметить, – Холмс довольно улыбнулся, погружаясь в воспоминания, что случалось с ним крайне редко, – его величество сам неоднократно подчеркивал, что из Ирен получилась бы прекрасная королева. Самое здравое из всего того, что мне вообще довелось от него услышать. Однако, Уотсон, вы меня неправильно поняли. Я отдаю себе отчет в том, что у рассказа должно быть броское название, чтобы оно привлекало внимание. Не согласен я с вами в другом. В своем повествовании вы допустили существенную ошибку.

– Ошибку?

– Именно так.

– Не может такого быть. Я писал рассказ, опираясь на записи в своем дневнике. Они очень подробны, а кроме того, в силу своей профессии, я всегда очень внимателен к деталям. Не спорю, события, о которых идет речь, произошли шесть лет назад, но…

– Я говорю не о деталях дела, Уотсон, а о том, что случилось после.

– Боюсь, я вас не понимаю, – сдался я, отодвигая в сторону изумительный лимонный пирог миссис Хадсон.

– Вы пишете об Ирен Адлер так, словно ее нет в живых, называя ее "ныне покойной". Это непростительная ошибка.

– Но помилуйте, о ее смерти писали в "Таймс"! Чудовищная железнодорожная катастрофа в Альпах. Оба имени, и ее, и ее мужа, были в списке погибших.

– Вы напрасно столь безоговорочно доверяете "Таймс". Там далеко не всегда пишут правду, – изрек Холмс тоном, которым разговаривал со мной, когда я спорил с другом из принципа, уже осознав собственную неправоту, но не желая при этом ее признавать. – Нередко мы слишком поспешно записываем людей в покойники. Именно это, в частности, мы наблюдали и в случае со мной.

Намек был более чем прозрачен. Я искренне верил, что Холмс погиб в Рейхенбахском водопаде, и пребывал в этой уверенности вплоть до апреля, когда мой друг неожиданно "восстал из мертвых". Забыв о писательском тщеславии, я попытался ухватиться за нить рассуждений Холмса.

– Вы полагаете, дружище, что Ирен Адлер все еще жива? – в изумлении промолвил я.

Взгляд Холмса скользнул к фотографии в рамке с изображением женщины, о которой шла речь. Этот снимок занимал почетное место в собрании памятных вещей знаменитого сыщика.

– Видите ли, Уотсон, меня за всю жизнь провели только четыре человека. Трое мужчин и одна женщина. Она. Если у нее получилось обвести вокруг пальца меня, ей вполне по силам обмануть саму смерть.

Я почувствовал раздражение, хоть и понимал, что Холмс не осознает, как непомерно тщеславно прозвучали его слова. Его честолюбие было столь же невероятно, сколь и способность выуживать массу доказательств из сущих мелочей.

– Так вы полагаете, она все еще жива? – снова спросил я.

– Думаю, да, – решительно ответил он после долгого молчания. – Я специально не занимался расследованием, чтобы получить ответ на этот вопрос. То, что вы от меня услышали, – лишь догадка, предположение. Впрочем, вы сами знаете, на чем обычно строятся мои предположения.

Ставить под сомнение феноменальные умственные способности Холмса мне представлялось нелепостью. Высказывая ту или иную версию, мой друг основывался на невероятном чутье и внутренней логике.

Я снова посмотрел на фотографию женщины, о которой мы вели беседу. Несмотря на то что перед отъездом из Лондона она вышла замуж за Годфри Нортона и подписала послание, адресованное Холмсу, как "Ирен Нортон, урожденная Адлер", для меня она всегда оставалась именно Ирен Адлер, оперной примадонной и выдающейся авантюристкой.

Как и многие актрисы, она была очень привлекательной женщиной. Воочию я ее видел только один раз, да и то издали, но на фотографии она представала передо мной во всей красе – с воистину царственной осанкой и копной густых темных волос, уложенных в замысловатую прическу. На фотографии она была одета официально, но на платье имелось глубокое декольте, подчеркивающее грудь – причем, должен отметить, при всей моей беспристрастности, грудь роскошную. Шляпка и драгоценности дополняли грацию женщины и ее изумительную красоту.

По данным картотеки Холмса, когда судьба свела его шесть лет назад, в 1888 году, с Ирен Адлер, красавице шел тридцать первый год. Самом́у великому детективу на тот момент исполнилось тридцать четыре. Надо признаться, мой друг открыто восхищался Ирен, и я уже начал было тешить себя надеждой, что лед, сковывающий сердце самого выдающегося сыщика в мире, начал подтаивать и что в его душе, быть может, найдется место нежным чувствам.

– А еще вы понаписали всякого вздора о том, что я уделяю недостаточно внимания противоположному полу, – пробормотал Холмс, прервав мои воспоминания.

– Вы считаете это вздором? Мне кажется, я достаточно аргументированно изложил свои взгляды.

– Вы сравниваете меня с механизмом, с тонко настроенным инструментом, утверждая, что любовь послужит для подобного инструмента песчинкой и выведет его из строя, – дружески подтрунивая, произнес Холмс. – Каков слог! Вы пишете о чувстве, являющемся побудительным мотивом поступков девяти десятых всего населения земного шара, но на уме у вас только романтика!

– А что плохого в том, чтобы быть слегка романтичным в этом грубом суровом мире?

– Ничего, если ваши чувства не противоречат фактам и не мешают адекватно воспринимать окружающую действительность.

– Да как вы такое можете говорить? – не сдержал я возмущения. – Факты – это одно дело, а чувства – совсем другое. Между ними нет ничего общего. Вспомните о тех, кто любит вопреки всему, любит, зная, что объект их воздыханий – бессердечный убийца.

– Об этом, Уотсон, я вам и толкую. И в этом смысле вы, безусловно, правы – я не могу воспротивиться доводам разума. Я не могу позволить себе забыть обо всем при виде смазливого личика. Кроме того, с чего вам вдруг понадобилось объяснять читателям причины, в силу которых я предпочитаю одиночество? Я ведь далеко не первый, кто отказывается от женского общества ради умственного совершенствования.

– В самую точку, Холмс, – подхватил я. – Вы сейчас ухватили самую суть. Почему вы считаете, что общение с противоположным полом для вас автоматически означает деградацию?

– Потому что подавляющее большинство женщин – препятствие для умственного развития.

– Препятствие? О чем вы? Неужели вы настолько холодны, что считаете добрую половину человечества всего-навсего помехой?

Холмс едва улыбнулся, как это обычно случалось, когда я не мог понять очевидного:

– Я отдаю себе отчет в том, что в данном вопросе вас никак нельзя назвать человеком беспристрастным. Я помню ваши чувства к Мэри Морстен, ставшей впоследствии вашей супругой. Увы, она оставила нас, и я совершенно искренне сочувствую вашей утрате. Да, она была превосходной женщиной, заслуживавшей наивысших похвал. Но зачем нам останавливаться на пусть и прекрасных, но все же исключениях из правил? Признайте, что в целом картина весьма удручающая. Вы можете представить, как обычная женщина сопровождает меня в одной из моих многочисленных вылазок и бродит со мной по улицам ночного Лондона? Каково бы ей пришлось в глухих предместьях, где нам с вами доводилось бывать? Представьте ее посреди зарослей в платье со шлейфом длиной в тридцать ярдов и шляпке с вуалью. Сможет ли она, получив от меня в полночь записку, взять револьвер и отправиться мне на помощь, как это неоднократно делали вы? К тому же подавляющее большинство женщин то и дело падают в обморок, дай им только повод. Спрашивается, чего мне ждать от леди в тот час, когда ей будет угрожать смертельная опасность?

– Но ведь нам доводилось в ходе расследований встречать смелых женщин! – возразил я.

– Вы правы. Судьба порой сводила нас с дамами, достойными всяческого восхищения. В первую очередь я имею в виду тех, кого рок заставил полагаться исключительно на собственные силы. Вспомните, сколь спокойно, сколь достойно ваша будущая супруга отреагировала на известие о том, что является наследницей огромного состояния, и сколь нежны и искренни были ее чувства к вам, доктору с достаточно скромным доходом. Однако даже она упала в обморок, когда дело подошло к развязке. Кстати, вы об этом написали целую повесть, "Знак четырех".

Я покраснел от того, сколь безжалостно мой друг выдернул на свет божий воспоминания, так много значившие для меня.

– Ирен Адлер в обморок не падала, – в смущении пробормотал я.

– Именно об этом я и толкую, Уотсон! Она не падала в обморок. Нисколько не сомневаюсь, она выжила в крушении поезда. Не из того она теста, чтобы погибнуть в подобной катастрофе. Шансов сгинуть у нее было не больше, чем у меня во время схватки с профессором Мориарти. Люди такого склада, как Ирен Адлер, умирают иначе, в их смерти нет места фатуму и случайности.

– Вы утверждаете, дружище, что и сейчас руководствуетесь логикой, а не чувствами? – поддел я сыщика.

– Исключительно логикой и ничем другим. Взгляните на факты. Ирен Адлер неоднократно демонстрировала незаурядные способности управлять окружающими ее людьми и, таким образом, определять ход развития событий. Она оказалась достаточно проницательной, чтобы просчитать грядущий брак короля Богемии, и достаточно мудрой, чтобы расстаться с государем, поняв, что он не собирается вести ее под венец. При этом Ирен понимала – ей надо подстраховаться, и поэтому прихватила с собой фотографию, на которой она была запечатлена вместе с ним. Когда же его величество обратился за помощью к вашему покорному слуге, она не просто вовремя вычислила, что на нее и фотографию ведется охота. У нее хватило смелости и наглости выследить нас – а мы, напоминаю, были переодеты – и пожелать мне спокойной ночи прямо на пороге моего собственного дома, прикинувшись, чтобы мы ее не узнали, молодым человеком. – Холмс, попыхивая трубкой, откинулся в кресле, окутав себя табачным дымом, словно паровоз паром. – Как говорил король Богемии: "Что за женщина!" И правильно говорил.

– На мой взгляд, она просто беспринципная аферистка. Пусть и очень дерзкая, – заметил я, все еще пытаясь защитить мою славную Мэри.

– В нашем обществе, конечно, осуждается мужчина, у которого несколько любовниц, но аналогичный грех отчего-то становится куда более тяжек, если речь заходит о женщине. Она сразу оказывается аферисткой и развратницей. По-моему, это в высшей степени несправедливо, – грустно улыбнулся Холмс. – Как вы там написали в своем рассказе? "Покойная Ирен Адлер, не внушавшая доверия и пользовавшаяся сомнительной репутацией". А еще вы ее именуете авантюристкой. Лет двести назад так называли женщин, живущих сообразно собственным желаниям, – в отличие от ведущих себя схожим образом богатых и влиятельных мужчин. Мне кажется, вы несправедливы к Ирен. Впрочем, пишите о ней так, как вам заблагорассудится, – вы, как писатель, имеете на это право. Что же касается ее смерти, то это лишь слух, и он будет оставаться слухом, пока не появятся доказательства. Нет, Уотсон, я считаю, что наша роль в этой пьесе еще не отыграна до конца, как и роли других, второстепенных актеров. Ах, будь она мужчиной, я сразу раскусил бы ее, стоило ей пожелать мне доброй ночи! Мы, мужчины, склонны недооценивать женский пол, и Ирен этим умело пользуется. Вы не найдете женщин, равных ей.

– Да вы же восхищаетесь ею! – бросился я в атаку, желая напомнить Холмсу, что Ирен Адлер выступала его противницей.

– Восхищаюсь, Уотсон, – признал мой друг. – Но причиной моего восхищения являются отнюдь не только и не столько нежные чувства. Впрочем, я понимаю, что и вам, и вашим читателям куда больше пришлось бы по вкусу, будь мои чувства к ней исключительно амурного свойства. Видите ли в чем дело: я полагаю, что она бежала из Англии не потому, что у нее на хвосте был король Богемии, и не потому, что еще немного – и она оказалась бы у меня в ловушке. Я подозреваю, что существовали и другие причины, к которым имеет отношение загадочный мистер Годфри Нортон. – Холмс сощурился, и в его глазах полыхнул огонь. – Ирен не погибла, Уотсон, и я в этом нисколько не сомневаюсь. Готов поручиться собственной жизнью.